Кот, который человек

Алонсо Дженкинс — глупое и на редкость неудобное имя, но среди местных полицейских нет Родригесов или Мореносов, так что приходится пользоваться имеющимся псевдонимом. Тем более, что хозяйка дома сейчас в близком к истерике состоянии и вряд ли сможет вспомнить фамилию приходящего к ней полицейского уже через пару минут. А этого времени как раз хватит на то, чтобы разведать обстановку и сделать выводы насчёт важности её жизни. Изначально они не планировали нападать на кого-то из местных, опасаясь проблем с городскими властями или их менее чувствительными соседями, управляющими перевалочным пунктом для беженцев и курьеров с травкой, очень удачно расположенном в одном из самых спокойных мест штата, но теперь, после получения информации от Руди, выбора не осталось. Судя по всему, вор не просто таскается в эту квартиру к своей любовнице, он тут живёт. И, хотя найти ни одного следа не удалось, Руди почему-то был точно уверен в своих данных. У Алонсо не было причин сомневаться, в конце концов, зачем бы тому врать? С другой стороны, если хозяин не вполне законного магазинчика имеет долю с каждой сотни, то ему было бы крайне выгодно натравить пришельцев на кого-то из «местных авторитетов», чтобы как можно скорее избавиться от лишних глаз. Но девчонка совсем не похожа на чью-то дочь или любовницу, вот она — втянувшая голову в плечи и готовая зарыдать, с дрожащими коленками и губами. Никто бы не смог изобразить подобный ужас, даже будь он обладателем Оскара. — Они… они забрали всё ценное… — лепечет она, — А что не забрали — разломали и растоптали. Я не понимаю, что они искали, но это явно было что-то важное, потому что… потому что… Алонсо думает о других вариантах развития событий, которые они проработали в душной квартирке, полной сигаретного дыма и запаха дешёвой пиццы. Например, что хозяйка окажется дома и её придётся вырубить и похитить, бросив в багажник, а потом всю дорогу слушать приглушённые кляпом вопли и мольбы. Или что квартира окажется полна вооружённых до зубов головорезов, каждый из которых находится в международном розыске. Или что они найдут где-нибудь в ящике карту с заботливо прикреплённой бумажкой с ПИН-кодом. Но в итоге все сомнения рассеялись, когда квартира оказалась совершенно нормальной, ни капли не подозрительной. Тут были деньги — сложенные в ящике с бельём двадцатки и несколько сотен, техника — явно не новая, а некоторая и вовсе хорошо подержанная. Ещё были картины, шкафы, вазочки, миски, игрушки для животных и вещи. Не так много, как хотелось бы, но всё равно больше обычного. Последние пару лет Алонсо в основном находился в чужих домах, когда они были обклеены жёлтой лентой и там не было возможности как следует осмотреться. Когда же она появлялась — речь шла скорее о низкопробных борделях и притонах, где царила обстановка тотальной борьбы за жизнь и люди не думали о красоте или уюте. Если подумать, его собственный дом наверняка выглядит ещё хуже… — Что же теперь делать? — девочку хочется утешить. Её полные слёз глаза смотрят с надеждой и затаившейся где-то на самом дне тоской. — Есть ли какой-нибудь шанс, что вы их поймаете? — Если у Вас есть родственники в городе, мисс, советую как можно скорее перебраться к ним, потому что обычно налётчики имеют привычку возвращаться, — она вздрагивает, но не дёргается и не начинает плакать, хотя по виду нельзя сказать хоть о каком-либо спокойствии, — Такие дела обычно проворачивают заезжие «гастролеры». — И всё же… — Шансы есть, но они крайне малы. О, сколько раз он уже говорил эту фразу родственникам жертв и пострадавших, сколько раз обманывал людей видимостью работы, когда на самом деле полиция лишь заметала следы участия картеля. Странно, что уже наизусть выученные слова и прилагающееся к ним выражение лица до сих пор не вызывают тошноту. Хотя почему? Смотря в глаза этой милой маленькой девочке, он не может не представлять её изуродованным телом, раскинувшимся поверх мусора и обломков её же дома. «Благослови её Господь от судьбы