In the night I hear you speak Turn around, you're in my sleep Feel your hands inside my soul You're holding on and you won't let go. — Michael Bolton, 'Steel Bars'
После сцены в учительской Северус отправился прогуляться, чтобы успокоиться, и на какое-то время исчез. Пропал с Карты Мародеров и не показывался несколько часов. Вернулся он с таким лицом, что казалось, на самом деле целью его "прогулки" были поджоги или взрывы — просто чтобы выпустить пар. Гермиона лишь надеялась, что ничего ценного он не уничтожил. Какой бы выход он ни нашел, теперь Снейп казался спокойным, пребывал в очень тихом настроении и, видимо, не склонен был разговаривать. Гермиона похозяйничала в его ноутбуке и включила негромкую инструментальную музыку. Взяв книгу, Грейнджер пристроилась с ним рядом, чтобы подождать, пока зельевар расслабится. Позже ночью, под покровом темноты, он заговорил, хотя сначала ей пришлось его расшевелить. — Почему ты не захотел увидеться с портретами, когда вернулся в школу? Раньше я как-то об этом не думала, но они вроде бы… настроены к тебе дружелюбно. — По-своему, да. Даже Финеас, если к нему привыкнуть. Они поддержали меня в трудную минуту, — Северус вздохнул. — Честно говоря, я не хотел снова встречаться с Дамблдором. Прошло столько лет, а я никак не пойму, какие чувства к нему испытываю. Я его ненавижу, — добавил он, спокойно констатируя факт, — но на самом деле все не так однозначно. — Могу представить, — мягко сказала Гермиона, поворачиваясь, чтобы посмотреть на него. — Мне кажется, ты в этом не одинок, многие из нас думают так же. С одной стороны, он был весь из себя такой добрый старый волшебник с сияющим взглядом, который всем сердцем болел за детей, а с другой, он ведь нами просто манипулировал и совершенно сознательно творил чудовищные дела. Понимаю, ему пришлось несладко, но зачем так откровенно врать. И как-то мне не очень верится, что он относился к тебе так же хорошо, как к нам. — Так и есть. — Северус вздохнул, закрывая глаза. — Ко мне он был совершенно равнодушен. О, поначалу-то он все улыбался и подмигивал, всячески демонстрируя дружелюбие, — как и всем, но никогда не пытался мне покровительствовать. Хотя нет, вру. В самом начале, на первом курсе, он попробовал. Но когда понял, что толку не выйдет и в итоге меня все равно будут таскать к нему на ковер почти каждую неделю, моментально бросил эту затею. Наигранные улыбки и разочарованные гримасы, что заставляют тебя ежиться от стыда, хотя вроде ты ничего такого не сделал, только это я от него и видел. — Понимаю... — Дамблдор так и не научился справляться со мной, но урок усвоил. Он позаботился о том, чтобы не повторить те же ошибки с Поттером. К тому времени Альбус уразумел, как стать несчастному мальчугану светом в окошке. А когда я был школьником, он не мог даже притвориться заботливым. Именно это и довело меня до предела. Да, у меня было много причин выбрать темную сторону, но в тот день, когда я впервые решил присоединиться к Лорду, то сделал это в основном из-за Дамблдора. Мне было всего шестнадцать... — Визжащая хижина... — Да. Дамблдор не догадался, а ты сразу сообразила. Тогда меня пытались убить, а он сделал вид, будто это просто мелкое хулиганство. Директор приходил ко мне в Больничное крыло… — Ты сильно пострадал? — Физически нет, — мертвым голосом ответил Снейп, — но вид трансформирующегося Люпина перепугал меня до смерти. Я спасся благодаря Поттеру. Раньше мне снились в кошмарах именно эти события, потом их сменили другие воспоминания, похуже. Мой боггарт долго был оборотнем. Почти весь день я проводил в ступоре, а по ночам орал до хрипоты. Дамблдор навестил меня, и я, как полный придурок, решил было, что он за меня переживает, но директор явился, чтобы сказать только одно: “Поклянитесь молчать о произошедшем, мистер Снейп”. Он просто хотел удостовериться, что я не сдам его драгоценных гриффиндорцев. Гермиона словно услышала всю боль обиженного и растерянного шестнадцатилетнего мальчика, осознавшего, как мало на самом деле его жизнь значила для людей, обязанностью которых было его защищать. — В ту ночь я и решил: вот окончу школу и уйду к Пожирателям. Она хотела что-то сказать, но в голосе Северуса послышалось нечто, напомнившее их последнюю новогоднюю ночь. Гермиона промолчала, зная, что ему нужно выговориться. — Решение было нелегким, и я много раз его менял… Но Мародеры сообразили, что их проступок сойдет им с рук, а я предпочитаю играть честно, и преследования становилось все жестче. Тот инцидент на берегу озера стал лишь один из череды эпизодов, что в итоге довели меня почти до самоубийства. К кому бы я ни пытался обратиться, всем было наплевать. Я ходил к Слагхорну, тот ничего не предпринял. Разговаривал с Поппи Помфри — она пыталась вступиться за меня, но у нее ничего не вышло. В Дамблдоре я окончательно разочаровался, он уничтожил остатки моего доверия. В Макгонагалл я не верил никогда. Я бы пошел к Лили, но она больше со мной не разговаривала, да и в любом случае она уже почти начала