We open up a quarrel between the present and the past We only sacrifice the future; it's the bitterness that lasts... — Mike & The Mechanics, 'The Living Years'
Через неделю Гермиона обнаружила, что Северус наконец-то пришел в себя. Он легче засыпал и пребывал в менее мрачном расположении духа, больше не спорил с ней, даже в шутку, и вообще, вел себя почти безупречно. Грейнджер изрядно повеселилась, заметив, что зельевар пытается подлизаться к Крукшанксу: дать ему взятку в виде копченой рыбки. Но когда профессору полегчало, Гермиону уже саму захлестнула ноябрьская депрессия. Кошмары вернулись, но она старалась не подавать вида, хоть прекрасно знала, что Снейпу известно, — в это время года с ней всегда творится неладное. Некоторое время Северус позволял ей страдать: всякий раз, когда она просыпалась среди ночи, он старательно изображал спящего, а также притворялся, что не замечает ее растущую усталость. Гермиона обратила внимание, что профессор на самом видном месте в лаборатории разложил ингредиенты для зелья Сна-без-сновидений, но варить не стал, и она промолчала. Наконец однажды ночью Гермиона очнулась в слезах от одного из самых страшных кошмаров. Никаких ужасов, ничего такого, что могло бы заставить ее кричать, — только боль и горе, и тихий голос внутри, воющий, что это не ее вина. Северус тоже не спал. Он крепко сжимал ее в объятиях и все твердил, видимо, уже давно, еще до того, как она проснулась: — ...нет, Гермиона, они не правы. Я знаю — все, кто слышал, что ты сделала со своими родителями, пришли от этого в ужас, но ничего постыдного в желании защитить близких нет. Ты не единственная, кто пошел на такие радикальные меры. На самом деле они испугались силы твоей магии, тому, как хорошо тебе все удалось. Они боятся тебя. Твои родители струсили, потому что они тебя не понимали. Все маглорожденные на это обречены. Просто в твоем случае обстоятельства были исключительными. Damnant Quod non intellegunt — непонятное всегда осуждают. Ты спасла им жизнь, не смей в этом сомневаться. Твои родители были в опасности, я это знаю наверняка. Я не смог бы их защитить, даже если бы попытался. Ты была права, когда приняла свое решение, и, если у людей не хватает мозгов это понять, это их проблемы, не твои. Ты была права, а они нет... Он продолжал говорить, иногда повторяясь, его мягкий голос гулко раздавался в темноте. Гермиона закрыла глаза, слезы ее струились по щекам, пока она слушала его тихие заверения. Наконец, рыдания ослабели, и она снова смогла дышать. — Хотела бы я, чтобы все были такими же умными, как ты, — тихим, дрожащим голосом сказала Гермиона. Северус внезапно замолчал, удивившись тому, что она не спит, и через мгновение ответил: — Тогда мир был бы поистине жутким местом. Гермиона неуклюже шмыгнула носом. Она выдавила улыбку и попыталась вытереть глаза, но слезы никак не переставали течь. Длинные пальцы ласково промокнули влагу. Это нежное действие противоречило голосу, который сухо прокомментировал: — Знаешь, ты вовсе не симпатичная, когда ревешь. — Знаю, — ответила Гермиона, почти смеясь. Она взяла у него платок и села высморкаться. — Это только всё усугубляет. Он фыркнул и раздраженно вздохнул. — Даже не начинай. Ты прекрасна, намного красивее, чем думаешь. Особенно без этих опухших глаз и красных пятен… — посмеиваясь, добавил Снейп, аккуратно убирая с ее лица влажные волосы. — Осторожно, слизеринец, — удалось выдавить ей сквозь слезы, — это прозвучало почти как комплимент. — Вообще-то, это и был комплимент. Кажется, эмоции совсем затуманили тебе разум, — протянул он с ехидной усмешкой, а потом обнял ее и притянул к груди, нежно целуя в висок. — Спасибо. Мерзавец. Гермиона тесно прижалась к его теплой коже, закрывая глаза. От слез у нее разболелась голова. — Я правда была права? — Да, — тут же отозвался Снейп. После паузы он сухо добавил: — Хотя обрати внимание, кто именно тебе это говорит. — Он прижался щекой к ее волосам. — Вопросы морали всегда очень сложны. Нет простого ответа, Гермиона, нет двух одинаковых ситуаций. Я не знаю всех обстоятельств, как не знаю, о чем именно