Кот, который человек

О Саре говорят без умолку весь день до самого вечера. И, как бы Себастьян не хотел примотать Анну к кровати, заткнув ей уши и глаза, это всё равно бы не помогло обойти тему неожиданной смерти лучшей подруги. Поэтому он делает погромче, когда девушка выходит из комнаты и потом гладит её по вздрагивающей в рыданиях спине. Сара никогда ему особо не нравилась, она вряд ли была хорошим человеком, но сказать этого вслух нельзя — Анна горюет, ей сейчас не до выяснения отношения к всегда стремящейся использовать её подружке. Гораздо легче позволить ей выплакать и начать тяжёлый разговор уже после, за обедом, а лучше — за ужином. Удалившийся «поговорить о жизни с соратниками» Гарри ушёл ещё ранним утром, на прощание махнув золотистым хвостом, так что к обеду его можно было не ждать. А вот когда парень не является к ужину, Себастьян начинает беспокоиться. К тому же, он вдруг понимает, что оказывается наедине с Анной впервые с момента их знакомства и торопливых попыток притереться к жизни в совместном доме. Только вот теперь смотреть сквозь неё, не видя человека, уже не получается — взгляд то и дело цепляется за тонкие запястья или скулы, за выпавшие из пучка локоны или сияющие глаза. Словно назло ему и всему миру, девушка стремительно расцветает, становясь с каждой минутой всё прекрасней. Себастьян старается оказаться подальше, не заговаривает первым и вообще ведёт себя довольно отчуждённо. Это не работает: его всё равно трясёт от желания коснуться чужой кожи. Да и сама Анна ничуть не помогает. — Тебе плохо? — заботливо спрашивает она, садясь рядом на диван и накрывая горящий лоб прохладными пальцами. — Ты весь горишь. О, будто он не в курсе! Было бы просто здорово прийти в норму, сконцентрировавшись на основной проблеме. Но, к сожалению, успокоиться не так-то просто, когда перед глазами постоянно мелькает объект желания. — Может, вызвать врача? — разнервничавшись, Анна подползает по дивану ещё ближе и, почти уткнувшись ему в грудь, сообщает: — Не знаю, что со мной. В последнее время такое состояние… С одной стороны, мне постоянно тревожно из-за невозможности вернуться домой, а с другой: радостно от осознания, что я полностью свободна. Та квартира сковывала меня. — Почему? — Она принадлежала моим родителям. Так получилось, что я их почти не помню. И квартира… мне казалось, что она — связь с ними, способ показать, насколько я их люблю. Жить там было обязанностью, не слишком тяжёлой, но всё же неприятной. Лишившись её, я впервые почувствовала себя свободной и теперь… не знаю, что делать. Наверно, именно так себя чувствуют люди, съехавшие от родителей, этакие «птенцы, покинувшие гнездо». Себастьян медлит. С одной стороны, ему надо задать один-единственный вопрос, чтобы окончательно разобраться в ситуации, с другой… будет ли честным предложить Анне уехать подальше после того, как он сам и стал причиной разрушения её прошлой жизни? Внутреннее сражение между эгоизмом и честностью происходит быстро. Эгоизм выигрывает. — Как ты смотришь на то, чтобы уехать? — Не знаю, — она растерянно скользит глазами по комнате. — В другой отель? — Нет, в другой город, другой штат, другую страну. Может, куда-нибудь в Европу, или даже в Азию. — В Китай? — Можно и туда. А почему именно Китай? — А я больше там ничего не знаю. Ну, в Азии. — Ты плохо училась в школе? — Не то что бы плохо, просто… — она жмёт плечами. — Было совсем неинтересно. Нашим картам было, наверное, лет сто, если не все двести. Да и ребята вокруг шумели, так что я почти ничего не слышала. Нет, потом дома читала учебники, но там не всё понятно, да и… — девушка замолкает. — Наверно, иногда я кажусь тебе полной идиоткой. — Почему? — Ну, ты-то знаешь все страны Азии. — Если «все страны» это Китай, Япония и Таиланд, то да, действительно все. — Смеёшься? — Ага. Девушка улыбается, опять качает головой и неожиданно опускает голову на чужое плечо, доверчиво приникая кожа к коже. И Себастьян, сам того не ожидая, чувствует как становится трудно дышать. Анна словно оплетает его невидимыми нитями, мешая ощущать окружающий мир, быть его полноценной частью. Это одновременно и приятно, и страшно. Он борется с собой несколько секунд, но потом закрывает глаза, позволяя энергиям смешаться, пропуская через тела чужие мысли и желания. И с удивлением различает безумное количество тревог. Как можно было не разглядеть подобного раньше? Анна боится окружающего мира с силой улитки, так и норовящей