Да ну нахуй, быть не может!

— Пошёл на хуй отсюда. И даже не столько боль в щеке обожгла, сколько эта фраза, сказанная с такой ненавистью, будто это Лип каждый раз кидал Фиону, будто это именно он на протяжении нескольких лет измывался над ней — то уходил, то возвращался. Средоточие Вселенского зла, блядь. Лип резко разворачивается и уходит. Наконец-то открывает ту самую, вторую бутылку пива, набрасывает куртку и... нет, не сваливает, но садится на крыльцо и тупо смотрит перед собой. Где-то там, наверху, его сестра наверняка довольна собой. Как прекрасно, когда всё делают за тебя, крутятся вокруг тебя, а ты только хуи раздаёшь направо и налево. Глоток. Она хочет его. Лип прекрасно это видит, он же не дебил. Если бы Вероника не пришла так вовремя, он не стал бы разводить там долгие прелюдии. Этих прелюдий ему в последние месяцы и без того хватило с головой, хоть порнокартотеку составляй. Для Фионы это длится от силы пару дней, а Лип давным-давно мучается и корит себя за это влечение — точнее, корил. До тех пор, пока не увидел ответные чувства. Хуй знает, что это, но это определённо есть. Глоток. Не будь этого, он не стал бы выёбываться в очередное возвращение Джимми. Он воспринимал бы это как данность, потому что у него самого не было бы никаких шансов. Но шанс был. Шанс есть и сейчас, просто Фиона, идиотка такая, не хочет это видеть. Чёрт её разберёт, что она там накрутила в своей хорошенькой головке, но явно не то, что нужно. Лип-то уже прошёл через это. Через все эти «это неправильно» и «так нельзя». Ему осточертело до зубовного скрежета поносить себя, смешивать с грязью и мысленно называть извращенцем. Глоток. Затяжка. Лип знает, что наедине с ним она другая, что стоит ему хоть немного надавить, как Фиона сдастся. Но он не хочет этого. Не хочет, потому что стоит ему отойти, как всё вернётся на круги своя, и Фиона снова пошлёт его на хуй и даст в морду. Как будто он виноват в том, что такой неправильный — да кто из Галлагеров вообще когда-то был правильным? Фиона не исключение, ей не присвоили статус святой за то, что она батрачила начиная с четырнадцати лет, чтобы прокормить семью вместо родителей. Она НЕ ХОРОШАЯ, и ей пора бы это понять. Но не Липу втолковывать это. Сейчас он враг, он соблазняет её, искушает, заставляет делать то, отчего Фионе противно. Да, он прекрасно знает, что она чувствует. Глоток, затяжка. Лип смотрит в окно Фионы и видит свет — ещё не легла. Он мог бы подняться и попробовать поговорить снова, но в последние два дня и так произошло слишком много, он просто не выдержит очередной виток их «ООО» — охуенных односторонних отношений. Хотя какой там виток. В голове у Липа за время влюблённости в Фиону прошла целая жизнь, а для неё — всего два дня. Ну или когда она это поняла? Уж явно не полгода назад. Глоток. Щелчок — бычок отправляется догорать в темноту. Да и не знает он, что ей сказать. Он может только показать, как сильно она ему нужна. Начнёшь обсуждать, и всё это станет ещё большей дичью, и тогда они оба пошлют друг друга на хуй. Фиона должна принять это вот так, без всяких оговорок — или не принимать вовсе. Вот только ебучий Джимми помешает, Лип это знает точно. Припрётся завтра, послезавтра, получит от Фи в морду и всё равно припрётся в третий раз клянчить. Он будет долбить её до того момента, пока не получит своё. И всё закрутится снова: трахи за стенкой, протяжные стоны, счастливые глаза и слёзы с истериками — уже после того, как расстанутся, конечно. А Липу останется только верёвку намыливать. Как же это заебало. Глоток. Лип не может конкурировать с Джимми. Хотя бы потому, что у Джимми с Фионой