встречаться с Поттером… — Снейп беспокойно поерзал. — Ты знаешь, что случилось на озере... в общих чертах. Детали додумай сама. Я потерял единственного верного друга. Сказать, что на берегу тогда собралось буквально пол школы, чтобы позабавиться, значит, не сказать ничего. От ярости и унижения я совсем потерял рассудок. Когда Мародеры в конце концов меня отпустили, я рыдал, как ребенок. Тогда-то я и решил, что, может быть, мне помогут Пожиратели смерти. Раньше я просто это обдумывал, но до происшествия в Хижине не решил окончательно. Лили меня не простила. Родители умерли. Весь последний курс меня травили, но мне уже было все равно. Все, о чем я мечтал, — окончить Хогвартс и уйти к Лорду. Я разрывался: с одной стороны, жаждал власти, с другой — хотел отомстить, но, по большому счету, просто хотел найти кого-то, кому моя смерть станет небезразлична. Гермиона вытерла слезы рукавом, подавляя рыдания: представила, как Северус, совсем еще мальчик, бьется о стены тюрьмы, возведенной для него другими, стучится то в одну, то в другую дверь, пока не находит единственную, как ему кажется, открытую. Как легко любой из них мог дойти до такой же степени отчаяния! Если бы не случай с троллем, Гермиона так и не подружилась бы с одноклассниками и легко могла оказаться изгоем. Гарри много страдал и опасно близко подошел к краю. Пусть он никогда не последовал бы за Волдемортом, он вполне мог ожесточиться, стать монстром! Любой из ее друзей при подобных обстоятельствах сломался бы. В темноте, скрывающей черты Северуса, Гермиона слушала его размеренную речь: — В некотором смысле это желание исполнилось. Оба моих хозяина использовали меня и обрекли на смерть. Но из них двоих только Темный Лорд сказал, что сожалеет об этом, — считай, почти извинился — по крайней мере, я поверил. Дамблдор меня предал. А вот Лорд... не предавал. Понимаешь, если подумать, он не был суровым господином. По-своему, даже защищал своих подданных. Когда ему угождали — награждал, следил, чтобы о них заботились, помогал мстить, если это не мешало его собственным планам, и лишь ему было позволено причинять своим слугам боль. Он не лгал. Каждый из нас в точности знал, чем он ценен для Лорда. Приводя в исполнение наказание, хозяин четко проговаривал, как именно накажет и за что, не было никакой двусмысленности. Именно тем Зло и привлекает — своей незатейливостью, все делится только на черное и белое. На службе у Дамблдора были только оттенки серого. — Он пошевелился, и Гермиона поняла, что Северус касается Знака Тьмы у себя на руке. — Принятие метки стало для меня одним из самых счастливых моментов в жизни, — с горечью сказал Снейп. — Тогда я, конечно, не понимал смысла произошедшего. Я почувствовал, что принадлежу им, что имею значение, что меня оценили по достоинству, исполнились все мои мечты. Какое-то время иллюзия продолжалась. Впервые я ощутил нечто сродни покою. Постепенно задания становились все более жестокими, и я быстро понял, что меня проверяют, — дорого ли я готов платить за то, что получил? Чего мне это стоит? Не могу сказать, сколько ушло времени, пока я начал затрудняться с ответом на сей вопрос, однако в конце концов понял, что увяз слишком глубоко. Это оказалась совсем не та жизнь, к какой я стремился. Но, конечно, было уже слишком поздно. — Северус вздохнул. — Я видел, что случается с теми, кто пытался уйти. Некуда бежать, невозможно скрыться! Выходов было два: смерть или покровительство кого-то более сильного. Последнее означало только Дамблдора. Я решил, что лучше сдохну, чем приползу к нему назад, — отчасти потому, что именно он толкнул меня на этот путь. Я остался с Пожирателями, но меня это больше не радовало. Я все еще ощущал свою сопричастность с ними, но уже не хотел к ним принадлежать. К тому времени Темный Лорд начал разделять свою душу. Он становился все менее адекватным, менее человечным. Реже поощрял нас и чаще наказывал. Моя прекрасная новая жизнь продолжалась меньше года, прежде чем иллюзии развеялись, как и все остальное. Чуть ли не год я изо всех сил тянул эту лямку, других вариантов не оставалось. Возможно, самоубийство стало бы лучшим выходом, но несмотря ни на что, я все еще хотел жить. Мне уже стукнуло девятнадцать, той осенью — должно быть, это случилось незадолго до того, как ты появилась на свет, — я подслушал фрагмент пророчества, которое изменило ход истории. Но только весной следующего года, когда родился мальчик, я понял, как глубоко ошибался, понял, что натворил. Ужасный миг осознания — не могу его даже описать. Стыдно признаться... Сначала я, очертя голову, бросился выслуживаться перед Темным Лордом с одной лишь целью — подняться достаточно высоко, чтобы господин позволил сохранить жизнь Лили в качестве награды за моё рвение. Поначалу это сработало — он сказал мне, что пощадит ее, если сможет, но я-то знал, что этого недостаточно. Если бы он только мог солгать и пообещать, что точно это сделает, — словом, если бы он повел себя, как обычно, — многое пошло бы по-другому. Следующий