ты думала, когда принимала решение. Но ты заботилась только об их благе. Могу тебя заверить, если бы ты этого не сделала, они умерли бы в течение полугода. Сама знаешь, Орден не мог защитить всех. Я считаю, что ты была права. — Тогда почему мне до сих пор так плохо? — C предательством всегда так, — с особой интонацией произнес Северус. Уж он-то точно знал! — Дорога в ад вымощена благими намерениями. Твой поступок мог стать первым шагом к темной стороне, вот почему многих это так напугало. — Но не тебя? — нерешительно спросила она. Он тихо усмехнулся и поцеловал ее волосы. — Нет. Если кто-то и способен противостоять соблазнам Тьмы, это ты. Без тебя мы потеряли бы Поттера. Ты ведь понимаешь, как близко он подошел к краю... Facilis descensus Averno — легок спуск в ад. Но я знаю тебя, Гермиона. Ты никогда ничего не делаешь, не учитывая всех возможных последствий, никогда не действуешь из дурных побуждений и всегда совершаешь осознанный выбор. Из всех путей, ожидающих тебя, ни один не ведет во Тьму. — А ведь я бы могла проделать это и с тобой. Он открыто рассмеялся. — Не смеши меня. Ни Темный Лорд, ни Альбус Дамблдор не смогли пробиться сквозь мои щиты. Как бы ты ни была талантлива, сколько бы ни практиковалась, все равно не представляешь для меня угрозы. Меня ты не сможешь поразить Обливиэйтом или воздействовать легилименцией. Разве я уже не упоминал, что ты бы ничего подобного не сделала? Сама перестанешь нести чушь или придется накачать тебя успокоительным? — Я имею право переживать. — Только не по этому поводу. Потому что, во-первых, это совершенно нелепо, а во-вторых, я тебе запрещаю. Гермиона улыбнулась. — Запрещаешь? — Да, — твердо ответил профессор. — А теперь спи. Она послушно прижалась к нему и попыталась уснуть, но сон никак не шел. Судя по дыханию Северуса, он тоже бодрствовал. Не открывая глаз, Гермиона начала медленно водить кончиками пальцев по его обнаженной груди, прослеживая шрамы... Когда она коснулась его соска, он тихо произнес: — Ты не собираешься спать, так ведь? — В таком состоянии спать совсем не хочется, — честно ответила Гермиона. — Сделай так, чтобы мне стало легче, Северус, пожалуйста. — Ты расстроена... — Да. А я не хочу расстраиваться. — Гермиона посмотрела на него и погладила по лицу; пальцы заколола щетина. — Давай займемся любовью? — попросила она. Северус не ответил, и она отдернула руку. Тогда он перевернулся на бок, опираясь на локоть, привлек ее к себе и нежно поцеловал. Ей это было и правда необходимо, поняла Гермиона, отвечая на поцелуй. Любил ее Снейп на самом деле или нет, он мог заставить ее чувствовать себя любимой, а сейчас она отчаянно этого хотела. Он был нежен как никогда. Похоже, он не нуждался в подсказках, чтобы понять, чего именно она хочет. Ртом и пальцами он долго исследовал каждый дюйм ее кожи. Поначалу ласки даже не казались откровенно сексуальными, просто медленными, нежными и утешительными. Он гладил ее, оставляя повсюду сладкие поцелуи. Постепенно прикосновения изменились, хотя Гермиона не смогла бы объяснить, как именно. Ее желание усилилось, ласки становились все настойчивее. Она задрожала, распаляясь, прошептала его имя, и Северус отыскал ртом ее грудь, а потом начал сосать и дразнить затвердевшие соски. Все так же неспешно он опустился вниз и зарылся лицом между бедрами. Он терзал ее языком, и дразнящие движения становились все более уверенными. Гермиона запуталась пальцами в волосах Северуса и сдалась на милость его изощренного рта, теряя остатки связных мыслей. Когда Северус поцеловал ее вновь, она почувствовала на его губах мускусную сладость и ответила ему со всей страстью, на которую была способна. Снейп нежно прижал ее всем весом к постели, остановился и посмотрел на нее сверху вниз. По его глазам Гермиона понимала, что достаточно одного лишь ее слова и он остановится. Доставит ей удовольствие и проигнорирует собственное удовлетворение, по крайней мере, сегодня. Она обвила ногами его талию, скользнула руками вверх по спине, ощущая израненную кожу, стиснула плечи, и тогда он наконец в нее вошел. Даже сейчас его движения были почти мучительно медленными и нежными, но сильными. Глядя в бесконечные темные глубины глаз Северуса, Гермиона подчинилась ритму его тела. Она отдавалась ему как никогда полностью, и на самом пике оргазма услышала, как Снейп шепчет ее имя в момент собственной кульминации.* * *
