Здесь пахнет солнцем

      Тёплый весенний ветер, впитавший в себя запах утренний росы и ароматы тысячи вишнёвых деревьев, ворвался в незакрытое окно и наполнил уютный тясицу[1] совершенно новыми ощущениями. Душой Мадара осязал грядущие перемены, с которыми отныне и впредь до конца своих дней предстояло мириться. Трудно было вообразить себе женщину, которая сможет стерпеть его упрямство, вспыльчивость и грубость. Стать для него одной единственной, которую сам Мадара полюбит искренне, всем сердцем. К счастью брак по расчету не требовал от мужчины быть верным жене, любить и понимать её. Дозволительно было прожить жизнь бок о бок с совершенно «посторонним» человеком и ни разу за всё время не спросить у него о его чувствах. В таком браке двое незнакомцев сходились вместе просто для того, чтобы укрепить уже существующий союз между кланами и воспроизвести на свет будущих потомков. Ничего другого этих чужаков не могло связывать и все, кто собирался сегодня в летнем домике Учиха, понимали эту простую закономерность. Успей — вот что главное, а на чувственность и предубеждения нет времени. «У правящей ветви всегда должен быть здоровый и сильный наследник». «Бастард не может править. Будущая мать обязательно должна быть знатных кровей». «Брак в первую очередь — это выгода и лишь потом это чувства». Мадара задумчиво моргнул и вместе с отцом поклонился гостям, явившимся в это безмерно тихое и красивое утро, утопающее в фальшивом равновесии: во всей долине Фуккутши стояла невообразимая тишина — не было слышно ни скрипучих цикад, ни взволнованных птиц. Весь мир впал в глухую дремоту и потонул в утомляющем ожидании. Учиха поймал себя на нескромной мысли — поскорее покончить со всем этим сватовством и вернуться к ежедневным обязанностям. Сегодня необходимо обойти границы поселений, встретиться с разведчиками юго-западного фронта, проверить состояние армии, заключить новый контракт на поставку риса в страну Чая, а ещё Изуна просил потренироваться, если останется время. Мадара терпеливо прикрыл веки. Придётся отказываться от чего-нибудь. Слабо улыбнуться, потрепать мягкие волосы брата и сказать очередное «Прости, опять не успеваю». К счастью, Изуна уже большой и всё понимает, он не обидится. Но, а до тех пор необходимо вытерпеть эту утомительную официальность и постараться не нагрубить будущей жене.       Просторный тёплый домик, в котором собралось четыре человека, был запрятан в дебрях великолепного зелёного сада, наполненного старыми пыльными воспоминаниями. Гости из клана Фуума располагались напротив Учиха и сидели с ними за одним чайным столиком, окруженные общим и неразрывным единством этого особенного дня. Когда молодые люди обменялись свитками-мокуроку[2], Таджима почувствовал ни с чем не сравнимое облегчение — именно сейчас он полностью осознал, что назад дороги нет. Его сын женится на дочери Тетсуо и получит новую сотню превосходно вооруженных войск. У него появятся законные наследники, которые не позволят великому клану исчезнуть с лица земли и под натиском войны он обязательно выстоит. У клана Учиха будет будущее и новая история, которую напишут дети Мадары, его внуки и правнуки. Таджима расслабил плечи и вдохнул слабеющий запах догорающих благовоний, расположенных в нише тясицу. — Сейчас времена не самые лёгкие для заключения брака, но я уверен, война с Сенджу и Чиноике не станет помехой. — Сказал степенным глубоким голосом, словно говорил не человек, а сама пустыня, повидавшая на своём веку миллионы человеческих смертей и тысячи их возрождений. Тетсуо сдержанно кивнул седеющей головой. — Безусловно. Этот союз очень важен. Породниться с Учиха для нас большая честь. Сумика взволнованно вздохнула и невольно привлекла к себе внимание Мадары. Молодые люди столкнулись взглядами понятными лишь им одним. Старики единодушно замолчали, боясь спугнуть важность момента. Наследница клана Фуума мало напоминала собой отца: тонкая и хрупкая Сумика выглядела изящной, утончённой