шаг я никогда бы не сделал ради самого себя, но моя судьба меня уже не интересовала. Я вернулся к Дамблдору. Валялся у него в ногах точно так же, как сам мечтал заставить его пресмыкаться передо мной. Это было унизительно: я в слезах умолял сделать меня разменной монетой в войне в обмен на жизнь Лили. Я досыта нажрался его презрения. Каждое его слово, каждый взгляд говорил, что он был прав насчет меня с самого начала. Ничего другого я не заслуживал. Я не ожидал, что он выставит какие-то условия, думал, что он только счастлив будет спасти своих золотых гриффиндорцев без всяких возражений. Я и не подозревал, что он решится поставить на кон их жизни, как мою. На его условия я согласился и, даже когда понял, что произойдет на самом деле, не отступил. Мы планировали каждый шаг. Он помог мне отточить мои и без того обширные навыки окклюменции. Помню это пьянящее чувство власти, когда я первый раз солгал прямо в лицо Темному Лорду и это сошло мне с рук. Но когда мой первый хозяин наказал меня за то, что я совершил по приказу второго, никакого сочувствия от Дамблдора я не получил. Я валялся у него в ногах, грязный и окровавленный, задыхался от судорог, но докладывал ему, а он даже не предложил помощи. Посмотрел на меня и сказал: "Ты сам это выбрал. Не забывай почему". А потом просто развернулся и ушел, бросив меня там. Помню, как я лежал, рыдая и смеясь одновременно, в луже собственной крови, задыхаясь при мысли о том, как судьба посмеялась над моими надеждами и мечтами. — Северус замолчал. Гермиона больше не плакала — слишком уж была потрясена услышанным. Снейп вздохнул, прижал ее к себе покрепче на секунду и продолжил свой рассказ: — В июле того же года родился Поттер. Дамблдор счел необходимым рассказать мне про мальчика — не знаю, поощрить меня или помучить. Не верится, да, что Альбус Дамблдор мог поступить таким образом? Но порой он бывал весьма мелочным. Тогда-то я и поступил к нему на службу и отрекся от Темного Лорда — до рокового Хэллоуина — и он заставлял меня за это платить. Он не скрывал, насколько я ему омерзителен. На Хэллоуин я узнал, что Поттеров предали и Темный Лорд знает, где они прячутся. Я примчался к Дамблдору, как только смог, — к тому времени я уже начал преподавать в Хогвартсе. А директор в ответ просто запер меня в своем кабинете, где я провел следующие несколько часов в компании портретов и Фоукса. Представь себе, как я сходил там с ума. А потом... ОН пал. — Профессор слегка вздрогнул и снова заговорил: — Остаток той ночи я едва помню. Кажется, я лежал в блевотине, вцепившись в свою руку, пытаясь ее отгрызть, как крыса, попавшая в капкан. Потом боль, наконец, ослабла, и я очнулся. Помню взгляд Дамблдора... и его рассказ... Тогда я окончательно сломался. А он просто смотрел и ждал, когда я приду в себя. Затем перечислил факты: Джеймс и Лили мертвы; мальчик выжил и остался с сестрой Лили; проклятие отскочило и уничтожило физическое тело Темного Лорда. Но это еще не конец — когда-нибудь Темный Лорд вернется! Шпион еще пригодится. — Гермиона мучительно хотела увидеть лицо Северуса — тон его голоса ни о чем ей не говорил. — Он даже не попросил меня продолжать служить, не попросил поклясться ему или... да ни о чем не попросил. Он не верил мне, у него это на лбу было написано. Дамблдор ждал, что я пошлю его к черту, если он не выполнит свою часть сделки. Просто стоял и с брезгливой гримасой смотрел на меня. Ни жалости, ни сострадания, ни даже великодушия оставить меня в покое. Я... устал. Я так устал — я потерял все. Мне хотелось верить, я не тот подонок, за которого все меня принимали... Что во мне есть что-то большее, чем просто Нюниус. — Когда Снейп произнес свое ненавистное прозвище, его голос слегка дрогнул, но он не остановился: — Я лежал на полу. Но встал. До сих пор не понимаю как. Посмотрел директору в лицо и сказал, что... сделаю это, но при условии, что он сохранит все в тайне. Никогда не забуду его ошарашенное лицо. Я не видел его таким растерянным ни до, ни после. Он уставился на меня, как на говорящую лошадь. Откуда в такой сволочи, как я, внезапное благородство? Он ведь никогда не верил, что во мне есть нечто хорошее. Никто не верил. — Снейп прерывисто вздохнул. — Портреты... До того момента, насколько я помню, они меня игнорировали, но когда я это произнес... они внезапно устроили мне бурную овацию. Еще помню пение Фоукса. А потом я отключился. — После долгого молчания Северус, казалось, вспомнил первоначальную тему разговора, и его голос зазвучал чуть живее: — Директор знал меня больше десяти лет, но только после той сцены признал, что во мне есть хоть что-то достойное. Мне потребовалось много времени, чтобы доказать это хотя бы самому себе. Я знаю, когда он мне поверил окончательно — когда я впервые спас жизнь Поттеру. Когда Метка вновь потемнела, я не сбежал, а пошел к нему! Вряд ли он доверился бы мне, если бы у него под рукой оказался другой шпион... К тому же действовал он по-старому, все никак не мог перестать пытаться мной манипулировать… Всеми