Прощальный свет

      Утром он ждал Малефисенту у места изгороди, через которую они обычно покидали Волшебные болота. Не нарушая ритуала, фея без слов подошла к нему и занесла руку для рутинного превращения. Он закрыл глаза, представляя как покидает тело, — привычка, выработанная годами. Но ничего не произошло.       Он физически чувствовал ожидание превращения — зудящий, тянущий комок между лопаток. Такое же чувство, наверное, возникает у человека, убегающего от лучников. Еще секунда, и увидишь стрелу, проходящую сквозь грудь. Уж лучше бы она сделала это сразу, как обычно.       Прошло около минуты. Оставаться с закрытыми глазами казалось глупым. Он медленно поднял веки. Лицо Малефисенты застыло перед ним в сантиметрах двадцати. Она внимательно смотрела на него. Диаваль почувствовал отзвук вчерашней вспышки — лицо Малефисенты было как гипсовая маска, как тяжело было видеть его, не сравнить с живым постоянно меняющимся лицом Лейлы. Он не удержался и чуть осуждающе покачал головой.        — Я задолжала тебе, — с расстановкой произнесла Малефисента, — не право голоса, но признание. Признание твоей полезности. И как знак этого я дам тебе… — Малефисента наклонилась и подняла небольшую раздвоенную как рогатка веточку, — это.       Диаваль даже не попытался сдержать удивление этой награде и мысленно уже придумывал достаточно саркастичным комментарий:       — А пока ты не пустил в ход вороньи колкости, от которых меня уже тошнит, — отразила его несостоявшуюся атаку Малефисента, — я поясню. Это твоя свобода. Короткая, но много тебе и не нужно, — фея посмотрела на рогатку, и она вспыхнула зеленым пламенем, поглотившим тонкую кору. Теперь ветка стала похожа на вилочковую косточку — тонкие ключицы, сросшиеся у пернатых вместе. — Разломи ее, и ты станешь вороном, если был человеком, и наоборот.       Малефисента протянула ее ворону, и он аккуратно взял ее посередине. Драгоценный подарок! Одно единственное превращение, зато его собственное, свершившееся только по его желанию. Он почувствовал благодарность, но тут же затолкал это чувство поглубже. В очередной раз его поразило, как легко могла Малефисента сделать это и как скупо тратила свои силы на его благополучие. Учитывая, как просто она превратила ветку в магический артефакт, она могла бы сделать их десяток. И все же он отвесил благодарный поклон:       — Спасибо, госпожа, это очень великодушный и тонкий подарок, ты точно угадала, чего бы мне хотелось.       — Ну, не такой и тонкий. Да не держи ты ее как хрупкий одуванчик! Эта ветка не сломается просто так, только если ты действительно этого захочешь.        Вот теперь Диаваль даже улыбнулся. Такая предосторожность пришлась ему по душе.        — А теперь к делу, — Малефисента развернулась и скорым шагом направилась к лесу.        Конечно, его вчерашние слова были сказаны впустую. Малефисента не собиралась отказываться от возможности выказать Стефану свою осведомленность и подорвать его надежды на победу в прямом и переносном смысле. Скорее Диаваль даже подставил себя под удар, ведь именно ему теперь отводилась главная роль: —       Раз уж ты так заинтересован в спасении жизни людишек, то тебе и флаг в руки. Вернее, — Малефисента сделала паузу, — в когти и клюв.       Диаваль, следовавший за хозяйкой и получавший время от времени по лицу и рукам ветками — перед ней они, понятное дело, уважительно расступались — закатил глаза. Нет, серьезно, и это его шутки здесь считаются низкосортными.       — Я все вижу, — Малефисента повернулась и оскалила клыки в жуткой улыбочке. Она явно была в хорошем настроении, не часто фея решалась на активное противостояние, но сегодня она предвкушала успех и была довольна собой.       