***
Всё началось несколько лет назад, когда я была ещё крохотной кобылкой. Безусловно, вы все виделись с моими родителями, и хотя я их очень люблю, вы знаете, что они не настолько… хм… престижны, как можно ожидать, глядя на меня. Наша семья тоже скромна на родственников, но один всё же был. Мой дедушка. Он был самым чудесным единорогом и работал в Кантерлоте часовщиком. А ещё довольно много путешествовал по всей Эквестрии. Каждый раз, приезжая к нам в гости, он привозил мне какой-нибудь небольшой изысканный подарок или сувенир из самых умопомрачительных мест: зебринская шкатулка для лекарств, вырезанная в тёмных джунглях железных древ; копытное зеркальце с подкладкой, украшенной изумрудами, выловленными в верховьях могучей реки Понзон; или прелестная корзина, вкопытную сплетённая ламами Далаи. Но не подарки делали его таким особенным в моих глазах, а время, проведённое вместе. Я тогда была совсем маленькой и почти ничего уже не помню, кроме того, что он укладывал меня спать каждую ночь, как приезжал к нам. Зато прекрасно помню, как он рассказывал о своих приключениях, когда я подросла. Все истории звучали так восхитительно, особенно в сравнении со скучной понивилльской жизнью, что я постоянно просила ещё. Даже если было слишком поздно и мне пора было спать, он всегда оставался утолить моё любопытство, но просил не рассказывать маме. Однажды, когда я уже достаточно повзрослела, мои родители спросили — не хочу ли я провести лето с дедушкой в Кантерлоте? Как вы уже догадались, я всеми копытами уцепилась за такую возможность. Мы гостили там семьёй время от времени, и этот пышный город пленил меня с первого взгляда. Шанс провести лето среди утончённых и модных столичных пони… ах, это всё, о чём я тогда мечтала. То лето стало сном наяву. Дедушка водил меня всюду, стоило только попросить. Мы смотрели удивительные спектакли, сидели в ложах самых грандиозных опер, ели в изысканных ресторанах и не спеша прогуливались по всевозможным культурным и модным улицам города. Я не сводила широко раскрытых глаз как с модных нарядов на витринах, так и с богатых, влиятельных пони, которые в них одевались. Как-то раз дедушка добыл два билета на эксклюзивный показ мод. Трудно поверить, но сколь бы я не пыталась потом — я не могла вспомнить ни одного модельера, ни одного выставленного платья, ничего. При этом с лёгкостью воссоздаю в памяти лицо дедушки, когда он рассказывал ошеломляющую новость про билеты. Я чувствовала вкус жизни тем летом, оно было прекрасным, восхитительным, вот только не замедлила себя явить одна досадная мелочь. Я совершенно не учла, что буду настолько скучать по дому. В самую первую ночь, когда дедушка уложил меня спать и пошёл к себе, я вдруг осталась одна в незнакомой комнате, угнетаемая странными и пугающими звуками с улицы. Мне стали мерещиться монстры буквально в каждом тёмном закутке. Я спряталась под одеяло и заплакала, мечтая оказаться в своей родной спальне средь понивилльской тишины. Оказалось, дедушка всё же услышал всхлипы и вернулся утешить меня. Когда я пожаловалась, что в шкафу или под кроватью наверняка притаилось что-то страшное, он ответил, что всё прекрасно понял. Затем выпрямился во весь рост, окутал рог волшебным сиянием и устроил грандиозное представление, преисполненное самого чудесного театрального мастерства. Он бесстрашно распахнул дверцу шкафа, проверяя, нет ли внутри монстров, поискал троллей под кроватью и даже засунул голову в каждый ящик комода… вдруг там летучие мыши? А когда закончил с осмотром, повернулся ко мне, радостно отсалютовал и провозгласил, что отныне эта комната безопасна для сна маленьких кобылок. Его забавная выходка быстро унесла прочь все мои страхи, так что я наконец-то смогла уснуть. Со временем поиски монстров превратились в традицию, которую мы соблюдали каждую ночь. И хотя я уже не так боялась, как в первые несколько дней, мне