нами. Он играл на нас, как на клавишах рояля. Я был... О, в его табели о рангах я шел первым классом. Ведь он считал, что у меня нет ни принципов, ни морали — идеальное оружие, беспощадное, безжалостное. Со мной он чувствовал себя выше и чище. Мог спланировать любую мерзость. А я... я мог только тупо смотреть, как все мои надежды катятся в ад. Да ты сама видела наш последний с ним разговор. Он снова это проделал: предал меня, а Поттера бросил на смерть. И тогда меня осенило, что я не спасу Поттера. Всего лишь продлю агонию. Он обречен умереть. Все происходило быстро... слишком быстро. И я мог только оттягивать неизбежный конец. Вот почему мои отношения с Альбусом так сложны. Почему я все еще не хочу с ним встречаться! Когда нужно, он был абсолютно хладнокровен. Его глодало чувство вины, как и всех нас, однако Дамблдор притворялся, что он выше этого. Коварный старый лицемер посрамил бы самого Макиавелли. Он пожертвовал всеми нами, а с меня требовал гораздо больше, чем я мог ему дать. Но кроме него у меня больше никого не было. А он делал то, что обязан сделать. Я его ненавижу, однако иначе он поступить не мог — как и все мы. Dura necessitas — суровая необходимость… Северус, наконец, умолк, и только тогда Гермиона смогла протянуть руку и прикоснуться к нему. Коснувшись его лица, она почувствовала влагу на пальцах и поняла, что Снейп плачет, и, похоже, уже давно. Ни его голос, ни дыхание не выдавали слез, а сам он их не осознавал. Понял это, лишь когда Гермиона дотронулась до него, и изумился. Он недоуменно провел пальцами по щеке. Гермионе тоже хотелось разрыдаться, но что-то ее удержало. Нежно, очень нежно она поцеловала его в губы, ощутив сладкую соль слез. — Спасибо, что поделился, — тихо сказала она, ласково убирая волосы с его лица. — Ты был — и есть — невероятно храбрый. Не знаю, как ты выжил, но я благодарна, что ты это сделал. Приподнявшись, она обняла его, ласково, но твердо привлекая в свои объятия. Сначала Северус противился, но потом уступил. Он всхлипнул, только один раз — резкий, сухой звук, потом закрыл глаза и положил голову ей на плечо. — Я так устал, Гермиона. — Тогда спи, Северус, — тихо сказала она, целуя его в макушку так же, как он часто целовал ее. — Просто спи. Все будет хорошо. Я с тобой, я буду здесь, когда ты проснешься. — Обещаешь? — тонким голосом несчастного брошенного мальчика спросил Снейп. — Обещаю.* * *
Больше они о той ночи не разговаривали. Гермиона приглядывала за профессором, постепенно успокаиваясь и становясь все менее напряженной и осторожной. Снейп показал свою слабость, свою уязвимость, ему требовалось время, чтобы понять, что жизнь на этом не заканчивается, что ничего плохого не случилось и все в порядке. Гермиона не знала, что думать. Ей было физически больно вспоминать о его страданиях. Она никогда не предаст доверие Северуса; никто не узнает, что он ей рассказал. Более того... Когда профессор, наконец, угомонился, Гермиона большую часть ночи провела без сна, обнимая его и размышляя. Она быстро сообразила, что, кажется, влюбилась в него. Этого она не планировала. Их дружба, основанная на взаимной потребности, переросла в страсть — и это было замечательно. Безопасно. Но влюбиться, особенно в кого-то настолько сломленного, было совсем не безопасно. Однако Грейнджер до сих пор чувствовала на губах соленые слезы Снейпа, а его хрупкое доверие было бесценно. Северус — человек невероятной силы. Спеша защитить его перед Минервой, Гермиона сказала правду: Северус герой, и без него они бы все погибли. Жестокий и умный, сильный и верный, упрямый и смелый. Она не могла даже представить себе жизнь без Северуса — без его сарказма, горечи и всего остального. Она не знала, какие именно чувства испытывал к ней профессор, — самый закрытый человек из всех ее знакомых. Просто следовало обращать внимание на его действия, а не на слова: вот и весь секрет. Максима “Re, non verbis” (1) была именно о нем. Он вверил ей свои тайны, позволил войти в свою жизнь, предложив — хоть и косвенно — переехать к нему. Публично признал ее поддержку, проявил поразительную чуткость и понимание. Даже в самом плохом расположении духа Снейп никогда Гермиону не принижал. Порой бывал жесток и, в силу склада характера, неприятен. Его шутки иногда жалили. Но Гермиона подозревала, что от нее профессор ожидает достойной реакции, даже отпора — он ни в коем случае не мог ее недооценивать. Когда она чувствовала себя уязвимой, держался милосердно и ласково — именно так, как ей и хотелось. Но когда давала волю капризам, Снейп задирал, дразнил и раздражал ее, пока не приходила в себя. Похоже, он всегда знал, что ей необходимо, и большую часть времени давал ей это. Конечно, Северус не идеал, но кто совершенен? Зато в нем было все, что она хотела. А я всегда была бунтаркой, с кривой усмешкой сказала себе Гермиона. Она не такая дура, чтобы кинуться рассказывать кому-нибудь о своем открытии или о чем-то еще, что узнала этой ночью. Единственной, кому она могла бы довериться, была