Как-то в середине ноября, во время тоскливых дождливых выходных, Гермиона занималась проверкой студенческих работ. Профессор расхаживал по комнате, непрестанно бормоча что-то себе под нос, и страшно ее отвлекал. Наконец она не выдержала и вздохнула. — Северус, чем ты занимаешься? Ты можешь делать это где-нибудь в другом месте? Он поднял голову, моргнул, а потом съехидничал, видимо, чисто автоматически: — На случай, если ты забыла, я у себя дома. — Он приблизился. — Просто пытаюсь переделать охранные чары. — Зачем? — полюбопытствовала Гермиона. — Затем, что мне надоело возиться с паролями. К тому же, они не слишком-то надежны, — пояснил зельевар. — Я хочу, чтобы заклинания были настроены на конкретных людей, а не просто на слова. — Не думаю, что в Хогвартсе такое возможно. Ой, подожди... Тебе это под силу, не так ли? Все время об этом забываю... Он ухмыльнулся. — Какая у тебя память девичья. — Ой, я тебя умоляю! Я вовсе не против, что ты можешь входить ко мне, когда тебе заблагорассудится, — поверь, ничего нового ты там не обнаружишь, — сухо ответила Гермиона. — Хочешь сказать, что еще в прошлом году пробирался туда тайком, чтобы порыться в ящике с моим нижним бельем или что-то в этом роде? — Не пори ерунды, — пренебрежительно ответил зельевар с искоркой веселья в глазах. — Так это сложно — изменить охранные чары? — Нет. Но я не занимался этим раньше, поэтому понадобится некоторое время. Я даже не понял, что говорю вслух. — Снейп, по своему обыкновению, извиняться не собирался. — Это ведь была латынь! Кроме тебя, я больше не знаю никого, кто может по-настоящему на ней изъясняться! Ну, может, еще президента Бартлетта из “Западного крыла”(1). — Угу, — промычал Снейп, подошел к одной из книжных полок и принялся листать какой-то томик. — Я всегда удивлялся, почему мало кого заботит изучение латыни, ведь большинство заклинаний либо на латыни, либо калька с нее. С чарами все гораздо проще, если понимаешь их подлинное значение и смысл действия. А при создании новых заклинаний это совершенно бесценно. — Всегда смотрю, как переводятся новые заклинания! Я начинала изучать этот язык, но погрязла в грамматике и сдалась, — призналась Гермиона. — У меня нет способностей к лингвистике. А ты говоришь на многих языках, так ведь? — На нескольких, — рассеянно пробормотал профессор, быстро просматривая страницы. — Я долго путешествовал и много чего нахватался. Но на большинстве из них я не могу говорить свободно. Ах, вот в чем дело… — Он замолчал, сосредоточившись на чтении, и Гермиона улыбнулась, вернувшись к своим эссе, — они с Северусом и правда были очень похожи в некоторых отношениях. Профессор оторвался от книги примерно через час, откидывая волосы с лица. Гермиона пока работала, время от времени косилась на него, но смотреть оказалось не на что: в основном он тыкал в дверную ручку палочкой, бухтел что-то себе под нос, кажется, на той же латыни и рисовал сложные схемы вокруг дверного проема. Однако никакого видимого эффекта эти действия не производили. — Кажется, получилось. — Да? — заинтересовалась Гермиона, отложила перо и подошла к нему. — Думаю, да. Стоя неподвижно, он указал палочкой на дверь. — Revelio! — И вокруг дверного проема засияли руны, переливающиеся слабым синим светом. Северус критически изучил результат, установил кончик палочки в замочную скважину, руны замерцали и изменили свой цвет на зеленый. — Слизеринская охрана? — улыбнулась Гермиона. — Дерзить изволишь? — пробормотал он. — Нет. Руны раскалились почти добела, а затем снова охладились до синевы. Снейп заткнул палочку за пояс. — Одолжи мне на минутку свою палочку, я должен убедиться, что чары тебя признают. — Что будет с тем, кого они не признают? — недоверчиво спросила Гермиона, передавая ему палочку. Северус хмыкнул, но, взявшись за ее палочку, немедленно