всё же согревала душу уверенность, что дедушка всегда будет так тщательно меня оберегать. В итоге это стало некой игрой между нами. К концу лета у нас образовался сложный сценарий, где я была принцессой, а он — моим верным стражником. Я приказывала ему своим лучшим королевским голосом: «Обеспечьте безопасность периметра, капитан!» — и после изнурительных (и всё более смешных) поисков он отдавал честь и рапортовал: «Помещение безопасно, ваше высочество, вы можете уединиться». Я салютовала ему в ответ и отпускала со службы, изо всех сил пытаясь удержаться от смеха. Когда лето подошло к концу, я была совершенно подавлена. Я просто обожала кантерлотскую жизнь и питала слабость к изысканности и культуре, которую разделял дедушка. Вот только школьная пора приближалась неумолимо, так что мне нужно было уезжать. Зато дедушка обещал навестить меня в недалёком будущем. Я спросила — можно ли будет приехать сюда и на следующее лето, ожидая в ответ только согласие, и совершенно потеряла дар речи, когда он ответил: «Посмотрим». Тогда я ещё не знала, что он умирает. Доктора сказали, что ему осталось жить лишь несколько месяцев, поэтому, рассказав об этом моим родителям, он попросил отпустить меня в Кантерлот, чтобы провести последнее лето вместе. Они договорились до последнего скрывать от меня страшную правду, чтобы я могла сполна насладиться этим временем. В следующий раз я увиделась с ним примерно через месяц учёбы. Лишь несколько недель разлуки, но как он изменился за это время! Его щёки ввалились, рёбра проступили сквозь кожу, а мешки под глазами… я таких не видела даже после бессонной ночи на каком-то торжестве, где он учил меня танцевать. У меня сразу появилось нехорошее предчувствие, но я так и не разгадала точную причину, пока дедушка не отвёл меня в комнату и сам всё не рассказал. Сначала я просто отказывалась в это верить. Дедушка не мог умереть, он был всегда, сколько я себя помню. Это ощущалось подобно исчезновению горы или океана. Тем не менее, пока мы сидели там вдвоём, осознание постепенно приходило ко мне, и в конце концов я зашлась в слезах. Он утешал меня, плавно покачивая на копытах, пока я пыталась объяснить сквозь плач, как сильно люблю его. Как сильно люблю всё, что мы вместе делали, что мы видели, как люблю ту или иную безделушку, которую он дарил мне, и проведённое на том или ином вечере время. В свою очередь, он признался, что наше лето стало настоящей сказкой и в его жизни тоже, и было чудесно провести его с такой необыкновенной маленькой кобылкой. Спустя какое-то время, всё ещё плача, я откинулась назад и спросила: — Н-но если тебя не станет, кто же будет оберегать меня от монстров? Наклонившись ко мне, он улыбнулся и ответил: — Думаешь, я мог забыть о такой важной вещи? — затем его рог засветился, и магия вытащила что-то из сумки в углу. — Я привёз тебе стража получше, — сказал он, ставя своё творение на пол перед нами. Это оказалась заводная кукла, причём довольно большая. Не сильно меньше меня тогдашней. И, как вы, наверное, догадались, то была белая единорожка с фиолетово-розовой гривой. — Позволь показать, — попросил он, выключая свет. Как только тот погас, кукла начала двигаться. Её рог слабо засветился, а сама она прошлась по всем тёмным углам, даже в шкаф заглянула. Причём останавливалась и водила головой, тщательно всё освещая. Обойдя комнату целиком, она промаршировала обратно в центр, повернулась ко мне и отсалютовала. Я так и не поняла, как именно в этой кукле переплелись магия с технологией. Дедушкино мастерство достигло таких высот, что положительно невозможно было различить эти две вещи. Но это не было важно, главное — это был самый удивительный подарок из всех, что он мне когда-либо дарил. Позже родители рассказали мне, что на её создание дедушка потратил почти всё время с конца лета и до приезда в Понивилль. Именно поэтому он так и задержался — хотел