спрятаться внутри жёсткой раковины, она сознательно заперла себя в квартире, полной старых вещей и полузнакомых фотографий в попытке защититься и теперь, когда собственноручно созданный мир рухнул под напором реальности, не желает ошибиться снова. Ей нужен покой, без постоянной суеты и о деньгах и чужих мыслях, без страхов и беспочвенных опасений. А ещё девушке очень одиноко. Настолько, что, пронзённой этим чувством как стрелой, Себастьян даже ёжится: внутренний холод имеет почти физическое воздействие, неприятное и будто шершавое. — Я хочу увезти тебя далеко-далеко, — говорит он и хмурится, когда мир вокруг неожиданно идёт розоватой дымкой недоверия. — Туда, где не придётся больше бороться за жизнь, где мы оба сможем просто радоваться происходящим переменам без ожидания скорых неприятностей. — А море там будет? — Ты любишь море? — Нет. — Тогда зачем оно тебе? — Потому что в книгах пишут, что быть счастливыми вместе можно только на море. Знаешь, эти фильмы, в которых герои медленно уходят по песку к горизонту, а у них за спинами розово-золотой закат и волны-волны-волны… — она прикрывает глаза. Мир вокруг расцвечен тоской, зелёно-фиолетовой, от неё скрипит на зубах и хочется прополоскать горло. Себастьяну хочется кричать, что он в состоянии отправить её на море, или в Париж, да хоть на луну, устроить то, что всем этим глупым киношным героям и не снилось. Словно почуяв это, Анна чуть отстраняется и хихикает: — У тебя лицо такое, словно через час выходить сражаться с драконом, честное слово! — Опять сравнение с романтическим фильмом? — Нет. С фильмом о приключениях, — девушка хихикает и быстро чмокает его в щёку. От этого, казалось бы, невинного жеста всё тело прошибает молнией, и парень решает, что в состоянии простить ей что угодно за этот конкретный момент, когда не надо никому ничего доказывать. Он гладит Анну по русым волосам, запутываясь в них пальцами, и тянет на себя, вынуждая приподняться, оказаться так близко, как никогда раньше. — Что такое? — Я хочу любить тебя вечно, — чётко произносит он и целует, почти невесомо, не разрешая себе ни секунды промедления, чтобы не сорваться. — Я буду любить тебя вечно, — повторяет Себастьян и подносит её тонкие пальцы к губам, выцеловывая кончик каждого, физически вздрагивая от того, сколько энергии сразу же выбрасывается в воздух. — Я люблю тебя. Девушка смотрит прямо, ничего не боясь, но молчит, не отвечая. Мир, окрашенный её мечущимися мыслями уже в сотню разных цветов, стремительно принимает прежние очертания. Потом Анна размыкает губы, словно намереваясь что-то сказать, но упрямо сжимает их вновь. И только качает головой. Себастьян обнимает её, принимая этот своеобразный жест за подтверждение возможных чувств.ю «Может, сейчас я и не могу ответить, но я слишком уважаю тебя, чтобы врать» — словно чернилами выписывает она энергией. И парень думает, что это правильно: они почти не знают друг друга, к тому же — она не из тех, кто с головой отдаётся эмоциям. А ещё Анна до сих пор боится. — Всё хорошо, — успокаивает её Себастьян и гладит по голове, желая упокоиться. — Я всё равно останусь рядом, даже если ты не можешь ответить прямо сейчас. Потому что любовь — это не только слова, не только поступки, это… — он тяжело вздыхает. — Любовь — это что-то внутри, как негасимое пламя, заставляющее совершать безумные поступки ради другого человека. Когда ты кого-то любишь, то готов убить и умереть за него, и одновременно не должен, ведь люби он тебя, ни за что бы не поставил в положение, близкое к смерти. — Ты правда не злишься? — Правда. А вот у тебя есть за что злиться на меня. Ты, наверно, будешь смеяться, но я на самом деле… — Она напала на Дейру! — Гарри ввинчивается между ними, оттесняя девушку и начисто перекрывая последнюю часть фразы. Анны, так и не расслышавшая признание до конца, смотрит на нарушившего атмосферу рыжего немного удивлённо, но не злится. Себастьян, пытающийся «отсоединиться» от её чувств, внезапно понимает, что не может этого сделать. Он собирается остановить Гарри, но девушка успевает быстрее. — Гарри, ты немного не вовремя, — произносит она и неожиданно зло добавляет: — Или ты полагаешь, будто давнее знакомство с Себастьяном даёт тебе какие-то преференции? — Эм… — рыжий пугается, отступает и странно переводит взгляд с брюнета на девушку и обратно, недоумевая столь резкой перемене в ранее всегда всего пугающейся девушке. — Ты не мог бы уделить мне капельку внимания?..