жить в жестоком месте, — думает он почти машинально протягивает руку, чтобы погладить по плечу, — Не стоило ей вообще лезть во разборки взрослых парней с пистолетами». — У меня нет здесь родственников. — Что? — на мгновение мужчина теряется, но потом всё же успевает адекватно ответить, — Что ж, тогда советую Вам переселиться к какой-нибудь подруге. Лучше — на другой конец города, — неожиданно он вздрагивает от безумной догадки, непонятно почему не пришедшей на ум раньше, — Если хотите, я мог бы помочь с местом, где можно временно… — Спасибо, у неё достаточно защитников. Алонсо переводит взгляд на непонятно откуда взявшегося «защитника» и хмыкает своим мыслям. Выискался, мальчишка… С другой стороны, это может быть даже интересно… Не просто же та у барышни сразу ДВА кавалера, которые лезут на рожон. Мужчина останавливается на идее всё же украсть мисс «как-её-там» и потому принимается изучать соперника. Парень. Рыжий, до мерзостного ощущения внутри правильный и почему-то выглядящий слишком безобидно для человека, живущего среди других людей, не всегда по-доброму относящихся друг к другу. Град рассыпанных по лицу веснушек, ползущий на шею и теряющийся где-то под воротником. Длинные руки и ноги, словно он ещё не сформировался до конца. Слишком молод или слишком уродлив? — Прошу прощения… — от столь официального обращения он вздрагивает, но упрямо сжимает губы, не собираясь отступать, — Молодой человек, тут идёт опрос возможного свидетеля и установка причинно-следственной связи, между… — Вы разве не видите? — зло обрывает Алонсо парень, — Она не может говорить! Она вообще сейчас не соображает! Неужели обязательно проводить опрос именно сейчас?! — Это устоявшаяся процедура. Прошу отойти и впредь не вмешиваться в процесс… — Нет. Я прошу вас уйти. — Молодой человек, вы забываетесь… — Нет. Пожалуйста, уходите. Перепалка может продолжаться вечно, но Алонсо сдаётся первым: отступает и, не поворачиваясь спиной, делает несколько «слепых» шагов к двери, держа противника взглядом. За время их «обсуждения» девушка, похоже, окончательно скатилась в истерику и теперь точно не удастся ничего выведать. Чёртов «защитник», чтоб его! С таких пацанов надо спускать их упрямую шкуру ещё в раннем детстве, чтобы не смели попусту открывать рот! Мужчина раздражённо жуёт губами и деланно улыбается: — Тогда… вы не могли бы меня проводить? Чисто из вежливости. — Я не собираюсь… — рыжий осекается, словно его дёрнули за поводок и, замолкая, чуть наклоняет голову к плечу, прислушиваясь. Алонсо тоже слушает, но различить ничего особенного не может. Правда, по тому, как меняется лицо парня, осознаёт, что тот наверняка получил ценную информацию, — С радостью, — извещает он и, блестя глазами, сообщает подруге, — Анна, я спущусь, чтобы проводить господина полицейского. Ничего не бойся и приляг пока, в спальне уже есть немного чистого места на почти целой кровати. — А ты… — Вернусь так быстро, как только смогу, обещаю. Алонсо не осуждает ни его странный блеск глаз, но неестественное желание столкнуться со взрослым мужчиной в — возможно — драке. Равно как ему откровенно плевать на мысли, что крутятся в этой юной голове, видимо, полностью набитой опилками. Так что он выходит в подъезд молча и, только спустившись на пять ступенек, позволяет злости вырваться на свободу в виде раздражённого вздоха. Мальчишку нельзя бить, в этом городе у каждой стены могут быть уши и малейший просчёт поставит крест на всей операции, побочной жертвой которой стала бедная девочка, наверняка не сделавшая никому ничего плохого. — Послушай, я не желаю вам обоим зла… — пытается воздействовать словом детектив, но слышит за спиной издевательский хмык и с трудом сдерживает порыв засветить рыжему по печени, — Правда, мне жаль, что твоя подруга пострадала, но… — Нет, вам не жаль, — почти шепчет парень и как-то слишком спокойно для своего положения «почти отхватившего по первое число» замечает, — Я уже видел вас рядом с Анной совсем недавно. Кажется… — Алонсо не успевает среагировать, когда