и лёгкой, как крошечная колибри. У неё не было строгого прямолинейного взгляда, тяжелых и пасмурных улыбок, бесчувствия в гибких руках. Перед Мадарой сидела действительно очень красивая молодая девушка, облачённая в нежно-кремовое фурисодэ[3] с тёмно-алым шелковым пояском и ненавязчивым орнаментом. Блестящие тёмные волосы Фуумы забрали в высокую момоваре[4] и украсили двумя кандзаси[5] — свежими цветками сакуры. Она была окроплена этой весной и, глядя на неё, Мадара вспоминал о цветущих садах, звонких ручейках и сладкой траве. Пересмотреть Учиху оказалось сложно. Фуума смутилась, запрятала улыбку в уголках вишнёвых губ и опустила пышные тёмные ресницы. Тоненькими пальчиками коснулась тёплого керамического чайничка, чтобы разлить его содержимое по маленьким пустым чашечкам и спугнуть внимательную тишину. В помещении запахло распаренными листочками и чистым горным воздухом. Мадара следил за плавными движениями рук Сумика, когда она элегантно протягивала их вперёд, чтобы сделать ещё одно ловкое движение и тогда её кисть плавно переворачивалась в воздухе, а рукав шелкового фурисодэ как бы случайно задирался, оголяя маленький участочек бархатистой нетронутой солнцем кожи. Она нарочно демонстрировала Мадаре свои хрупкие белые, как мрамор, запястья и ловила его мимолётный заинтересованный взгляд, после чего ей было принято скромно улыбаться и делать вид, будто бы вся эта шалость была невинной случайностью. Фуума безупречно справлялась со своей ролью. — Ваша победа в сражении на Сендай породила в Фуккутши множество различных слухов. — Заговорила Сумика, кокетливо поглядывая на Учиху. Голос у неё оказался тоненьким бархатистым, он ничем не отличался от голосов сотни других девушек. Словом, вполне себе обыкновенным. Мадара отделался вежливой полуулыбкой, сделал вид, что удивлён и ему любопытно. — И что же они говорят? — Что вы бессмертны, Мадара-сан, — Фуума ласково вздохнула, закончила разливать ароматный чай и напоследок ещё разок мелькнула своей белоснежной тоненькой ручонкой. — Говорят, что не существует на свете такого оружия, которое смогло бы сокрушить вас в битве. Младший Учиха приоткрыл рот, улучив момент подколоть Сумику в её находчивости и умение делать мужчинам столь ловкие комплименты, но вовремя остановил себя, — Какая приятная неожиданность. — Голос ослушался и прозвучал слишком грубо. На бледненьком лице девушки немедленно взыграл розовый румянец, и она взволнованно и таинственно опустила глаза, скрывая всякие эмоции. Распахнула красно-белый веер и прикрыла уголочек рта. Таджима искоса взглянул на сына и поджал тонкие губы. «Только не начинай». — Взмолился отец. Будь его родной бес всё ещё ребёнком, то тогда дозволительно было дать ему подзатыльник и отругать за острый язык. — Наш общий противник говорит именно так. — Уклончиво ответила девушка, почувствовав себя уязвлённо и неуютно. От пронзительных чёрных глаз Мадары хотелось спрятаться. — В скором времени враги утратят способность болтать, — Таджима поторопился спасти ситуацию, когда почувствовал в воздухе колкое непозволительное напряжение. — Мы уничтожим их. Кланы падут один за другим. Его сын промолчал, смежил веки и вдохнул приятные пары горячего чая. Свои мысли он предпочёл оставить исключительно при себе. — Война всегда была неотъемлемой частью этого мира. Она помогает отсеять слабые зёрна, чтобы дать возможность вырасти сильным. Сильные зёрна тянутся к солнцу, а слабые погибают во тьме. Долг любой жены заключается в том, чтобы во всём помогать мужу. Война меня совершенно не пугает, и если понадобиться я буду рядом даже на поле боя. Клан Фуума обязывает женщин проходить особенную военную подготовку. Мадара сменился в лице и категорично сдвинул брови. — Жена должна сидеть дома и заниматься воспитанием детей. Её долг — сильное и здоровое наследие. На войне она лёгкая мишень. Слабость, которую быстро обнаружит любой враг! Сумика растерялась, закусила дрогнувшие губы и отвела взгляд в сторону. Спорить