Противоположностью одиночеству является не совместная жизнь, а душевная близость. — Ричард Бах
Пришло время сессии. Гермиона помогала следить за ходом экзаменов, чтобы дать немного передохнуть профессорам, загруженным на полную ставку. Северус не мог позволить себе такой роскоши — за любыми практическими тестами по Зельеварению ему приходилось наблюдать лично. Обычно учителя не особенно следили за учениками на экзаменах, но запаниковавший на Зельеварении студент мог взорвать к чертям весь класс. Северус и Гермиона гораздо меньше виделись, но из-за ежедневных хлопот и суеты профессор Грейнджер было недосуг. Летние каникулы ее почти пугали. Друзья будут все время заняты, да и ссорятся они постоянно — вспомнить ту же Пасху. Скорее всего, отпуск она проведет, прячась в своей маленькой квартирке, стараясь не поджариться до смерти и не умереть от скуки. — Какие планы на лето, Северус? — как-то раз теплым вечером за несколько дней до окончания семестра лениво поинтересовалась Гермиона. Духота башен и подземелий выгнала их наружу — в такую погоду просто преступление сидеть в замке. — Ничего особенного, — закуривая, ответил Снейп. — Займусь небольшим ремонтом трейлера, и на этом все — хватит с меня путешествий. А у вас? — Тоже никаких. Я бы куда-нибудь съездила, но Луна занята, а любого другого я уже на второй день захочу покусать. Навещу, может, пару друзей. Ну-у... еще подумаю о новых исследованиях. Может, у вас есть интересные идеи? — Я думал над рецептом новой мази для рассасывания рубцов, — задумчиво ответил профессор. — Я пользуюсь магловской, но с отметинами от проклятий или укусов волшебных существ она не справляется. Должна быть альтернатива. — У вас шрамы не только на шее, правда? — Гермиона вспомнила следы, которые заметила у него на руках прошлым летом и когда он закатывал рукава во время работы в лаборатории. — Да. Есть много других. — Снейп пожал плечами и выдохнул тонкую струйку дыма, наблюдая, как тот рассеивается в сумерках. — Они не болят. Но кожа теряет эластичность, это... неприятно. — Я знаю. Мгновение он вопросительно смотрел на нее. Потом, видимо, решил, что это не его дело, и отвернулся. Гермиона хотела ему объяснить, но передумала. Рубец у нее всего один, а погружаться в болезненные воспоминания сейчас ей не хотелось. К тому же, не слишком ли интимно обсуждать со Снейпом свои шрамы? Вдруг он в ответ решит рассказать о своих? Гермиона даже слышать об этом не хотела. Не сейчас. — Вот вам и проект для следующего года, — полушутя намекнула Гермиона. — Снова будете приставать ко мне со своей помощью? — Ну, это уже просто неприлично. Согласитесь, я была вам полезна и не так уж раздражала. Профессор недовольно хмыкнул, и Гермиона не сдержала усмешку. Он в ответ только поморщился. Когда-то такая гримаса заставила бы ее пуститься наутек, но теперь Грейнджер лишь нахально улыбнулась. В последний день семестра, как всегда, творилось что-то невероятное. Наконец все студенты покинули замок, оставив профессоров в вестибюле вздыхать с облегчением. Один за другим преподаватели собрали свои пожитки, вышли за ворота и по очереди аппарировали прочь. К воротам Гермиона спустилась вместе с Северусом. Тот был довольно мрачен, хотя накануне торжествовал: Слизерин зубами выгрыз себе второе место в турнирной таблице факультетов. — Вы в порядке? — мягко спросила она. Они с Северусом остались последними, за их уходом наблюдали лишь молчаливые неподвижные стены. Снейп тяжело вздохнул. — Никогда не любил возвращаться домой на лето. Пусть мои школьные годы напоминали ад на земле, всё равно в Хогвартсе было лучше, чем дома. Настоящая дилемма Хобсона(1), — думала Гермиона, — здесь школьные хулиганы, там жестокий отец. Доказательств, что Снейп-старший издевался над сыном, не было, только некие косвенные свидетельства, но Гермионе не требовались никакие подтверждения — глаза профессора сами все сказали. Не зная, что ответить, она поправила на руке переноску с котом и коснулась руки Снейпа. Тот почти не дрогнул от ее прикосновения — видимо, постарался сдержаться. — И когда вам было шестнадцать... — неловко произнесла она. Снейп кивнул. — Их смерть не стала такой уж большой трагедией... Не произвела сильного впечатления. К тому времени я уже ничего не испытывал к матери: ни любви, ни ненависти. Я бы