Полумна, но делиться чем-то настолько личным казалось неправильным. Гермиона знала наверняка: если признаться Северусу в любви, он вряд ли отреагирует адекватно, и это положит конец их отношениям — даже если каким-то чудесным образом он чувствует по отношению к ней то же самое. Его душевные и телесные раны были слишком глубоки. В любом случае сейчас это не имело значения. Самое тяжкое время года миновало, и, тщательно все обдумав, Гермиона решила отложить этот вопрос до лета. Им обоим следовало на какое-то время оставить прошлое в прошлом и сосредоточиться на настоящем, а тут было о чем подумать. Например, в следующие же выходные Северус вернулся из какой-то таинственной прогулки по окрестностям. — Северус, ради бога, чем ты занимался? Ты же весь покрыт грязью, — увидев его, удивленно моргнула Гермиона. — Так уж и весь, — строго возразил он, сбросил сапоги у двери и отправился в ванную вымыть руки. — Я работал в теплице. — У тебя есть своя теплица? — спросила Гермиона, следуя за ним по пятам. — Естественно. Неужели ты думаешь, что я позволил бы кому-нибудь другому выращивать ингредиенты для зелий? Особенно такому печально известному человеку, как Лонгботтом? — усмехнулся профессор. Гермиона недоуменно захлопала глазами: прозвучало по-настоящему зло. — Тебе на самом деле не нравится Невилл? — Нет. А что, для тебя это какой-то сюрприз? — Ну, обычно ты только делаешь вид, что ненавидишь студентов. В основном это просто притворство, и Невилл тебе никогда ничего не делал. Так... почему? — Он родом из Йоркшира, а я родился в Ланкашире, — легкомысленно ответил зельевар. — Мы рождены, чтобы друг друга ненавидеть. — Северус! Он бросил на нее короткий взгляд в зеркало — попытка свести все к шутке явно не удалась, и снова принялся молча вычищать из-под ногтей остатки земли. Гермиона нахмурилась. Волдеморт мог выбрать своей целью Невилла, а не Гарри, но даже Северус не такое чудовище, чтобы винить в этом ребенка. Невилл на самом деле никогда не делал ничего, чтобы заслужить неприязнь зельевара. Подумаешь, оказался безнадежно неспособен в Зельях. Вряд ли Северусу было до этого дело — после стольких-то лет. Весь год его директорства Невилл с ним воевал, но его отвага, похоже, удивила Снейпа. На самом деле, единственный возможный источник личной неприязни, на который она могла подумать... — Его боггарт? — недоверчиво спросила Гермиона и увидела, как напряглись плечи профессора. — Да брось, Северус, ты не можешь злиться на него за это! Он же тебя до смерти боялся! — Если кто-то с анамнезом Лонгботтома не удосужился вообразить себе страха похуже ненавистного злобного преподавателя, это его проблемы, — отрезал зельевар. — Меня не волнует, чего он боится. Она узнала это выражение. Значит, Снейп понимал, что винить Невилла бессмысленно, но все равно это делал. То есть все гораздо сложнее. — Сдаюсь. Он склонился над раковиной, сгорбив плечи и вздохнул. — Если бы тебе пришлось снова и снова любоваться, как в учительской каждый вечер три недели кряду разыгрывают тот злополучный урок Защиты, ты бы тоже возненавидела всех участников сего лицедейства, — сухо ответил Снейп. — Люпин обрадовался шансу снова поиграть в Мародеров. А ведь мне почти удалось забыть ощущение публичного унижения. Твои однокашники растрепали сплетни всей школе. Я не чувствовал такого неуважения с самого начала своей преподавательской деятельности. Ты ведь слышала о проклятых рождественских хлопушках: Дамблдору никак не хотел дать мне об этом забыть(2). Что до остальных сотрудников... Некоторые из моих коллег смеялись до слёз. Я не мог даже уйти — сразу начинали говорить, что я дуюсь. А еще была масса шуточек насчет моей сексуальной ориентации. Учитывая мое прошлое, я не находил это забавным. Так как никто и не подозревал об истинных причинах, к обширному списку моих грехов добавились обвинения в гомофобии. Если тебе интересно — именно поэтому я заставил вас писать эссе про оборотней. И да, я прекрасно понимаю, что это было мелочно и злобно. Теперь Гермиона могла взглянуть на события прошлого с его точки зрения. Люпин намеренно поощрял гриффиндорцев не уважать и высмеивать другого учителя, что было, по крайней мере, непрофессионально, а учитывая историю их вражды со Снейпом, еще и довольно подло. Зная о боггарте Невилла, он должен был выбрать кого-то другого для демонстрации. И уж точно не должен был рассказывать другим учителям о случившемся, они не должны были смеяться над Северусом, особенно в лицо. Они не подозревали, что шутки о его ориентации ударят так близко к цели, но дело было даже не в том. — Я понимаю, почему ты ненавидишь за это профессора Люпина, — ответила Гермиона, — но Невилл не виноват! Откуда он знал, что сделает Ремус? Он просто слушался учителя. — Разве я говорил, что моя неприязнь к нему оправданна? — Ну, ты хотя бы признаешь это. — Глядя ему в спину, она тихо добавила:— Невилл всегда думал, что это личное. Он все еще так думает. — Надо же, Лонгботтом чего-то недопонимает! Есть что-то вечное в этом