противник подходит вплотную и шумно втягивает воздух где-то в районе его шеи, — Да, точно! Тот человек, что задавал странные вопросы, когда она вывела Гарри гулять! Зачем вы спрашивали про животных у жильцов? — Как ты… — мужчина оборачивается и, столкнувшись лицом к лицу с рыжим, отступает, едва не падая назад, но чужие руки удерживают на месте, пока глаза с неестественно расширенными в полумраке глазами изучают, внимательно цепляясь к каждой детали, — Кто ты вообще? — Я же сказал: защитник Анны. Она под надёжной охраной до конца своих дней и никто вроде вас никогда не сможет к ней подобраться, уж поверьте. Страх подступает к горлу, сжимая его противно-ледяными лапками неизвестного науке зверя и Алонсо впервые ощущает себя добычей. Колени странно дрожат, а под кожей словно поселился рой муравьёв, почему-то сконцентрировавшихся в районе предплечий, за которые его удерживают от падения. — Ты… ты не знаешь, кто я! — лепечет мужчина, признавая, что тело превратилось из послушного инструмента в помеху, — Я могу убить тебя и никто… — Аналогично. К тому же, я знаю сотню способов сделать всё настолько болезненной, что в конце ты сам с радостью призовёшь смерть. — Пафос, — фыркает из последних сил Алонсо. — Больше ничего придумать не смог, да? — Ну почему же… — рыжий вдруг понижает голос и медленно цедит. — О, мы от души повеселимся, прежде чем ты превратишься в кусок мяса: тёмные улицы, тусклые фонари и тишина, разрушаемая лишь стуком твоего собственного сердца. Уверен, ты оценишь: будет настолько больно, что в какой-то момент не останется ничего, кроме желания смерти, так что, когда я наиграюсь, ты с радостью сам подставишь горло… — он замолкает, но улыбка, растянувшая тонкие губы и нашедшая отголоски где-то на самом дне глаз, пугает сильнее любых слов, — Как тебе такое? Уже получше, не так ли?.. Через несколько секунд, вырвавшись из чужих рук и таки сверзившись с нескольких ступенек — благо, отделался парой синяков, обидно было бы свернуть шею в «самом спокойном месте штата» — Алонсо выскакивает из подъезда, едва ни сшибая с ног какую-то старуху, что обдаёт его смесь из ругательств и жалоб на жизнь. Он без остановки бежит почти до дома и только там, привалившись к дверному косяку и оставив без внимания ошарашенный взгляд Мориса, чувствует, как ком в животе начинает осторожно разжиматься, позволяя глубоко вздохнуть. — Ну, что там? — спрашивает с кухни Уве, — Нашли зацепки или действуем по старинке: явимся к ней, возьмём за горло, а потом — будь что будет? — Нельзя просто так… — он теряет дар речи, когда перед внутренним взором снова появляется тёмная лестница и горящие безумием глаза, — Просто так нельзя… Это будет форменное самоубийство… — «Самоубийство»? — непонимающе хмыкает Морис и замечает, — Я позвонил Лимбо, он прибудет в течении суток. «Лимбо»? Тот бугай, от которого все шарахались? — видимо, Уве что-то знает о парне, хотя сам Алонсо не имеет ни малейшего понятия, — Детектив, если Лимбо подключится, дело закончится смертоубийством! Точно говорю: парень не умеет ждать и планировать, у него в голове ветер и немного глупости, остальное он мастерски восполняет звериным чутьём и злобой! — Уве! Он же твой друг! — Он никогда не был моим другом. И, если между нами: я всегда считал, что он — твой друг! — Погодите, — тормозит их мужчина и вдруг осознаёт, что до этого момента не мог говорить, а только шептал себе под нос, — Что ещё за «Лимбо»? Почему мне не сообщ… — Пытались. Но ты был вне зоны доступа. Так что картель решил действовать по своему усмотрению…

