Здесь пахнет солнцем

      Поздно вечером набежали лёгкие тучи и запахло дождём. Хаширама находился в саду, когда Буцума послал за ним слуг. Сенджу видел как в отцовские покои только что вошёл шпион и совсем не хотел встречаться с ним. Но делать было нечего. Оставалось крепко-накрепко стиснуть зубы и идти. Хаширама предчувствовал, что замысел отца удался и дочь Химуры мертва, иначе шпион не появился бы здесь, а самому Буцуме не потребовалось тревожить сына в столь поздний час. И как только такая мысль настоялась в его голове, молодой человек испытал отвращение к происходящему. Сенджу не должны действовать исподтишка — считал он. И против собственной воли представлял хмурое, но удовлетворённое лицо Буцумы и то, как он с блеском выходит из грязной ситуации. «На войне все средства хороши» — говорит отец, отмывая руки. Но когда Хаширама заглянул в комнату и увидел на полу скорченное тело, он растерялся. Поначалу подумал, что Ямахара просто избили и оставили лежать, а потом понял, что тот мёртв. И никаких следов крови вокруг. — Отосан?! Буцума смерил сына крайне хмурым взглядом. И лёгким жестом руки подозвал к себе. — Проходи, Тобирама уже здесь. Мне нужно поговорить с вами обоими. И вам, конечно же, не терпится знать, что тут произошло? Хаширама переступил порог комнаты и внимательно посмотрел на брата, тот стоял в пяти шагах от трупа и искоса глядел на Ямахара. Можно было видеть, как изо рта шпиона всё ещё вытекает кровавая пена. Тобирама поморщился. — Этот глупый человек, — непоколебимо начал Буцума указывая на мертвеца, — заявился ко мне с повинной. Большую часть жизни он служил мне верой и правдой, однако в самый ответственный момент отказался отравить Наоки. Сказал, что не желает никого подставлять. Похоже, та служанка была ему дорога. Дорога настолько, что он выпил этот яд сам… Хаширама почувствовал холодок, идущий по спине, рукам, плечам и шее. — Как видите, — продолжал Буцума, — мы потеряли шпиона, а вместе с тем шанс избавиться от девчонки. Перед смертью Ямахара сказал, что Хагоромо переносят свадьбу с даймё. Она состоится уже в следующую неделю. Ситуация критическая и требует вмешательства. Поэтому мы нападём на Хагоромо и перебьём их всех до единого. — А как же Учиха? — Спросил Тобирама, — войска Мадары всё ещё стерегут их границы. Мы не сможем пройти мимо красноглазых ублюдков незамеченными. — Клан Чиноике нам в этом поможет. Их подкрепление уже прибыло, они ждут нашего распоряжения в Ущелье Лотосов. И я хочу, — Буцума взглянул как-то по-особенному на старшего сына, — чтобы ты, Хаширама, отправлялся туда и взял на себя командование. Тобирама будет помогать тебе. И мы встретимся уже на поле битвы. Хаширама хмуро смотрел на отца и понимал, что его священному терпению вот-вот настанет конец. Всё эти военные перепалки уже давно торчали поперёк горла. Из года в год одно и то же. А отец между тем всё продолжал: — Когда наш противник будет сломлен, мы поделимся землями Хагоромо с кланом Чиноике и будем с ними в расчёте. — Нет. Не стану я этого делать, отосан. Нам нужно искать мир, а не влезать в очередную войну. Пусть сегодня мы победим, но завтра за Хагоромо вступятся Учиха, а за ними клан Фуума, Гензи и многие другие. Четвёртая подряд война с Учиха окончательно истощит нас, мы слабеем, отосан. И, кроме того, вражда с ними не даёт нам никакой выгоды. Буцума нахмурился и губы его передёрнуло. — Повтори ещё раз, что ты сказал? — Я сказал, отосан, что не возглавлю войско Чиноике и не поведу их на Хагоромо. Глава клана посмурнел, оттянул ворот кимоно, поскольку не смог нормально вдохнуть. Он хотел было пуститься в