мире. — Однако этому выпаду недоставало фирменного снейповского яда. Отвернувшись от раковины, Северус вытер руки. — Он ненавидит меня, и у него на то веские причины. Я заставил его много страдать — физически и духовно. В свете этого моя бессмысленная обида — просто капля в море. Счастье, что после всего этого мы можем хотя бы просто вежливо общаться... — Вряд ли, — задумчиво сказала Гермиона. — Невилл не злопамятен, едва ли он тебя ненавидит. Да, по-прежнему боится, — криво усмехнувшись, добавила она, — но больше по привычке. Северус равнодушно пожал плечами и прошел в спальню, чтобы снять мантию, сплошь покрытую потеками грязи. Ткань была влажной: снаружи начал таять снег. Улучив момент, Грейнджер решила задать один из многих вопросов, которые терзали ее с тех пор, как несколько дней назад Снейп рассказал ей эту историю. — Северус? — Какой знакомый тон, — покорно сказал профессор, садясь на кровать. — Что еще ты хочешь выпытать? Гермиона уселась рядом. — Какой у тебя боггарт? Я знаю, что раньше он был оборотнем. Моим боггартом были мои неудачи, — призналась она, прежде чем он успел съязвить в ответ. — Но после войны это, видимо, стало неважно. Понятия не имею, какой он сейчас. Зельевар молчал, но Гермиона уже хорошо понимала оттенки его молчания, конкретно это значило, что в конце концов он все-таки ей расскажет, хоть и не факт, что услышанное ей понравится. — Обычно Темный Лорд, никаких сюрпризов, — наконец произнес он. — Впрочем, время от времени форма менялась. Какой теперь — не знаю. В последний раз... мой боггарт был тем же, что я увидел в зеркале Еиналеж. О, да — я в него посмотрел, — добавил он в ответ на ее удивленный взгляд. — Ты знаешь, что оно все еще где-то в замке? В последний раз я видел его в тот год, когда кончилась война. — И... что там было? — в полной уверенности, что вовсе не хочет этого знать, прошептала Грейнджер. — Ничего, — тихо ответил Снейп. — Я ничего там не видел. Выражение его лица было совершенно безучастным. Погрузившись в размышления, Гермиона рассеянно накручивала волосы на палец и хмурилась. Он ничего не видел в зеркале Еиналеж. Если не знать Северуса, легко поверить, что это означало, что он не хочет ничего, но зеркало работает по-другому. Дамблдор сказал Гарри: "Самый счастливый человек в мире в зеркале увидит себя — совершенно таким, каков он есть". Северус не видел ничего, даже собственного отражения. Единственный возможный вывод: то, чего он хочет, не существует. Почему тогда у него такой же боггарт? Он хотел забвения, но в то же время этого боялся... Наконец Гермиона осторожно поинтересовалась: — Северус... ты религиозен? Его голос звучал спокойно и безнадежно — видимо, он неоднократно все обдумал и смирился с неизбежным. — В каком-то смысле. Я не верю в Христа или сонм Олимпийских богов. Но... меня пугает загробная жизнь. Моя душа проклята. Не расщеплена, но заклеймена. Придет время за это заплатить. — Ты сполна за все заплатил! — не задумываясь, выпалила Гермиона. — Куда уж больше? — Вряд ли я заработал себе индульгенцию. — А должен был. Уголок его рта чуть дернулся в улыбке. — Внеси это в список всего, что ты хочешь изменить. Думаю, тебе под силу опровергнуть законы самой жизни. — Да по сравнению с совместным проживанием с тобой, это раз плюнуть! — ухмыльнулась Гермиона в ответ на его насмешливую гримасу. — Боггартом Гарри был дементор, — отметила она мимоходом. Северус фыркнул. — Знаю. Люпин лепетал, что мальчик боится только самого страха. Лишь идиот может решить, что это мудро. Страх — наш друг... Он улучшает кровоток, вызывает прилив адреналина и увеличивает подачу кислорода к мозгу. Обостряет рефлексы выживания. А еще является показателем здравого смысла, которого Поттеру явно не хватало, — съехидничал Снейп. — Присутствие дементоров не вредит человеку, если, конечно, они не пытаются его поцеловать. Люди сами дают им доступ к своим худшим воспоминаниям, делая их оружием. — Как ты их останавливал? — Очень просто: я знаю свои слабые места и болевые точки, не отрицаю их, а признаю и смиряюсь с их существованием. Я могу с ними жить. — А окклюменция помогала? — заинтересованно спросила Гермиона. — Да. Иначе, с моим-то грузом прошлого, я бы в Азкабане уже через неделю загнулся — когда ждал там суда после первой войны. Я скрывал мириады своих кошмаров за немногими сносными эпизодами юности. Если б я сидел там долго, конечно, все равно сошел бы с ума и впал в депрессию, а так — им просто нечем было питаться. Хотя сомневаюсь, что моя душа пошла бы им на пользу, — с усмешкой висельника добавил он. — Скорее всего, они ей отравились бы, если не передохли от голода в попытках ее отыскать. — Несмешно, Северус. — Потому что у меня нет чувства юмора, сколько раз повторять. — Вообще-то есть, только какое-то извращенное. — Такое же, как я сам. — Заткнись уже, — огрызнулась Гермиона, стараясь не улыбаться. — Для чего еще нужна окклюменция? Ты вроде говорил Гарри, что с ее помощью можно сопротивляться Империусу? — Да, только Поттеру это не