***

Себастьян как раз успел до конца разгрести кровать и кое-как уложил Анну, прикрыв её чудом сохранившимся пледом, когда вышедший «проводить» Гарри ворвался в квартиру подобно смерчу, с порога порадовав «получилось». — Что у тебя такого «получилось», что ты так радостно верещишь? — поморщился брюнет и дополнил, — И, если можешь, верещи потише, Анна задремала. — У меня получилось! Я напугал его твоими фразами! — Какими фразами? — «О, мы от души повеселимся»… и прочее! Это сработало! Ты бы видел, как он побежал! Это невероятно, я даже в какой-то момент подумал, что мужик обделается! — Гарри, ты, что, точно запомнил всё, что я тогда сказал? — Ну да, а ты разве не так делаешь? — Конечно нет, зачем мне столько лишней информации? — «Лишней»? Погоди, то есть, ты… — Гарри пошевелил пальцами в воздухе рядом с ухом — характерный жест сбитого с толку человека, — Ты… выбрасываешь из головы всё, о чём мы говорим? — Да. — И… когда? В смысле, спустя сколько недель или дней… — Через два часа. — Оу… это… довольно обидно, знаешь ли, — тряхнул головой рыжий, — Знать, что кто-то настолько меня не ценит, что даже не потрудился запомнить… — Я всё помню. Ощущения, мысли, чувства. А вот слова не сохраняю — они лишние в этой картине, как будет лишней золотая рама для изображения схода первого льда, выполненного в серых тонах. Ненужная деталь, только отвлекающая внимание, — он повёл плечами, — Ты тоже когда-нибудь научишься, если решишь остаться человеком. — Нет. — Уверен? А может, какая-нибудь милая девушка однажды станет для тебя дороже всего на свете и ты с радостью… — Так уже было. И… люди не могут жить вечно, они… слабые. Хрупкие. И жестокие в своей внезапной смерти. — Потерял её? — Да. — Хочешь об этом поговорить? — Может быть позже… Не сейчас. Ещё слишком… рано. Да, рано! А нам надо ещё столько сделать! Например, отвести Анну в отель и… — Гарри, у нас нет денег. — Совсем? — нахмурился рыжий, — А как же твои накопления? — Их вынесли. Они были в коробке из-под обуви на дне шкафа. Вот этого, — указал на разобранные обломки Себастьян, — Но, как видишь, тут ничего нет. Ни коробки, ни денег. Да и вообще — сработали профессионалы, глупо было надеяться, что они пропустят такое очевидное место. Даже коробку упёрли, сволочи. — Коробку… такую жёлтую, да? Из скидочного магазина? В такую ещё обычно кладут безвкусные лаковые туфли на дурацкой шпильке, да? — В точку. А ты, что, видел её где-то тут? — Не просто видел — я унёс её с положенного места как раз сегодня утром. И убрал подальше, потому что Анна собиралась искать туфли и у неё могли возникнуть ненужные вопросы, — Гарри подошёл к валяющемуся перевёрнутым дивану и, подняв лежащую рядом подушку, открыл её застёжку, позволяя спрятанным внутри деньгам вывалиться пол, — А коробку и правда украли. Сволочи. — Сволочи, — бездумно повторил за ним брюнет и, присев, принялся собирать купюры, — На отель хватит. — «На отель»? Да тут вполне достаточно, чтобы начать новую жизнь! — присев рядом, рыжий сложил несколько десяткой купюр в плотную пачку и протянул собеседнику, — Оставь это нетронутым, ладно? Возможно, в ближайшее время нам понадобится ремонт. — Не знаю, как тебе сказать… — Себастьян поморщился. Он в принципе никогда не умел объясняться, да и не любил это дело в принципе, однако в последнее время всё чаще приходится идти наперекор внутренним убеждениям. Возможно, не стоило выбирать именно эту девушку, но ничего уже не изменить. Теперь Анна значит для него намного больше, нежели весь остальной мир. И Гарри в него абсолютно не вписывается. — В общем, я думаю, что было бы неплохо уехать. — О, здорово! Куда мы поедем? — не услышав ответа, рыжий тут же скуксился, — Так, значит… Это «мы» меня не включает? — Да. — В смысле «Да, включает» или «Да, не включает». — Да, — ровно подтвердил Себастьян и, поднявшись, вручил собеседнику пачку купюр, — Возьми это и отведи Анну в отель на другом конце города. — Нет, погоди! Мы не договорили! — Мы закончили обсуждать мои дальнейшие планы. В ближайшее время наши дорожки разойдутся. И, уверяю, просто отпустить свои неуёмные фантазии о том, как здорово было бы составить милый триумвират, деля между собой одну девушку и изредка гуляя на поводке, было бы лучшим выбором. — Иначе я пострадаю? — Плевать на тебя, — не в силах удержаться, парень сгрёб рыжего за рубашку и притянул к себе, переходя за яростный шёпот, — Может пострадать Анна, а она — так уж получилось — намного более ценный для меня человек, чем