***

— Что с ней? — спрашивает Гарри уже на лестнице. — Я никогда не видел, чтобы она так сильно из-за чего-то завелась. Обычно она… ну… — он жмёт плечами. — Не идёт на контакт. — Теперь идёт, — Себастьян старается держать себя в руках, отгоняя мелькающие перед глазами чужие мысли и мелкие раздражители. — Видимо, проблема моих с ней взаимоотношений намного сильнее, чем нас с тобой казалось ранее. — Как это? — Я вижу, о чём она думает. Прямо сейчас. — Оу… Это очень, очень, очень не хорошо. Даже хуже чем то, что Басти каким-то образом отыскала Дейру и чуть её не прибила, начисто разобрав ловушку. — Прости… что? И ты столько времени молчал? — Я пытался сообщить сразу, но Анна… Погоди-ка, то есть, ты ей признался, и она призналась в ответ? — Нет. Она… промолчала. — Но вы всё равно объединились на энергетическом уровне? — Да. — И ты сейчас видишь, о чём она думает? — Сколько ещё дурацких вопросов ты собираешься задать? — Ровно столько, сколько потребуется на принятие того факта, что скоро либо ты станешь человеком, либо она — одной из нас. — Не мели чушь. Анна просто боится, вот и открылась первому встречному. — Ну, мне она как-то не открылась… — Гарри! — шипит кот и переступает с ноги на ногу, пока мир вокруг взрывается розовым и зелёным. Он даже пробует трясти головой, но это вообще не помогает, только тошнить начинает. — Что там с ловушкой? — Её больше нет. Дейра понятия не имеет, как Басти их нашла, но она горит желанием никогда с ней больше встречаться. У неё сломаны три ребра, ещё как минимум парочка треснута, нет трёх зубов, а лицо превратилось в сплошное месиво. — Плевать на девчонку, что с Басти? — Знаешь, вот честно, я бы сильно удивился, прояви ты хоть каплю заботы о своём сородиче. Дейра чуть не умерла… — Забота о собственной жизни — первостепенная задача, если она не в состоянии как следует спрятаться, не стоило оставаться в черте города. Плохо, что у нас теперь нет ловушки. — Слушай, а мы можем не ловить Басти, а, знаешь, ну… — Гарри жмётся, опускает глаза, комкает в пальцах край куртки. — Убить её? Себастьян с силой выпускает воздух сквозь сжатые зубы, почти переходя на свист, и приваливается к стене. У него в голове полный кавардак и виной тому пробравшиеся внутрь чужие мысли, каждая из которых приправлена изрядной долей сомнений. Даже сейчас, когда всё уже разрешилось и правила ясны, Анна переживает, что не соврала, не передавила себя, чтобы сделать приятное такому доброму и честному человеку. И, между прочим, про «доброго и честного», это прямая цитата, сам Себастьян себя таковым не считает. — Я мог бы взять пистолет и выстрелить ей в голову, например, — подаёт голос рыжий. — Или можно использовать яд. — Нет. Коты не имеют слабости перед ядами. Нас можно утопить или задушить. Именно на это я рассчитывал, когда запихнул Басти в первый раз в ловушку. И… — он замолкает. — Я почти уверен, что пули тоже могли бы подействовать, но… — «Но»? — Но кто из нас будет стрелять? Я знаю, что с каждым погружением в египетскую ловушку кот лишается одной жизни, а при разработке Басти в неё уже сажали, то есть… У неё было девять жизней, как минимум две она потеряла на проверках собственных сил в самом начале жизни, потом ещё трижды побывала в ловушке. Итого: кому-то из нас придётся четыре раза попасть ей в голову или в жизненноважный орган. Готов поспорить, после выстрела в упор она в течении трёх секунд оторвёт тебе твою дурную башку. — Так что… вариантов нет? — Есть. Но они тебе очень не понравятся…