во что бы то ни стало успеть закончить работу, пока не стало слишком поздно. После того как я восторженно проверещала, что это «самая удивительная, изумительная, лучшая… вещь… на свете!», я решила прояснить одну странность, которая до сих пор не давала мне покоя. — Но, дедушка, — спросила я. — Почему она выглядит как маленькая кобылка, а не как ты? Я никогда не забуду его ответ, равно как и любовь, которой полнились его глаза в этот миг. — Потому, моя дорогая Рэрити, что старый жеребец вроде меня, конечно, может сразиться с парой-тройкой теней и даже победить их… но молодая кобылка… Вот уж где истинное могущество. Видишь ли, кобылка вроде тебя может сделать всё, что пожелает. Перед ней простирается целая жизнь, и у неё есть все шансы одолеть любую преграду нашего великого мира, какую бы он ни попробовал воздвигнуть на её пути. Дедушка умер через пару месяцев после этого. Большую часть времени он пролежал в больнице, и хотя мы навещали его, я по-прежнему должна была ходить в школу, а родители — на работу. Похороны стали одним из самых грустных событий в моей жизни, но я смогла преодолеть это. А каждую ночь, когда я уходила спать, маленькая кобылка-стражница, что он подарил мне, добросовестно хранила мою комнату, прогоняя тьму. Позже, получив кьютимарку, я подумала, что все проблемы теперь позади. Моя судьба перестала быть загадкой, и курс совершенно точно установился прямиком на вершину мира моды. Но, к сожалению, я росла, а слава и удача по-прежнему обходили меня стороной. Закончив школу, я сильно удивилась и даже оскорбилась тем, что все дома моды и дизайна, в которые я отправила портфолио, просто отказали мне. «Отсутствие практического опыта» — гласили самые мягкие отзывы. Менее мягкие… Что ж, полагаю, вы представляете, какими бессердечными могут быть некоторые модельеры. И, конечно же, я оказалась далеко не в восторге от единственной работы, которую смогла найти. Швея при местной химчистке. Ничего, кроме мелких изменений в одежде и приведения её в надлежащий вид время от времени. Тем не менее, я смогла наконец выпорхнуть из родительского гнезда, чего тогда желала всей душой. Погрязнув в этой нудной работе среди множества шумных машин, я всё больше и больше впадала в уныние. Это было просто невыносимо. И мне нисколько не помогало осознание, что большинство моих школьных друзей уже работали или учились в величественных городах а-ля Мэйнхеттен или Филлидельфия, следуя за своей судьбой, пока я застряла тут, в Понивилле, пришивая пуговицы. Сразу оговорюсь — мои проблемы и близко не стояли с переживаниями Эпплджек, но всё же я чахла в тяжкой, беспросветной тоске. Метания между неблагодарной работой и досадным отсутствием личной жизни превращались в нисходящую спираль, пока я осознавала — мир, который должен был стать моей сценой, даже не пригласил меня на прослушивание. Единственная вещь не менялась в моей жизни: каждую ночь, стоило только потушить свет в спальне, маленькая стражница обходила её по кругу и салютовала мне, пусть даже мой страх перед темнотой уже давно иссяк. Это стало такой обыденностью, что отвлекало внимание не больше тостера, готовящего хлеб с утра. Так бы всё и продолжалось, но однажды чаша моего терпения переполнилась. Очередной покупатель накричал на меня за то, что я слишком выпустила его пальто, хотя пуговицы и так едва выдерживали богатое телосложение этого жеребца. Это стало последней каплей. Я просто ушла домой и обиделась на весь мир. Пробовала сварить чаю, чтобы немного успокоиться и прийти в себя, но это не помогло. Мне не хватало сосредоточенности для чтения, а работа настолько опротивела, что я и смотреть на нитки с иголками не могла. Сдавшись, я поплелась спать, хотя было ещё рано, и когда комната погрузилась во мрак, а стражница начала свой обход — я зарыдала. Мне вспомнилось, как дедушка говорил, что маленькие кобылки смогут справиться с чем угодно. Но