любого другого трупа испугался точно так же. Насчет отца... — Он сделал паузу и горько скривился. — Сначала я разозлился — потому что хотел убить его лично. Даже чертовым ядом обзавелся, весь год над ним работал. А ублюдок обманул меня — взял и подох. Понятно, что всё это говорилось в основном с целью шокировать собеседницу. Но от этого произнесенное не становилось ложью. Гермиона была даже благодарна профессору за напоминание о том, на что именно он способен. Отличный способ избавиться как от неуместных фантазий, так и от возведения его на пьедестал. Но вот что странно: вся эта дикая история ее не слишком-то напугала. Шестнадцатилетний Северус только что потерял лучшего — и единственного — друга (Гермиона только сейчас сообразила: родители Снейпа погибли тем же летом, когда состоялся роковой разговор на берегу озера, который она видела в Омуте). Северус был зол, обижен и одинок. Ему предстояли месяцы с жестоким отцом, и ни единого шанса сбежать хоть на пару часов. Но он не сломался. Гермиона очень сомневалась, что Снейп на самом деле привел бы свой план в исполнение. Более того, ей казалось, он и сам в это не верил. Будь он немного старше, все могло сложиться иначе — сейчас профессор не колебался бы ни секунды. Но тогда? Нет. — Иногда все идет не по нашему плану, — наконец прокомментировала она, — а просто именно так, как должно быть. Северус удивился ее странной реакции и тут же перевел все в шутку: — Еще раз процитируете мне Мика Джаггера, и я вас прокляну. — За кого вы меня принимаете? Мой музыкальный вкус куда лучше. Мы оба знаем, что вы бы этого не сделали. В то, что вы прокляли отца в состоянии аффекта, я бы еще поверила. Но преднамеренное убийство? Вряд ли вы на это способны. В таком случае он давным-давно был бы мертв. — Не будьте такой наивной, Грейнджер. — Я просто говорю правду. Сейчас вы способны на убийство — если не найдете другого выхода. И я даже поверю, что не станете слишком об этом переживать. Но в те годы... нет, вряд ли. И то, сомневаюсь, что поводом бы послужили личные мотивы. Разве что только опять во имя спасения мира. Они стояли лицом друг к другу, озаренные солнечным светом. Снейп отвел взгляд. — Гермиона, вы во мне ошибаетесь. Я видел такое, столько натворил, вы даже не представляете. Вы меня совершенно не знаете. — Может и нет, — спокойно ответила Гермиона. — Но скоро узнаю. Она мягко коснулась его руки, не обращая внимания, что он автоматически отпрянул, и улыбнулась. — Хорошего лета, Северус, увидимся в сентябре. Перехватив поудобнее клетку Крукса, Гермиона не стала ждать ответа и отвернулась, чувствуя затылком взгляд Снейпа. За долю секунды до того, как она аппарировала и мир закружился перед глазами, Гермиона услышала шепот: — В сентябре.* * *
Лето началось отвратительно. Луна в Португалии гонялась за какими-то странными и, хотелось надеяться, вымышленными существами. Гарри и Джинни ворковали, как голубки, никого вокруг не замечая. Черт, даже тошно! Наверное, Джинни снова беременна или вот-вот... А все остальные оказались так заняты, что даже поговорить было не с кем. Или пообедать с кем-нибудь, или напиться, в конце концов! Письма оставались без ответов неделями. Гермиона так не тосковала с прошлого лета, до той самой встречи на станции Ватерлоо, так изменившей ее жизнь. Именно это ее и раздражало, подозревала Гермиона. Она скучала по Снейпу: ехидному, язвительному, неприветливому. Однако всегда готовому поговорить с ней и выслушать, невзирая на то, что он там на самом деле думал. Даже погода, казалось, взбунтовалась: пришла испепеляющая жара. Было слишком жарко, чтобы двигаться, слишком жарко, чтобы даже думать. Чертов вентилятор сломался. Квартира напоминала раскаленную духовку, и охлаждающие чары совсем не помогали. Все достало ее до чертиков. В отвратительном настроении Гермиона плюхнулась в кресло и принялась листать контактный лист телефона. Может, она о ком-то забыла, может, у этого кого-то есть кондиционер? Дойдя почти до конца, Гермиона нахмурилась — надо же, у нее есть номер Снейпа. Для пущей секретности она записала его как "С". Хмыкнув, послала ему смс: Как отдыхается? Мне паршиво. Посылать смски любому из ее друзей было напрасной тратой времени — даже Гарри так и не привык к ним. Ответа Гермиона не ждала, однако, примерно минуту спустя телефон запищал. Вы разбиваете мне сердце. Она заулыбалась, глядя на экран. Разбиваю вам сердце? Вы мне льстите. У всех слизеринцев серебряные языки?