утратил дар речи. Глаза его расширились... Потрясенный, он выронил гладкую деревяшку и выругался. — Что случилось? — удивилась Гермиона. — Ты в порядке? — Да, — отрешенно ответил он, разминая пальцы. — Это было... неожиданно. — Тебе больно? — спросила Грейнджер, вспоминая случаи, когда ей приходилось брать в руки чужие палочки, — не все они реагировали спокойно. — Нет, это... это не больно. Видимо, Снейп все еще никак не мог прийти в себя. Сглотнув, настороженно посмотрел на стройную лозу, осторожно дотрагиваясь до нее еще раз. Сомкнул пальцы на рукояти, вздрогнул, но удержал палочку. — Странно... — Что странного? — раздраженно потребовала Гермиона. — Что случилось? — Понятия не имею, — отрезал Снейп. Он осторожно взял палочку покрепче, прикрыл глаза и снова задрожал. — Можно я попробую заклинание? — Валяй! Он огляделся и взял ее кружку из-под утреннего кофе. — Aguamenti. Совершенно озадаченная, Гермиона наблюдала. Заклинание, кажется, сработало в обычном режиме, тут же наполнив чашку водой с коричневатым оттенком, но Северус нахмурился и пробормотал: — Еvanesco. — Не стесняйся, объяснишь, когда тебе будет удобно! — съязвила Гермиона. — Прости. Я... не знаю, что случилось. Она как будто... признала меня. — Моя палочка тебя признала? — В каком-то смысле, но не так, как это обычно бывает. Она не работает должным образом, я не ощущаю слияния с ней, но... есть что-то. Какое-то чувство... Не могу точно его описать. Как будто выражение признательности, что ли. — Странно. Такое случалось раньше? — Нет. Опять же, не в моих привычках хватать чужие палочки, — рассеянно ответил профессор, все еще хмурясь. — Готова поэкспериментировать? — Ты забыл, с кем разговариваешь? — засмеялась Гермиона, и Снейп улыбнулся в ответ. — Ах, да. Нет мне прощения. — О каком эксперименте ты говоришь? Зельевар осторожно положил палочку Грейнджер на стол и вытащил свою, положив их рядом. — Из чего сделана твоя палочка? — Виноградная лоза и перо феникса. Снейп нахмурился. — Я думал, она содержит сердечную жилу дракона... — Это была сердцевина моей старой палочки. Малфой сломал ее, когда нас похитили. А новая изготовлена из такого же дерева, но с другим ядром — мистер Олливандер очень этим заинтересовался. — Жаль, такая гипотеза пропадет. — Какая гипотеза? — Сердцевина моей палочки — сердечная жила дракона. Я подумал, что у них могло быть одинаковое ядро, но, видимо, это не так. — Он пожал плечами. — Возьми мою палочку, пожалуйста. Не думаю, что она причинит тебе боль. Твоя мне не навредила... — Но твоя палочка, наверное, будет более агрессивна, чем моя, если можно так сказать. Хотя вряд ли она поведет себя хуже, чем палочка Беллатрикс. Та как будто укусила меня в первый раз, когда я до нее дотронулась. Мне пришлось ею пользоваться, когда мы сбежали, — добавила Гермиона, и Северус кивнул. — Знаю. Я присматривал за вашей троицей, когда мог. В конце концов, это было в моих интересах — если бы ваш план провалился, эту работу пришлось бы выполнить мне. — Он неприятно улыбнулся. — Белла пришла в ярость, узнав, что ее палочку украла именно ты. У нее даже пена изо рта пошла. А уж когда ей рассказали, что ты притворялась ею, чтоб попасть в хранилище… — Снейп тихо усмехнулся. — С ней едва не случился припадок! Я с великим трудом сдержался от смеха. На вашем месте я бы действовал иначе, но это... окрыляло. — Я расстроила эту сумасшедшую сучку? Надо же, досада какая! — невозмутимо прокомментировала Гермиона, и профессор снова усмехнулся, небрежно перемещая на столе палочки. — Твоя палочка из рябины, да? — спросила она. — Да, ее еще называют “летучая рябина”. Она растет на корнях другого дерева — в моем случае, на осине. Скорее любопытствуя, чем боясь, Грейнджер взяла в руку тонкую темную деревяшку, резко выдохнув при контакте. Прикосновение ее шокировало, но, как и сказал Северус, боли не причинило. На самом деле... Гермиона удивленно подняла брови, поняв, насколько это не больно, и вздрогнула. — Хм. Ну это, безусловно... интересно. — Вот именно. Определенно, это была какая-то форма признания. Раньше, когда обе палочки