было неприемлемо, приходилось проглатывать слова и делать равнодушный вид, будто грубость Учихи не поколебала её самоощущения. Девушка стиснула в тонких пальчиках чашку с горячим чаем, подумав уронить её как бы случайно и обжечь этого бессмертного воина. Тетсуо прикрыл рот кулаком и тихо покашлял, пристально взглянув на молодого человека из-под терпеливо прикрытых век. — В наше нелёгкое время к войне приходится приучать даже дочерей. Любой человек, женщина или мужчина, должен уметь постоять за себя и за своих близких. Мадара почувствовал себя самым неловким образом. Дурацкая раздражительность настойчиво бралась откуда-то прямо из недр сердца и только всё портила. — Разумеется, — молодой человек ответил короткой фразой и вежливо поклонился гостю. — Я не хотел оскорблять ваши обычаи. Тетсуо задумчиво поскрёб колючий подбородок, а потом снисходительно и благодушно рассмеялся, в глазах его замаячил воодушевлённый огонёк. — Но мне нравится ваша категоричность, Мадара-сан. Поскольку только решительность и сила двигают нас к победе. Сегодня у нас развелось слишком много врагов, а я обязан доверить будущее единственной дочери самому заботливому человеку в Фуккутши. И если война не место для женщин — у вас достойные руки. Мадара на мгновение задержал дыхание, представляя бесконечные кровавые войны и жену, которую приходится видеть один раз в два или три месяца. Представил своих детей, которых он совсем не знает, а дети не знают его. Вообразил себе, как возвращается в «чужой» дом к «чужим» людям. И понял, что не хочет утопать в такой лжи. Стало противно и от жены, и от детей. Учиха тяжело моргнул, поднял голову и посмотрел на девушку в шелковом фурисодэ. Думала ли она точно так же — он не знал, но чувствовал, что Фуума больше не хотела сидеть здесь. Ему и самому не терпелось выйти. Девушка попыталась улыбнуться. Не вышло. Тогда она с отчаянием посмотрела куда-то сквозь душные стены тясицу. Несчастней этого существа Мадара в жизни ничего не видел. Стало не по себе, и новое гадкое чувство встревожило молодого человека — сердце в груди неожиданно сжалось в крошечный комочек. Учиха и не подозревал, что может испытывать что-то подобное. Между тем чай уже практически остыл, лучики восходящего солнца покинули помещение, а запах тысячи вишневых деревьев испарился. В помещении осталась лишь невыносимая тяжесть, неразделимое одиночество и какой-то несуществующий в этом мире противный холод. Мадара сам не понял, каким образом и почему позвал девушку по имени и посмотрел ей прямо в глаза так, словно предлагал помощь. — Любите весенние сады? — Спросил Учиха. Она подняла мокрые глаза и улыбнулась. Оставаться в тясицу больше не было сил.       Сад вокруг летнего домика для Мадары был полон не только детскими воспоминаниями, это местечко являлось ещё и своеобразным убежищем, куда хотелось бежать даже став взрослым. Потому что только здесь можно было подумать о многих вещах не торопясь: о жизни или смерти, о войне или о мире. Только здесь можно было успокоиться и просто отдохнуть. Затеряться среди благоухающих цветов и кустарников, деревьев и камней. Блуждать по бесчисленным дорожкам, сворачивать, натыкаться на пруд с золотистыми карпами, пересекать его и оказываться на другом островке. Возвращаться обратно. Слушать мягкое журчание воды и пение притаившихся в тенях птиц. Мадара знал в этом саду каждый закуток, потому что здесь уже давным-давно никто ничего не менял. После смерти Фумико ни один человек не осмеливался прикасаться к её творениям. — А тут легко заблудиться. — Вполголоса сказала Сумика, аккуратно спускаясь по каменным ступеням. Ей приходилось придерживать лёгкое фурисодэ, чтобы полы наряда не влачились по пыли и опавшим лепесткам сакуры. Учиха прикрыл веки и беззвучно выдохнул в ответ. Он не знал о чём разговаривать с Фуумой, чтобы случайно не оскорблять её. А искать нейтральные темы для бесед совсем не хотелось. Конечно, можно было бы заговорить о скучной