Победитель получает всё

      Прежде чем открыть глаза, Рома почувствовал дикую боль в голове.       «Да почему же так больно?!» — подумал Зобнин, поднимаясь с кровати.       — Ой, кто проснулся, — воскликнул громкий голос, который еще несколько минут отдавался гулким эхом в голове Зобнина.       Рома с большим трудом разомкнул глаза и огляделся.       В комнате был только Антон Миранчук и Смолов.       — А ты что здесь делаешь? — Рома услышал свой хрипловатый голос и ужаснулся. Звучал он так же ужасно, как и чувствовал себя сейчас его хозяин.       — Ничего, — холодно ответил Смолов, и спрыгнул со стола, на котором сидел. Он презрительно посмотрел на Зобина и добавил, — Антон, тебе ещё долго?       — Я всё, — воскликнул Миранчук, и парочка ушла.       В голове было пусто и Зобнин практически не помнил прошлой ночи. Единственное, что он помнил, это то, как он разговаривал с Ильей у столика в Большом Зале, а после всё как будто испарилось.       Сегодня был последний день пребывания Ромы в школе. Уже вечером Хогвартс-Экспресс увезёт его домой.       Кое-как встав с кровати, он дошёл до душевых и встал под прохладные струи воды.       «Надо сходить к Илье», — подумал Рома. Он сразу же оделся и пошёл в общую гостинную.       — Я не знаю, правда, — тихо шептал первокурсник, со страхом смотря на одного из шестикурсников Гриффиндора.       — Отстаньте от него, это не с него сняли баллы! — громко гаркнул Дзюба, идя в свою спальню. Все сразу же разошлись, виновато озираясь по сторонам.       — Артём! — позвал парня Рома, — Что случилось?       — Ты спрашиваешь, что случилось? — Дзюба с какой-то непонятной Зобнину злостью смотрел на него, — с Гриффиндора снято 130 очков.       — Что? С кого? — воскликнул Рома.       — С тебя, Зобнин! — немного прикрикнул Дзюба, — с тебя!       — Что? За что? — начал злиться Рома.       — Зобнин, мне некогда! — крикнул Артем и ушел в спальню. Рома, не понимая, почему Дзюба так разговаривает с ним, пошел следом.       — Ты можешь мне спокойно объяснить, — попробовал снова Рома, — что происходит?       — Зобнин, ты получил сто тридцать штрафных очков за то, что ты вел себя неподобающим образом. Более того, я сам лично снял эти очки, неужели ты не помнишь?       — Нет, Артём… Я… Я не помню ничего из вчерашнего дня.       — Вообще ничего?       — Нет.       — Тогда у меня для тебя плохие новости. Ты целовался с Алисой в коридоре…       — Что… — не сразу понял Рома, растерянно смотря в глаза Дзюбы, — не может такого быть…       — И самое страшное во всей этой истории — это то, что Илья всё это видел.       Всё.       На этом моменте жизнь Зобнина будто закончилась. Оборвалась висевшая когда-то и так на волоске. Неведомая пустота в эту же секунду поселилась в душе Ромы, выжимая из Зобнина тот тёплый огонёк, которого звали Илья Кутепов.       Конечно, Рома пытался поговорить с Ильей после этого, но тот либо игнорировал, либо говорил что-то на столько обидное, что Зобнин начинал сомневаться, что вообще мог любить этого человека.       В конце концов, смирившись с тем, что тот, прежний Илья, потерян, Рома перестал стараться поговорить с ним. Впрочем, семестр уже почти закончился и единственное, что удерживало Зобнина от своей теплой комнаты в Англии, это Хогвартс-Экспресс, который должен был прийти с минуты на минуту.       — Я придумал новую тактику, — шепнул Артём, который подошёл к Роме со спины, — она сработает сто процентно. И тогда мы станем Чемпионами!       — Вот как, — безразлично ответил Зобнин, наблюдая за тем, как подъезжает алый поезд, заполняя платформу белым дымом, — это будет здорово.       Но сердце опять жалобно заскулило, напоминая Роме, что соревноваться за первое место придётся с Ильей.