выбирали Гермиону, она испытывала тепло и некое ощущение приветствия, связь. Сейчас было по-другому. Признание — как верно назвал это Северус, и она с ним согласилась. Гермиона могла почти почувствовать кончиками пальцев его магию — темнее и холоднее, чем ее собственная. Очень странное ощущение, но, конечно, не неприятное — скорее, наоборот. Сердце Грейнджер забилось быстрее. Взяв кружку из-под кофе, она уронила ее на пол и направила палочку на осколки. — Reparo! Нет, несомненно, эта палочка не подходила ей полностью. Она делала свое дело, но не идеально. Казалось, волшебный жезл нехотя ей уступал, и Гермиона подавила смешок. — Безусловно, это твоя палочка. Она словно делает мне одолжение. Снейп тихо фыркнул. — С твоей я чувствовал то же самое. Грейнджер осторожно отложила волшебный предмет. — И что это значит? — Понятия не имею, — признался зельевар. — Я мало знаю о волшебных палочках. Внезапно вспомнив, что хотел сделать вначале, он вновь осторожно поднял её палочку и повернулся к двери, установив наконечник в замочную скважину. Руны опять замерцали зеленым, затем раскалились и вновь охладились до синевы. Вернув палочку Гермионе, он достал свою и постучал по дверному проему. Руны потемнели и бесследно растаяли. — Может, Олливандер знает? — спросила Гермиона, но по глазам Снейпа поняла: он не горит желанием делиться открытием с производителем палочек. — Может быть, — неохотно ответил профессор. — Ой, ну не смотри на меня так. Схожу попозже в библиотеку, посмотрю, что получится выяснить. — Ах, да. В минуты кризиса или скуки Гермиона Грейнджер всегда идет в библиотеку, — протянул зельевар. — Ты прямо как Рон — в смысле, его красноречивая версия. — А вот это было обидно.* * *
Поиски в библиотеке ничего не дали. Тогда Гермиона решила поинтересоваться у Минервы. — Не знаете ли вы случайно об истории волшебных палочек? — Почему ты спрашиваешь? — спросила Макгонагалл. — На днях произошло кое-что необычное, когда я коснулась чужой палочки… — Гермиона осторожно передала некоторые детали. Минерва вдруг улыбнулась. — А хозяин палочки — твой таинственный волшебник? — Но откуда?! Невилл? Ах, он... — Не вини его. Я чересчур хорошо умею влезать людям в душу — впрочем, ничего особенного он не сказал. Ты слишком скрытная, моя дорогая, — укорила ее директриса. Гермиона выдала лучшее подобие снейповской ухмылки. — А как же! Вся соль была в том, что в этот момент сам Северус сидел в своем обычном углу, видимо, находя сей разговор чрезвычайно забавным. Гермиона порадовалась, что уже успела рассказать ему о своем разговоре с друзьями: тот взрыв, который последовал бы, узнай он об этом случайно, ей не хотелось даже представлять. К облегчению Гермионы, Снейп воспринял ситуацию с юмором и одобрил ее слизеринские методы. — Да. Это была его палочка. Моя сделала то же самое, когда он коснулся ее. Это что-то значит? — Может, ваши палочки родственны друг другу? — предположила Минерва. — Нет, мы думали об этом. Они сделаны из разных пород дерева, и у них разные ядра. — И вы говорите, она вам не подошла... — Нет, мы можем пользоваться палочками друг друга, но они не работают должным образом. У нас слишком разная магия. — Вы эксперты в одних и тех же областях? — Совсем нет, практически не пересекаемся. Эту версию они уже обсуждали. Основные таланты Гермионы лежали в области Заклинаний, Трансфигурации, Арифмантики и Целительства — она могла лечить нарушения здоровья и общие заболевания. Во всех этих сферах Северус был слабее. Его собственные навыки были более агрессивными — проклятия, защита от темных искусств, темная магия, окклюменция и легилименция, и, конечно же, зелья. Врачевательские способности профессора ограничивались лишь лечением ран. Совпадали их таланты только в области целительства и заклинаний, хотя даже эти предметы, казалось, были аккуратно между ними разделены. Гермиона осторожно поделилась, чем могла. — Интересно, — задумчиво сказала Минерва. — Может быть, его палочка тебя признала, потому что у тебя есть все, чего не хватает ему, и наоборот, словно вы две половинки единого целого. — Глупая