(2) Ответ последовал немедленно: Разумеется — раздвоенные. Грейнджер рассмеялась, поспешно строча ответ. Впрочем, первый пришедший в голову вариант ей пришлось удалить — скатиться во флирт легче легкого, ей не нравилась сама мысль об этом, а Снейп поднял бы ее на смех. Зато вы, холоднокровные, наверное, замечательно себя чувствуете в таком пекле. Он вновь не заставил себя ждать; профессор, видимо, в полной мере освоился с искусством отправления смсок. Разговор о погоде? Ужасно по-британски. Гермиона улыбнулась. Люблю Родину. А если серьезно, у вас там в кемпинге, наверное, геенна огненная, не меньше. В этот раз ответ пришел не так быстро: П-ф-ф, гриффиндорка! Если это попытка получить приглашение, чтобы удостовериться лично, придется поработать над тонкостью приемов... Гермиона хмыкнула. Вы знаете моих друзей. На кой мне тонкость? Сотовый моментально откликнулся: Отлично подмечено. Но теперь вы попали в более изысканное общество, так что некоторая степень утонченности не повредит. Гермиона хихикнула. Интересно, что предлагала автозамена его телефона? Словарный запас Снейпа явно отличался от вокабулярия производителей сотовых. Поразмыслив над сообщением, Гермиона признала, что профессор прав, — она явно напрашивалась в гости. Он не сказал "да", но и “нет” тоже не говорил. И, несомненно, ему, как и ей, было очень-очень скучно. Приняв решение, быстро набрала: Вне всякого сомнения, от постоянного общения с вышеупомянутым обществом я подцеплю только невероятную изворотливость. И сразу пошла переодеваться, чтобы отправиться прямиком к точке аппарации. Пока Гермиона запирала дверь, телефон снова запищал. В ваших устах это звучит словно диагноз. Так и есть. Сложный, непредсказуемый недуг с различными симптомами, не подлежащий исцелению. Я еще не закончила с исследованиями! — ответила Гермиона, спрятала мобильный в карман и сконцентрировалась. Когда мир перестал вращаться, она очутилась на краю поля у дороги, ведущей к кемпингу. За городом стояла удушливая жара, несмотря на близость моря. Телефон снова запиликал: Звучит серьезно. Разработали теорию о причине заболевания? Боже, какой фантастический, совершенно невероятный чат, — думала Гермиона, входя в кемпинг и направляясь в сторону фургона Снейпа. Есть много гипотез, но нет доказательств. Субъект имеет тенденцию становиться ехидным мерзавцем и отказываться от сотрудничества; прогресс движется медленно. Она подошла так близко, что услышала, как просигналил телефон профессора. Между трейлером и джипом, намного ниже, чем обычно, был натянут гамак. В нем растянулся Снейп с телефоном в одной руке, закинув другую за голову. Он слегка улыбался, читая сообщение. Из открытой двери доносились звуки радио. Пытаясь подойти незаметно, Гермиона установила беззвучный режим для входящих сообщений, однако не смогла скрыть смешок, читая ответ: Не сомневаюсь в вашем ослином упрямстве, мисс Грейнджер. Но если ваши друзья понимают только топорные методы, то вас еще можно надеяться перевоспитать. — Как грубо! — вслух произнесла Гермиона, подходя ближе. Услышав ее, профессор оглянулся и, кажется, совсем не удивился ее появлению. Видимо, она правильно его поняла. — Зато верно, — ответил Снейп, убирая мобильный в карман. Гермиона уже забыла, как зельевар выглядит без форменной мантии. Его наряд составляли свободные джинсы и светло-серая, наполовину расстегнутая рубашка. Обуви Северус не надел. — Не низковато для гамака? — спросила она, глядя на него сверху вниз. В открытом вороте рубашки виднелся кулон инь-янь, подаренный ему еще в январе (насколько Гермиона знала, Северус никогда его не снимал; эта мысль её согревала), также была заметна часть шрама и поросль черных волос, на которую Грейнджер старалась не смотреть. — Вы серьезно думаете, что я смогу подняться из нормального гамака с моей ногой? — спросил Снейп, прикрыв глаза. Выглядел он совсем выдохшимся. — Даже так не очень удобно. — Ну, это понятно, тогда зачем он вам вообще? — Вы правильно подметили, тут настоящее пекло, — устало ответил Северус. — Я здесь спал прошлой ночью. Вернее, лежал с закрытыми глазами, так и не смог уснуть. — Можете не рассказывать, — согласно