***
Несколько ближайших к лестнице комнат были заперты на ключ, там хранились предметы из различных коллекций Отца. Одну из дверей Тодороки отпер, и Бакуго, заглянув вглубь комнаты через его плечо, издал скучающий звук. Комната была заставлена музейными витринами, прятавшими под стеклом бесценные предметы древности. После этого Бакуго решительно проходил мимо запертых дверей, не желая тратить время на то, что он назвал «дорогущим хламом». Но, к удивлению Тодороки, приоткрытая комната, в которой на стендах были выставлены картины, заинтересовала гостя. Бакуго прошёлся по рядам с работами именитых художников, одобрительно кивнул нескольким полотнам, а потом указал на одну из картин: — Вот этот хрен похож на тебя. Приблизившись, Тодороки без особого восторга посмотрел на портрет Отца в юности. Картина была настолько старой, что по краске разбежались лучики кракелюра. — Это основатель клана, — пояснил он. — Энджи Тодороки. — Хах, Тодороки, значит, — протянул Бакуго. — Выходит, вы реально родственники… Семейное сходство налицо. Тодороки с сомнением покосился на портрет. Лично он не находил никакого сходства. — Дальние родственники. Ничего общего, кроме фамилии и ничтожного процента крови, у нас нет, — с прохладцей ответил он. Бакуго посмотрел на него с любопытством, но ничего не сказал. Лишь перед выходом из комнаты неодобрительно заметил, что взгляд у Энджи точь-в-точь как у его матери. Мурашки по коже. Это развеяло тягостные мысли Тодороки. Он подумал, что хотел бы познакомиться с женщиной, вызывающей мурашки у такого парня. Так как кабинет Бакуго успел осмотреть в свой прошлый визит, Тодороки повёл его сразу в хозяйскую спальню — самую обжитую комнату особняка. — Скромновато, — хмыкнул Бакуго, оглядевшись. Он прошёлся мимо одежного шкафа самой обычной модели, полупустых книжных полок и современного компьютерного стола, на котором лежал серебристый ноутбук. Остановившись напротив длинного, во всю стену дивана, он повернулся к Тодороки и спросил: — А спишь ты свесившись с люстры вниз головой, как летучие мыши? Кровати-то нету. Или у тебя в подвале припрятан уютный гробик? Глядя на чрезвычайно серьёзное лицо своего гостя, Тодороки не мог понять, шутит Бакуго или действительно подозревает его в таких варварских привычках. — Вампиры не спят, — терпеливо объяснил он. — Ни на люстрах, ни в гробах, ни на кроватях. — Похоже, свободного времени у тебя выше крыши. Как ты развлекаешься? — Читаю, занимаюсь рабочими вопросами. Иногда выезжаю за город. Изредка приходится посещать банкеты, фуршеты, приёмы и давать интервью в качестве представителя фирмы, если Отца нет в стране. Бакуго шумно опустился на диван и откинулся на спинку, сложив руки за головой. — Я бы сдох со скуки через пару месяцев такой жизни. — Как видишь, я пока держусь, — Тодороки улыбнулся, но его улыбка исчезла, когда он заметил на шее Бакуго пластырь. Неброскую полоску телесного цвета всё это время скрывал высокий воротник толстовки. Определив направление его взгляда, Бакуго небрежно подтянул воротник повыше и посмотрел с вызовом, словно предупреждая, что лучше обойтись без расспросов. — Мой укус всё ещё не зажил? — спросил Тодороки. На него красноречивые взгляды Бакуго не действовали. — Пустяки. — Покажи мне. Бакуго скрестил руки на груди. — Отвали. Я же сказал, что это пустяки. Заживёт. Тодороки протянул руку, чтобы снять пластырь самостоятельно, но Бакуго перехватил его ладонь и издал предупреждающий рык. — Чёрт, ты хочешь без руки остаться, придурок? — зубастый оскал оборотня был способен вразумить любого. Внезапно