Они добрались до Гадарсдма к полудню, а еще через пару часов уже пересекали поля, отделявшие руины замка от усадьбы. Диаваль начал волноваться, ночью он проходил здесь незамеченным, сейчас же они шли открыто, разве что редкие полосы кустарника скрывали их от наблюдателей в усадьбе.       — О, не трусь, курица, — способность Малефисенты угадывать его настроение начинала уже надоедать ворону, — я же здесь не первый раз. Сейчас пересечем это поле и как раз будет неплохое укрытие — заросли бересклета, — впереди действительно виднелось несколько кустиков с парой-тройкой красных листьев. Почти за ними начиналась изгородь усадьбы, чуть в глубине светлели корпуса приюта. Коттедж королевы еле угадывался вдалеке.        Диаваль знал, как хорошо умела Малефисента скрываться на виду, природа всегда как будто шла ей навстречу в этом — ветви становились гуще, листья ярче, но вот сам он разве что научился прятаться в ночи и гуще леса. Сейчас ему казалось, что он идет не по пустому полю, а по оживленной улице. Фея посмотрела на него и, в свою очередь закатив глаза, щелкнула пальцами.        Все-таки нет ничего лучше его естественной маскировки, вернее, его естественного облачения. Ворон кружил над феей, пока она не дошла до укрытия. С воздуха стало понятно, что все его страхи были лишними, никто не смотрел за ними. Усадьба замерла в тишине, не было видно ни слуг, ни детей. Сейчас, когда его тревога быть замеченным улеглась, на него нахлынул другой страх. Что если королева не послушала его? Или послушала, но решила устроить засаду? Может быть, их поджидает отряд стражников? Он чувствовал как быстро бьется сердце под оперением.        Малефисента позвала его:       — Итак, все очень просто, даже ты справишься. Видишь то здание? — она указала на ближайший корпус. — Там в подвале размещена лаборатория. Я дам тебе это, — она потянулась за сухой веткой кустарника и отломила ее, — у тебя будет… даже не знаю, — фея прищурилась, оценивая расстояние от их укрытия до здания, — минута. Затем она загорится и будет тлеть еще четверть минуты. Я хочу, — теперь она смотрела на ворона очень внимательно, — чтобы это здание взлетело на воздух, — в глазах Малефисенты засверкали знакомые зеленые огоньки. — Ты же ученый ворон, придумаешь что-нибудь, — она улыбнулась. — И запомни, если через полторы минута я не увижу дым, то я найду то, что дорого твоему крошечному сердечку, и сотру это с лица земли.       Если бы он был сейчас человеком, то сделала был глубокий вдох, чтобы успокоиться.       — Раз, — Малефисента посмотрела, на ветку, — два, — зеленые огоньки заплясали по сухой коре, не причиняя ей вреда, — три, — ветка полетела в его сторону, и он поймал ее на лету за середину. Несколько сильных взмахов подняли ворона в воздух, он развернулся и полетел к изгороди.       Саат когда-то рассказывал ему про прыжок веры — развлечение для фанатиков и одержимых. Как сильно ты веришь? Решит ли бог спасти тебя, пока, повторяя слова молитвы, летишь со скалы? Люди думают, что, совершая безрассудный прыжок, они проверяют свою вера. Но Саат был уверен, что они проверяют своего бога. Насколько он милостив, насколько реален. Ведь неважно, как сильна вера и как много молитв заученно, если веришь в того, кто не существует.       Сейчас был его прыжком веры. Малефисента не оставила времени на размышления или запасной план. Его полет до лаборатории занимал считанные секунды, и он мог заранее сказать, сколько взмахов крыльев сделает. Ни мгновения на сомнения и страхи. Только вера.       