кивнула Гермиона, устраиваясь в шезлонге по соседству. Отнюдь не изящно развалившись, она утерла пот с лица. — У меня сломался вентилятор, не могу больше сидеть в квартире — боюсь растаять. — Как там Шкура? — С ним все в порядке. Ночует в ванной под капающим краном, а я туда кубики льда подкладываю. Ему на самом деле получше, чем мне. Я передам, что вы о нем беспокоились, — усмехнулась Грейнджер. В ответ профессор тихо фыркнул и поднял палочку; несколько мгновений спустя из открытого окна фургона выплыли две бутылки и полетели к нему. Гермиона удивленно моргнула. — Северус! Что скажут маглы? — Решат, что у них тепловой удар. Они все равно все внизу на пляже: пытаются одновременно поджариться дочерна и не обращать внимание на нытье своих деточек. Снейп передал ей бутылку. Прежде чем открыть, Гермиона немного подержала в руке ледяной сосуд. Внутри оказался лимонад, обжигающе холодный и замечательно кисло-сладкий. — Спасибо. — Гермиона рассматривала бутылку, похожую на пивную. Этикетка отсутствовала. — Домашний? — Да. — Ого, вы тут совсем заскучали! — Стоит такая жара, что, боюсь, телевизор расплавится, если его включить, да и передачи идут не слишком занимательные. Компьютером не пользуюсь по той же причине — не хочу, чтобы он перегрелся. На чтении не могу сосредоточиться. Остается не так уж много вариантов. — Знакомо... — Гермиона замолчала, наслаждаясь мягкой музыкой и холодным напитком, рассеянно наблюдая за Снейпом. На ступне левой ноги у него тоже имелся шрам, словно зельевару приходилось стоять на битом стекле. Рубашка немного прилипла к груди от жары; волосы блестели влагой. Сама Гермиона выглядела ничуть не лучше: в экстремальных погодных условиях ее кудри завивались в тугие спирали, и даже в легкой одежде, бриджах и топике, она вся истекала потом. — Мерлин, это невыносимо! Я думала, глобальное потепление должно происходить постепенно. Снейп в ответ тихо фыркнул, потягивая лимонад. — Как насчет прохладного душа? — предложил он, не удосужившись открыть глаза. — За воду я не плачу, на бак трейлера наложено постоянное заклятие Подзаправки. Пользуйтесь, сколько хотите. — Звучит... божественно, — призналась она, — но у меня не во что переодеться... Можно было, конечно, воспользоваться Чистящими заклинаниями, но домашние чары ей никогда особенно не удавались, они ее попросту раздражали. — Если хотите, можете взять футболку. В спальне, второй ящик снизу. — Я… — Гермиона помялась, но ее окутал удушливый жар, и она решилась. — А, черт, слишком жарко для реверансов. Спасибо. — Всё там, — неопределенно махнул он рукой. В фургоне царило настоящее пекло. Неудивительно — по сути, он представлял собой длинный металлический ящик, стоящий под палящим солнцем. Внутренние и наружные двери, как и окна, Снейп держал открытыми нараспашку, но воздух внутри был неподвижен. Интересно, что стоило такому замкнутому типу, как Снейп, позволить другому человеку так далеко зайти в свой мир. Добравшись до спальни, Гермиона выдвинула ящик и стала с любопытством разглядывать рубашки. Ни одна не подходила ей по размеру — все слишком велики. Наконец Гермиона выбрала выцветшую сине-серую футболку с белыми пальмами впереди. Совсем не в стиле Снейпа: вряд ли он когда-нибудь ее носил. Твердо подавив порыв проверить остальные ящики — он ей доверял, и она не собиралась предавать это доверие — Гермиона вошла в крошечную ванную комнату и закрыла за собой дверь. Замок на двери отсутствовал. Неудивительно, ведь профессор жил один. Свою ванную комнату Гермиона запирала скорее по привычке, если вообще вспоминала об этом. Коллопортус позволил бы ощутить себя в полной безопасности, но ей показалось как-то невежливо накладывать эти чары. Давай, Гермиона, скажи честно — ты правда станешь возражать, если он войдет? Она огляделась. Рассматривать было нечего. Туалет, крошечная раковина да душевая кабина. На полочке шампунь, мочалка и флакон геля для душа. На раковине — пена для бритья, бритва, кружка с тюбиком зубной пасты и щеткой. На полке повыше — расческа, дезодорант и мыло. Под крошечным окошком с матовым стеклом держатель с двумя полотенцами. Очень минимально и довольно аскетично, но ведь это просто ванная. Чего еще тут можно ожидать? Посмеявшись над своими мыслями, Гермиона быстро разделась и зашла в душ. Первое прикосновение