брань, отчитать Хашираму за мягкосердечье и детскую наивность, но глянул на Тобираму и спросил уже у того: — А что насчёт моего второго сына? В отличие от своего брата ты готов воевать с Учиха? Младший Сенджу около минуты думал над ответом, а потом с уверенностью кивнул, вообразив Мадару на поле боя и уже мёртвого. Буцума смежил веки, тяжело вздохнул и кинул смурной и уязвлённый взгляд на Хашираму. — Хотя бы один сын в этой семье думает, как подобает истинному воину. Враг всегда остаётся врагом, Хаширама. Выкинь из головы свои детские грёзы. Пойдёшь в тылу. Если не можешь убивать, будешь защищать наших людей и людей Чиноике. — Я отказываюсь принимать в этом участие. И дело здесь вовсе не в моём отношении к убийству. — Проклятие! — Прогремел Буцума, а после в комнате стало очень тихо, напряжение склеило воздух, под ногами лежал труп, на который уже не обращали внимания. Буцума стискивал руки в кулаки и рассержено дышал. — Одумайся. Это твоё окончательное решение? — Да, отосан. — Продолжая стоять на своём, Хаширама чувствовал на себе удивлённый и всё же просящий взгляд Тобирамы, но даже не думал отступать. — Ниисан, Учиха никогда не станут искать с нами мир. — Встрял младший Сенджу и сердце у него почему-то бешено заколотилось, а ладони загорели так, словно он уже был на поле боя и сражался с Мадарой. — Да, не станут. Но только потому, что никто из нас не пробовал протянуть им руку. Вместо этого мы только нападаем. — Довольно! — прикрикнул Буцума. — Если Хаширама не хочет вести войско, эта обязанность ложится на твои плечи, Тобирама. И пусть твой брат любуется издали нашей победой.

***

      Было уже темно, на небе мерцали звёзды. Мадара бесшумно подошёл к Наоки со спины, ему казалось, что девушка наверняка заметила его, но как только Учиха коснулся её плеча и собрался поцеловать в оголенную шею, Хагоромо испуганно вздрогнула, и молодые люди обменялись извиняющимися взглядами. «Просто не заметила? Или что-то случилось?». — Мысленно спросил Мадара, когда по привычке брал девушку за руку и сплетал свои пальцы с её пальчиками. Но впервые делал это с такой аккуратностью, будто боялся причинить боль одним касанием. Хагоромо поцеловала Учиху в губы и приткнулась носиком в его плечо, замерла, не говоря ни слова. Мадара почувствовал перемену, но всё равно обнял Наоки так, как будто всё было по-прежнему. — Ты дрожишь, у тебя всё хорошо? — Да… — Не правда… — Прошептал Мадара над самым ухом Хагоромо. — Ты послала письмо от имени отца. Не рискнула бы… Хагоромо поджала губы и помолчала всего секунду. — Мне нужно рассказать тебе что-то очень важное. Учиха медленно провёл по рукам девушки, впитывая её дрожь подушечками пальцев, взял за плечи и слегка отодвинул от себя, чтобы взглянуть в глаза и хоть чуть-чуть понять её чувства. Но не мог определить её эмоций: страх, радость, вина и грусть — всё перемешалось друг с другом. — Говори. Хагоромо хотела отстраниться, отойти от Мадары немного в сторону и не говорить всё прямо в лицо, но он не отпустил. Сжал её плечи, и просто не отпустил. — Наоки, что происходит? Девушка сглотнула, понимая, что никогда в жизни не подберёт нужных слов, но ещё хуже не сможет рассказать Учихе самого главного. — Почему молчишь? — Я помолвлена, Мадара, — выпалила Хагоромо на одном дыхании, не сводя с молодого человека пронзительный и уязвлённый взгляд. — Я помолвлена с даймё… Скоро свадьба. Прости, что не сказала сразу. Я не предполагала, что у нас с тобой всё зайдёт настолько далеко… Мадару пробил нездоровый озноб, молодой человек сглотнул и на мгновение потерял дар речи. Испугался собственных чувств, сделавших его