Когда он, сложив крылья, проскользнул в низкое окно полуподвального помещения, ветка тихо зашипела, и Диаваль увидел оранжевую искорку, разгорающуюся в двадцати сантиметрах от него. Он огляделся: сводчатый потолок, перевернутые стулья, на полу — осколки стекла и обрывки пергамента. Наверное, помещение задумывалось как кухня — одну из торцевых стен занимал огромный очаг. С конца ветки начал сыпаться пепел, потрескивание становилось громче, ворон бросил взгляд на противоположную очагу стены — идеально, тут как раз хранились реагенты. Он спланировал на верхнюю полку и, повернув голову, воткнул ветку целым концом в ближайший открытый горшок. Диаваль одним броском добрался до открытого окна, и, не жалея сил, начал набирать высоту.       Это был удачный горшок. Ударная волна догнала его уже рядом с крышей. Взрыв оглушил ворона, но он продолжил лететь вверх. От земли поднимались клубы пыли, они поглотили первый этаж, второй… Пара секунды — и крыши уже не было видно. Диаваль упорно набирал высоту. Конечно, хотелось сбежать, повернуть в сторону болот и не оглядываясь мчаться к знакомым деревьям, грязевым ямам, осточертевшим, но безопасным, троллям и пикси, но если ты прыгаешь, то должен и приземлиться.       Пыль рассеялась, и он, сложив крылья, устремился вниз: кирпичи, пыль, осколки стекла, деревянные тлеющие перекрытия, какие-то тряпки и бумаги. Ни крови, ни тел. Ворон не удержался и пару раз перевернулся в воздухе. Слава тебе, милостивая королева этих земель!       В окне Лейлы больше не было свечи, но Диаваль точно знал, что она не покидала усадьбу. Он не понимал, что происходит — королеве не было нужды оставаться здесь, но и видеть его она больше не хотела. Ворон не мог перестать прилетать, но каждый раз, увидев темное окно, уносил тяжесть в сердце.       Прошло несколько месяцев после взрыва, летом он иногда видел силуэт королевы через открытые окна спальни, она полулежала в постели, почти не двигаясь. Диавалю было тревожно за нее, но он даже не мог пробраться внутрь и послушать, что говорят слуги — коттедж королевы не королевский дворец, в который можно попасть незамеченным.       Наступила осень. Окна захлопывались одно за другим, горничные вставляли вторые рамы и готовились к зиме, а Диаваль продолжал прилетать сюда. Ему казалось, что если он пропустит хотя бы день, то случится что-то страшное — именно в этот день королева решит в последний раз зажечь свечу, или же он пропустит новость о ее… Но здесь он даже боялся думать дальше.        Судьба была милостива к нему, в конце октябре, когда трава в саду покрылась белой изморозью и хрустела также, как когда-то весенний ледок под ногами Диаваля, он увидел в окне свет. Красные отблески были тусклыми в лучах, заходящего солнца, но для него они были как маяк. Он оглядел двор и бесшумно скользнул к подоконнику.        За оконным стеклом он увидел лицо Лейлы. Казалось, она ждала его в кресле все время, пока горела свеча. Женщина потянулась к окну, которое еще не было готово к зиме, и открыла всю створку. Клюв Диаваля оказался прямо перед ее глазами. Он наклонил голову в знак приветствия и уцепился когтями за раму, надеясь, что это помешает ей просто захлопнуть окно.       Лейла все еще не произнесла ни слова, казалось, все ее силы уходили на то, чтобы не закричать, наконец она произнесла:       — Я делаю это не для тебя и даже не для себя, я делаю это ради Авроры. Я должна знать, что происходит с ней, и только ты мне можешь рассказать, — королева потянулась и сняла с шеи бечевку, на которой висел массивный ключ. — Думаю, ты знаешь, какую дверь им открыть. В этот раз ничто не будет стоять между тобой и мной кроме замка.        