выражение лица Бакуго изменилось, его взгляд переместился на плечо Тодороки. Губы сложились в ядовитую улыбку. — Хотя знаешь, я покажу след от укуса, если ты покажешь мне своё плечо. Оно же тебя совсем не беспокоит. Издевательская точность, с которой Бакуго процитировал его, настораживала. Тодороки нарочно скрывал истинное положение вещей. Да, плечу пришлось несладко. Рваная рана от зубов оборотня так и не затянулась, к тому же из неё периодически сочилась кровь. Пришлось прибегнуть к помощи Мидории. Но обо всём этом Бакуго знать не стоило. Тодороки не хотел, чтобы он волновался или винил себя. Тем не менее выражение лица Бакуго вынудило его подчиниться. Вздохнув, он стянул футболку через голову. — Ближе, — скомандовал Бакуго, выпрямившись на диване. Дождавшись, пока Тодороки подойдет и наклонится, он осторожно провёл пальцами по шву. Череда чёрных скоб из специального волокна стягивала края длинной, изогнувшейся, словно змея, раны. Мидория, предварительно потренировавшись на бутафорской коже, наложил швы не хуже дипломированного хирурга. От прикосновения горячих пальцев Тодороки снова почувствовал волнение. Теперь причиной стал запоздало осознанный им факт: они с Бакуго были совсем одни в этом огромном особняке, полном тёмных комнат и горизонтальных поверхностей. Тодороки всё ещё помнил привкус крови оборотня, но и вкус их поцелуя он не забыл. Ему не хотелось торопить события. К тому же он не был на сто процентов уверен, что Бакуго воспринимает происходящее между ними так же серьезно. Потому что с этим парнем вообще ни в чём нельзя было быть уверенным на сто процентов. — Выглядит дерьмово, — резюмировал Бакуго, вдоволь насмотревшись и натрогавшись. — Вот здесь шов кривоват. Что за рукожоп тебя латал? Не нужно было быть гением, чтобы догадаться, что он придирается. Тодороки не понимал причину такого поведения, но почувствовал, что должен рассказать Бакуго всю правду. — Швы накладывал человек, которого приставили ко мне в качестве личного помощника. От предка ему достался специальный инструмент для таких операций. Плечо только выглядит плохо, на самом деле рана не опасна. Бакуго молчал, глядя на него исподлобья. — Прости, — добавил Тодороки. — Я не хотел врать. — Но соврал. — Я подумал, что ты будешь волноваться, поэтому решил… — Чего?! — перебил Бакуго. Он засмеялся, громко и издевательски, а потом смерил Тодороки колючим взглядом. — Ты подумал, что я буду волноваться за тебя, и поэтому соврал мне? Слишком много на себя берёшь, чёртова пиявка! С какой радости мне волноваться из-за кровососа, которого я едва знаю? Ты меня за слезливую сучку держишь? Вскочив, он яростно налетел на Тодороки, но тот не двинулся с места. Как много слов. Слова, слова, слова, единственное назначение которых — скрыть то, что Бакуго чувствовал на самом деле. Тодороки видел это в его глазах, слышал в нервном биении его сердца. Бакуго был зол, обижен, а теперь еще и оказалась задета его гордость. Но он не испытывал бы всех этих эмоций, если б не переживал за Тодороки. — Можешь ударить меня, если от этого тебе полегчает, — предложил Тодороки первое, что пришло ему в голову. Понимание подтекста при разговоре с Бакуго ещё не делало его способным улаживать такие ситуации. Но он был готов стараться. И, если потребуется, получать по лицу. Казалось, Бакуго такое предложение пришлось по вкусу. Скрипнув зубами, он резко выбросил руку вперёд, но всего лишь схватил Тодороки за подбородок и бесцеремонно подтянул к себе. Так близко, что они столкнулись лбами. — Чтоб больше не врал, усёк? — прошипел