Витражи из крыльев фейри

Дженсен чинно и не торопясь шагал по залитому солнцем полю. Крылатые так сильно проредили здесь траву, а деревья так затенили всё, что идти было легко — чистый песок и немного гравия. Видно хорошо и далеко. Хайята он попросил не показываться. В прошлый раз с ним говорили через полог паутины и не видели, только чуяли тех, с кем разговаривают. Дженсен не хотел подставить сына под удар, если ошибся, и к нему выйдет не Джинни. На отдалении от дерева вбит шест, на нём привязан крашенный пучок травы. Яркий синий сполох, заметный на любом фоне. Давний сигнал арахнида арахниду, приглашение на переговоры. Пока шест стоит здесь, за ним неотрывно следят с той стороны. Подойди, и с тобой поговорят, даже если будут хотеть придушить. Дженсен вышел. Уже на полпути к флагу заметил, что с других деревьев наблюдают. И только приблизившись, рассмотрел флаг внимательно и заторопился. Издалека под ярким синим хвостом он не заметил трех черно-коричневых лент, намотанных на шест. Тревожный сигнал эпидемии. Сердце ёкнуло. Дженсен вспомнил, чем его хотели уничтожить крылатые, — хищной грибницей. Специально привезли, знали как с ней обращаться, и как она опасна для арахнидов. В главном дереве и намёка не было на грибницу или хранилище спор, иначе любопытный Хайят бы уже вляпался. Значит, склад был в другом месте, и туда вполне могла попасть Джинни. Дженсен нервно забегал у метки. Пересекать невидимую черту категорически не рекомендовалось, даже если ты ожидаешь с той стороны родню. Во-первых, там может быть не Джинни. А во-вторых, там может быть УЖЕ не Джинни. И Дженсен переживал. Нервно крутил в руках серп и думал, думал, думал, что будет делать, если… Джинни выросла за эти годы. Дженсен не сразу узнал в идущей к нему навстречу фигуре сестрёнку, всегда поражавшую его худобой и какой-то запредельной изящностью, которую он почитал за излишнюю хрупкость, и постоянно боялся, что она себе что-нибудь переломит, пока растёт. Носился с ней как с расписанной торбой, так папа говорил. А теперь сестра выросла. Как все арахнидские женщины, она стала мощнее и выше любого арахнида. Но не его, с удивлением понял Дженсен. Он впервые задумался, что по время линьки вырос. И тут же выкинул лишние мысли из головы. Не о том сейчас думать надо. — Джинни! — он всё ещё не переступал линий. Тот, кто перешёл на сторону, которую считают заражённой, обратно, скорее всего, не вернётся, а ему Джареда выхаживать надо. Сестра, увы, бурной радости не проявила. Недоверчиво присмотрелась и подошла, точнее прихромала поближе. Дженсен увидел: она всё-таки покалечилась. Три ноги с разных сторон используют костылики для опоры, своих когтей нет. И руки… Джинни неловко вертела выбеленный пучок трав в левой верхней. Обычно она предпочитала правые, но они обе отсечены по локоть. — Маленькая моя, ты всё-таки слишком хрупкая, что же не бережёшься?! — брякнул он не подумав. «Маленькая» вскинула подбородок, чтобы сказать, что она думает о его росте, а потом тоже поняла. — Надо же, — она подковыляла немного ближе, присмотрелась. — Дженсен, это и вправду ты? За робкую тень улыбки на её лице он, как и раньше, готов был весь свет перевернуть. — Да, солнце. У них не получилось меня убить. Он тоже сделал шаг навстречу, но сестрёнка шарахнулась: — Отойди! Дженсен замер, переспросил: — Они здесь тоже выпустили заражённых медовиков? У Дженсена перед глазами встала давняя сцена, как Джинни рыдала и била его крошечными кулачками в грудь, обзывая и проклиная за то, что он вместе с чумной командой уничтожил последних муравьиных медовиков. Тех самых, которых она кормила, за вылуплением которых наблюдала лично и приручала каждую личинку… Слишком мала была, чтобы понять. Наверное, до сих пор не простила. А может, и простила. По крайней мере, поняла. Джинни сделала несколько торопливых шагов навстречу и присмотрелась к Дженсену. К чёрным пальцам на руке, к восстановленным ногам, всё ещё более светлым, чем остальные. В глазах зажглось странное. Дженсен сначала испугался, а потом рассмотрел, это не жажда и не голод заражённого арахнида. Это надежда здорового. — Ты выжил после заражения? — Я не позволил им себя коснуться. А потом выбрался и сжег заражённую псевдолапку. Пришлось пройти линьку, чтобы