какой-то незваный гость, притворяющийся другом, но по сути — только и ждущий момента, чтобы ввинтиться между нами. Но у тебя не получится всё разрушить. — Что? Да твой мир и так рухнул на голову, едва не погребя под собой ни в чём не повинную девушку! Оглядись: эти люди явно что-то искали и — уж извини — я не припомню за собой грешков, тянущих на полноценное преследование, а значит — они пришли за тобой. Ты привёл их к Анне, гордись собой! — Ты не понимаешь, что происходит. — Нет, это ты, видимо, не до конца отдаёшь себе отчёт, к какому результату может привести постоянное брожение с закрытыми глазами, — Гарри пересчитывает деньги и, удостоверившись, что суммы должно хватить на неделю, почти невежливо выпутывается из плена чужих рук, — Эти люди отберут у тебя Анну. Может, ты будешь сопротивляться. Может — не будешь. Но они в любом случае добьются своего. Просто потому, что они — люди, а ты — нет… Они уходят почти неслышно. Едва различимые на фоне гула из открытого окна голоса исчезают где-то через три минуты после того, как Гарри впервые трясёт девушку за плечо. Они договариваются… Точнее, Себастьян сам распоряжается этим днём и домом, начисто игнорируя необходимость чинить двери и окна. Ну что ещё можно взять в этом доме, в конце-то концов? Любому же вору ясно, что отсюда вынесли всё подчистую. Себастьян разбирается на кухне, сгребая деревянные куски, некогда бывшие полками, а удачно подвернувшийся под руку пакет, размышляя над тем, откуда он тут вообще взялся. У него есть два варианта: либо Анна приобрела мешок для каких-то своих нужд, либо — его принесли с собой разворотившие дом «недограбители». От второй идеи его тянет смеяться, но Себастьян держится, ему и так довольно тяжело оставаться в нормальном состоянии после случившегося. Так и не скажешь, но внутренние переживания за Анну ударили намного сильнее, чем он ожидал. Мусор заканчивается слишком быстро. Он успевает унести от силы два десятка мусорных пакетов, когда приходит пора разбирать вещи и, хотя парень отлично понимает сколько всего ему ещё предстоит, он просто не может удержаться от того, чтобы развалиться на кровати и, втягивая пахнущий хозяйкой воздух, некоторое время просто лежать, смотря в потолок. Ему хорошо. Этот дом, пропитанный Анной до самого своего нутра, ледяного и бетонного, как нельзя лучше отражает и его внутреннее состояние: разруха, хаос, ощущение полной беззащитности. Складывается ощущение, что всю жизнь возводимые стены оказались не настолько прочными, как хотелось при их создании и, когда кто-то не шибко доброжелательный щедро прошёлся по ним ломиком, всё разлетелось на куски. И, подобно дому, даже если вынести обломки, а призраков некогда живших людей выгнать прочь, всё равно не станет легче. Ведь он-то будет знать, что должно быть на этом месте на самом деле. Ничего. Возможно, если схватить Анну и рвануть куда-нибудь на море, например — к тёплому итальянскому берегу, куда-нибудь на озёра, бегать там по пляжу, заниматься любовью — иногда сексом, им же тоже иногда надо — и играть в карты. Она могла бы научиться готовить что-нибудь местное, а он — научился бы хвалить совершенно несъедобные вещи, которыми его балуют. И, если получится: разобраться в происходящем и провести остаток дней в пучине неистовой нежности друг к другу. Остаток ЕЁ дней, разумеется, ведь люди настолько недолговечны. Насколько её хватит: десять лет, двадцать, может — даже сорок, а потом наступит черёд медленного угасания, сопряжённого с такими «мелкими неприятностями» как болезни, забывчивость, жажда покоя и чтения по вечерам в очках под ярким светом. Смогли бы они пережить это до самого конца, смог бы он стать для неё самым лучшим, самым сильным и самым смелым, если всё, на что хватает его решительности сейчас — мечтать ещё раз поцеловать эту девушку, непонятно как сумевшую украсть спрятанное под семью замками сердце? Или возможен и другой вариант: оказавшись с Анной наедине, он может осознать, насколько глупыми и наивными были все мечты. О, разочарование… худший