живописи, приевшейся поэзии или о музыке, которую стоит слушать, но не стоит обсуждать. Куда приятней и проще оказывалось молчать и наслаждаться тишиной, шелестом ветра и пением птиц. Молодой человек подал руку, чтобы помочь девушке преодолеть последнюю ступеньку, сделанную, как нарочно, высокой. Сумика вздрогнула, когда горячая рука Учихи бережно сжала её замерзшие пальцы. Она посмотрела в чёрнющие глаза и в тайне восхитилась этой аккуратностью, — Откуда же у воина любовь к цветам? Мадара задержал на бледном девичьем лице рассудительный взгляд. — Цветы я не люблю, но мне нравится, как они пахнут… Исчерпывающий ответ вынуждает молчать. Молодые люди миновали горбатый красный мост и оказались на противоположном берегу, где было полно сакуры и веяло сладким мёдом. Крыша чайного домика окончательно испарилась, но мысли о пережитой церемонии упрямо сидели в голове. — Я был немного груб. И мне кажется, обидел вас… Сумика уклончиво захлопала ресницами, — Совсем чуть-чуть. Но в этом нет ничего страшного. Это ведь просто слова… — девушка запнулась, как только столкнулась с категорическим прямолинейным взглядом Учихи. — То есть, — она сомкнула на миг глаза. — Давайте просто забудем об этом, Мадара-сан? — Я предпочитаю не забывать сказанного вслух… Фуума растерянно посмотрела в сторону и сжала вспотевшую ладонь в кулак. — И всё-таки с вами очень трудно поддерживать разговор. Слова, конечно же, имеют свою цену, — Сумика заметила трёх чёрно-рыжих карпов, плескавшихся в теплой воде, помолчала пару секунд, — Я понимаю, это ваши порядки — женщина не может воевать. Мы с вами разные, но я постараюсь привыкнуть и стать похожей на любую из Учиха. Мадара сделал ещё один шаг, а потом остановился. Фууме пришлось последовать его примеру. Не теряя элегантности, она плавно развернулась к молодому человеку и посмотрела в его хмурое серьёзное лицо. Вышло так, что они стояли чуть ближе положенного, и можно было без труда чувствовать тепло и слышать равнодушное сердцебиение друг друга. — Похоже, этот брак сильно удручает вас. — Сказал Учиха. Собеседница широко распахнула ясные карие глаза, приоткрыла мягкие вишнёвые губы, силясь произнести вслух долгожданные слова. Мадара с живым любопытством склонил голову на бок, но дождался лишь уклончивого заученного ответа: «Нам просто дают слишком мало времени. Я вас совсем не знаю. Поэтому немного нервничаю, но это нормально». Хотя бы в одном они были похожи друг на друга — ни он ни она не чувствуют ничего трепетного в необходимом браке. Простой расчёт. Точно также поступали их отцы и прадеды. Но потом Фуума чарующе улыбнулась и добавила: «Так мне положено было бы ответить вам Мадара-сан. Но знаете, что я думаю обо всём этом на самом деле? Нет ничего более жестокого, чем брак по расчёту. Мне с детства запрещали любить и дружить, вся моя жизнь давно расписана и кем-то прожита за меня. Раньше мне было обидно и я часто плакала, а теперь приходится терпеть этот естественный порядок вещей. Мой отец не успокоится, пока у него не родится куча внуков с безупречным шаринганом. И, ради всего святого, лучше быть женой Учиха, чем Шимура, или Накатами, или Гэндзи, или жить в полном одиночестве. Не знаю, сколько времени мне понадобиться, чтобы полюбить вас по-настоящему, Мадара-сан. Однако ясно одно: этот брак принесёт выгоду нам обоим. Наши кланы сплотятся и у нас не окажется врагов равным нам по силе. Этот брак принесёт процветание. И ради такого будущего я готова принести самую высокую жертву и искать любовь там, где её нет». Мадара моргнул — в памяти смутно вспыхнуло что-то очень далёкое. И ему показалось, что он уже где-то слышал эти слова. Сумика улыбнулась. И эта улыбка оказалась естественней всех предыдущих. — К тому же у вас, действительно, красивые глаза. Особенно когда вы не хмуритесь. Молодые люди замолчали и стояли под тенью пышных слив посередине таинственного благоухающего душистой весной сада, оставив в стороне весь мир вместе с его бесконечными