***

Они приходят сюда не просто так. Себастьян кожей чувствует опасность и только поэтому решается пойти по запаху, чтобы найти куски старой ловушки. Но помещение огромного склада пустое, если не считать трёх трупов, один из которых сжимает в распухших руках металлический лом. Парень проходит по периметру в поисках следов, куда бы могла деться такая громадная хрень, как огромный каменный цилиндр, но всё тщательно прометено. В этот раз она решила перестраховаться. — Думаешь, она это сделала? Гарри, про которого он уже успел забыть, подаёт голос настолько неожиданно, что брюнет вздрагивает. Но потом всё же берёт себя в руки. — Да, это Басти. У них сломаны шеи, классический приём, позволяющий допросить жертву, держа её в воздухе, а потом — лёгким движение пальцев отправить её на тот свет. — Ну, может кто-то другой решил напасть на… — рыжий осматривает тела, но следов борьбы не находит. Как и признаков профессиональной принадлежности этих людей, — … на них? — неуверенно заканчивает он. — Кстати, как она так быстро освоилась в современном мире? Помнится, ты говорил о том, что она просидела внутри такой ловушки больше сотни лет, а это… долго. — Басти — кошка, у всех котов есть навык быстро привыкать к любым изменениям. Мы учимся намного активней остальных видов, мы живучее и опаснее. В основном из-за редкой скорости обучения и умения убивать своих собратьев. — То есть, ты можешь её убить? — Нет. Я не умею убивать своих. — Как это? Ты же только что… — Этому надо учиться. Годами, даже десятилетиями, причём — на таких же как мы с тобой, сворачивая шеи и пуская кровь. У меня не было на это ни сил, ни желания. — А у Басти, значит, было и то, и другое? — Да, она всегда ненавидела своих сородичей, считая их прямыми конкурентами. А людей просто не терпела, принимая их лишь в виде поклонников её «неземной красоты и божественного ума». В общем, она умеет, я — нет. Ещё вопросы? — С чего ты вообще взял, что она хочет тебя прикончить? Может же оказаться, что Басти просто хочет поговорить и обсудить ваши разногласия, а куча трупов — дело рук залётного серийного убийцы. — Может, — кивает Себастьян. — А ещё луна вполне может оказаться подвешенном на верёвочке куском сыра. — Ну что ты сразу… — обиженно бурчит Гарри. — Я ведь просто предположил. — Хорошо, давай говорить серьёзно. Видишь лом? — брюнет указывается на слегка покалеченный предмет. — Им орудовали, вскрывая ловушку. Видимо, ребятам пришлось как следует потрудиться, потому что они опустошили четыре бутылки воды, прежде чем сняли тяжеленую крышку, — он обводит пальцами брошенные в угол куски пластика. — Таким образом, когда её достали, питьевой воды осталось крайне мало. Она изуродовала тару, что делает, когда не может получить желаемое. Потом… — он наворачивает круг по самому центру помещения. — Ловушка стояла не здесь, думаю, они привалили её к стене, потому что нижнее основание имело набалдашник. — Ты и об этом подумал? — Нет, просто предпоследний цилиндр был в прошлом частью ракеты. Отрывать от него кончик было слишком трудно, долго и дорого, поэтому я плюнул, оставив так. Так что ловушку наверняка положили на бок, чтобы окончательно откупорить крышку, потом Басти выбралась, бросилась на открывшего, а после того, как отыгралась несколько раз пнула свою тюрьму и откатила её… Так, первый след… — Себастьян уходит в самый тёмный угол склада и уже оттуда кричит: — Нам нужна лопата! — Откуда я… — Посмотри вокруг, наверняка валяется где-нибудь поблизости! — А… — Ну, чем-то же она это закопала! — на поиски лопаты уходит меньше десяти минут: вынырнув из ворот в разные стороны, они обнаруживают искомый предмет — покорёженную металлическую лопату, ручка которой сломана ровно пополам. — Всё ещё думаешь, что