у меня не было однозначной проблемы, вроде дизайнерских дилемм или срочных проектов. Была просто жизнь, с которой я совершенно не могла совладать. К чему это всё? Что бы я ни делала, мир не менялся, и никто не заметил бы разницы, исчезни я завтра. Пустышка, не имеющая значения. Следующим днём я вовсе не пошла на работу и даже не отправила записки. Просто сидела дома и самым постыдным образом обижалась. Я провела так и следующий день, и идущий за ним. В своей апатии я даже не мыла гриву в эти три дня! Можете себе это представить? Все мои мысли занимало то самое волшебное лето с дедушкой в Кантерлоте. Столько радости и надежд я видела тогда вокруг, сейчас же это всё казалось таким недостижимо далёким… И тут в дверь позвонили. Сперва я пропустила звонок мимо ушей. Мне казалось, что это кто-то с работы пришёл узнать, почему я не являлась на смены, а я была совершенно не в состоянии объясняться. Но звон повторился. И ещё раз. Я предпочла не замечать этого. Потом колокольчик выдал рефрен из «Оды к радости» Нейтховена[1], что положительно невозможно для него. Это был простой латунный колокольчик со шнурком. За дверью, как вы уже догадались, стояла Пинки Пай. Как и Эпплджек, я совсем не знала её тогда, поэтому меня несказанно удивило появление на моём пороге странной розовой кобылки, протягивающей кекс. Мне остаётся только гадать, насколько безобразно выглядела моя грива, но тогда это меня не волновало. Я лишь лениво удивилась её визиту, потому что из-за общего уныния мне было по большей части всё равно. Как и с Эпплджек, Пинки стала уговаривать меня загадать желание. На это я бегло пробормотала какую-то общую фразу, лишь бы она ушла поскорее, но в глубине души почувствовала кое-что. Наверное, тогда я не облекала это в слова, но, думаю, желание звучало примерно как «обрести то, ради чего стоит жить». Только не подумайте, что я хотела свести счёты с жизнью, просто мне нужна была некая цель, некий смысл существования. Стоило мне загадать желание, как Пинки тут же ушла, оставив меня с кексом стоять в дверях. Так что я решила сразу пойти на кухню, ведь была довольно голодна, а о фигуре в тот момент я не сильно беспокоилась из-за своих переживаний. Выпечка Пинки, как и всегда, оказалась восхитительно вкусной. Поев, я провела внизу остаток дня и даже нашла силы немного почитать и отвлечься. Наконец, отправившись спать, я поднялась наверх и сразу потушила огни, машинально ожидая пробуждения механической кобылки, что осветит мой путь ко сну. Знакомого голубого сияния не последовало, и я включила свет обратно. И застыла в немом изумлении. Невероятно реальная, полная жизни и подозрительно знакомая кобылка спала посреди кровати, свернувшись калачиком. Признаюсь, я действовала не столь импульсивно, как Эпплджек. Сперва я понятия не имела, что делать, и совершенно растерялась. Мне пришло на ум, что, возможно, эта кобылка спряталась тут, удирая от школьных хулиганов, или что-то в этом роде, хотя она выглядела ещё слишком юной для школы. Рассматривая её, я начала замечать явное сходство с куклой дедушки, и все мои рациональные объяснения начали меркнуть. Я бегло осмотрела комнату — вдруг эта кобылка-нарушительница что-то сделала с механизмом — но, конечно же, ничего не нашла. Разочарованная, я снова повернулась к жеребёнку на кровати. И стоило мне это сделать, как кобылка проснулась, открыла глазки и улыбнулась самой чудесной улыбкой, какую я когда-либо видела.***
