Крылья
24 августа 2019 г. в 22:10
Зло порождает зло. Так сказала Малефисента. Стефан предал ее. Он обманул и забрал ее прекрасные крылья, променяв доверие на титул короля. Значит теперь она сотворит ему такое зло, чтобы он не смог забыть о нем ни на минуту, чтобы просыпался по ночами в ужасе, так же как она. Она отнимет у него самое ценное.
В целом, Диаваль не находил возражений против такого хода мыслей, поступок Стефана был ужасен, и оставлять его безнаказанным было нельзя. Вот только, он не совсем понимал, причем тут новорожденная малышка.
Он думал об этом, пока летел на свою ежедневную разведку. На живописных просторах королевства наблюдалось нездоровое движение — последствия их вчерашнего визита во дворец.
По всему королевству собирали прялки. Диаваль покружил полминуты над одним из деревенских домов: пожилая женщина, может быть полжизни проведшая за шерстью, пыталась остановить королевских стражников и на коленях клялась не подпускать юную принцессу к своему любимому инструменту. Ее не слушали: старую резную красавицу-прялку кинули на телегу, ее тонкий стан дал трещину, а колесо отлетело. Ворон внутренне поморщился: проклятие Малефисенты принесло горе не только ее личному врагу, но и всему народу королевства. Похоже, впутывать в свои личные проблемы окружающих — это стиль Малефисенты.
А ведь изначально, служба в качестве крыльев Малефисенты показалась ему не самой сложной. Надо было всего лишь каждый день летать в замок, подслушивать разговоры, прячась за оконной рамой или резными украшениями у потолка, конечно, если удавалось пробраться внутрь. Чаще он предпочитал обосноваться на уже знакомом внутреннем дворе и послушать, о чем судачат слуги.
Местные были недовольны тем, что происходило в замке. Принцип престолонаследия, основанный на мести местной фее, вызывал у них вполне логичное возмущение, хотя и ненависть к Малефисенте была удивительно сильной. Казалось, что это противостояние единственное, что сплачивает сейчас людей, оставшихся без короля и законного наследника. Принцесса пребывала в глубоком трауре, а значит, свадьба и коронация Стефана откладывались на неопределенный срок. Диаваль подозревал, что принцессе не дадут выдержать полагающийся траур, и с возрастающей тревогой ждал дня коронации.
Он не рассказывал об этом Малефисенте. Фея с каждым днем становилась все более мрачной и была не самой приятной собеседницей. Она оставалась в разрушенном замке, хотя он видел, как тяжело ей приходится: без крыльев, без привычного окружения, она впала в подобие спячки, практически не двигалась и только слегка поводила рукой, чтобы обратить его в человека для короткого отчета. Чем больше он наблюдал ее сосредоточенное ожидание, тем больше он боялся дня, когда ему придется сообщить о коронации.
Несмотря на то, что Малефисента не покидала своего убежища, а он был ее единственной связью с внешним миром, Диаваль чувствовал, что не сможет утаить от нее происходящего. Та власть над своим телом и жизнью, которую он ей дал, каким-то образом обязывала быть честным перед ней. Он скрывал свои ежедневные опасения, но не смог бы соврать, случись что-нибудь по-настоящему важное. Это не было заботой или сочувствием, скорее ощущением долга, которому он следовал. В этом было тяжело признаться даже самому себе, но в ту секунду, когда он стоял в поле, глядя в ее нечеловеческие зеленые глаза и отдавал себя на ее милость, он чувствовал, что поступает правильно. В момент угрозы все внутри него встрепенулось, голос в голове кричал: «Опасность, опасность», и только, когда он пообещал служить Малефисенте, его накрыло ощущением правильности. Несколько лет он провел как ворон обыкновенный, Corvus corax, стал впадать в забытье, все его мысли были сосредоточены на выживании, но сейчас он чувствовал, как будто пробудился ото сна: весь мир стал ярче, появились цели, которым надо было следовать, и задачи, которые требовали решения. Это была настоящая жизнь.