войнами. Просто смотрели друг другу в глаза и слушали связующий их одинокие души мягкий шелест ласкового ветра. Ничего говорить не хотелось. И в какой-то момент Мадаре показалось, что ему действительно может со временем понравиться столь нежное личико Фуумы. И он коснётся его однажды, проведёт пальцами по очерченным природой скулам и что-то ощутит. Испытает то, что другие называют «чувствами». Но возможно ли вообще такое в мире Мадары? По большей части лишь из любопытства он вознамерился продолжить сегодняшнее знакомство. Вознамерился, чтобы уже завтра с уверенностью сказать — никакой любви на самом деле не существует, существует только привычка. Глупая потребность видеть каждый день одно и то же лицо. И ещё, конечно же, выгода. — Встретимся снова, Сумика-сан? Девушка кокетливо улыбнулась, загадочно хлопнула ресницами и кивнула в ответ. По всем правилам вторая встреча обязательно должна была состояться на землях клана Фуума и значила бы официальное согласие молодых связать друг друга священными узами брака. А после уже нельзя будет повернуть обратно и нарушить данные обещания. В противном случае клан ждёт неминуемый позор. И Мадара понимал это. Визит был назначен на четырнадцатый день лета шестого месяца, а пока до знаменательной даты оставалось ещё три с половиной недели.       Вечерело, солнце медленно заходило за горизонт. Становилось прохладно. Весенний ветер разметал по небу бледно-розовые облака и спрятался в них до следующего восхода. На зеленеющие холмы и степи Фуккутши спускалось сонное затишье и в нём продолжали трещать лишь неугомонные цикады. Эти одуревшие насекомые всё никак не могли замолкнуть и ухитрялись перебивать даже человеческие голоса. Ужасно надоедали… На границах поселения Учиха сегодня было так же спокойно, как и вчера, как неделю назад и весь месяц. После разгрома династии Химмон не происходило ничего волнительного, но чуждое для этих краёв затишье заставляло Мадару ждать очередного нападения. Может быть, с севера или с юга. Молодой человек внимательно всмотрелся в тонкую линию пустынного горизонта и прищурился от едкого оранжевого, как смола, солнца. — И? — Спросил Изуна с любопытством, подняв на брата неутомимые глаза и требуя от него отнюдь не информирования о «затаившихся» врагах, а продолжения рассказа относительно встречи с Фуумой. Мысленно Мадара вновь вернулся к нежному личику Сумики и её хрупким маленьким запястьям, к душному тясицу и тяжелому запаху чайных листьев, в конце концов, к предстоящей свадьбе и успокоившемуся Таджиме. Молодой человек глубоко вздохнул и хмуро поглядел на младшего. Нет, он вовсе не злился, просто болтливый мальчишка заставлял лишний раз думать о том, о чём совсем не хотелось. — Что? — Встретишься с ней опять? Учиха склонил голову на бок, улыбнулся, подумав с удовольствием взлохматить мягкие шелковистые волосы Изуны всегда приятно пахнущие летом. Но вместо этого легонько щелкнул его по носу. — Да, встречусь, — ответил терпеливо и прохладно, в душе не дрогнуло ни одной струнки. — Пошли, спустимся к реке, проверим берег и закончим на сегодня. Тёплая вода практически не шумела и лениво тянулась вниз по склону, чтобы выброситься в одинокое озеро где-то в нише утомлённой за весь день Фуккутши. Братья не спеша шагали по каменистому одинокому берегу, и заходящее за горизонт солнце разогревало им спины, щипало за лодыжки и щекотало руки. — Сегодня тихо, ниисан, — Изуна расслабленно вздохнул, обхватил себя за затылком и размял шею. Прикрыл глаза, глубоко вдохнул запах горячего песка и чистой реки. С самого раннего детства Изуна ненавидел её. Река отделяла их клан от клана Сенджу и всегда была предметом острого недоверия. Священной чертой, за которую в любую секунду мог перешагнуть неприятель, обещавший не делать этого и сражаться исключительно на открытой местности, вдали от лагерей и поселений друг друга. Прежде чем ответить Мадара внимательно прислушался, но отнюдь не к шепоту ветра или журчанию воды. Он