Да ну нахуй, быть не может!

Фиона спит часов двадцать, не меньше. Лип уже три раза поспал, пять раз пропотел до резинки трусов, а сколько раз он размышлял над словами сестры перед сном... Это число вообще стремится к бесконечности. Нельзя просто так сказать, что хочешь остаться вместе навсегда, а потом, блядь, уснуть! Это, сука, пытка хуже инквизиций. И без того всегда беспокойный Лип весь изнервничался, придумывая аргументы за и против, извлекая из простой фразы тайный смысл даже на основе того, в какую сторону смотрел её указательный палец, когда Фиона гладила его по груди. Лип натурально сходит с ума от неизвестности. Йен заходил пару раз, беспокоясь, что его старшие брат и сестра надолго заперлись в комнате, но видя, что всё в порядке, тут же исчезал. Особенно когда видел круглые глаза его брательника и бесшумное: «Съебал на хуй отсюда». Лип жалел, что у него нет резиновых рук, как у той бабы из мультика, чтобы можно было дотянуться до двери и закрыть её изнутри. Хотя, собственно, зачем? Фиона наверняка сказала всё в беспамятстве, она уже спала. Может, ей казалось, что с ней вообще лежит этот её Шон. Или Стив. Или какие кандидаты в кастраты у неё там ещё были. У Галлагера затекают даже пятки, но он всё равно лежит и смотрит в потолок минут пятнадцать кряду, боясь побеспокоить сестру. Она умиротворённо сопит, касаясь лёгким дыханием шеи Липа. Во сне Фиона переворачивалась раз десять, но каждый раз всё равно возвращалась к нему. Чёрт возьми, это было так сексуально, когда её рука скользила у него по груди, что Лип готов уже был подрочить под одеялом, лишь бы не риск разбудить сестру. Филипп закусывает губу (несвойственный ему жест), представляя, как вместо дыхания по его шее скользят губы Фионы. Как маленькие юркие пальчики расстёгивают ремень. Как карие глаза закатываются от восторга, когда он стягивает с неё трусики и притягивает бёдра к себе... Ну какого хуя он родился таким фантазёром? Пялил бы себе спокойно тёлок и дальше, но нет же, надо из мухи сделать слона, зацепившись однажды взглядом по пьяни за короткие шорты сестры. Лип мечтает сжечь эти шорты нахуй. Плотно обтягивающие упругую задницу, коротенькие такие, тонкие. Он такие зубами порвать может при желании. Лип тихо стонет от безысходности и тут же слышит тихое и хриплое: — Ты что, вообще не вставал? — Фиона кряхтит, сонно приподнимаясь на локтях. — Я не для того тебя из больницы вытаскивала, чтобы ты лопнул, не дойдя до туалета. — Не хотел тебя беспокоить, но теперь вижу, надо было насрать, да? — огрызается Галлагер, но с очевидным облегчением поднимается с кровати. Ему и правда нужно. Нужно поесть, вымыться, помочиться, побриться, в конце концов. В порядок привести морду свою страшную. Толку, конечно, не будет, но хоть самому будет не так противно смотреть на свою рожу в зеркале. — Лип, хватит, — в голосе отчего-то слабость. Он поворачивается уже у двери и выдавливает улыбку, которая больше похожа на оскал. — Шутка. Надеюсь, ты выспалась, Фи. *** Стоило Липу выйти, как Фиона от ужаса соскакивает с кровати и смотрит на ту, словно она предатель. — Ой, бля-я-ядь, — протягивает тихонько, приложив ладонь ко рту и округлив и без того огромные глаза. Фиона очень надеется, что Лип воспринял то, что случилось перед сном, как бред уставшего человека — иначе будет очень неловко. Нет, ну что за херня. Это не может быть правдой, любой разумный человек это понимает. А почему она вообще это ляпнула? Фиона вспоминает, как Лип тянется губами к её губам, как от него всё ещё тянет запахами лекарств и больницы, но почему-то это не отталкивает, а наоборот, притягивает. Неудивительно: она в этой больнице три месяца прожила, свыклась уже. Она прямо сейчас ощущает на себе его лёгкий поцелуй, и ей становится тошно и страшно — то ли от себя, то ли от него, то ли от обоих. Вся радость от того, что Лип вернулся домой, улетучивается, сменяется беспокойством. Фиона запирается в душе, но ей не дают пробыть там слишком долго: всё-таки, не у неё одной душевные терзания. Вон, Дебби носится с... стоп, это что, тест на беременность? Фиона пытается поймать сестру на лестнице, выходя туда в одном полотенце, но не замечает Липа и наталкивается на него, не успевая удержать махровый кусок ткани. — Блядь! Смотри, куда идёшь! — орёт Лип, хватает её полотенце, бросает его в Фиону и скрывается за дверью своей комнаты. Секунд десять, подтянув полотенце, она растерянно смотрит ему вслед. Не в первый же раз, всякое в этом доме случалось — чего он так орёт?.. *** Да что с ним происходит вообще? Ещё пару лет назад уютные объятия, самые тёплые и тесные, были совершенно обыкновенным явлением, а теперь Лип боится Фионы как огня, боится, что если ещё раз прикоснётся к ней, то просто не сдержится. И тогда хер знает, что случится, но точно — ничего хорошего. Это ненормальное влечение, неправильное. Таким страдают убогие ублюдки, но не он, блядь! Не он! Какого хуя всё это свалилось на его голову? Вот недавно только отмучился же, как ему казалось. В комнате никого, и Лип хватает салфетки, расстёгивает джинсы, дрочит по-быстрому на свежие воспоминания о влажном гибком теле. Кончает спустя минуту и едва не выташнивает только что съеденный обед в мусорку. Он едва успевает скрыть последствия, как в комнату входит Йен. — Ты чего? — настороженный взгляд становится привычным до омерзения. Йен очень быстро превращается в мамашу, ему пора завязывать. — Ничего. Пойду прогуляюсь. — Тебе рано, нет? Ты же только вернулся из больницы. — Похуй. — Лип, остынь! — он уже в коридоре, уже спускается по лестнице, перепрыгивая через ступеньки сквозь боль в ещё не окрепшем теле. Фиона перехватывает его буквально у порога. — Стоять! — кричит сзади, хватает за кофту, разворачивает к себе. Её обнажённая округлая грудь моментально всплывает в голове Липа, и он едва заставляет себя смотреть сестре в глаза. Благослови Господь широкие штаны, которые он предусмотрительно натянул. — Что тебе надо? — Что с тобой происходит, Лип? — Тебе ли не похуй? Смотрит, словно он заехал ей по лицу. Липу больно за Фиону, но он знает, что будет куда больнее, признайся он в своих чувствах. Проще оттолкнуть. Проще свалить нахер из этого дома, пока не прижал к стенке и не выебал до звона в яйцах. — После всего, что случилось, ты думаешь, что мне насрать? — спрашивает тихо, отчего в груди всё переворачивается. Хочется вернуться в постель, лечь, пригреть Фи у себя на груди и забыть обо всём. Включая то, что они брат и сестра. — А что случилось, Фи? Я не просил тебя сидеть безвылазно в больнице. Не просил работать медсестрой. Это твоё решение, а я теперь должен благодарить тебя за это всю оставшуюся жизнь? — Лип, — останавливает его спустившийся Йен. — Что Лип? Лип, Лип, ЛИП! Заебали! Я сваливаю. Выходит на улицу и достаёт сигарету из кармана. Как же ему не хватает никотина в организме... Но есть зависимость куда сильнее.