таким беспомощным. Он даже не мог пошевелиться, моргнуть или хотя бы что-нибудь сказать. — Давно? — Только и смог спросить, отпуская Наоки и словно лишая её тем самым опоры. Но с жадностью смотрел ей прямо в глаза, будто впервые в жизни видел женщину. Хагоромо сглотнула тяжелый ком, застрявший в горле, руки у неё дрожали, но голос оставался твёрд. — Меня обещали ему шесть лет назад, когда я была совсем ребёнком. Отец никому не рассказывал, но долг Хагоромо гораздо выше известных цифр. Мы в очень сложном экономическом положении, а брак с Ямогути должен вытащить клан из долговой ямы. Мадара хранил молчание, просто вспоминал их первую с Наоки встречу, разговор в саду. Кажется, тогда она сказала, что ни с кем не помолвлена и в ближайшее время о браке не может быть и речи. Выходит, она лгала ему с самого начала, а он-то ведь, такой дурак, поверил. Учиха стиснул зубы, стало обидно, а вместе с тем безумно ревностно. — Могла бы рассказать мне обо всём и тогда мы с тобой не зашли бы так далеко. Наоки с ужасом посмотрела на молодого человека и рассержено покачала головой. — Ты думаешь, мне было так легко во всём тебе сознаться?! Учиха скользнул взглядом по расслабленной фигурке Хагоромо. — Не знаю, а сейчас, тебе, наверное, совсем не сложно? — Ками! Вот только не начинай. Давай не будем, я позвала тебя не для того, чтобы ругаться. Мадара фыркнул. — Ты говоришь так, будто сейчас ничего важного не происходит. Какая же ты всё-таки глупая. Как была ребёнком, так им и осталась! Неужели ты думаешь, что после всего, что между нами было, я могу оставаться спокоен? — Учиха уверенно шагнул к девушке, будто хищник, нацелившийся на жертву, Хагоромо невольно отступила, но было уже поздно. Мадара аккуратно схватил её чуть выше предплечья, склонился над перепуганным лицом и заглянул прямо в глаза. Ему казалось, что он слышит, как колотиться её сердце и как по венам бьёт горячая кровь. — Мне больно, — прошипела Хагоромо, задыхаясь от чувств к Учихе. — Ты любишь меня? — Спросил он. Наоки стиснула зубы и хранила упрямое молчание, сказать «да» значило бы подарить Мадаре страдания, сказать «нет» — обречь его на ещё большие мучения. Хагоромо задержала дыхание, мир вокруг начал кричать и пылать. Она поверила, что ещё немного и точно задохнётся от ощущения неизбежного. — Всегда любила тебя, слышишь?! — Выдохнула Наоки. — Тогда разорви помолвку. Будем вместе. — Не могу. — Каков долг? Скажи, и я его выплачу! Хагоромо растроганно улыбнулась, провела дрожащими пальчиками по лицу Мадары. — Брось. Это не выход. Придется потратить на это всю жизнь… Мадара решительно перехватил тонкую руку, крепко сжав не обласканное солнцем женское запястье, обездвижив девушку окончательно. — Отец продаёт тебя как какую-то юдзё. Наоки, назови мне эти проклятые цифры! Девушка поджала губы, поколебалась, но потом всё-таки озвучила сумму долга. И у Мадары земля чуть не выскочила из-под ног. Он замер, поражаясь тому, как Химура вообще умудряется содержать клан в таком бедственном положении. Наоки уклончиво взглянула в сторону. — В своё время мы задолжали многим. Клану Фуума, Шимура, На¬ката¬ми, Гэн¬дзи. Все средства были брошены на эту проклятую войну с Сенджу и Чиноике. Положение усугубилось, когда началась война с Хирруко. Мадара, в этом мире такие единицы, как мы с тобой, ничего не решают. Мы просто обменные монеты. Ты женишься на Сумика, я останусь у старого даймё. И наши кланы будут в выгодном положении. А где выгода там и безопасность для всех. — Да плевать я хотел на Сумика! Я не женюсь на ней… — Прекрати этот эгоизм! Учиха нетерпеливо нахмурился и поспешил всё разъяснить. — Она