сентиментальность, — подал из угла голос Снейп. Гермиона заподозрила, что он почти так же поражен этой теорией, как она сама, в особенности потому, что это мнение выразила Макгонагалл, одна из самых, по его мнению, черствых женщин. — А что же вы думаете? — бросила ему вызов Минерва. — Не сомневаюсь, у вас есть теория, которая пристыдит нас всех. Он равнодушно пожал плечами. — Возможно, это простое совпадение. Не хочу тратить время на догадки, мне это совершенно не интересно. — Не обращай на него внимания, Гермиона. Мерлин свидетель, всем остальным интересно. Вы полные магические противоположности? — Насколько мне известно, да, — неловко ответила Грейнджер, осознавая, сколько усилий прикладывали остальные преподаватели, чтобы всякий раз игнорировать Северуса. — Детально мы наши способности не анализировали, но во всем, с чем приходилось сталкиваться, мы, похоже, противоположны. — Может быть, это потому что вы — пара, — предположила Минерва. — Если Патронусы могут меняться из-за неразделенной любви, нет никаких причин, чтобы палочки не признавали настоящее чувство. — Как трогательно, — фыркнул профессор Зельеварения. — Меня сейчас стошнит. Видимо, его зацепило упоминание Патронусов, догадалась Гермиона. Опять же, ни о какой любви у них и речи еще не заходило, и замечание Минервы прозвучало совершенно не к месту. — Хватит, Северус, — огрызнулась директриса. — Уж вы-то лучше всех в мире должны знать, какую силу имеет любовь! Воцарилась зловещая тишина. Гермиона в жизни не видела у Снейпа такого ледяного взгляда. Под глазом дернулся нерв, но выражение лица осталось безучастным. Макгонагалл сама смутилась от своих слов и, безуспешно попытавшись выдержать взгляд Снейпа, посмотрела в сторону. Наконец профессор заговорил, отрывисто и сурово: — Не все, что говорил Дамблдор, было истиной. Как ни странно, он часто ошибался. — Вы намерены отрицать, что Гарри спасла именно любовь? — недоверчиво уточнила Минерва. — Вы же видели это собственными глазами! — Что бы вы там себе ни напридумывали, — прорычал он, — я этого не "видел"! Я был занят другими делами. — Не придирайтесь к словам! Вы знаете, что я имею в виду. Я только диву даюсь, что вы с этим спорите! — Хотел бы я сказать, что просто не понимаю, как слепо вы в это верите, но не могу. Отлично понимаю! Вы не допустили ни тени сомнений, не дали себе труда подумать, просто тупо поверили россказням Дамблдора. — Не вам судить! — Не мне? — со странным блеском в глазах переспросил Снейп. — А ну-ка, посмотрим: Темный Лорд лично отвечал за сотни смертей, если не за тысячи; его приспешники убили намного больше. Вы и правда думаете, что Лили Поттер была единственной, кто принес себя в жертву, пытаясь спасти своих близких? Даже я никогда не верил, что она настолько святая. Многие покорно отдали жизни, надеясь дать родным хоть немного времени, чтобы бежать. Но от смертельного заклятья это никого не спасло! Что бы ни сохранило в живых вашего бесценного Поттера, это не любовь его матери, — ехидно сообщил Снейп, вложив в свой голос максимум злобного презрения. У Гермионы просто глаза на лоб полезли. Такое ей ни разу не приходило в голову! Северус был прав! Объяснения Дамблдора она наивно приняла за чистую монету. Удивительно, что Снейп вообще заговорил об этом в присутствии других людей. Он редко упоминал Лили, даже наедине с Гермионой — хоть по имени, хоть косвенно. Минерва выглядела столь же ошарашенной: несколько коротких фраз Северуса только что перевернули с ног на голову один из самых незыблемых постулатов Ордена. — Но что же тогда? — слабо спросила Гермиона. Она на самом деле хотела получить ответ, а также попытаться разрядить весьма напряженную обстановку. — Почему смертельное заклятие не сработало? У вас должна быть какая-то теория! Северус глубоко вздохнул, явно пытаясь взять себя в руки. — Доказательств нет. — Даже если и так... — Непростительные заклятия есть проклятия намерения, а также силы, — сухо ответил профессор. — Просто произнести слова вслух недостаточно. Вы не можете надеяться, что смертельное заклятие подействует, если не хотите на самом деле