— Это не было мгновенное прозрение, — заключила Рэрити. — Но, оглядываясь назад, я вижу — маленькая механическая стражница защищала меня годами после смерти дедушки, только я уже не нуждалась в присмотре. Теперь настала моя очередь быть защитницей. Мне не хватало ответственности и целеустремлённости, что появляются, когда оберегаешь нечто дорогое сердцу. Свити Белль стала воплощением этого в образе младшей сестры, которой у меня никогда прежде не было. С этими словами Рэрити повернулась к своей сестрёнке и сжала ту в крепких объятьях, после чего осторожно смахнула слёзы с глаз. — Это очень душевная история, Рэр, — сказала Эпплджек, подметив, что у всех присутствующих глаза тоже были на мокром месте. — Но уж очень хочется узнать истинный секрет тех кексов. Последние несколько минут Пинки прыгала вверх-вниз в дальнем углу комнаты быстрее, чем позволяла физика. При упоминании кексов, однако, частота прыжков как-то ускорилась еще больше, приближаясь к частоте отбойного молотка. — Простите, — сказала Эпплджек. — Я потребовала от неё дать Пинки-клятву, что она не раскроет рта, пока я не скажу. А то, небось, до самого утра бы просидели, — она повернулась к розовому пятну. — Лады, Пинки, можешь говорить. Как именно были сготовлены эти кексы? Пинки сделала невообразимо глубокий вдох… и продолжила вдыхать, пока на кухне не начали гаснуть свечи. Тогда она улыбнулась и заговорила: — Я получила три желания от Джинна и не могла решить, что с ними сделать, поэтому я оставила их в кладовой до дня, когда наконец-то выпадет комбо из подрыгушек уха, хвоста и ещё хвоста, и я знала — мне стоит испечь кексов, так что я выбрала розовый, ведь это мой любимый цвет, даже несмотря на то, что кексы были черничными, а черника обычно синяя, но можно сделать розовую чернику, и вообще-любую-начинку тоже, если сильно захотеть, потому что цвет не влияет на вкус, правда, наверное, многие пони удивятся голубому лимонному торту, но у меня-то не лимонные, а очень хорошие черничные кексы, в которые я и положила эти желания и оставила на окне остывать, хотя обычно я так не делаю, ведь все знают — так у вас получится полный дом муравьёв, а ещё тётушек, но, поскольку моё левое переднее копыто дёргалось каждый раз, стоило мне подумать о маринованных огурчиках, я знала, что кексы нужно положить на окно, а когда вернулась, их осталось всего два, прямо как я и ожидала, а потом мой хвост снова задрожал вот так: вправо-вправо-влево-наверх-влево, и я поняла — надо взять кексик для пони на крыше амбара, которая выглядела глупышкой даже для меня, ведь зачем быть на амбаре, если можно быть внутри него, но хвост никогда не ошибается, поэтому я пришла и вручила ей кекс и сказала загадать желание, потому что если в кексике есть желание, должен быть тот, кто его загадает, а когда она сделала это, я ушла, даже не подозревая, что на самом деле она хотела совсем другого, а на пути домой мой хвост задрыгался вверх-вверх-вправо-влево-вверх, и я, конечно же, взяла кексик к симфонии дверного колокольчика, но когда пришла, то нашла только колокольчик и никакой симфонии при нём, так что решила сыграть одну сама, правда, понадобилось несколько попыток, но в итоге всё-таки получилось, или мне показалось, что получилось, в общем, для меня это прозвучало как симфония или как часть от неё, а потом Рэрити открыла дверь, и её грива была в полном беспорядке, и это весело, ведь грива Рэрити всегда была в порядке, кроме случая, когда она вернулась с того забега, или ещё когда мы прогоняли дракона, впрочем, неважно, её грива выглядела забавно и я дала ей кекс, и она загадала желание, которое было не тем самым желанием, а я побежала домой и устроила вечеринку своему хвосту, потому что он наконец-то перестал дрыгаться. Внезапная тишина оглушила всех собравшихся, будто они добрались до центра спокойствия в сердце словесного урагана. Твайлайт посмотрела вниз и обнаружила, что её зачарованное перо для заметок уже исписало лист пергамента, край стола, пол под столом и было на полпути к кухне, даже и не думая останавливаться. Эпплджек потрясла головой, приходя в себя: — Притормози, подруга, — попросила она. — То бишь ты заполучила три желания от джинна? — Не от джинна, глупенькая, — ответила Пинки. — Их подарил мой друг Джинни из Филлидельфии. Он единорог, пекарь и шаман. — А он их откуда