связалась с Тобирамой Сенджу. Этому браку, так или иначе, всё равно конец. Держать под боком любовницу врага всё равно что голой ногой наступить на змеиный хвост. Хагоромо прикрыла рукой рот и замолчала. Большего позора, чем любовь к врагу не существовало. И если об этом узнает вся Фуккутши, начнётся что-то очень страшное. — Теперь понимаешь? Мне плевать на Фуума. И я не могу просто так взять и отказаться от тебя кому бы ты ни была обещана, — Мадара обнял Хагоромо и прижал к себе, — я не хочу тебя ни с кем делить. Слышишь? Ты только моя, Наоки. Пусть против меня поднимается вся Фуккутши и сам даймё желает моей смерти. Наоки сглотнула, впервые ощущая себя перед Мадарой такой беспомощной. Мир закружился у неё перед глазами. Девушка тихо бормотала что-то вроде: «Ками, ты сумасшедший, одумайся. Один против всех ты не выстоишь». Но он не хотел думать об этом и продолжал обнимать её, прижимать к себе и целовать в ключицы с неистовым трепетом с безумной нежностью и самозабвением. Она просила остановиться, а он не слушал. Жажда захлестнула его, и Учиха буквально набросился на Хагоромо, требуя взаимности. Они перекатывались в высокой траве, боролись и жарко выдыхали друг другу прямо в губы вместо того чтобы просто целоваться. Наоки понимала, если отдастся Мадаре прямо сейчас, то он воспримет это как знак, говорящий о её решении расторгнуть помолвку с даймё, чего никак нельзя было допустить. Сейчас следовало думать рационально, держать чувства под контролем. Наоки сама не успела понять, как снова оказалась под Мадарой, просто выбилась из сил гораздо раньше, а он вошел во вкус и завёл девушки руки за голову, принялся скользить пальцами свободной руки прямо под полами кимоно. В какой-то момент Хагоромо осознала, что Учиха вознамерился взять её силой. Она испугалась. Чудом вывернулась и оцарапала скулу Мадары золотым гребешком, подаренным им же неделю назад. Учиха опомнился, ощутил под собой дрожащее тело и столкнулся с перепуганным взглядом Хагоромо. — Не вздумай, слышишь? Только не так! — Собрав всю волю в кулак, пригрозила девушка. Мадара легонько коснулся царапин на своём лице, увидел капли крови и только потом отпрянул. Наоки приподнялась, суетливо разгладила кимоно. Учиха отвернулся, помотал головой, а затем снова посмотрел на Хагоромо. — Извини… Наоки опустила глаза. Молчали долго, слушая лишь мягкий шелест травы, и робкие вздохи друг друга. — Лучше нам не совершать прежней ошибки… — Прошептала Наоки, не узнавая собственный голос ставший вдруг слабым. Мадара метнул в сторону девушки до боли жгучий взгляд. — Так вот что, по-твоему, между нами было — ошибка? Хагоромо взяла Учиху за руку и слегка сжала ладонь, думая об их общем ребёнке. — Да, это было ошибкой. Но она того стоила и я никогда не стану жалеть о ней. — А мне теперь что со всем этим делать, взять и забыть? — Попытаться отпустить меня. — Вот уж нет! — Мадара, пойми, как бы сильно мне ни хотелось остаться с тобой, я не могу. На моей совести лежит будущее клана. И от меня зависят жизнь людей. Кем я буду, если сбегу от своих обязательств? Всё было решено давным-давно. Свадьбу нельзя отменять, обмануть даймё тоже не получится. Учиха стиснул зубы, в душе бушевал огонь, но он молчал. Клан Хагоромо действительно был в бедственном положении, а у Мадары не было нужной суммы, чтобы погасить все долги. Ситуация хуже не придумаешь. Он почувствовал отчаяние и на душе у него стало погано как никогда прежде. Молодые люди долго сидели напротив друг друга и ощущали, как между ними спиралью закручивается неизбежное одиночество. И Мадара лихорадочно пытался что-нибудь придумать.