холодной воды почти обжигало, но вскоре тело начало остывать, она расслабилась и взяла шампунь. Он был травяной и, кажется, состоял из натуральных компонентов. Похоже, Снейп сам его изготовил. Гель для душа пах цитрусом. Она воспользовалась им, с облегчением смывая с тела липкий пот, наслаждаясь возможностью подольше постоять под прохладными струями, не беспокоясь о цене, — ее счета за воду в последнее время выросли до небес. Когда в конце концов Грейнджер оделась и вышла на улицу, воздух уже наполнился прохладой, а тени удлинились. Северус заснул в гамаке. Сбросив свои шлепанцы, она тихо, чтобы не разбудить профессора, повесила на веревке полотенце, а затем уселась на крыльце и стала наблюдать, как он спит, удивляясь, насколько беззащитно и уязвимо зельевар выглядит во сне. Казалось, он даже помолодел. Мышцы лица расслабились, смягчились жесткие черты. Стоило помнить, однако, что он все еще опасен; палочку Снейп всегда держал под рукой, а его рефлексы необычайно развиты. Гермиона сомневалась, что он спит крепко. Вскоре его глаза задвигались под закрытыми веками. Гермиона многое бы дала, чтобы узнать, что ему снится. Как ей хотелось верить, что это не кошмар! Снейп задвигался, но движения не походили на борьбу. Скорее, как щенок сучит лапами во сне. С легкой улыбкой она подумала, что никогда в жизни не признается, что сравнила его с собакой. Но вдруг Гермиона нахмурилась: что это блестит на его лице? Она склонилась ближе и поняла что. Он плакал. Молча. Во сне. Гермиона не знала, стоит ли его будить. Вроде бы снился ему не кошмар. Глаза под веками двигались довольно медленно, шевелился он изредка и слабо, а дышал глубоко и ровно. У нее возникло гнетущее впечатление, что все происходящее для Снейпа дело совершенно обыденное. Может, именно так он и справлялся все эти годы, размышляла она. Должен же он хоть как-то давать выход чувствам, чтобы не сойти с ума. Видимо, это случается во сне. Гермиона задумалась, знает ли сам Снейп об этом, и решила: нет. Откуда? Разве мог кто-то ему рассказать? При постороннем человеке, который мог увидеть нечто столь личное, профессор ни за что бы не расслабился настолько, чтобы уснуть. Слезы Северуса вскоре утихли. Он вздохнул, сменил позу и расслабился, проваливаясь в глубокий сон. От этого движения ворот рубашки распахнулся чуть сильнее. Гермиона заметила черные волосы и борозду шрама, бегущего через грудь, выпуклость мышц, но думать могла только о его слезах. Вдруг ее осенило: а ведь он ужасно разозлится, если проснется и обнаружит, что за ним наблюдают. Гермиона призвала книгу и стала читать, поглядывая на него время от времени. Пробуждение Снейпа ее тоже удивило. Большинству ее знакомых — друзьям, родителям, любовникам — после просыпания требовалось хоть несколько секунд, чтобы сориентироваться. Снейп просыпался сразу и до конца. Только что спал, а мгновение спустя уже сидит, настороженный, держа в руке палочку. Гермиона подозревала, что это автоматический рефлекс. Заметив свою гостью, Снейп расслабился и спрятал палочку за пояс. — Добрый вечер. — Он явно испытывал неловкость. — Привет, — улыбнулась Гермиона. — Как вы, получше? Похоже, вам надо было поспать. — Хм, — уклонился от ответа профессор, — не ожидал, что вы все еще будете здесь. Даже по моим стандартам компания оказалась для вас не слишком подходящая. — Ну как вам сказать… Бывало и похуже, — ехидно парировала Гермиона. — Вы же не храпели, ничего такого — просто мирно спали. К тому же, было бы невежливо воспользоваться вашим душем и потихоньку сбежать. — Как скажете. — Профессор медленно поднялся из гамака и потянулся. — Так и скажу. И спасибо за рубашку. Северус пошел в фургон, поднялся по ступенькам и направился в ванную. Гермиона услышала, как он пробормотал себе под нос: "на вас она все равно смотрится лучше, чем на мне", когда проходил мимо. Она так удивилась, что чуть не выронила книгу, пока таращилась ему вслед, и вздрогнула, когда услышала, как стукнула дверь душевой. Это еще что такое? Вниз по спине побежала слабая дрожь. О, Господи. Похоже, ее странное влечение к нему взаимно. Озарение застало Гермиону врасплох. Хотя, если подумать, что тут удивительного? Друзей у профессора еще меньше, чем у нее (по сути, кроме нее, вообще никого нет), к тому же, в Хогвартсе она единственная