Витражи из крыльев фейри

Джаред снова уснул. Спал, будто и не продрых половину зимы. Дженсен обтёр его досуха, извёл старые запасы шёлка, чтобы сделать чистым и укутать поплотнее, отнёс в спальню. Его ручной стрекозёныш снова отощал и хоть не горел болезнью, всё равно не сиял здоровьем, опять стал тощим и угловатым, как будто снова решил расти. У Дженсена дрожали руки, Джаред казался таким маленьким и слишком лёгким. Страшно было оставить его одного, постоянно казалось, что истает окончательно, исчезнет и навсегда затеряется в комках паутины. Дженсен развёл для слепышей немного нектара и поставил миску подальше от крылатого, чтобы поели и не беспокоили Джареда. Слепыши сладкое поедали неохотно, день на третий нектар забродил. А запах, оказывается, действовал на крылатых магически. Дженсен застал момент пробуждения. Джаред, как сонная муха, выполз из тепла и на четвереньках, с закрытыми глазами, ориентируясь только на нюх, направился к полувысохшей миске. Дженсен метнулся к соседнему складу, принёс ему заготовленной бражки, чистого питья и парочку плодов помягче. Джаред смог одолеть только бражку. Вид у него был ошалелый и очень нездоровый. — Почему мои крылья, — Джаред сонно пошевелил ими и посмотрел на Дженсена с непонятным упрёком, — почему они… есть? Дженсен смутился, осторожно погладил потускневшую, но всё ещё мерцающую красоту по краешку и спросил: — А что должно было случиться? — Альфа своей паре после, — он даже умудрился покраснеть и смутиться, — после всего, ну, откусывает. В родовом улье они будут мешаться. Да и… чтобы не улетел. У Дженсена перевернулось всё внутри. Эти крылья могли стать его, и Джаред бы не спросил когда и куда делись. А потом представил, что папа маме бы ноги отгрыз после свадьбы, потому как традиция, и чтобы не убежала. Внутри всё перевернулось в обратную сторону от отвращения. Нельзя крылатого неба лишать. И улья у них нет, а в паутинной спальне крылья не мешают. — Я не альфа. — А я не пара тебе? — Пара. — А почему? — Ты и так весь мой, зачем что-то портить? Джаред вскарабкался на него, голову положил на плечо, ногами-руками обнял за верхнюю, эльфийскую часть тела. От вставших дыбом вибрисс поелозил и умудрился устроиться, раздвинув их. Паразит как есть, через любую защиту пролезет. — Можно мне? Ты тёплый, — и снова уснул, ну что с ним будешь делать… Пришлось смириться с прилипучей сущностью своей пары. Джаред пристал насмерть и отдирать его Дженсен не решался. Крылатый ворчал и кусался, едва чувствовал, что его пытаются отодрать от тёплого тела и уложить в нагретую, но неживую постель, и не просыпался. Дженсен измучился, руки уже тряслись удерживать его на весу, спина раскалывалась, но что делать, не смотреть же на гаснущего в отрыве от него крылатого. Он накрутил веревок из паутины и шерсти, чтобы подвязать Джареда и освободить себе хотя бы две руки. Укутал мёрзнущую тушку взбитой паутиной, хотя исходил потом сам. Старался передвигаться поменьше, побыстрее и даже забыл про ежедневные бдения в витражном зале, всё-таки Джареду там было холодно. И поймал себя на мысли, что даже не страдал от этого, перед глазами постоянно мерцали переливчатые крылья, то отражая небо, то затмевая его. Дженсен даже первый весенний лёт мух и пчёл пропустил, хотя большие планы строил. Но сам себя убедил — зиму они счастливо проспали, большая часть запасов нетронута, куда ему торопиться? Джаред сейчас почти не ест, а пыльца, нектар, мёд созреют ещё не скоро. Чего ему беспокоиться? Немного цепляло то, что вокруг его дерева вдруг начали часто летать стрекозы. И как-то необычно, не пытаясь пролезть, как всегда это делали, через ловушки за приманками. Просто облетали, не попадая в прямую видимость. Но Джаред сильно мёрз на холодном весеннем ветру, и Дженсену приходилось смиряться с подозрительным поведением хищников и уходить обратно в гнездо. Когда весна вступила в свои права, ветер стал тёплым и влажным, а дерево распустило первые почки, наливая бутоны, готовясь прорваться и быстро прорастать яркой листвой, на гнездо Дженсена напали. Он перебирался на самый верх, забрать из склада возле витражного зала несколько плодов из самых старых запасов, как сработала ближайшая ловушка на стрекоз. Тренькнуло, и тут же сигнальная жилка оборвалась, зато в Дженсена полетели меткие снаряды. От тех, что нацелились в паучиную часть, он увернулся, а вот вибриссы на эльфийской половине, придавленные Джаредом и его одеждой, сыграли плохую шутку. Дженсен привык на них полагаться и всё ещё не перестроился, что сигналов можно не ждать. В поясницу прилетело чем-то тяжёлым, и в ту же секунду арахнид ослеп. Как бы ни хотел он вскочить и метнуться прочь от нападавших — ноги не слушались, а перед глазами было темно от боли. Мутная, неразличимая в болевом тумане тень подошла ближе, что-то чиркнуло по боку и спине. Стало ещё больнее и холоднее — чужак вспорол копьём паутинную ткань и верёвки, что удерживали Джареда. Дженсен попробовал шевельнуться и тут же получил пронзающий удар в бок, снова туда, где эльфийское тело переходило в паучье, самая уязвимая часть. Горлом хлынула кровь, зрение отказало окончательно. И дальше случилось страшное. Джаред, отрываемый от его тела, проснулся и закричал. Дженсен не мог разобрать, что кричали захватчики. Его уносило в темноту смерти. Острая вонь арахнидской крови забивала почти все запахи вокруг, но запах крови Джареда Дженсен всё же учуял. Джаред всё кричал и кричал, а голоса мерзко и довольно смеялись. В какой-то момент Дженсена приподняли за волосы, протёрли лицо от крови и встряхнули, заставив открыть глаза. Ему захотелось умереть. Его пару терзали. Один из крылатых, такой же как Джей, двурукий и двуногий, прижал его к дереву спиной и вбивался, глумливо похохатывая и придушивая за попытки трепыхаться. Лицо у Джареда было разбито, древесная кора напиталась кровью, а крылья, его прекрасные крылья… Их не было. Дженсен не смог даже закричать. Да и что бы изменил его крик? Ему в лицо ткнули еще более страшной штукой — поросшей смертельно опасной грибницей псевдолапкой муравьиного медовика. Чужак хотел мазнуть его по разбитому лицу этой дрянью, заразить хищными паразитическими грибами, чтоб даже случайно выжив Дженсен пожалел об этом и подыхал потом медленно и ужасно, а тело его стало кормом для новой грибницы и опасной ловушкой для других арахнидов. Дженсен напрягся, одним движением доламывая повреждённую поясницу и судя по хрусту ещё и несколько ног, тремя действующими руками оттолкнулся от дерева и взмыл, отдался на волю ужасного ветра, так милостиво принесшего его на это дерево годы назад. Последнее, что он запомнил: боль от резкого движения, задыхающийся крик его пары и пьянящее смертельной опасностью ощущение полёта.