Футболисты бывают разные

— Пора взрослеть. Саша запрокидывает голову, касаясь затылком холодной стены. Красная карточка. Первый матч на сборах, и уже такой неприятный «сюрприз» в виде отсутствия на следующем матче. Никто из команды его не укоряет, но и Головин все сам прекрасно понимает. Да, он всплылил. Да, он ответил обидчику в том же тоне. Да, виноват сам. Кто его просил вмешиваться в очередные разборки на поле, имея уже желтую карточку? Горячая голова и желание поставить противника на место. А каков результат? Весьма печален, на самом деле. Он подвел свою команду, поставив ее и без того в затруднительное положение — силы с бельгийцами изначально были не равными. И отсутствие ключевого игрока на поле тоже сказывалось не в лучшую сторону. — Не грузи себя, — Чалов задержался в дверях раздевалки, стараясь хоть как-то подбодрить друга, — такое с любым из нас могло случиться. — Но чаще всего почему-то со мной, — криво улыбается Головин, устало потирая переносицу, — ладно, проехали. Увидимся. «Несдержанный. На эмоция перебарщивает. Не зрелый. Переоцененный психопат. Шибко нервный». Он в очередной раз пытается никак не реагировать на столь обидные комментарии. Стоит только оступиться, как все уже начинают пересчитывать твои желтые и красные карточки. Судачить о плохой игре и неоправданных ожиданиях. Ставить под сомнение цену, за которую армейцы продали его в «Монако». «Получает карточки, ничего не спасая в игре. Просто со злости». И снова повторяется таже самая история, как и в Монако. Кто-то твердит, что «нужно избавиться от игроков типа Головина, которые не работают на команду». Кто-то называет его трансфер совершенно бесполезным. Саша закидывает сумку с вещами на плечо и спускается вниз. Как же трудно быть всеобщим разочарованием. И даже, если Черчесов в открытую не высказывается по этому поводу, Головин и без того все прекрасно знает. Он снова подвел всех, вот и все. Никто другой, а именно он. — Я думала, ты уже и не придешь, — ты стоишь на стоянке, спиной облокотившись на капот машины. Головин хмуро смотрит на тебя из-под опущенных ресниц и пожимает плечами. — А что думала? — Что ты останешься ночевать в раздевалке. Судя по комментариям, такой придурок, как ты, на все способен, — усмехнувшись, произносишь ты, скрещивая руки на груди. — Значит так и сделаю, — грубо бросает Саша, зло щурясь и поправляя лямку на плече, — зря ждала. Ты внимательно следишь за реакцией своего парня — судя по всему, это удаление задело его сильнее, чем предыдущее. Одно дело уйти с поля, играя за иностранный клуб, и совсем другое, играя за Сборную своей страны. Головин крепко сжимает губы, делая шаг назад. — Можешь ехать домой. — Стой, — ты со вздохом удерживаешь Сашу за рукав кофты и крепко обнимаешь, целуя в шею, — дурак ты, но самый любимый. Не принимай так все близко к сердцу. Никто из этих людей не был на твоем месте, но каждый склонен осуждать. Не слушай таких. Слышишь меня? — Слышу. — Я тебя люблю даже таким психом, понял? — ты отстраняешься, нежно касаясь его щеки ладонью. — Понял, что я псих, — его губы трогает довольная улыбка, от которой на сердце в разы становится легче, — и ночевать в раздевалке я не хочу. — Я так и знала, — ты смеешься, запечатляя на его губах поцелуй и утягивая за собой к машине. Становится лучше. Возможно, еще лучше станет после курочки с картошкой. Не слушай никого. Слушай только себя. Слушай.