Дуб
9 июля 2020 г. в 21:35
Малефисента была в ярости. Она не просто приложила огромные усилия, чтобы обратить его в ворона на таком расстоянии, она протащила его через весь лес как на веревке, не заботясь о том, что он путался в ветвях и ударялся о деревья по дороге, а терновая ограда оставила на крыльях глубокие раны. Диаваль, доставленный чарами к ногам королевы Болот, был похож не на птицу, а скорее на комок грязных перьев. Обратив его слабым движением пальцев обратно в человека, Малефисента рухнула прямо на землю под своим любимым дубом.
Фея не потрудилась исцелить его во время превращения, так что по рукам Ворона текла кровь, а одежда была изорвана и испачкана липкой грязью Болот. Он решил не вставать на ноги, а просто привалился к ближайшему камню и, обхватив голову руками, пытался унять боль, раскалывающую голову надвое.
Малефисента выглядела не лучше. Бледная, с обкусанными губами и темными тенями вокруг глаз, она еле приподнялась от земли, опираясь на дерево. Ее одежда тоже вся была вымазана в грязи:
— Доволен? Хорошо погулял? — прошипела она, кидая на него злобные взгляды и пытаясь встать хотя бы на колени.
— Вам лучше прилечь, госпожа, — абсолютно искренне заметил Диаваль. Малефисента была явно измотана совершенным колдовством. Она потратила огромные усилия, чтобы вернуть его на Болота, и теперь даже дышала с трудом.
— Ненавижу тебя, — Малефисента рухнула обратно на землю, — как же я тебя ненавижу, мерзкий уродец, — она отвернулась и приглушенно застонала.
Диаваль так удивился, что на несколько мгновений даже забыл про боль и усталость. Понятно, что Малефисента не питала к нему нежных чувств, но и поводов для ненависти он ей не давал.
— Зачем же было тогда так выбиваться из сил, чтобы тащить меня сюда? Я бы вернулся завтра сам, вы отлично знаете, что мне некуда идти.
— Вернулся? Как будто это ты здесь решаешь, когда уходить и возвращаться, — она поморщилась, что-то явно причиняло ей сильную боль. — И надеюсь ты не думаешь, что я сделала это потому что волновалась, — последнее слово она произнесла особенно издевательским тоном. — Нет, безмозглая ты гадина, это потому что ты решил прогуляться именно в том виде, в котором можешь говорить. Думаю, тебе ведь не терпится рассказать королю и стражникам, все что ты знаешь? Может быть даже привести парочку сюда на Болота?
От несправедливости у Диаваля даже перехватило дыхание. Вся его служба Малефисенте была безупречной, а ведь только знакомство с ней автоматически делало его мишенью для всего королевства. Он хотел высказать ей свое недовольство, но остановился. Он представил, как по-дурацки они выглядят сейчас: барахтаются в грязи, оставшейся после вчерашнего снегопада, и даже не могут встать на ноги, чтобы пойти умыться. Волшебный ворон и самая могущественная фея королевства лежат израненные, чумазые и злые. Он вспомнил, что это лицо Саата сейчас все в глине и царапинах, это его руки покрыты занозами и царапинами, и с силой зажмурился. В темноте перед глазами проплыли огненные круги.
Малефисента продолжала тихо шептать проклятия в его адрес, Диаваль заволновался, что она может случайно наслать на него что-то серьезное, но похоже зря — королева Болот была совершенно беспомощна.
Ворон с огромным усилием встал. Все тело ломило, а шрамы тянули кожу, но сил было достаточно, все-таки ему удалось проспать несколько часов и даже поесть перед этим. Он на минуту вспомнил уютную сонную избушку Анни. Интересно, остался ли там висеть его плащ? Или может быть растворился в воздухе во время превращения? Он уже не узнает. И как же стыдно, что разбил зеркало. Понятно, что девушке никакого толку от него, но ведь это была вещь ее отца. Он отогнал мысли и двинулся к Малефисенте.
Фея любила свободные одеяния, возможно, потому что они делали ее особенно величественной, но Диаваля это не обманывало. Он была маленькой и легкой, не тяжелее охапки хвороста. Все-таки Малефисента была рождена летать, а не ходить по земле. Может быть, и посох ей нужен был, чтобы удержаться на поверхности.
Мысли немного путались, поэтому он сосредоточился на дороге, нужно было добраться до пруда, а путь пролегал по скользким гладким камням.
— Знаешь, госпожа, — он решил даже не смотреть на нее, а просто говорить в пространство, — нельзя так выкладываться. Понятно, что твоя сила связана с Болотами, пока ты творишь магию здесь, потратить ее полностью не получится. Но сейчас ты как пустой сосуд, не сможешь защитить себя, даже от мальчишки с перочинным ножиком. И ладно бы Болотам грозила ужасная опасность, но делать это, только чтобы показать, что держишь меня на коротком поводке, просто глупо. Возможно, ты не заметила, но я не поклонник своей человеческой формы, а вернуть мне крылья можешь только ты.