подходящая ему по возрасту женщина. Однако сама мысль о том, что Снейп может счесть ее привлекательной, удивляла Гермиону, хотя все говорило об обратном. Ее память стала услужливо подсовывать десятки незамеченных до сей поры знаков и сигналов... Пару месяцев назад или около того, где-то перед Пасхой, поведение Северуса изменилось. Несколько раз она замечала, как зельевар пристально наблюдает за ней с каким-то непонятным беспокойным выражением лица. Гермиона решила, что это его обычное задумчивое настроение. Казалось, Снейп не знает, как ему себя вести. Он то прилагал массу усилий, чтобы меньше с ней спорить и быть более внимательным, то снова отстранялся, еще сильнее, чем раньше, — и колебался между двумя этими крайностями, словно всех этих месяцев их тихой дружбы не существовало. Что ж, как… неожиданно. Ей пришло в голову, что, учитывая все обстоятельства, Снейп слишком долго торчит в ванной. Скорее всего, он не собирался произносить ничего подобного вслух и смутился. Наконец зельевар появился вновь с нарочито безразличным выражением на лице, что только подтвердило гипотезу. Гермиона решила притвориться, что ничего не слышала. Так прошла неделя. Гермиона ежедневно находила все новые причины бывать в кемпинге. Стеснения как такового между ними не было, лишь странное напряжение витало в воздухе, но только не смущение, не неуклюжесть... Скорее, осознание. И если уж Гермиона это чувствовала, то Снейп — хороший психолог и бывший шпион — тем более. Они пока не обсуждали проблему, но оба понимали, что рано или поздно разговора не избежать. А пока было легче игнорировать свои ощущения и просто проводить время вместе. Снейп в основном занимался приготовлением пищи. Чем больше он скучал, тем экзотичнее было блюдо. Трейлер раскалился до такой степени, что готовить или нет — не имело значения. Впрочем, все равно они ели только после наступления сумерек, когда воздух становился прохладнее. Однажды утром Гермиона уснула в гамаке и, к стыду своему, продремала большую часть утра. Она попыталась извиниться, но Северус сказал лишь: — Как аукнется, так и откликнется, — и с ухмылкой добавил: — Вы же не храпели, ничего такого. Вместе они смотрели кино, или читали, или болтали обо всем на свете. У профессора имелась большая коллекция фильмов (он только недавно начал смотреть DVD-диски), такая же странная и эклектичная, как его музыка. Когда Гермиона наконец спросила его об этом, Северус ответил: — Это не специально. Я долго не имел лишних денег. Диски и кассеты брал в благотворительных магазинах и на гаражных распродажах, как и большинство книг. Из-за болезни какое-то время я не мог сосредотачиваться на чем-то одном, было проще держать всякую всячину, чтобы переключаться. — Понятно. — Теперь моя очередь спрашивать? — Это было их странной игрой, по очереди задавать вопросы, перескакивая с одной темы на другую. — Валяйте. — Что вы здесь делаете? — Что?! Приподнявшись — он уступил ей гамак, а сам уселся в шезлонге, должно быть, стащил его у соседей — Гермиона уставилась на него. Профессор изучал ее с серьезным выражением лица. — Что вы здесь делаете, Гермиона? — спокойно повторил он. — Не стоит вешать мне лапшу на уши, рассказывая, что вы мечтали провести отпуск, наблюдая, как я хромаю туда-сюда по старому перегревшемуся фургону, и споря со мной о "Крестном отце". У вас ведь наверняка были варианты поинтереснее. Откинувшись в гамаке, Гермиона поразмыслила над его вопросом, привычно переводя со снейповского. — Я не преследую никаких тайных целей, ни над чем не работаю и это не из жалости. Он выглядел почти разочарованным. — Я не об этом спрашивал... Видимо, это значило "так я вам и поверил", отметила она. — Потому что… — Гермиона поколебалась. Она вспомнила, как он открывал ей свою душу, пусть совсем чуть чуть, как выказывал доверие (намного больше, чем любому другому), и что-то надломилось у нее внутри, Грейнджер обнаружила, что говорит чистую правду: — Потому что я одинока и мне нравится ваша компания. Снейп моргнул, выражение его лица сменилось с расстроенного на удивленное, а затем стало нейтральным, показывая, что он выслушает её и не осудит. Гермиона вздохнула и с облегчением заговорила, радуясь, что наконец-то может с кем-то поделиться: — Все думают, я популярна. Героиня войны, часть знаменитого