Полеты в замок могли быть даже забавными: иногда можно было напугать служанку, неожиданно каркнув над самым ухом, или утащить парочку блестящих монет из кошелька задремавшего после обеда вельможи. Малефисента может превращать его в человека сколько угодно, но бросать свои вороньи привычки он не собирался. Хотя, если на чистоту, превращения не радовали его, человеческое тело имело массу недостатков, и в первую очередь, — необходимость разговаривать с Малефисентой. Он всегда считал, что быть разумным вороном довольно приятно: есть большое удовольствие и сила в том, чтобы всегда держать свои мысли при себе.
Однако было и преимущество, обнаруженное им не сразу. Он в течение недели курсировал между замком и убежищем Малефисенты, когда понял, что не помнит, когда последний раз ел. После каждого превращения из человека в ворона, он как будто рождался заново. Да, сам процесс был неприятным, но потом он чувствовал себя наполненным силами и не нуждался в еде. Фея обращала его каждый день, он не мог сказать, длится ли эффект дольше суток, но он привязывал его к новой хозяйке почти так же сильно, как данное обещание.
Хотя обещание все же имело особенную власть над ним. Без него, он бы никогда не решился сообщить Малефисенте, о том что коронация Стефана состоялась. Он не ожидал ничего хорошего, но ее реакция была хуже всех предположений. Фея даже не спросила, почему слышит об этом первый раз, она потеряла разум от ненависти: мрачная неконтролируемая сила Малефисенты вырвалась в небо зеленым огненным столбом, а затем накрыла округу как плотный осенний туман.
Изуродованная, не отомстившая она вернулась тогда домой, и волшебный народец даже не пытался противостоять ей, когда она вступила на Болота. Все кто мог ушел в пещеры и норы, а те кто остался наблюдал за тем, как Малефисента короновала саму себя на несуществующее царство. Сидя на ее плече, он смотрел на их застывшие лица и видел только страх перед ней и недоверие к себе. Он чувствовал, что стал символ их несчастий.
Малефисента все больше уходила в свою злость, не видя окружающих, не прося помощи, не делясь своими мыслями. Она замкнулась в себе, как будто копила в себе ненависть для чего-то, стараясь не растратить ни капли. Может быть она и провозгласила себя правителем и защитником Волшебных болот, но только местные жители теперь боялись ее не меньше, чем незнакомого и далекого Стефана.
А его дни тянулись не быстрее и не медленнее. Он наблюдал за Стефаном, не видя в его действиях особенной опасности. Увлеченный вхождением в роль короля, он не проявлял внимания к волшебным болотам или Малефисенте, проводя больше времени в совещаниях с советниками и приеме гостей. В целом, Диаваль был вполне успокоен его поведением, постройка еще одного крыла замка или сбор урожая — явно не то, что может вызвать вспышку ярости у его госпожи. Он со спокойным сердцем отчитывался ей каждый день, в мелочах докладывая об увиденном, и часто взмах руки феи прерывал его на полуслове.
Что ж, шпионаж оказался не его сильной стороной, все это время он смотрел не туда.
Это был ребенок. Крошечная розовенькая девочка, завернутая в кружевные пеленки. Последовав сначала за прачками, огласившими замок веселыми криками, затем горничными, суетящимися здесь и там, и, наконец, няньками, точно приведшими его к причине шума, он оказался в небольшой комнате, где в колыбельке лежала она — дочь Стефана. Притаившись, он наблюдал за ней. Как она шевелит пальчиками и чуть-чуть щурится сквозь сон. Для каждого, кто увидел бы малышку сейчас, она показалась бы примером идиллии и покоя, но он мог поклясться, что видел, как тень Малефисенты уже ложится на ее светлую головку.
Вчерашний вечер выдался, конечно, особенно знаменательным. Они заявились во дворец на крестины принцессы без приглашения. Наряженные гости, счастливые родители и крошечная принцесса были так прекрасны, словно срисованы с картинки из старой сказки, которую показывают маленьким детям, чтобы вложить в их головки образ идеальной жизни. Все это великолепие так и просилось быть разрушенным, на его вкус оно было слишком слащавым. Их лица быстро исказил ужас, Малефисента умела появляться эффектно — зеленый дым, молнии, опять-таки черный ворон добавлял ее образу мрачности.
