Витражи из крыльев фейри

— Подожди… — Джаред придержал его за плечо. — Мне кажется тебе это пригодится. Джаред вытащил из-под шёлковых завалов свёрток. Дженсен едва не ахнул от восхищения. Конечно, он без споров и обсуждений подставил Джареду руки и плечи. Сплетённая из серебристого полотна броня была покрыта блестящим клеем, а в завораживающий узор вплетены тонкие чёрные и рубиновые трубочки. Джаред нацепил на Дженсена наручи, закрывшие руки от запястья до локтя, а на верхние плечи ещё и наплечники. — А это чтобы я не ревновал, — смущенно пробормотал крылатый и приладил на мужа массивный пояс, то ли вышитый, то ли сплетённый из мелких блестящих трубочек. Хотя основа была жёсткая, не всяким копьём пробьёшь. — Не хочу, чтобы кто-то видел, как нам с тобой было хорошо. Дженсен залился краской, он вроде бы хорошо оттирал от брони влажные пятна. Но Джаред был прав — пояс штука необходимая. А уж такой красивый… — Из чего это? — Вы столько мух переловили, а Хайят их так аккуратно разделывал. Я подумал, зачем пропадать шкуркам и лапкам. Когда-то давно видел такое на заезжих гостях, они называли это бисером и делали из муравьиных вибрисс. Дженсен поцеловал своего деятельного и изобретательного крылатого. — Очень красиво. Спасибо. Джаред запылал щеками, довольный и польщенный. Стрельнул глазами на пояс и пробормотал: — Иди уже, а то снова не отпущу. Дженсен снова чмокнул его в порозовевшее ушко и выскочил из комнаты. Действительно, пора бежать, а то и сам не удержится. *** Хайят прикипел к поясу странным взглядом. Дженсену остро захотелось проверить, не поплыли ли влажные пятна по броне. Но сын спросил: — А воздух чуять не мешает? Дженсен встряхнул плечами, вибриссы его мягкого тела вспушились, растопырились через отверстия брони, а вокруг жестких Джаред проделал особые отверстия. Ни на кого другого этот комплект бы не подошёл. Джаред подогнал всё под мужа, ни про одну вибриссу не забыл. Дженсен надеялся — это не потому что он снова тот ужас вспомнил. Хайят завистливо вздохнул. Кажется, сейчас у арахнидов начнётся новая мода на украшения. На площади перед входом, несмотря на редкие крупные капли дождя, было слишком людно. Джинни с арахнидами, даже Лиен, уже с окрепшей бронёй и выбритыми пегими висками, пришёл. Собрались фейри, в основном взрослые мужчины с более-менее целыми крыльями. Дженсен вспомнил, что не получил от лекаря нужный ответ в прошлый раз, и переспросил: — Так что слизни делали с крылатыми, которых в прошлый раз угнали? На площади будто полог тишины накинули. Все замолчали и повернулись к Лингину. Тот покраснел, и несколько фейри вместе с ним. Дженсен заподозрил нехорошее, но ответ удивил ещё сильнее: — В том-то и дело, господин. Никто ничего не помнит, — он покраснел ещё сильнее. — Я бы засомневался в их честности. Но в позапрошлом году туда отправляли и меня. И как бы я ни старался, память моя начинается только спустя неделю от возвращения. А как туда уходил — совсем не помню. Лилеа, жена моя, говорит, что вечером вызвали на разговор к правителю, и на всё лето без предупреждения запропал. А под осень также внезапно вернулся с караваном, но говорить что-то стал только когда в память вернулся. И вот. У всех так же. Те, кого в прошлый год осматривал… Руки огрубевшие, спины под солнцем обгоревшие, крылья обшарпанные, будто не летали совсем и цеплялись ими за всё. К нему потянулась из толпы женщина и шепнула быстро на ухо. Лекарь покраснел. Прокашлялся, но всё-таки решился. — Спасибо, Раэна напомнила. Все вернувшиеся были очень худые, голодные и, — он покраснел ещё сильнее, но пробормотал, — с открытым задом, текло с них. К тому времени, как помять возвращалась, подтягивалось всё, потому и не