В этот раз Диаваль улетал из усадьбы с тяжелой ношей и легким сердцем.       Он шел по саду, стараясь не наступить на опавшие и забытые яблоки. Металлический ключ холодил кожу, но Диаваль все равно иногда касался его пальцами, проверяя на месте ли он. Коттедж стоял темный и тихий, даже свеча не ждала его в окне. Предвкушение встречи, страх быть пойманным, все это смешалось в голове. Он доверял Лейле всецело, но все же не мог выкинуть из головы картину, как его ловят прямо за подвальной дверью и отправляют в темницы королевского замка.        Дверь поддалась мягко и почти бесшумно, а коридоры встретили обволакивающей глухой темнотой. Ворон почти наощупь нашел путь к лестнице, а на втором этаже тусклый свет звезд и луны помог ему отыскать нужную дверь. В этот раз он тихо постучал, чтобы предупредить о своем приходе.       За открывшейся дверью его ждала тишина полутемной спальни. Диаваль тихо обошел кровать и остановился около камина, здесь стояло кресло, после долгой дороги сквозь осеннюю ночь хотелось тепла и уюта. Он посмотрел на королеву, ее глаза поблескивали в темноте, он заметил, что теперь серебряный шнур от колокольчика тянулся к самой подушке Лейлы.       — Я смотрю, ты учла опыт нашей прошлой встречи? — Лейла замерла как статуя в своих подушка. Попытка растопить лед не удалась.       — Я не хочу оказаться полностью беззащитной перед тобой. Мне пришлось отослать часть слуг. Внизу размещен отряд стражи, они придут, как только зазвонит колокольчик, — она перебирала бахрому шнура, и Диавалю на секунду показалось, что королева готова дернуть его изо всех сил.       — Это угроза?       — Это предостережение. Я не знаю, чего ждать от тебя, — королева говорила медленно и тихо, казалось, слова давались ей с трудом, ее речь прерывалась тяжелыми вздохами. Диаваль вгляделся в лицо Лейлы сквозь темноту, она была очень бледной, на лбу поблескивали капли пота.        — Может быть, зажжем свет? Я бы хотел увидеть тебя, — он потянулся к подсвечнику…       — Нет, я запрещаю тебе!        Диаваль замер на секунду, но все же взял подсвечник. Вряд ли Лейла рискнет позвать стражу до того, как он хоть слово скажет об Авроре. Теплый свет озарил их лица — Лейла заметно дрожала, губы были бледны и искусаны. Диаваль поставил свечу у кровати и опустился на колени перед ней:       — Лейла, дорогая, что случилось с тобой? Тебе хуже? Как ты себя чувствуешь? — он потянулся к ее руке, но королева отдернула ее:       — Не смей трогать меня! — ее голос был тихим, почти шипящим. — Дьявол.       Теперь Диаваль отпрянул. Он был растерян. Конечно, прошлая встреча с Лейлой смутила его, но ведь она сама дала ключ, сама пригласила сюда. Он вернулся к камину, на полке стояла ваза с поздними осенними яблоками, он протянул руку:       — Я возьму? Ты будешь удивлена, но даже исчадию ада нужно перекусить после тяжелой дороги.        Лейла смотрела на него как заключенный на стражника — затравленно и с ненавистью. Диаваль опустил яблоко обратно в вазу. Он чувствовал, как нарастает комок в горле, хотелось плакать или кричать. Он столько месяцев летал к ней, ободрял ее как мог, он рисковал жизнью, а теперь Лейла смотрит на него, как на злейшего врага. Может быть, перед Малефисентой он бы и хотел держать лицо, но перед другом — нет:       — Лейла, ты смотришь на меня, но не видишь! Я был с тобой так долго, прилетал и в зной, и холод, только чтобы пару минут увидеть тебя, послушать о твоих невзгодах. Сколько раз я мечтал ответить тебе, утешить, найти слова. Смотри, сейчас я могу говорить, но ты смотришь на меня, как на чужого. Помнишь, своего друга-ворона? Пожалуйста, увидеть его во мне! Я знаю, что пугаю тебя, но я никогда не сделаю тебе зла, как никогда не сделаю его Авроре.       