В тот момент, когда гости шарахались от них, три феечки-недоучки пищали от возмущения, а Стефан не мог вымолвить ни слова от испуга, он искренне считал, что они несут правосудие, что представление, устроенное Малефисентой, будет концом трагедии, начатой королем. Переводя взгляд с одного соперника на другого он ждал, когда вырвавшийся из посоха зеленый луч поразит предателя насмерть, а они, пользуясь суматохой, ускользнут из замка с победой. Может быть, где-то отдаленно, он желал этого, как одного из предвестников своей свободы. Старый дурак, а ведь он в тот момент наслаждался их страхом, произведенным эффектом, выгибал позвоночник, когда рука Малефисенты коснулась его перьев, — жест, который она не позволяла себе раньше.
Ему действительно пора перестать строить планы на будущее. Почти год он каждый день смотрел на Малефисенту, отчитывался перед ней, дремал на ее плече и охранял ее сон. Он был верным слугой, но ничего про нее не понял.
Жаждавшая мести фея быстро почувствовала, какой удар будет самым болезненным. Еще мгновение назад она смотрела на короля и вот, вся ее ненависть выплеснулась на новорожденную девочку. Казалось бы за отрезанные крылья можно было бы отомстить отрезанной головой, но Малефисента выбрала самый изощренный способ мести. В ее проклятии чувствовалась не только месть, но и горечь обиженной женщины, которая не может простить не только боль физическую, но и предательство своей любви. Наблюдая за ними тогда, он почувствовал след прошлой близости, прорывающийся в нынешней взаимной нелюбви: только когда-то очень близкие люди могли перейти к настолько чистой неразбавленной ненависти к друг другу. Все-таки чем ближе мы подпускаем к себе другое существо, тем лучшего врага мы себе в нем готовим…
Внезапно перед ним возникла крыша замка, и ему пришлось на всей скорости влететь в одно из чердачных окон. Отвлеченные мысли чуть не стоили ему головы. Он быстро раскинул крылья, останавливая тело, и приземлился в дальнем конце чердака. Пришло время начинать традиционный облет.
В каждой комнате чувствовалась нездоровая суета, на каждом лице была печать неуверенности и испуга. Он быстро нашел короля, королеву, но не нашел младенца. Кажется, Стефан уже предпринял какие-то действия для сохранения дочки. Это умно, он не ожидал такой быстрой реакции. Но никогда не стоит забывать, что Стефан был достаточно хитер, чтобы подняться от простолюдин до короля. Что ж, перехитрить его несложно. Если Аврору заперли где-то в замке, то можно отследить ее местонахождение по нянькам, а если она где-то в загородном поместье, то — по обозам с припасами. Потребуется немного времени, но в итоге он отыщет малышку и расскажет о ее местоположении своей госпоже. Он мысленно усмехнулся — в конце концов, в ближайшее время он совершенно свободен.
Обводя взглядом парадный зал, он заметил на полу пару синих бабочек. Они не были растоптаны, а значит оказались здесь совсем недавно, уже после крестин. Если бы он был в человеческом обличье, то смог улыбнуться. Король Стефан, наверное, думал, что запутает их, отдав дочку на поруки трём цветочным феям, сбежавшим из волшебных болот после воцарения Малефисенты. На самом деле, он практически выдал им ее местоположение.
Диаваль легко соскользнул с лепнины и встал на крыло. Делая круг по залу, ворон вдруг заметил испуганного стражника у дверей. Это был молодой парень, наверное, недавно в охране. Его глаза были круглыми как монета, рот приоткрылся, как будто он старался подавить рвущийся крик, а руки лихорадочно пытались снять с плеча лук. Тело ворона увернулось от выпущенной стрелы раньше, чем в голове появилась осознание, кто так сильно напугал молодого стражника.
Он вылетел из замка и устроился на одном из балконов. Возможно, впервые за долгое время ему потребовалась минута, чтобы передохнуть. Стать мишенью стражника было неприятно, но куда неприятнее, что об этом происшествии точно придется рассказать Малефисенте.