она хочет поговорить? — мрачно уточнил Себастьян, прежде чем выдернуть обломки лопаты из земли и осмотреть. — Что ж, тебе можно с уверенностью сказать: привычка в припадках ярости уродовать вещи до сих пор при ней. Гарри ничего не ответил, молча пристроившись за спиной и наблюдая за тем, как из земли появляется сначала округлый кончик, потом — стенки цилиндра и, наконец, повинуясь сильным рукам брюнета, ловушка целиком оказывается на поверхности. И сразу же становится понятно, что крышка не просто захлопнута — удар при её закрытии был слишком силён, и в результате по ловушке пошла крупная трещина. — Это плохо? — спрашивает Гарри, когда ругательства его собеседника, постепенно переходящие от едва слышного шёпота, становятся громогласными. — Я имею ввиду, план использовать куски… — Да какое там «использовать», стоит открыть крышку — всё развалится на куски прямо у нас в руках! — Но что-то ведь можно сделать? — Можно, — кивает Себастьян. — Можно сделать новую ловушку. Я попробую обратиться к местным строителям, найти бетон и придумать, где именно можно устроить засаду. А ты иди обратно в отель и стереги Анну. — Что? Нет! Я не уйду… — Из нас троих единственный уязвимый член команды — Анна, потому что в случае чего она даже не успеет закричать. Почуяв мою энергию на человеке, щедро одарённом ещё и запахом, Басти вырвет ей кадык и оставит задыхаться на полу, истекая кровью. Хочешь дать ей шанс подобраться незамеченной? — А что я-то смогу сделать? — У тебя есть пистолет. Ты выстрелишь, потом ещё, ещё и ещё, а когда кончатся патроны — бросишься бежать, прихватив её с собой. Потому что если Анна пострадает, я лично отверну тебе голову. Даже если не сдохнешь, чинить шею — не слишком-то приятное занятие. — А ты прямо знаешь. — Знаю, — Себастьян отступает от собеседника, недоумевая как вообще оказался стоящим вплотную к нему. Крутит в руках лопату и как-то совсем миролюбиво признаётся: — На самом деле, я всегда был слишком агрессивным и решительным. И в итоге на момент встречи с Басти у меня осталось только шесть жизней. А ведь прошло всего десять лет. — Ты что, помирал каждые три года?! — Тогда были другие нравы. Церковь гоняла еретиков, вешали просто за не вовремя открытый рот, на костёр отправляли за умение читать целыми словами при отсутствии сана. А я умел читать и совершенно не умел держать язык при себе. Так что не удивляйся, что… — Сколько у тебя сейчас осталось? — Это не важно. — Важно! Что, если я понадеюсь на твою живучесть, а Басти оторвёт тебе башку и на этом всё закончится. — Всё в любом случае закончится, если она оторвёт мне башку. Собаки не выживают без передних лап, птицы — без левого крыла, а кошки… — Без головы, — заканчивает за него Гарри. — Чёрт! Почему всё всегда так сложно?! Неужели нельзя было дать нам чуть больше времени на подготовку?! — А «просто» в этой жизни и не бывает, — Себастьян скалится, показывая удлинившиеся клыки. — Анна снова смотрит новости. Чёртова Сара, у меня от мыслей о её «безвременной страшной кончине» голова трещит! — Значит, других вариантов нет? Только ловушки с копьями, пистолет или приглашение в бассейн? — рыжий хмурится. — И ты так и не сказал, сколько у тебя. — Две. — Как? Ты ведь только что… — Три за первые десять лет, одна от Басти, три за последние полгода. — Серьёзно? Тут тебя тоже где-то в тёмной подворотне Инквизиция прижала? Боже, в каком страшном месте мы живём! — Гарри всплёскивает руками и пинает ловушку, крышка которой тут же отваливается. — О, Господи! Что это?! — Труп, — констатирует Себастьян. — Причём без головы. Всё ещё думаешь, что она хочет поговорить?..