помогло, — скривился Снейп. — На меня Империус не действует. Правда, я с ним редко сталкивался. Еще у меня иммунитет к Веритасеруму и другим зельям, подавляющим волю. Министерские служаки об этом так и не догадались. — Крайне полезный навык, — невозмутимо отозвалась Гермиона. — Когда ты научился окклюменции? — После Визжащей хижины. Дамблдор пригрозил мне Обливиэйтом, если я не буду помалкивать. Я до смерти перепугался. Я слышал о насильственных изменениях памяти, но и в страшном сне не мог представить, что их применят ко мне. Я начал исследовать методы психической защиты и наткнулся на окклюменцию. Это был природный дар — я ведь вырос с таким мощным желанием скрывать от всех свои мысли и эмоции, что окклюментные щиты поднимал просто рефлекторно, я физически не мог заставить себя их опустить. Когда я стал шпионом Дамблдора, он сам начал меня учить. Правда, не столько сокрытию тайн, сколько передергиванию фактов. Впоследствии я много лет оттачивал навыки и приспосабливал окклюменцию для других целей. — А почему у Гарри были такие проблемы с окклюменцией? С Империусом-то он отлично справлялся. — Психологический блок, — спокойно ответил Северус, — и снова моя вина. Если бы Дамблдор послушался моего совета и заранее дал Поттеру какую-то базу, преподал азы, так сказать, прошло бы куда успешнее. Но все знания об окклюменции Поттер получил от меня, своего худшего и злейшего врага. Он не мог и не хотел мне верить, поэтому так и не справился. — Но... разве Альбус не знал, что так и будет? — Конечно, знал, — устало вздохнул Снейп. — Но зачем разрушать такую интересную и перспективную связь между мальчиком и Темным Лордом? Понятия не имею, что наш драгоценный директор планировал заранее, а где просто совпало, но с точки зрения Альбуса сработало идеально. Темный Лорд не услышал пророчества, Блэк, стремительно сходивший с ума, сошел с арены и больше не мог сбивать Поттера с толку. А сам Поттер наконец выучился послушанию и снова стал дрессированным щенком Дамблдора. И не важно, если при этом пострадают дети. А уж о моем безвыходном положении и упоминать как-то неловко. — Он вздохнул. — Я не мог ничего поделать, разве что поднять тревогу в Ордене. Как можно было драться сразу за обе стороны? Темный Лорд согласился с моими аргументами — ведь он сам приказал мне остаться, но все же пришел в дикую ярость и наказал меня... жестоко, как и всех остальных. — Северус пожал плечами и другим тоном произнес: — Одной из жертв ведь была ты? — Да, — ответила Гермиона, понимая, что речь идет о шраме на ее груди. — След от проклятия ни с чем не спутаешь, — горько сказал профессор. — Ну что ж, хотя бы не одно из моих. Кто это сделал? — Долохов, — призналась Гермиона, и Снейп моргнул. — Вот оно что. Понятно. Тот еще мазила. Наверное, метил в кого-то другого, а ты подвернулась на пути. — Голос звучал иронично, но глаза оставались холодными. — Никого из вас там не должно было быть. Черт побери директора и его блядские игры. — Он правда считал, что гибель Сириуса все упрощает? — слабо спросила Гермиона. — Да. К тому времени Блэк уже стал опасен — то и дело развлекался своими партизанскими вылазками наружу, подставляя под удар весь Орден. Помнишь, как Люциус Малфой его увидел? Если бы Сириуса выследили и раскрыли наше убежище... все было бы кончено. Блэк был безрассудным и импульсивным — а это для бойца прямая гибель. К тому же, он чрезмерно сильно влиял на Поттера, сбивал с пути истинного. Так или иначе, его следовало устранить. — Как... — Старайся об этом не думать, — посоветовал Снейп. — Лично я никогда не спрашивал. Гермиона какое-то время обдумывала сказанное. — Неужели он все это спланировал? — наконец, спросила она, сомневаясь, что вообще хочет знать. — Понятия не имею, — невесело отозвался Северус. — Может, и не все, но намного больше, чем ты думаешь. — Я с самого начала подозревала, что что-то здесь не так, — задумалась Гермиона. — Я знаю, какими сильными были учителя, прежде всего ты, Минерва и Филлиус — не говоря уж о самом Альбусе — но защита Философского камня была достаточно слаба, три первокурсника ее на раз взломали. — Да, — жестко кивнул профессор. — Любой из нас мог в одиночку наложить охранные заклинания, способные остановить кого угодно, в конце концов, Камень можно было просто оставить в Гринготтсе — сама знаешь, какая там система безопасности. Даже если бы хранилище взломали, его содержимое оставалось под гораздо большей защитой, и ничего подобного бы не произошло. Это было испытание способностей Поттера — Дамблдор не рассчитывал на тебя или Уизли. Думал, попытка захватить Камень в любом случае будет неудачной только потому, что моя Метка не подавала признаков жизни. Директор верил, что Темный Лорд еще не вернулся, и играл вами, а заодно и всеми остальными. — Тогда ты уже знал? — Нет. Никто не знал. Даже его соратники не поддержали бы его. Я догадался позже. — Он лег на спину и оперся на локоть, повернувшись к ней лицом. — Я абсолютно уверен, что директор не имел ни малейшего представления о