восстановиться. Вожделение в глазах сестры заполыхало знаменитой арахнидской страстью, которой боялись любые фейри, имевшие глупость вызвать или несчастье с ней столкнуться. Дженсен спросил: — Кто? — Моя пара. Грин и Петерс, как и я, отделались малым ущербом. А Льен… Все думали, что грибница не созрела, когда он зашёл забросить к дохлым медовикам угли. Эта дрянь взорвалась у него прямо под ногами. Пока не опалил себя всего и не сжег зараженную часть, он не открывал заслонку и не пускал к себе. Мы очистили огнём всё, что признали похожим на грибницу. И выжидаем ещё неделю, чтобы удостовериться. А он отказывается от еды и умирает под присмотром крылатого врача. Не подпускает к себе меня. — Крылатые вам помогают? — А тебе нет? — дёрнула бровью Джинни. — Со мной говорила точно крылатая. — Она сестра моей пары. Обычно острая на язык сестрёнка осеклась и промолчала. Разные виды редко сходятся, и почти всегда не по доброй воле. Но она слишком много знала, чтобы предположить насилие. — Тот самый Джаред, про которого все крылатые судачат, да? — Он. У меня теперь есть сын, я вас обязательно познакомлю, — они оба вздохнули. Не до посиделок в таких условиях. — Джинни, сколько с тобой арахнидов? Молодых и сильных ребят? Он снова возгордился. Какая она выросла: и сильная, и умная, и осторожная. Джинни, конечно, сестра, но в первую очередь она командир отряда на чужой территории. Она вскинула бровь, молчаливо намекая, что такие вопросы даже брату задавать излишне. Пришлось рассказать. — С Джеем после всего что случилось плохо. Помнишь, как мама отравилась корнем всежизни? Ему вливали этот сок насильно. Мне нужно много крови сильных арахнидов. — Он же крылатый, не выживет. — На моём дереве его искупали в моей крови. А потом заставили слизывать, чтобы запомнил. И в его роду был некий многоногий золотоволосый предок, красотой затмевающий солнце, — они фыркнули. Шутки про красоту арахнидов выше пояса и ужас ниже перетирали все фейри, которые и выше пояса ею отмечены не были. — А сейчас он завернулся в кокон, очень похожий на тот, в котором у меня ноги отрастали. Мне нужна кровь. Моей не хватит. Джинни прикусила губу. Обескровить своё войско, даже ради пары любимого брата… Цена высока. Дженсен пошёл на все деньги, спросил: — Их же не выпили? — он указал на коконы, тяжело качающиеся на ветвях. Те, кого подвесил Хайят, были почти невесомы, едва не звенели, перестукиваясь от ветра. А эти раскачивались и грузно оттягивали ветки. — Нам пока хватает еды. Перезреют, скормим червям. — Я знаю как провести Льенса через линьку. Будь у него реакция похуже, отращивать бы ему следующие полгода новый глаз. Джинни в ярости ткнула в него «ветвью мира», белым пучком трав. Жвалы заскрежетали, а сама арахна поднялась в боевой стойке. Рык прокатился по лесу: — НЕ СМЕЙ!!! Не смей обещать мне несбыточного! У него половины тела нет и кожа сожжена! Он умирает! — Мне будут нужны все коконы и три-четыре копчёных червя, — тут пришлось добавить в голос вкрадчивости, той самой, с которой он вёл серьёзные разговоры с маленькой Джинни. — Моя пара тоже умирает, Джин. И он не арахнид, я понятия не имею, выживет ли он даже после нашей крови. А как отправиться в линьку — я уже понял, хотя, видят лесные боги, никогда не мечтал об этом. Сестрица задумалась, а потом у неё выпучились глаза. Дженсен по тихому гулу догадался кто на помощь пришёл. — Джинни, это мой сын Хайят. Хайят, не вежливо налетать на родную тётю, — он зашевелил дыхальцами, распыляя вокруг феромоны подчинения. Джинни встряхнула рыжей гривой и сделала два шага назад, Хайят зарычал, но подчинился. — Хайят, прошу, подожди меня внутри, мы ещё не всё обговорили. Хорошо всё-таки оказаться старшим в споре. Пусть и не подчинятся без разговоров, но хоть выслушают. По шороху шагов разобрал, что сын снова укрылся внутри дерева. А Джинни, когда ярость отпустила, восхищённо цокнула языком. — Какой он! — Да. И чтобы привести его в род, мне надо спасти его отца. В глазах сестры появилось понимание. Это не пару на пару меняют, не шантажом выдёргивают согласие. Они нового арахнида могут в род привести, небывалого. Способного к полёту. — Сначала Льен. От дерева послышался рык. Дженсен перевёл: — Одновременно. Они ударили по рукам, хоть Дженсену и непривычно было левой.