не одни и те же родители. Это вообще-то охуеть какой аргумент в свете последних событий. Да Лип вообще ни с кем не может конкурировать. Ему остаётся только ждать, сидеть и ждать, как шавка какая-то, пока Фиона соизволит признаться себе, что хочет этого. А если не осмелится — как ему бороться? Что делать? Ну начнёт она встречаться с Джимми, окей, а Лип будет караулить её дома? Прижимать к стенке, задирать ноги и требовать, чтобы сдалась? Это уже не просто инцест, это изнасилование какое-то. Бутылка отправляется вслед за бычком, Лип поднимается с места и бредёт в дом. Вешает куртку на крючок, медленно шаркает по лестнице, проходит мимо комнаты Фионы и... Дверь открывается, и Фиона резко затаскивает его внутрь. — Что за... — он ничегошеньки не успевает сообразить — сразу ощущает на себе вкус её губ. И именно в этот момент, когда влажный кончик её языка проникает к нему в рот, у Липа окончательно едет крыша. Подхватывает под бёдра, несёт к кровати, падает сверху. Он хорошо знает её тело: Фиона не раз мелькала перед ним в одних трусах и лифчике, насмотрелся на всю жизнь вперёд. Но ещё никогда он так жадно не разглядывал и не ласкал гладкую кожу, не позволял себе мять и тискать грудь, покусывать соски. Она выгибается под Липом, тянется к майке и тащит наверх. Лип раздвигает колени и проводит по бёдрам, одновременно стаскивая с Фионы трусики. Одна тряпка летит за другой — в сторону этот ебучий ненужный хлам. Судорожно стягивает джинсы, чуть приподнимает бёдра и одновременно с этим наклоняется над грудью. Движения рваные, порывистые. Если хоть один мудак в этот момент попробует их прервать, Лип точно сядет за убийство. Он толкается внутрь и хрипло стонет, задыхаясь от возбуждения. Фиона вторит ему, подаётся навстречу, оставляя засосы на плечах. Они кончают почти одновременно уже через минуту, настолько сильным и внезапным был этот порыв. Лип не двигается и всё ещё лежит на ней. Он еле дышит. Боится дышать. — Что ты творишь? — губы почти не двигаются, он выжат, обессилен, обескуражен. Филипп почти распрощался с этим, как всё резко изменилось. — Фи?.. Она молчит, пытается выбраться — Лип приподнимается, но не отпускает. Фиона в ловушке, и пусть хоть десять раз пошлёт на хуй: после секса как-то сложновато будет сказать, что между ними ничего не может быть. — Фиона? — повторяет настойчивее, пропускает руку между их телами вниз и легонько касается её между ног. Фиона выгибается и плаксиво стонет, сжимая губы. Липу хочется сказать, что он знает, что она думает, он недавно думал точно так же, но он молчит. Молчит и ласкает её так, что она впивается ногтями в плечо. — Ты и сейчас будешь делать вид, что всё в порядке? — это уже совсем не смешно. Она как будто издевается над ним. То подпускает, то отдаляется, то сама тащит в комнату, то после жаркого секса пытается выпихнуть его из кровати. — Что ты хочешь услышать? — говорит вымученно. Галлагер хитро улыбается, спускается пониже и обводит языком сосок. — «Да, Лип, я хочу тебя, Лип. Трахни меня ещё раз, пожалуйста — так, чтобы я забыла своего уебанского бывшего дружка». Фиона задыхается от возмущения и возбуждения, пихает Липа и лупит его по спине. Он всё равно лыбится, как придурок, и продолжает: — «Я веду себя как сука, потому что мне не по себе, но я всё равно тебя хочу, Лип. И лучше я буду твоей сукой, чем снова вернусь к своему уебанскому бывшему дружку». — Ты кроме этих слов что-нибудь знаешь? — фыркает и запускает руку в его волосы. Липу это нравится. — Знаю. Я хочу тебя, Фи. Не один раз, не случайно, не потому, что ты в расстройстве. Я хочу, чтобы ты была моей. — Лип... — Не надо этих «Липов». Давай я скажу это сразу — это неправильно, так не может продолжаться, это извращение и всё такое. Мне похуй, Фи. Я достаточно ходил вокруг да около. Так случилось, и давай ты хотя бы за это не будешь ебать мозги ни мне, ни себе. Окей? Особенно когда я ещё в тебе. Улыбка становится шире, и только сейчас Лип перекатывается на спину и притягивает Фиону к себе. — И что теперь? — она шепчет боязливо, совсем тихо, но всё равно ложится к нему на плечо. Маленькая, послушная девочка, которую он так давно ждал и хотел. Его девочка. Впервые за долгое время Галлагер чувствует себя охуенно счастливым — без всяких оговорок, без условий, а просто так. — Ну, мы же Галлагеры. Как-нибудь разберёмся. *** Утро встречает его хмурым небом и надвигающимся дождём. Окно почему-то открыто, поэтому в комнате холодно, как будто это вытрезвитель для Фрэнка. Фионы нет — наверное, ушла на работу. А он — снова опоздал. Но и похуй, раз такое случилось. Лип ёжится, натягивает одежду и с полминуты медлит, прислушиваясь к тому, что происходит за дверью. Выходить из комнаты сестры утром, конечно, не преступление, и никто ничего не заподозрит, но Липу всё равно не хочется попадаться. Он идёт в свою комнату, переодевается и только потом спускается вниз с идиотской улыбочкой. Фиона в его руках. Вся, целиком и полностью его. Страстная, ласковая, такая разная. Она сама его затащила к себе, сама этого захотела. Да, она не любит его так, как он её, но для начала уже немало. Остальное приложится. Лип заходит на кухню и моментально мрачнеет. — Привет, чувак! Выспался? А то вчера ты был совсем хмурый. Джимми пьёт кофе на их кухне. Джимми. Пьёт. Кофе. Здесь. И Фиона тоже здесь. Улыбается, блядь. Натянуто улыбается, наверняка ведь знает, что он сейчас чувствует. — Доброе утро, — прячет взгляд, и Лип моментально свирепеет. Ничего не говорит ни тому, ни другому, садится за стол и тупо пялится на Джимми. Тот ёрзает на стуле и переводит взгляд на Фиону. — Я заказал столик в ресторане сегодня на семь часов. Ты и я, как в старые добрые времена, Фи. Дай мне рассказать тебе всё, и ты поймёшь, почему я так поступил. — Так говори сейчас, чё ты, — кривится Лип. — Или ты хочешь снова навешать лапшу на уши моей сестре? — Лип, — с нажимом говорит нежеланный гость, — давай я ещё разок скажу, чтобы ты точно понял. Это не твоё дело, о чём я говорю с твоей сестрой. — Больно смелый стал, да? Дак я тебе мигом смелость обратно вправлю. — Лип... — Что «Лип»? Что, Фиона? Ты что-то хочешь сказать? Или снова будешь мямлить какую-то хуйню, пока этот хуеплёт тебя обрабатывает? — Я сама разберусь, Лип! — Так вроде уже разобралась вчера! — ЛИП! Он замолкает, понимая, что едва не ляпнул лишнего. Смотрит на Джимми с ненавистью. А потом, так ничего не съев, выходит из кухни, берёт куртку и сбегает с крыльца. Блядский Джимми — как всегда всё портит. — Перестань постоянно сбегать! Куда ты пошёл?.. — стоит на крыльце. Принцесса, блядь. Вся такая обеспокоенная, как будто он снова пойдёт на мордобой напрашиваться. Филипп видит, что Фиона хотела бы что-то сказать, но не говорит, потому что рядом Джимми. Так выгони его, Фи! Сука, выгони его наконец! Выбери меня. — А ты как думаешь? — Лип... — Джимми появляется сзади Фионы сразу после этого, и у Галлагера сводит зубы от желания поправить скулы этому козлу. — Вот что будет теперь, да, Фи? Это то, чего ты хотела, верно? Наша правильная Фиона Галлагер мечтает снова сойтись с этим выблядком? — Следи за словами, я не посмотрю, что ты её брат. Лип сплёвывает с ненавистью, разворачивается и уходит. Да пошло оно всё. И пошла Фиона на хуй с её вечной неопределённостью.