Они смотрели друг на друга в неровном свете свечи. Он видел, как сомневается королева: всем существом сопротивляется против сотрудничества с инородным созданием, но и не может устоять. Диаваль отвел взгляд и улыбнулся, глядя в камин:       — Знаешь, что вчера сделала эта проказница? Забралась на дерево и скидывала оттуда подмороженные яблоки. Прямо на фей, присматривающих за ней. Надо отдать ей должное, как бы эти три чертовки не уворачивался, через пять минут все были в яблочном соке, — он украдкой посмотрел на королеву, маска злости постепенно сходила с ее лица. Он вздохнул поглубже. — Я рассказывал тебе про фей? Вряд ли, ох, и бестолковые же созданья! Но не беспокойся зря, они смогли вырастить твою дочь сильной, тебе нечего бояться…        Его речь текла, он мог рассказывать про Аврору бесконечно, ведь она выросла на его глазах, опиралась на его крыло, впервые вставая на ноги, считала камушки, которые он приносил ей, разучивая счет. Она была его девочкой, его воспитанницей, понимающей оттенки его карканья также ясно как человеческую речь. Смышленой и смешной, ловкой и отважной. Не чопорной принцессой из дворца, а взъерошенным вороненком, впервые вставшим на крыло.        Королева слушала его внимательно, казалось, она даже сопереживала его рассказу — радовалась успехам ее малышки, сочувствовала неудачам. Наконец, она тихо спросила:       — Ты хочешь сказать, что она счастлива? Похоже, у Авроры есть все, чтобы быть довольной жизнью маленькой девочкой. Ей хватает заботы, любви и поддержки.       Диаваль вспомнил радостное раскрасневшееся личико девочки и улыбнулся:       — Да, думаю, тебе не о чем беспокоиться, у малышки есть все, что нужно.        — Всё, — медленно произнесла Лейла, — всё, кроме матери, которой ее лишили.        В слабом свете догорающей свечи на лице королевы блестели слезы, пальцами она вцепилась в тяжелое шелковое покрывало, и Диавалю казалось, что он слышит как рвутся нитки под ее ногтями.       — Лейла, — Диаваль попытался вразумить женщину, — Аврора не знает о своей трагедии, она живет, пользуясь тем, что у нее есть. Разве это не разумно? Кажется, благополучие ребенка должно быть приоритетом для любой матери.        — Откуда мне знать, какая я мать? Может быть, я из плохих? Я была матерью только месяц, не было времени разобраться, — голос Лейлы звучал неровно, запальчиво. — А теперь моей дочери ближе болотная нечисть, чем женщина, которая родила ее. Малефисента не забрала мою жизни на крестинах, но она лишила ее смысла!       Ярость королевы вылилась в слезы, и она уткнулась в подушку, чтобы заглушить рыдания. Диаваль стоял у камина не решаясь ни бросить королеву, ни покинуть ее. В простенке он заметил часы, короткая стрелка приближалась к шести. У него было всего несколько минут, иначе придется возвращаться на Болота бегом. Он обошел кровать и на секунду остановился у двери. Лейла рыдала, а он не мог ничего сделать. Так долго придумывал, что ей сказать, а теперь не смог найти ни слова. Диаваль дотронулся до тяжелого ключа, почувствовал его прохладу через слои одежды. Сколько, наверное, сил стоило Лейле заполучить его, избежать подозрений, перебороть недоверие, отдать ворону. Не спать, ждать встречи несколько ночей. Она надеялась, что новости об Авроре принесут ей радость, но и тут ее ждало разочарование. Бедная, бедная девочка…       Он открыл дверь и тихо вышел в коридор. Что бы он ни сказал сейчас — все причинит Лейле боль. Королева не просто злилась или оплакивала судьбу, она ревновала к нему, и ворон ничем не смог бы помочь.