он. — Лжецы ничего не стоят. И не пытайся додумывать за меня, я сам решу, как реагировать на всякое дерьмо, — Бакуго несильно боднул его лбом в переносицу и проворчал: — С тобой охренеть как сложно, Тодороки. — С тобой тоже. — Поговори мне еще! Тодороки понял, что смотрит на его губы, и заставил себя отстраниться. — Теперь снимешь пластырь? — попросил он. — Вот пристал, — Бакуго неохотно поддел край пластыря ногтями и продемонстрировал два прокола. Кожа вокруг них была немного бледнее. — Говорю же, ерунда. — Болит? — Тодороки коснулся отметин. На этот раз Бакуго не стал отталкивать его руку. Он склонил голову набок, сильнее открывая шею — прямо как тогда, в лесу. — Не больше, чем комариный укус, — поддразнил он. Тодороки мягко провёл пальцем по его шее, невольно поймав ритм пульса. И без того слегка учащённый, пульс всё больше набирал обороты. — У тебя чувствительная шея, — предположил он вслух, поглаживая пульсирующую под кожей артерию. — Идиот, не в этом дело, — с досадой возразил Бакуго. Его руки неожиданно оказались на талии Тодороки. Сжали, скользнули вверх по рёбрам, обжигая голую кожу. — Такой холодный, — Бакуго лениво мазнул пальцами по его груди, нарочно задев соски. — Мне вот интересно, а внизу ты теплее? Его ладонь протиснулась под ремень брюк Тодороки раньше, чем тот успел отреагировать. Удивительно, но в присутствии Бакуго даже сверхбыстрая вампирская реакция давала сбой. — Ого, — глаза Бакуго удивленно расширились, но он быстро оправился от неожиданности и выдал очень неприличную улыбку. — Ты всегда рассекаешь по дому без трусов? Или это в честь моего прихода? — он подался вперед, понюхал Тодороки в области ключиц и удовлетворенно кивнул. — Теперь никаких левых запахов. Тодороки, уже пожалевший, что в спешке натянул брюки на голое тело, застыл на месте, потому что всё это время рука Бакуго оставалась в брюках. Горячие пальцы небрежно поглаживали его член. — Бакуго, — предупреждающе позвал он, накрыв ладонью дразнящую его руку. — Хочешь что-то сказать? — голос Бакуго, обманчиво доброжелательный, лучше всяких слов намекал, что сейчас кое-кому не стоит говорить ничего. «Больше не могу», — мелькнуло в голове Тодороки, и он сжал Бакуго в объятиях так крепко, что тот от неожиданности подавился вдохом. Этот звук напомнил, что с ним живое, подверженное переломам существо. Его руки дрогнули, ослабляя объятия. — Не тупи, — Бакуго отстранился, чтобы заглянуть ему в глаза. — Меня не так-то просто сломать. Ты уже должен был понять это, — скорчив недовольную мину, он врезался в губы Тодороки настойчивым поцелуем. Не переставая целоваться, они обрушились на диван, который панически скрипнул под их весом. Бакуго устроился на бёдрах Тодороки и ловко расправился с молнией его брюк. — Да, вот здесь ты намного теплее, — шепнул Бакуго ему в ухо. Тодороки почти его не слышал, сосредоточенный на том, чтобы одновременно стащить с Бакуго толстовку и расстегнуть джинсы. Запах, такой сладкий и дразнящий, пьянил сильнее любого алкоголя. В голове билось только «больше, больше, больше». Запах Бакуго — единственное, что он хотел чувствовать, и единственное, чем он сам хотел пахнуть. — Полегче, — Бакуго возмутился, когда вслед за отброшенной в сторону толстовкой отправилась его надорванная по шву майка. — Одежда денег стоит. Не все здесь богатенькие наследники, — он сильнее сжал член Тодороки, как будто в наказание. Тодороки, чьё терпение и так было на грани, нахмурился и одной рукой притянул его за затылок, чтобы заткнуть поцелуем, а второй поддел резинку на его трусах. Когда он сомкнул