причинить смертельный вред. Важная составляющая успеха — серьезные причины желать жертве смерти. Темный Лорд хотел, чтобы Поттер умер, потому что боялся его и видел в нем конкурента, — "Он отметит его как равного себе". Но в момент наложения проклятия — и только в тот неповторимый момент! — он воспринимал мальчика практически как свое второе “я”. Возможно, это все объясняет. Или, если хотите, вините звезды, которые встали в определенном порядке, или давайте скажем, что все решила судьба-злодейка, — добавил он ехидно. — Почем мне знать? — Дамблдор сказал, что Темный Лорд не мог коснуться Гарри из-за этой любви, — медленно сказала Гермиона. — Это была неправда? — Нет, это вполне могло быть правдой. Большую часть времени Темный Лорд избегал физических контактов. Он уже настолько стал нечеловеком, что любая чистая эмоция могла причинить ему вред. Мы никогда не узнаем наверное. — И как вы тогда объясните, что в Финальной битве всех нас спасла жертва Гарри? — вызверилась Минерва. Похоже, происходящее она воспринимала как личное оскорбление. С лютым блеском в глазах Северус обернулся к ней. — Мне-то откуда знать? Понятия не имею, что там происходило! Я тогда, знаете ли, был ужасно занят: старался не истечь кровью до смерти, — выплюнул он. — Прискорбно, но Финал пришлось пропустить — мое сердце едва начало биться заново! Он встал. Каждая линия его тела наполнилась яростью; его сила, казалось, заполнила комнату, что вдруг стала темнее и холоднее, чем раньше. — Вы там оказались по своей вине! — гневно выпалила директриса. — Вы выбрали эту судьбу, когда склонили голову перед Волдемортом! Заслуженная награда предателю, Снейп! В воздухе заискрила первобытная магия. Глаза Северуса стали опасно пустыми; в них больше не отражалась его личность, только горечь, дикая боль и ярость. Из них исчезло все человеческое. — Да как вы посмели, Минерва, — выкрикнул кто-то. — Если бы не Северус, мы все были бы мертвы или мечтали о смерти. Без него мы все бы потеряли. Это признает даже Гарри! Он спас нас всех, а взамен получил только ненависть. Он не предатель! Он решил умереть за нас, и вот чем мы отплатили ему! — В этот момент Гермиона поняла, что этот пронзительный крик был ее собственным, и поспешно замолчала. Минерва уставилась на нее, как и Северус, который, по крайней мере, уже выглядел нормальным, хоть и крайне потрясенным. — Хорошо сказано, моя дорогая, — заметил новый голос, зазвучавший из портрета на стене. Гермиона узнала одну из бывших директрис школы. За ней стояли другие главы Хогвартса — столько, сколько могла вместить рама картины. — Дайлис, — тихо сказал Северус. Женщина покачала головой. — Я много лет Дайлис, Северус Снейп! — принялась она отчитывать зельевара. — А ты здесь уже почти полтора года и ни разу ни с кем из нас не пришел словечком перемолвиться! — Она только и делает, что жалуется на ваши плохие манеры, — протяжно произнес какой-то мужчина. Его голос недаром показался Гермионе знакомым: вперед вышел Финеас Найджелус Блэк. — Вижу, вы популярны, как никогда. — Честь Слизерина обязывает, — ответил Северус с особенно кривой улыбкой. — Северус… — Директора отошли в сторону, освобождая место, и на самом краю картины встал Альбус Дамблдор. — Мой мальчик... как приятно тебя видеть. Северус сглотнул, и маска чуть дрогнула. — Директор, — охрипшим голосом сказал он. — Дайлис тебя за дело бранит, — заметил Дамблдор, его глаза даже сейчас блестели. — Ты действительно должен был нас навестить. Потерять тебя было поистине ужасно, нет слов выразить облегчение, которое мы испытали, когда услышали, что ты жив. — Вы были единственными, кто его испытал, — пробормотал профессор, но отнюдь не искренне: Гермиона отчетливо видела его неуверенность. — Что за бред, — огрызнулась Дайлис. — По крайней мере та грозная молодая леди пытается постичь истину. Приятно видеть, что хоть кто-то готов принять правду! — Добрый день, мисс Грейнджер, — удивительно ласково поздоровался Финеас. — Какой вы необычно вежливый, — подозрительно произнесла Гермиона, косясь на портрет. Одна из бывших директрис хихикнула. — Может