***

Ян выскакивает на улицу в половине третьего, на ходу затягивая ремешки куртки и гадая, что именно могло случиться в ветеринарной клинике в такое время и может ли оно, в принципе, подождать до утра. На лестнице сверху стучат быстрые шаги, но никто не спешит показаться, так что парень списывает это на собственные больные нервы. На последней ступеньке он почти сталкивается с девушкой, по самые брови завёрнутой в эксцентричный розовый пуховик. Это заставляет задуматься, но ненадолго, в конце концов, он зверски спешит. Но незнакомка выныривает из подъезда на трёхступенчатую лестницу вслед за ним, будто так и надо. — Извините, вы не подскажите, где здесь библиотека? — кричит она парню вслед, но тот слишком сильно задумался, чтобы отвлечься от нервных мыслей, так что только ускоряет шаг. — Эй, ты! Вот это уже работает. Ян замирает, словно его дёрнули за пояс, и медленно поворачивается. Девушка подходит ближе, из-под модного пуховика торчат ноги в больших мужских ботинках и дырявых джинсах. — Не лучший выбор одежды для такой погоды, — шутит парень и пытается улыбнуться. Если сейчас незнакомка вдруг наставит на него пистолет, можно ставить крест на приближающихся экзаменах: из дома он не выйдет до следующего лета. И это — если сумеет выжить. — Да что ты гово… — она вдруг осеклась, словно наткнулась на стену, опустила намотанный на лицо шарф и несколько раз дёрнула носом, принюхивась. — Интересно… Где ты работаешь? — А разве это… — Отвечай! — всё тело сковало, и как Ян ни пытался вырваться из невидимых пут, ему удалось только глубоко вздохнуть, чтобы закричать. И парень тут же согнулся пополам от удара в живот. — А вот этого нам не надо, мы не хотим, чтобы одного из нас утром нашли со свёрнутой шеей, правда, малыш? Ян судорожно втянул воздух через сжатые зубы, и вдруг осознал, где раньше видел этот пуховик. Сара. Только она в городе не просто носила ярко-розовые вещи, но и расшивала их стразами, привлекая всеобщее внимание. И в свой последний приход она была в нём, шуршащем и грязном. На рукаве прибавилось несколько пятнышек, но в целом вещь точно та же. Выходит, это и есть тот самый маньяк, убивающий людей в городе? — Вы убили её? — спрашивает Ян и глаза напротив сверкают жёлтым. — Зачем? — Она не захотела отдать мне то, что я хотела. — И только за это её стоило уби… — Вот только не надо рассказывать мне о принципах гуманности и доброты! Вы, люди, о них и понятия не имеете! — от рывка воротник куртки скрипит, но не поддаётся чужим пальцам. На руке, которой незнакомка впилась в кожу, длинные когти, но Ян уже видел такие, так что не пугается. — Что, уже знаком с такой красотой? — она крутит запястьем, заставляя когти то появляться, то исчезать, словно играясь сама с собой. А потом щёлкает или перед лицом парня, заставляя шугануться назад, скользя по льду. — Ну-ка скажи мне, дорогуша, где найти одного крайне чёрного кота? — Я не знаю. С того момента, как пропала… — Ян замолкает. Выдать Анну и её связь с Себастьяном, даже такую нелепую, точно не лучшая идея. Его собеседница совсем не выглядит вменяемой, скорее — окончательно спятившей. А возможность превратиться в животное явно не сделают её слабее. Возможно, именно поэтому Анне и пришлось бросить свой дом? — Не знаю. А работаю я в ветеринарной клинике…