***

      Рома протёр запотевшее окно в купе тыльной стороной ладони и устало посмотрел на сменяющие друг друга пейзажи. Погода была идеальной для того, чтобы ждать Рождества и радоваться снежной зиме. Но Зобнин почему-то чувствовал, что эти каникулы будут худшими в его жизни, ведь в них не будет Ильи. Последнее время это имя вообще казалось чем-то нереальным, чем-то несуществующим, тем, чего никогда и не было…       Одно радовало Рому — родители ждали его дома с распростертыми объятьями, готовя праздничный ужин и закидывая дрова в камин. Но этому не суждено было сбыться, ведь как только Зобнин покинул вокзал, ему позвонили родители и сообщили, что не смогут приехать на праздники, поскольку именно в это время у них больше всего работы.       — Ну позови кого-нибудь из ребят в гости, я уверена, кто-нибудь обязательно приедет, — успела бросить мама перед тем, как положить трубку.       — Кто-нибудь мне не нужен, — произнёс Зобнин, слушая телефонные гудки.       Конечно, Рома хотел встретить Рождество с Ильёй, но понимал, увы, что это невозможно.       Это могло бы быть их Рождество. Рома бы заварил чай с малиной и вручил кружку Илье, обнимая и кутая его в тёплый плед. Они могли бы провести весь вечер за душевными разговорами и старыми фильмами, влюбляясь в друг друга ещё больше. В этот вечер Рома бы обязательно разглядел в Илье нежного и нуждающегося в любви человека. А Кутепов обнаружил бы в Зобнине дисциплинированность и сдержанность, которых ему не было видно раньше.       Они могли бы подарить друг другу подарки, а после, рассказывали, где и при каких обстоятельствах купили их, смеясь и без умолку говоря друг другу, что это их лучшее Рождество.       Могли бы.       Так много значила эта фраза для Ромы сейчас. Конечно, в жизни не всегда всё складывается гладко, он понимал это. Но от осознания того, что всё, о чём он уже успел намечтать, не сбудется — на душе сразу же становилось так паршиво, как, наверное, не было никогда.

***

      — Извини, но я знакомлю Игоря с родителями, как раз на Рождественских каникулах, нужно подготовиться и всё такое, ну ты же понимаешь, — с надеждой в голосе произнёс Дзюба, смотря на Рому из камина. Каминная связь была единственным способом связаться с товарищем, который, не смотря на то, что уехал из Хогвартса, по-прежнему оставался в волшебном мире.       — Я думал, что вы… — Зобнин слегка замялся, — поссорились.       — Ага, но мы всё выяснили, — Артём посмотрел на Рому с некой жалостью, — вы с Ильей всё ещё не разговариваете?       — Нет.       — И родители точно не смогут приехать?       — Нет, — как на автомате произнёс Зобнин, — может Миранчуки смогут?       — Это вряд ли, они проведут каникулы у Смолова.       — Вот же чёрт, объясни мне, что гриффиндорцы находят в этих зазнавшихся слизеринцах?!       — Запретный плод сладок, — хохотнул Дзюба и добавил, — а если серьёзно, то это всё стереотипы, так что…       — Ладно, я понял, счастливого Рождества.       — И тебе.       Рома подошёл к письменному столу и его взгляд скользнул по бумаге и авторучке, которые покоились на столе, как будто подзывая Рому к себе. Поколебавшись несколько секунд, Зобнин уселся за написания письма для Ильи.

«Илья,

здравствуй, мне тяжело писать это письмо сейчас, прекрасно зная, как ты меня ненавидишь. И я даже не знаю, откроешь ли ты это письмо или выбросишь, увидев обратный адрес на конверте.

В тот вечер, ты помнишь, что я был с Алисой? Господи, ну о чём я говорю, ты точно не просто так начал меня игнорировать.

Но клянусь всем, чем захочешь, я не помню ни минуты до того, как мы встретились в Большом Зале, и ни минуты после тоже.

Но ещё хуже моего поцелуя с Алисой после Бала, это поцелуй незадолго до него. Опять же, клянусь, что я этого не помню, мне просто рассказали люди.

Когда я встретил тебя в Большом Зале, моё сознание будто вернулось. Я не знаю, что это за чары, да это и не важно сейчас.

Я в этом не виноват, правда. Но не смотря на это, я прошу прощения, потому что я не хочу потерять тебя, хотя это, наверное, уже произошло.

Я никогда не говорил этого тебе вслух, и возможно, мне никогда не удастся уже этого сделать…

Илья, я люблю тебя.

P.S. Я купил этот подарок незадолго до того, как мы поссорились. Я хотел, чтобы в холодные зимы тебя грела мысль о лете.

Может ты даже не дочитал до этого момента, но я всё же напишу… Если у нас есть хоть один шанс, пускай даже самый ничтожный, то я буду ждать твоего ответа.

Твой Рома».

      Надеялся ли на что-то он, перечитывая письмо? Конечно надеялся, ведь если не надежда грела бы человека в холодные для души дни, тогда что?       Положив письмо в конверт, Зобнин привязал к нему книгу — подарок для Ильи. Когда Рома открыл клетку, сова недовольно заухала, но, схватив лапами небольшой свёрток, вылетела в окно, которое хозяин уже успел распахнуть, запуская морозный воздух в тёплую комнату.       А дальше — ожидание. Долгое, мучительное, с каждой секундой сжирающее надежду, живущую в сердце Зобнина.