быть, Финеас вспоминает, что случилось, когда он последний раз вас обидел при Северусе? — бодро предположил Дамблдор, слегка улыбаясь. — Заклятье немоты длилось три недели. Тут наконец обрела дар речи Минерва: — Достаточно, — немного запыхавшись, выдавила она. — Прошу вас не вмешиваться. — О, перестань! — прищурилась Дайлис. — Мисс Грейнджер совершенно права, и ты это знаешь. Оставь Северуса в покое. Ты понятия не имеешь, через что он прошел. Прекрати провоцировать мальчика и отпусти его. — Дайлис, ведите себя прилично, — голос Северуса звучал так, будто ситуация его забавляла. Казалось, он почти пришел в себя, по крайней мере, внешне. — Мальчика? — ехидно уточнила Гермиона. — Да ему почти пятьдесят! — А мне было сто восемьдесят семь, когда я умерла, и что? — с улыбкой отмахнулась Дайлис. — Кроме того, впервые мы увидели Северуса тощим одиннадцатилетним пареньком, стоящим навытяжку перед отчитывающим его директором, — первый раз из многих последующих, хочу заметить. — Перестань смущать его, Дайлис, — беспечно произнес Дамблдор. — Ты прекрасно знаешь, что ничего не выйдет. Тем не менее, Минерва, Гермиона права, и ты это знаешь. Пусть прошлое остается в прошлом. Несомненно, у этих двоих есть дела поважнее, чем смотреть, как ты идешь на поводу у своего буйного нрава, а мне нужно кое-что с тобой обсудить. Северус, мы ждем тебя в ближайшее время, чтобы услышать твой рассказ обо всем, что случилось. И никаких отговорок. Хорошего дня, Гермиона. Вскоре оба они оказались в коридоре, все еще шокированные произошедшим. Прислонившись к стене, Гермиона сделала несколько глубоких вдохов. — Они явились только за тем, чтоб защитить тебя, правда? — Может и так, а может, решили прикрыть Макгонагалл — они поклялись помогать ей на посту директора, а я уже был на волосок от того, чтоб ее проклясть. Меня защищать без надобности — ведь там была ты, — тихо ответил он, все еще разрываемый на части бурей эмоций. — Не думал, что ты такая фурия, когда злишься, — с легкой улыбкой добавил он. — Меня застали врасплох, — призналась она. — Но Минерва зашла далеко. Слишком далеко. — Вовсе нет, — устало возразил Снейп. — Еще как, но спорить не стану, — беззаботно сказала Гермиона, зная, что все равно не сможет переубедить его. — Как думаешь, Альбус знает, или ему просто нравится быть загадочным? — Версия неплохая, но, полагаю, он просто что-то подозревает. С тех пор как я вернулся, они все пытались за мной следить. Думаю, заметили, сколько времени мы проводим вместе. Не переживай, ни один из них не проболтается. Удивительно, но, когда Северус говорил о портретах, голос его звучал... почти ласково. Видимо, большую часть своего директорского года он провел практически забаррикадировавшись у себя в кабинете, пытаясь спрятаться от всех, кто его ненавидел. Он был вынужден общаться только с портретами своих мертвых предшественников, которые поощряли и поддерживали его, что и привело к этой странной полу дружбе. — Ты действительно заткнул Финеаса на три недели? — Да. — Что он сделал? Ой, подожди… Кажется, я догадываюсь, как он меня назвал. Неудивительно: Северус всегда ненавидел слово “грязнокровка”, и для этой ненависти у него были чертовски веские причины. — Дайлис всегда так с тобой разговаривает? — Да, — сухо ответил профессор. — Ее портрет всегда проявлял ко мне интерес. То, что я стану постоянным посетителем кабинета директора, стало очевидно почти сразу. А еще она проводит много времени в Больничном крыле, где я тоже был частым гостем. — Хочешь сказать, ты обзавелся личным фан-клубом? Он фыркнул. — Похоже на то. Я везунчик. — Ты как, в порядке? — более мягко спросила Гермиона. Снейп задумался, не соврать ли в ответ, но просто пожал плечами; остатки неконтролируемой ярости все еще угадывались в его взгляде. — Думаю, да. — Давай-ка сегодня ужин приготовлю я. Ты заслуживаешь перерыв. 1) "Западное крыло" — популярный американский сериал о внутренней жизни администрации Президента США, который наполнен блестящими остроумными диалогами, серьезными злободневными вопросами и ненавязчивым желанием сделать этот мир немного лучше.