Он бросил взгляд на Малефисенту, но она отвела глаза:
— Ты не понимаешь, — ее голос звучал почти спокойно, — мне на тебя даже смотреть тяжело.
— Почему же, — он улыбнулся, — понимаю. Как оказалось, мне на себя смотреть тоже непросто.
К интересу короля к кузнечному делу и металлам Малефисента отнеслась с должным вниманием. Неожиданно его ночные похождения обернулись самым желанным подарком — крыльями, полетом и свободой. Наконец-то он смог оставить роль няньки и вернуться к наблюдению за замком.
Раньше он сновал по коридорам, прячась за картинами и портьерами, но теперь не мог рисковать. Приходилось облетать дворец снаружи, что давалось непросто — изящный и хрупкий внешне замок был на самом мощным сооружением с толстыми и высокими стенами, башнями огромного диаметра и бойницами высотой по три метра. Диаваль выбивался из сил, пытаясь облететь его, чтобы просто попасть из парадного зала на дворцовую кухня.
Тем приятнее была его находка: среди башен возвышающихся над стороной замка, обращенной к лесу, он заметил небольшую открытую площадку. С внешней стороны она была обнесена стеной, так что было легко не заметить, но за ней прятался настоящий висячий сад — вазоны с цветами, небольшие клумбы, оплетенные плющом стены, а в центре — большой дуб.
Дерево поразило его: как именно мог оказаться здесь такой большой дуб и как его мощные корни, наверняка глубоко уходящие в недра замка, еще ничего не разрушили? Он в очередной раз подумал, что к постройке замка наверняка приложили руку феи, но определенно более жизнерадостные, чем Малефисента.
Не заметив никакой охраны, Диаваль спустился вниз к саду и приземлился на одной из веток в глубине мощного дуба. В саду царила атмосфера тишины и спокойствия. Ветер, который свирепствовал на такой высоте, не мог победить мощные стены, и в саду чувствовались только легкие дуновения. Цветы благоухали, чуть поодаль тихо журчал небольшой фонтан. Место казалось как будто не принадлежащим ни к одному из враждующих миров: слишком спокойно для королевства, разоренного постоянной войной, слишком пустынно для переполненных обитателями волшебных болот, где над каждым цветком в погожий день кружит по мотыльку или лесной феечке.
Диаваль отдыхал. Ему понравился этот спокойный защищенный сад. Здесь можно было восстановить силы после долгого перелета, спастись от надсмотра стражников, которым он теперь старался не попадаться на глаза, выкинуть из головы образ Малефисенты, проклинающей его просто за то, что существует.
В птичьей голове было легче носить обиды и горькие воспоминания. Они отступали назад, как будто прятались за театральным задником, чтобы вызвать их приходилось прикладывать усилия. На переднем плане была окружающая действительность. Вороном он был идеальным наблюдателем — незаметным, внимательным, неподвижным. Вот и сейчас он оглядывался вокруг и запоминал детали двора, разглядывал листья, прислушивался к их шелесту.
Вдруг он уловил звук, который не могли издать ни листья, ни цветы. Больше всего он был похож на вздох. Диаваль замер в листве. Через несколько секунд вздох повторился отчетливее. Звук шел снизу, ворон стараясь не шуметь и не хлопать крыльями, перебрался на пару веток вниз и увидел похоже единственного обитателя то сада, вернее — обитательницу.
На широкой мягкой расшитой тахте полулежала женщина. Он видел сверху как блестит солнце в ее золотистых волосах, как мягко переливается ее бархатное одеяние — спадающее свободными складками голубое платье, перехваченное на талии золотым шнуром. Не удивительно, что он не заметил ее, хрупкая молодая лежала абсолютно неподвижно.
Перебравшись еще немного ниже, он смог увидеть ее лицо: она была очень бледна, через белую как бумага кожу кое-где проступали веснушки, но они не придавали ее лицу того задорного вида, который свойственен многим рыжим девушкам. Глаза были открыты, но взгляд застывшим, казалось, что она мало обращает внимание на окружающую ее красоту. Она была печальна: скорбная складка пересекала ее высокий лоб, уголки губ опущены.
Женщина не замечала его, да и не могла заметить — все-таки он умел укрыться среди листвы так надежно, что даже приблизившись вплотную, люди часто не видели его. От взгляда Диаваля не скрылось кольцо на безымянном пальце левой руки, а значит женщина замужем, но она не похожа на мать семейства — наряд почти юношеский, просто убраны волосы. Может быть это чья-то невеста, ждущая своего рыцаря из очередного похода? Но почему тогда она здесь совсем одна? Молодые женщины любят проводить время вместе — так и веселее, да и не принято, чтобы молодая дама оставалась одна. Мало ли что могут напридумывать про такую отшельницу.