помню. — А женщин они не забирали? — Только в первый раз, больше никогда не брали, хотя и тех не вернули ни одной. — Караванссс подойдетссс ксс городссу пошшшти чссерессс тсденьссс! — вклинился запыхавшийся Хайят, от возбуждения снова переходя на шипящие. Дженсен завис, уперевшись взглядом в очень уж задумавшегося арахнида, слишком у того лицо стало странным. Дженсен перебрался поближе. — Петерс, скажи, что? Память могла играть с ним любые шутки, но он помнил — тела погибших арахнидов собирали и хоронили взрослые. И Петерс был среди них. — Говори, что вспомнил. — Да. Говори, — Джинни рыкнула на подчинённого. Сколько можно зависать. Тот очнулся. Сфокусировал поплывший взгляд на Дженсене и почему-то на его роскошном поясе. — Те, кого слизни убили сами, кто не от заразы погиб, они все были с развороченными животами. Рваные и грызенные раны, вот здесь, — он провёл руками над паховыми складками. — А у самых старых тел были содраны лица. Даже глаза могли быть нетронуты, зато разгрызены рты. — Какую дрянь в них запихивали? — передёрнулась Джинни. — И снова только мужчины? — уточнил Дженсен. Хотя в ответе не сомневался. Любая женщина-арахнид в бою стоила троих мужчин и вряд ли бы сдалась или уцелела в серьёзном бою. Арахны, впавшие в ярость, были безжалостны не только к врагу, но и к себе. Петерс кивнул. И снова залип взглядом на поясе Дженсена. И того осенило. Это мужчины могли себе позволить благородную наготу в бою, чтобы не отвлекаться вибриссами на одежду. Арахны, особенно замужние, все носили одежду. Как минимум полосу ткани, прикрывавшую грудь, живот и паховые складки. А любящие мужья кто как мог изгалялись, преподнося украшения. Кто ожерелья, кто пояса, а кто побогаче, тот и кольчужное полотно во весь рост. Дженсен обвёл взглядом собравшуюся толпу и снова поймал за хвост озарение. У крылатых мужчин тоже нагота неприличной не считалась. Кто померзлявее — делал себе штаны и куртки, а кто пожарче — мог обойтись набедренной повязкой, короткой юбкой, а то и вообще только кошелёк привешивал спереди, чтобы совсем уж «богатствами» своими не светить. Зато женщины… Многослойные длинные юбки — у всех. У кого-то попроще, у кого-то поярче, где-то с вышивками, а где-то и раковинами нашитыми. Но общим было одно. И у крылатых и у арахн было прикрыто то самое место, которое было повреждено у пленников слизней. Дженсен тоже уставился на свой пояс, потом на Джареда. Крылатый хмыкнул: — Да понял я, понял. Делаем много, быстро и для всех, — он оглядел крылатую часть своего воинства и добавил: — Все крылатые берут шёлк их моих покоев и срочно делают себе штаны. И длинные юбки из мушиных шкур. Работа завертелась. Джаред и Джинни на ходу менялись подчиненными, решая кто и где сможет работать быстрее. Даже охотников от похода остановили. Еда — едой, а безопасность дороже выйдет, отправили помогать плести броне-юбки и пояса. Петерс вдруг ещё важное вспомнил: чем обрабатывали лес от проклятой грибницы, да так, что на тех местах, где обмазали, потом даже плесень не росла. — Так из туш захваченных слизней и выжимали. Они грибницу под раковинами привезли, она для них безопасна. А они для грибницы ядовиты невероятно. Матриархи потом даже жалели, что ни одного в живых не оставили. Но старейшина Рэльфин живых оставлять запретил, сказал, что у них что-то с памятью может быть… Эх, забыл слово. Нельзя, в общем, оставлять, что узнает один — узнают и все слизни. Дженсен такого слова тоже не знал, и зарубку на память оставил - узнать. А обоих мелких вопреки их протестам отправил в библиотеку — сказки читать. Приказал найти всё, что про слизней в детских книжках писали. Раз уж остальное всё уничтожено, может, в сказках остались намеки.