взял? — спросила Эпплджек. — От джинна, конечно! Это, похоже, единственный способ получить пачку из трёх желаний, и лучший шаман знает, что делать. Вы бы видели, как он работает! Раскладывает свои сложнющие руны на полу тёмного подвала, а потом вызывает каких-то огроменных огненных существ и даёт им то, что они попросят. Он говорит: «Хочу три желания», и они такие: «Пятьсот бит», а он: «Нет, даю двести пятьдесят и точка», и тогда те соглашаются: «Ладно, приятель, но только если добавишь тот пирог с банановым кремом. Моя жена любит их и…» — Хорош, Пинки! — прервала её Эпплджек. — Мы куда-то не туда ушли от темы. — Оки-доки-локи! — с довольной улыбкой уселась на место розовая пони. — Так, минутку, — попросила Твайлайт. — Твой друг, Джинн… Его полное имя случайно не Дженерос Мелоди? — Ух ты! Тоже знаешь Джинни? — ответила Пинки. — Он был одним из экзаменаторов, когда я поступала в школу. Пинки посмотрела на Твайлайт и непонимающе склонила голову. — Ну, знаешь, — продолжила аликорн. — День, когда я получила кьютимарку? Превратила родителей в растения, левитировала в воздух всех учителей и трансформировала Спайка в огромного, пятидесятифутового дракона, проломившего крышу? — А, этот день! — воскликнула Пинки, оставив Твайлайт в недоумении: был ли это сарказм или же искреннее осознание. — В общем… похоже, после этого у него случился нервный срыв. Селестия позже рассказала мне, как он ворвался к ней с заявлением об отставке, говоря, что с огненными элементалями с нижних планов работать безопаснее, чем с молодыми кобылками, которых Селестия, очевидно, горит желанием видеть в школе. — Погодь, дай мне уточнить, — попросила Рэйнбоу Дэш. — В свой первый день в школе ты до того напугала учителя, что он улепётывал от тебя через пол-Эквестрии? Твайлайт, всё ещё одолеваемая чувством вины, даже если это всё произошло много лет назад и было не по её воле, лишь тихонько вздохнула: — Да, похоже, что так. — Ты чего, Твай, это же круто! — восхитилась Рэйнбоу, ткнув её в плечо. — Чертовски смешно и круто! Ты хоть представляешь, сколько своих учителей я бы хотела так приколоть? — Ну, я всё ещё чувствую себя плохо из-за этого. — Ой, не парься, Твай. К тому же, если бы не ты, Пинки не достались бы те желания, и трёх потрясных кобылок могло не быть с нами. При этих словах Твайлайт улыбнулась. — Думаю, ты права. В итоге всё сложилось хорошо. — Ну да, — заявила Рэйнбоу, оборачиваясь к Пинки. — Слушай, у меня вопрос. Если ты раздобыла три желания от джинна… — Не от джинна… — Грр, ладно… хорошо. От своего приятеля Джинна… То почему ты не загадала желание сама? Пинки задумалась на мгновение, а потом посмотрела на Дэш, склонив голову набок в искреннем замешательстве: — Я не понимаю тебя… — Почему не использовала одно для себя, а просто отдала их все? — Но зачем мне тратить желание, чтобы пожелать то, что я и так сделала с желаниями? — Погоди, — сказала Дэш, скрипя шестерёнками в голове. — Ты говоришь, что всё, чего ты хотела, это пожертвовать желания другим? — Ну конечно, Дэши. Разве есть им лучшее применение, чем сделать трёх пони счастливыми? Рэйнбоу Дэш была слегка удивлена таким ответом. Это имело смысл. По крайней мере в стиле Пинки Пай, ведь она постоянно хотела, чтобы все вокруг улыбались. Однако Рэйнбоу даже не подозревала, что это стремление было настолько искренним, что сама мысль — эгоистично потратить желание для себя — просто не пришла в голову Пинки. Тем не менее пегаска, как ей показалось, всё-таки нашла один просчёт. — А почему не загадала бесконечность желаний? — спросила она улыбающуюся Пинки. — Тогда бы ты смогла раздать их целую кучу. — Ох, Дэши, ты такая глупенькая, хи-хи. Все знают, что нельзя желать ещё больше желаний. — Почему? — Потому что их число и так безгранично. — Но ведь у тебя было только три! — Именно! Поэтому я и отдала их! Рэйнбоу Дэш стукнула копытом по лбу, вздохнула и обратилась