Золотого трио, преподаватель самой лучшей в мире школы, одна из самых известных ведьм в мире. Какая чушь. За моей так называемой “славой” стоит пресса, которая в основной своей массе меня ненавидит. Журналисты предпочитают обсуждать, с кем я спала или якобы сплю, или строят предположения, с кем я собираюсь переспать. Моя единственная семья — родители — меня даже знать не хотят. Я даже не в курсе, где они, живы ли еще. Мои коллеги... прекрасные люди, но большинство из них мои собственные учителя. Между нами — пропасть, и это мешает общаться. Опять же, мы столько пережили вместе, трудно просто дружить. К тому же, у меня ни с кем из них нет почти ничего общего. Поболтать я могу только с Невиллом, но у него есть собственная жизнь. У меня вообще немного друзей — Гарри, Рон, Невилл... С Джинни и Луной я сошлась позже. А сейчас, ну... Я знаю, в школе-интернате мы вынуждены находить себе друзей, такая дружба не совсем естественна. Мы все пытаемся компенсировать нехватку близких, дома и семьи. Знаю, все меняется. Но теперь, когда им уже нет нужды списывать у меня домашку, мне иногда кажется, я вообще не нужна, ради меня даже стараться не стоит. Когда мы встречаемся, я пытаюсь рассказать что-то о себе, но никому и дела нет. Меня даже не слушают толком, это очень обидно. Я пытаюсь им на это намекнуть и не могу: мне кажется, я принимаю все слишком близко к сердцу. Луна единственная, с кем я еще могу поболтать, потому что она просто не такая, как все. Но мы с ней редко видимся, и некоторые вещи даже она не поймет при всем старании. Она хороший друг, но мы абсолютно разные. Порой мне очень одиноко. В прошлом году я иногда целыми днями рта не раскрывала, разве что с Круксом словом перемолвиться. Порой мне кажется, я надоела даже ему. А с вами все по-другому. Я не боюсь с вами разговаривать. Мне нет надобности все время следить за словами. У нас общие вкусы, и это здорово — всегда есть о чем поговорить. Хоть о философии, хоть о том, как менялось в четырнадцатом веке отношение к Трансфигурации, хоть о знаменитых нумерологах… Я не чувствую себя книжным червем или занудной дурочкой. Даже когда мы говорим о чем-то, что вам не очень интересно, вы все равно достаточно вежливы, чтобы выслушать. Если вы со мной не согласны, то не затыкаете меня сразу, говоря, что я не права, а готовы послушать аргументы. Когда мы говорили о моей работе и моих планах... Вы знаете, что вы — первый человек, который вообще поинтересовался моими планами и мечтами? Мои друзья, конечно, в курсе, но им совершенно наплевать. Не знаю, плевать вам или нет, но вы проявили интерес. Когда вы спрашиваете, что меня беспокоит, я знаю, что вы на самом деле хотите узнать ответ, а не ждете, что я просто совру и скажу, что все в порядке. Вот почему я здесь. Это странно, но вы хороший друг, и вам почти так же одиноко, как мне. И мне здесь хорошо. Гермиона замолчала. Они очень долго сидели в тишине. Северус, нахмурившись, смотрел вдаль. Она чувствовала почти облегчение, что наконец высказала вслух то, что беспокоило ее много лет. В конце концов Снейп громко выдохнул и отчетливо произнес: — Так поделом вам. — Слова обрушились на нее с такой силой, словно ударили ее под дых. Но прежде чем Гермиона смогла что-то ответить, профессор продолжил: — Как вы посмели все это время оберегать жизнь этой парочке дебилов, чтобы они успели сделать хоть что-то полезное? Как вы посмели изобретать способы, чтобы помочь спасти Волшебный мир? Как вы посмели терпеть ради них пытки? Вы просто эгоистичная сука, вас следует наказать. Боже, я вообще уже ничего не понимаю! — Глаза Снейпа загорелись гневом, голос опустился почти до рычания. — Я заслужил свою изоляцию годами отвратительных деяний, отталкивающей внешностью и мерзким характером, но отчего такая, как вы, может оказаться в подобной ситуации, недоступно моему пониманию! Вы моя полная противоположность... Ваши так называемые “друзья” еще тупее, чем я предполагал, хотя это практически невозможно, куда уж хуже. Интеллект — вовсе не преступление, и они должны вам больше, чем смогут когда-нибудь возместить! — “Oни”? — слабым голосом спросила Гермиона. — Кто “они”? — Все! — прорычал Северус. — Неужели никто не понимает, что без вас драгоценный Мальчик-Который-Выжил не дотянул бы даже до своего двенадцатого дня рождения? Как