враг любящего сердца и, подобно трепетному волнению — обоюдоострый кинжал, способный уничтожить любое начинание. А что, если это Анна в нём разочаруется? Себастьян вздрагивает от этой идеи и, подорвавшись с места, хватается за веник, словно намереваясь очистить не пол в прихожей, а свои мысли. Но идея о том, что он недостаточно хорош, никак не желает уходить: даже будучи выдворенной из головы, она повисает в воздухе вопросом: мелким, мерзким и угрожающим. Под аккомпанемент самокопаний он отмывает ванную, жалея, что нельзя прямо сейчас доломать всё и под этим предлогом закупить новую сантехнику, и принимается за кухню, которую бросил сразу после ухода остальных. — Гарри, твою мать, ну что за хрень? — только и может выдавить он, обнаружив чайник в мусорке, — Опять?! Рыжий, попав в дом и кое-как обжившись, стал самой настоящей проблемой. Непонятно с чего посчитав, что имеет право переставлять тут всё по своему усмотрению, он принялся за дело, меньше чем за неделю доведя настоящую хозяйку дома до сумасшествия, а Себастьяна — до едва сдерживаемого желания придушить «наглую тварь, не способную помыть за собой чашку и чайную ложку». Не то чтобы Гарри не заслуживал нескольких хороших ударов, или было жалко пачкать об него руки — совсем нет, иногда, наверное, стоило как следует вдарить, чтобы потом не было никаких недомолвок. Но в случае поимки или выдвигания претензий рыжий всегда делал «образ оскорблённой невинности» и быстро переводил тему, старательно «забывая» об истинной причине скандала. Анна же, в очередной раз обнаружив в раковине чашку в конце рабочего дня, тихо недоумевала и — чисто на всякий случай — врезала в дверь дополнительный замок. Разумеется, даже эти меры не спасли квартиру, когда пришли профессионалы. — Ну кто бы сомневался?! — зло бросает парень, когда ощущает, что внутри чайника что-то есть, — Неужели, раз уж ты решил выкинуть чужое, нельзя было его опустошить? Вот вечно он так, раз только дашь слабину и… Себастьян замирает. Внутри, аккуратно обёрнутые пузырчатой плёнкой, лежат деньги. Ради интереса он пересчитывает и поражённо замирает. Полмиллиона в крупных купюрах? Да быть такого не может! Откуда у Гарри такие деньги? И с чего он вообще решил, будто может спрятать их здесь? А если и решил, а потом спрятал, зачем выбросил? В попытке разрешить ситуацию, брюнет бросается к телефону и, подняв трубку, не слышит гудка. Действительно, кто бы мог подумать — провод вырван из стены, а основная часть аппарата сильно покорёжена, так что тот же Гарри — чёртов любитель наводить порядок там, где не нужно — наверняка поставил его на стол в качестве небольшого успокоения для Анны, особо сильно переживавшей потерю этого ровесника её бабушки, уже давно пытающегося сдохнуть в муках. Чёрт. Почему, когда срочно надо с кем-то связаться, никогда нет возможности?! Себастьян ещё раз пересчитывает деньги и, взяв немного себе, закапывает остальное в подушки на кровати, справедливо посчитав, что никто в здравом уме не станет копаться в чужом грязном белье. А потом, укрыв всё пледом, валится сверху, прикрывая глаза. Ему приходится сосредоточиться, чтобы различить чужую поступь — тяжёлую и неумолимую. Гость совершенно не стесняется, наверняка всерьёз рассчитывая найти тут хрупкую девушку и это станет его ошибкой. Когда к одиноким шагам прибавляются ещё две пары ног, он мысленно просит у Анны прощения: сегодня придётся дом наверняка снова пострадает и станет окончательно непригодным для жизни. С другой стороны, его желание отомстить, наконец, найдёт выход, способный успокоить зверя внутри. Хлопает дверь подъезда. Видимо, кто-то из жильцов оставил её незакрытой и налётчики смогли спокойно попасть внутрь, пройдя «первую линию обороны». Они поднимаются по лестнице, стараясь не шуметь, но всё равно не могут обойти чуткие кошачьи уши. Всё же, изначально была ещё одна причина не ремонтировать дверь. Такие «грабители» всегда возвращаются и, раз уж они покусились на дом Кота, им в скором времени придётся за это ответить…