пальцы на горячей и уже достаточно затвердевшей плоти, Бакуго издал рычащий стон, от которого по телу — от губ к паху — пробежала дрожь. Он хотел насладиться реакцией Бакуго, чьё тело оказалось таким отзывчивым, на каждое движение его руки, но сам то и дело срывался с ритма из-за грубоватых, сводящих с ума чужих ласк. Тодороки казалось, что кто-то включил ускоренную перемотку времени. Он окончательно потерял контроль. Тёплая тяжесть на его бёдрах, запах кожи, пота и смазки, поцелуи урывками, сбившееся дыхание у самого уха — ощущения обострились, оглушая и ослепляя. Горячо, влажно и ярко, как никогда прежде. Ощущая биение чужого сердца, такое отчаянное и сильное, что его хватило бы на двоих, Тодороки чувствовал себя по-настоящему живым. В какой-то момент Бакуго протяжно застонал в поцелуй. Потом отстранился, жадно хватая воздух ртом, и уткнулся лбом в его плечо. Мускулистое, пышущее жаром тело выгнулось дугой. Тодороки чувствовал, как по животу тяжелыми каплями стекала чужая сперма, пока Бакуго доводил его до предела. Торопливые рывки горячей ладонью контрастировали с невесомыми, действительно нежными поцелуями, которыми Бакуго покрывал рану на его плече. Из-за такого контраста Тодороки кончил почти сразу. Он всё ещё заторможенно любовался белесыми потеками, осевшими на его теле и принадлежащими им обоим, когда Бакуго неожиданно обнял его, прижавшись, и больно укусил за мочку уха. — В следующий раз я всё сделаю сам, потому что у тебя явно маловато опыта, — шепнул он и, отстранившись, пару раз тряхнул сжатым кулаком вверх-вниз, — в этом. Тодороки в отместку слегка прикусил его горло там, где остались отверстия от клыков, а затем припечатал это место быстрым поцелуем. — Мой недостаток опыта не помешал тебе кончить первым. — Не помешал, — невозмутимо согласился Бакуго и, подтянув приспущенные джинсы, слез с него. На его рельефном животе теперь тоже красовались разводы их смешавшейся спермы. — Ты же помнишь, где ванная комната? — Тодороки качнул головой в сторону двери. — Там есть чистые полотенца. Кивнув, Бакуго направился к двери, по дороге подобрав с пола майку. Молча. Тодороки тоже ничего не сказал. Всё случилось слишком быстро, и теперь он запоздало осмысливал произошедшее. Его голова была абсолютно пустой. Вернувшись из ванной, Бакуго швырнул в него влажным полотенцем и велел привести себя в порядок. — Есть хочу. У тебя наверняка нет ничего, кроме грёбаного кофе, — увидев, что Тодороки кивнул, он раздраженно цыкнул и принялся поторапливать его: — Одевайся, пробежимся до круглосуточного магазина. Бакуго вёл себя так, словно ничего не случилось, и Тодороки подумал, что это было, пожалуй, лучшей реакцией из возможных. Напряжение между ними окончательно рассеялось. Успокоенный, он быстро избавился от последствий их близости и переоделся под саркастичное «что это, неужели очередная чёрная водолазка».***
Решив срезать путь до города через лес, они окунулись в пахнущую дождём темноту. Ветки роняли капли на их головы, пока они, переговариваясь на бегу, неслись сквозь чащу. Вдруг Бакуго затормозил, пробуксовав в грязи и подняв тучу брызг. — Стой, — напряженно приказал он. Мгновенно скинув скорость до нулевой, Тодороки наконец почувствовал то, что заставило его спутника остановиться. Запах волка. Незнакомый и гораздо сильнее, чем ставший привычным запах Бакуго. Когда из-за дерева сверкнули алые волчьи глаза, Тодороки понял, в чём дело. Это был оборотень в своей животной форме. Зверь угрожающе оскалил зубы и замер в характерной позе хищника, после которой обычно следовала атака.