же ей была необходима эта его обида за нее! Гермиона вдруг согрелась и начала успокаиваться. Вдруг ее осенила странная мысль... Грейнджер нахмурилась. — Помощь по спасению мира... беречь жизнь Гарри... терпеть ужасы ради людей, которым наплевать... Северус, вы только что описали меня, как себя самого. Ее слова застали Снейпа врасплох. Гнев его улетучился, он посмотрел на нее и тихо произнес: — Кажется, мы оба наказаны. Я всегда думал, что заслужил свое наказание за бесчисленные грехи, а не за немногие “хорошие” дела — если они вообще были. Но если и вы оказались в подобной ситуации, возможно, я думал неправильно... Veritas odium parit. — Veritas — значит истина, а остальное я не поняла… — Это значит “истина порождает злобу”. Знать бы, что все герои получают это в награду, я бы, может, и не геройствовал. — Все так, — от всего сердца согласилась Гермиона. Она долго думала, что к нему относились несправедливо, ведь без него все они уже давно были бы мертвы или мечтали о смерти... Но понимание, что и к ней все эти годы обращались не по заслугам, просто шокировало. Гермиона улыбнулась, чувствуя себя ужасно неловко. — Я начинаю понимать, о чем вы говорили в канун Нового года. — Ну, я обычно прав, особенно когда речь заходит об этой теме, — сказал Снейп, вставая и предлагая ей руку. — Пойдемте. Я приготовлю сангрию. Кажется, вы упоминали, что ни разу не смотрели “Доброе утро, Вьетнам”? — Звучит практически идеально. Гермиона последовала за ним в трейлер и отыскала на полке кассету. — Вы и правда слишком долго страдали от одиночества, если так представляете себе идеал. — Если кому-то не нравится, они сами виноваты, — смеясь, сказала Гермиона. Она никогда себя так раньше не чувствовала: странное сочетание вызова и гнева, ненависти и неверия, смиренная ирония, испуг и капелька болезненной горечи. Неужели Северус постоянно живет с таким адским коктейлем в душе? В глазах профессора светилось понимание, он засмеялся. Этим жарким летним вечером его глубокий хриплый смех звучал в унисон с женским заливистым хохотом. Следующим утром Гермиона проснулась с жуткой головной болью. На столике возле дивана, где она лежала, стоял наготове пузырек с антипохмельным зельем, под головой смятая подушка, из ванной доносились звуки работающего душа. Мало-помалу она припомнила: вчера они совершенно безобразно напились, смотрели какие-то жуткие фильмы и сплетничали об общих знакомых (Снейп рассказал кучу любопытных секретов о жизни членов Ордена, например, интимные связи Кингсли оказались весьма разнообразны), а потом она просто вырубилась. К тому времени, как Гермиона собралась с силами выпить зелье, Северус вышел из душа — полностью одетый, к ее тайному разочарованию, — и начал готовить завтрак. К счастью, жара немного спала, не то что в предыдущие дни, поэтому когда похмелье отпустило Грейнджер, она почувствовала себя почти человеком. — Добро пожаловать в реальный мир, — язвительно приветствовал ее Северус, разбивая в миску яйца. — Что-то в этом роде, — грустно согласилась Гермиона, распутывая колтуны в волосах. — Что, черт побери, мы вообще пили? Не очень-то похоже на сангрию. — Эконом-вариант. Красное вино, апельсиновый сок и лимонад. Больше всего там было вина. От дешевого пойла всегда похмелье, особенно если выхлебать его сколько мы вчера. — Снейп махнул рукой в сторону открытой двери. Гермиона нахмурилась, выглянула наружу и удивленно моргнула: у входа стояла коробка, доверху заваленная пустыми бутылками. — Мы всё это выпили? Как я вообще проснулась? — Не всё, но большую часть. — Вчера идея казалась неплохой! Не стоило меня подначивать! — Гермиона поплелась на кухню. — Что на завтрак? — Как насчет французских тостов? — Замечательно. Можно воспользоваться вашей ванной? Мне нужно почистить зубы. — Вы знаете, где все найти. — Позавтракаю и пойду извинюсь перед Круксом. Я ненадолго. 1) (1) Дилемма (выбор) Хобсона — термин, которым описывают ситуацию якобы свободного выбора, при котором никакой настоящей альтернативы не существует. Томас Хобсон — владелец конюшни 16 века, который предлагал клиентам взять или лошадь, ближайшую к двери, или никакую. У клиентов Хобсона была лишь иллюзия выбора, но никаких реальных альтернатив. 2) Silver tongue — английская идиома для описания человека красноречивого и льстивого.