Диаваль вглядывался в лицо женщины — тонкие черты лица, чуть пухлые губы, зеленые глаза с прекрасным чуть-чуть восточным разрезом. В этой изысканной редкой красоте для него было что-то знакомое, виденное не один раз. Женщина повернулась набок и по-детски подложили руку под голову... Аврора, понял он. Она напоминала ему Аврору. Конечно, пухленькая хорошенькая Аврора была намного ярче и румянее женщины, но теперь Диаваль смог вспомнить свою самую первую встречу с незнакомкой. На крестинах Авроры, рядом королем стояла именно она.
Королева Лейла! Как она изменилась с той последней памятной встречи! Тогда она светилась счастьем и юной красотой. Была так счастлива и горда, за своего здорового младенца. Как иссушило бедняжку горе и неизвестность. Через дверь, ведущую в замок, в сад вошли две придворные дамы, тихо подошли к лежанке, видимо, боясь разбудить или испугать королеву.
— Королева Лейла, — шепотом позвала одна.
— Я не сплю, — отозвалась та.
— Мы хотели убедиться, что все хорошо. Может быть, вы пройдете в замок?
— Да, возможно, если вы считаете, что так будет лучше, — бесцветным голосом ответила королева, — но я бы хотела перед этим посмотреть на лес.
Дамы переглянулись и приблизились к лежанке. Одна накинула мантию на плечи приподнявшейся королевы, другая помогла ей встать. Женщины бережно взяли ее под руки и направились к противоположной двери. Диаваль, стараясь не шуметь, взлетел и устроился на окружавшей сад стене, точно над дверью. С внешней стороны оказался небольшой балкон, обращенный в сторону болот. Возможно, когда-то здесь предполагалось место для дозорного, но сейчас он был пуст. Королеву подвели к перилам и она тяжело оперлась на них. Она вглядывалась вперед. Диаваль увидел, как в ее глазах блеснула слеза.
Заметив для себя это новое явление — королеву и ее укромный сад, ворон внес его в список ежедневных проверок. Он прилетал сюда в последнюю очередь, чтобы никуда не торопиться и посидеть подольше на большом дереве, наблюдая. Королева проводила во дворе много времени и ему не приходилось долго ждать. Иногда она приходила вместе с придворными дамами, они рассаживались на подушках у ее ног и занимались рукоделием. Лейла тоже брала в руки канву, но часто, не сделав и двух стежков, задумывалась и уходила в себя. Дамы тихо переговаривались между собой и иногда пели длинные грустные песни — такие обычно поют знатные женщины, ожидая своих женихов из похода. Лейла редко тихо подпевала, почти не разжимая губ. Перед уходом ее выводили на балкон, и она долго смотрела вдаль. Диаваль понял, что это был своеобразные ритуал. Даже когда она проводила время в одиночестве, а это бывало часто, все равно приходили дамы, чтобы сопроводить ее.
Королева не была больна, но производила впечатление глубоко уставшего человека, все ее движения были медленными и нерезкими. Иногда она словно впадала в транс. Диаваль был заворожен этой медленно плавной красотой, словно погруженной в бесконечную дрему.
Ворон считал, что достаточно хорошо знает окружающий мир, может быть, он даже знает это лучше всех. Ведь ему был доступен и дворец, и Болота, и лес, разделявший их. Вот и сейчас, отдыхая в саду, он мог представить, чем заняты основные действующие лица: Малефисента обходит терновую ограду, закрывая прорехи, добавляя шипов; отчаянно борющийся за свою состоятельность король, боящийся не победить больше, чем потерять единственную дочь, сидит над чертежами очередной машины, которая призвана огнем и мечом поработить волшебное царство, а Аврора играет в саду с волшебными побеги, зачарованными для развлечения ее главным врагом — а то не дай бог крошка соскучится и не доживет до шестнадцатилетия.
Все они были теперь соединены его крыльями, все они живут под его пристальным взглядом. Казалось он знает все, но вот здесь, прямо перед ним притаилась тайна — единственный человек, одновременно связанный с этим миром и забытый им. Прекрасная королева словно существовала параллельно всем бурным событиям за стенами замка. Ее не касались ни войны, ни смерти, ни темные силы Малефисенты. Забытая всеми, она жила в своем саду, бесконечно обращенном в прошлое и неизвестность, к ее ненаглядной Авроре.
«Кто же ты, — думал он, возвращаясь пораньше после привычного дозора к Болотам, его в отличие от королевы ждала встреча с Авророй сегодня, — что за странное создание? Как будто беспомощное дитя или тепличный цветок, который умрет без правильного света и полива. Зачем и как ты живешь? Оставленная мужем, лишенная ребенка. Откуда это смирение? Разве мать не должна восстать против такого порядка? Бросить все силы, хитрость, влияние, чтобы найти свое дитя, быть с ним рядом?».
Глядя в очередной раз на забывшуюся сном королеву, он не мог понять, что в ней такого, что он вновь и вновь прилетает сюда. Казалось бы он должен испытывать только жалость и даже презрение к несчастной женщине, но он вновь возвращался к большому дубу и то, что приводило его сюда было отнюдь не жалостью. Одно он знал точно, он ничего не расскажет о королеве Малефисенте.