к эксперту в магии: — Твайлайт, — сказала она. — Может быть, ты добавишь сюда хоть каплю смысла? Тем временем Твайлайт, наученная горьким опытом, приготовила побольше пергамента и как раз ставила перо переписывать всё с пола и стола. Услышав своё имя, она оторвалась от заметок: — Что? — рассеяно спросила аликорн. Затем, промотав в голове последние секунды разговора, продолжила. — О, да, конечно. — Итак, Пинки, — начала она. — Давай посмотрим, сможем ли мы выяснить ещё пару деталей. — Ладушки, Твайлайт! — Ты сказала, что положила желания в кексы? — Да-да! — А как именно ты сделала это? — Это как выпечка тортов. То есть, торты ко дню рождения — номер один среди самых популярных тортиков, и они просто не могут быть без желания внутри! — Ла-а-адно… — протянула Твайлайт, мысленно вычёркивая все пункты, хоть как-то связанные с Пинки-чувством. Затем она вернулась к заметкам и попыталась сформулировать следующий, более подходящий для Пинки вопрос. Скуталу воспользовалась паузой, чтобы высказаться: — Это всё, конечно, замечательно, — сказала она дрожащим от слёз голосом. — Пинки, магические кексы, и Рэрити с Эйджей получили сестёр по волшебству! Но где моя часть объяснений!? Твайлайт повернулась к маленькой оранжевой кобылке и успокаивающе обняла её крылом. — Ох, Скуталу, прости меня. Мы не нарочно. Пегасочка укуталась в объятья и всхлипнула. — Простите, я не хотела кричать… просто… я спрашивала родителей, удочерили ли они меня или ещё чего, и они на меня так забавно посмотрели… и… Свити Белль обошла вокруг стола и встала рядом с подругой, чтобы той было спокойнее. — Что они ответили, Скутс? — Ну, сказали: «Нет, что ты» — и спросили, почему я вообще об этом задумалась. Я утаила наши открытия про кровь и прочее и вывернулась тем, что они умеют летать, а я — нет, отсюда и вопрос. Тогда родители завели свою шарманку про «однажды всё наладится», как обычно, в общем. Только вот вчера ночью я услышала разговор о том, как они нашли меня, и в их голосах было столько растерянности… Думаю, мама с папой были так же сбиты с толку, как и я. Твайлайт посмотрела на Скуталу с глубоким беспокойством. — Так твои родители совсем не знают о происходящем с вами тремя и о том, что ты здесь? — Нет, — призналась та, повесив голову. — Я просто сказала им, что собираюсь поиграть с друзьями в городе, как и всегда. Твайлайт вздохнула, без труда вообразив себе, как остро могут отреагировать родители Скуталу на вести об участии своей дочери во всех этих делах без их ведома и согласия. Только она собралась озвучить свои сомнения и отправить кобылку домой, как её глаза наткнулись на взгляд Эпплджек, показывающий, что той есть, что сказать. И земнопони начала первой: — Я знаю, что ты удумала, Твай, но уже мало толку отправлять её домой. Заварил кашу, так не жалей масла, а мы уж тут маленько наварили делов. — Чего? — встрепенулась Скуталу и подняла голову. — Нет, так нельзя! Я тоже хочу всё выяснить, а мои родители ничего не расскажут, даже если бы знали хоть сколько-то! — Воу, притормози, сахарок, — сказала Эпплджек. — Я ж и толкую: незачем так делать, правда, Твайлайт? — Полагаю, я поняла тебя, Эйджей, — призналась аликорн и посмотрела на кобылку под своим крылом. — Можешь остаться. Однако мы так и не узнали ничего о тебе в частности. Я могу только предположить, что это как-то связано с потерянным третьим кексом, но, похоже, шансы найти пони, который что-то знает об этом, крайне малы. — Эм… вообще-то, — подала голос Рэйнбоу, смущённо потирая копытом затылок, — я вроде как знаю, куда он делся. Твайлайт, Рэрити и Эпплджек дружно посмотрели на радужногривую пегаску «тем самым» взглядом и вздохнули: — Рэйнбоу Дэш… — Слушайте, как будто я знала, что там внутри магия, честное слово, — оправдывалась Дэш, нервно оглядываясь вокруг в поисках поддержки. Получив в ответ лишь молчание, она решила просто рассказать свою историю.