прислушался к собственному сердцу: размерные спокойные удары в груди. Сердце никогда не подводило и чувствовало приближение врагов. Своего рода ориентир, доставшийся от матери. И, по мнению покойного деда, единственная полезная вещь, которую Мадара унаследовал. Старший Учиха скользнул взглядом по противоположному берегу, такому же пустому и тихому как этот. — Идём домой. — Подожди ещё минуту. — Изуна быстро достал бамбуковую флягу и спустился к руслу, чтобы набрать немного воды. Он опустил руку в прохладный поток и вздрогнул. Река была мутной, красноватой и, кажется, даже липкой. — Мадара! — Выкрикнул Учиха, а потом крепко стиснул зубы, вспомнив то, что однажды перевернуло всё его самосознание. То, что навсегда изменило их с Мадарой и научило ценить жизнь. Впервые им довелось видеть смерть на этом самом месте. Вот и сейчас, как и много лет тому назад, тысяча кровавых вкраплений тянулась в воде шелковыми нитями, цеплялись за острые камни и водоросли. Крови было много, и слабое течение прибивало её к берегу. Она практически не растворялась. И в рыжих лучах догорающего солнца, на искрящейся поверхности реки, кровь казалась просто отблеском. Просто плохим видением из прошлого. Выше по руслу Учихами было обнаружено изувеченное тело мужчины. Человек был без оружия и доспехов в одном из тех странноватых кэйкоги, которые нацепляют на себя Сенджу, отправляясь в бой. Человек лежал ничком на скользких мокрых камнях у самого берега, а потому лица его не было видно. — Он из Сенджу! — Подал голос Изуна и ухватился за рукоять катаны, опасаясь увидеть ещё кого-нибудь из вражеского клана. Братья обменялись одинаковыми взглядами понятными лишь им одним. Мадара подошёл к человеку. Проверил очень слабый практически неощутимый пульс. Схватил ещё живого мертвеца за шиворот и перевернул на спину. Пригляделся к бледно-серому хорошо знакомому лицу чуть лучше и понял, что смотрит на союзника. Врагом оказался шпион из клана Хагоромо, который уже лет десять проживал на территории Сенджу. А теперь был застрелен из их же лука и испускал дух на руках Мадары. А он даже не мог вспомнить, как именно его зовут: толи Хитоми, толи Хиоши — Ниисан? — Изуна взметнул на брата тревожный взгляд и почувствовал, как весь мир наполняется тревогой. Все звуки и краски меркнут, остаётся только твёрдое ощущение земли под ногами. Шпион дёрнул веками, открыл глаза и ещё две минуты всматривался в чёрное мутное пятнышко, заслоняющее ему небо. С трудом узнал сына главы клана Учиха и зашёлся в глухом хлюпающим и нетерпеливом кашле. — Сенджу выступили против нас, — в агонии выдохнул умирающий, изо рта у него тонкой струйкой прыснула горячая чёрная кровь, и он крепко ухватился за рукав Мадары, теряя того из виду. — К утру они будут в поселение. С ними дезертиры из Химмон. Мадара спокойно следил за стремительно угасающим человеком пока тот доставал из внутреннего кармана свиток и из последних сил протягивал его Учихе. Свиток предназначался Таджиме, но прошение о помощи приходилось передавать его сыну. «Химура-сама». — Только и успел прохрипеть шпион, когда последний выдох осел невидимой дымкой на его окровавленных губах и опаляющий душу взгляд стал вдруг абсолютно пустым и устремился в небо. Мадара провёл ладонью над широко распахнутыми глазами мертвеца и, не обронив ни единого слова, развернул свиток. Корявые иероглифы на шероховатой бамбуковой бумаге, чернила не успевшие высохнуть, а теперь практически стёртые водой. Очень короткое письмо, без официальных тонкостей, только самые нужные слова. «Я потерпел поражение в битве под Китсуне и мои люди ещё не восстановились, они слабы. Мне нужна твоя помощь, Таджима-сан. Сегодня утром мой клан будет атакован». Мадара взглянул поверх чернеющих верхушек деревьев. Солнце уже спряталось, и до рассвета остаётся всего четыре с половиной часа. Дорога отнимет большую часть времени. Учиха прибудут прямо на бойню. И если так, то за одного мёртвого Хагоромо придётся взять пять Сенджу.