секретах Тайной комнаты и был слеп — как все мы. — Снейп невесело улыбнулся. — Полагаю, в какой-то момент он даже стал думать, что Наследник Слизерина на самом деле я. — Что? — изумилась Гермиона. — Почему? Даже Гарри никогда тебя не подозревал! Он фыркнул. — Понятия не имею, может, у него начался старческий маразм. Правду сказать, все с трудом верили, что декан Слизерина не знает наследника основателя или месторасположение чертовой Комнаты. В любом случае это тянулось недолго... Но Дамблдору хватило: с тех пор он больше всего боялся потерять контроль над ситуацией. Думаю, все началось, когда он стал копаться в прошлом Тома Риддла. Вряд ли он знал в деталях, что происходило в третий год вашего обучения, пока все не закончилось. Ему просто повезло, удачное стечение обстоятельств. Если бы он это планировал заранее, непременно добился бы успеха. — В глазах Снейпа таилась горечь: та ночь и последующие события действительно причинили ему боль. — А как насчет... Турнира Трех Волшебников? — Гермиона заставила себя задать этот вопрос. Северус почти болезненно скривился. — Честно говоря, понятия не имею. Он знал, что на этот раз Темный Лорд вернется, Метку не подделаешь. Убей меня — не знаю, как он допустил последнее испытание. Мы вообще не контролировали ситуацию! В этом идиотском лабиринте бродящий в одиночку Поттер был уязвим как никогда, даже учитывая, что мы патрулировали окрестности. На нас словно затмение нашло. Откуда там было взяться портключу! В предательство никто не верил. Я ненавидел Грюма, презирал его и, если честно, боялся, но заподозрить в нем фальшивку мне и в голову не приходило — было много других способов добраться до парнишки. — Где был ты? — С Дамблдором на дальнем краю лабиринта. Он держал меня при себе, как канарейку в угольной шахте, — угрюмо ответил Снейп. — Я понял — что-то происходит, а потом мы обнаружили, что Поттер исчез. Директор и вида не подал, что все полетело к чертям, но я-то помню — он так хватался за мою руку, даже синяк остался. И он постоянно спрашивал меня, что я чувствую. Я впал в ступор, когда понял, что Лорд вернулся, — добавил Северус. — Отчасти от жуткой боли, а отчасти из-за осознания происходящего. После стольких лет, когда я уже начал надеяться, что могу вновь обрести свободу, вдруг ощутить боль Призыва... Ну а потом все покатилось в тартарары. — Ты пошел к нему, когда все закончилось, — медленно сказала Гермиона. Ее там не было, но она видела воспоминания Гарри и помнила странное выражение на лице Северуса, когда он ушел по поручению директора. Гермиона не знала таких слов, которые могли бы его описать. — Он — Дамблдор, я имею в виду — никогда ведь не просил тебя об этом, да? — озадаченно спросила Гермиона. Профессор покачал головой. — Нет, и хорошо, что нет. Мне кажется, ради него я не смог на это пойти, только ради себя. — Не представляю, откуда в тебе столько мужества. То есть я знаю, какой храбрый ты, но... — Я и сам не понимаю, — тяжело промолвил Северус. — Я никогда в жизни не испытывал такого страха, как когда шел вниз к воротам, чтобы аппарировать к нему. — Что произошло? — Гермиона придвинулась ближе. — Я не все помню. В те краткие моменты, когда мне было позволено говорить и я еще мог разговаривать, я объяснил, почему задержался. Говорил, Дамблдор мне доверяет и думает, что я все еще его послушный шпион. Пришлось убеждать, что я могу продолжать служить своему Лорду в Хогвартсе и посвящать его в планы Ордена. Я отлично подготовился: он ворвался в мою голову, но увидел только то, что я хотел ему показать. Убедить-то я его убедил, но от наказания меня это не избавило. — А Дамблдору, конечно, было насрать? — без обиняков спросила Гермиона. — Ты стала такой циничной, — вздохнул Снейп. — Дело не в том. Да, первой его реакцией при виде меня было облегчение и радость, что его план сработал. И действительно, уйти и заняться моими ранениями он мне позволил только после того, как выслушал мой доклад, но не со зла... Просто на войне не место сантиментам, ни один командир не может себе этого позволить. Он не мог допустить, что его беспокойство или мой страх могут помешать мне выполнить миссию. Никто не рассчитывал, что я выживу. Поэтому архиважнейшей его задачей было выжать из меня по максимуму до того, как меня раскроют. Я его не виню. Это было необходимо. — Разумеется, — тихо сказала Гермиона. — Ну вот, теперь ты расстроилась. — Северус протянул руку и осторожно коснулся ее щеки. — Не надо. Я выбрал свой путь по собственной воле и получил по заслугам. В конце концов, не так уж плохо все закончилось. — Северус поднял голову, задумчиво осмотрел комнату и взгляд черных глаз обратился на Гермиону. — Нет, не так: пожалуй, это самый лучший исход. — И, склонившись, нежно ее поцеловал. 1) Re, non verbis (лат.) — Не говори, а действуй. 2) "Снегг неохотно протянул руку. Дернул ее за шнурок, хлопушка взорвалась, и в руке у Снегга очутился островерхий колпак на верху которого красовалось чучело грифа". Гарри Поттер и Узник Азкабана, перевод Росмэн.