***

      Мадара вернулся домой только с рассветом, когда все уже проснулись и занимались каждый своим делом. Учиха никого не хотел видеть и ни с кем не хотел разговаривать. Но слуги даже не дали ему приблизиться к своим покоям и побыть одному. — Таджима-сама ожидает вас у себя. — Настойчиво пищали они. — Плевать! — Рявкнул Мадара прежде, чем ощутил присутствие отца за своей спиной. — Мы можем поговорить и в твоей комнате. — Строго сказал Таджима. В его лице читался гнев, стыд и презрение, но Мадару сейчас это несильно не волновало. В комнате они сели напротив друг друга. И младший Учиха только сейчас обратил внимание, что небо затянули чёрно-синие облака, и уже целый час гремел гром, а на землю упало всего пару капель. Все мысли были обращены лишь к Наоки. Он с ума сходил и из последних сил держал себя в руках перед отцом. — Отныне, Мадара, я хочу говорить с тобой только на чистоту. Не вздумай лгать. Мне всё известно. Этой ночью я посетил заведение Ран. Хозяйка призналась, что видела тебя лишь раз, в тот день, когда ты пришёл туда с Изуной. Я спросил твоего брата, и он рассказал мне всё. Та девушка, к которой ты регулярно сбегаешь по ночам, дочь Химуры-сана. Это Наоки! — Таджима стиснул зубы и даже побелел от злости. — О чём ты только думаешь, Мадара? Ты даже не можешь вообразить себе насколько мне стыдно за твоё недостойное поведение. Ни один предок в нашем роду не позволял себе такого бесстыдства. Как смеешь ты марать честь семьи?! Страшно представить, что скажут о тебе в Фуккутши. Ты ведёшь себя подобно невоспитанному ханину. Наоки была и остаётся твоей самой большой ошибкой, Мадара. Мадара хмуро глянул на отца, руки у того чуть заметно подрагивали. Он сглатывал половину лишних слов, хотя мог бы просто ругаться напропалую. Молодому человеку стало противно, он не хотел выслушивать и крохотную часть этой тирады. Просто усмехнулся и спросил. — А что если я действительно люблю её? У Таджимы перекрыло дыхание, он категорично затряс головой. — Нет, не любишь. Просто не можешь любить. На это нужно время. Долгие годы, вся жизнь, возможно. И двух-трёх ночей недостаточно. — А может быть, тебе просто самому не знакомо это чувство, отосан? Поэтому ты так бесишься? Знаешь, мне всегда было интересно, почему мать закрывалась от тебя в комнате и зажимала лицо ладонями. Скажи мне, ты вообще хоть немного любил её или только колотил, когда пытался воспитать в ней чувства? Таджима вскочил на ноги и впал в ещё большую ярость. — Не смей! Я никогда бы не поднял руку на Фумику просто так. — Старый лжец. Трясёшься лишь о своей благочестивой выгоде и ради неё готов на что угодно! — Мадара поднялся, чтобы быть с отцом на одном уровне и смотреть прямо в глаза, — может быть, если бы ты был способен на чувства, мать бы не смотрела на других мужчин, и тогда тебе бы не взбрело в голову бить её. Повезло, что Изуна всё-таки твой. Следующее произошло мгновенно, как-то само собой разумеющееся и неизбежное. Мадара даже не удивился и не разозлился, когда отец дал ему звонкую пощёчину. Ударил сильнее, чем когда-либо. Лёгкое покалывание сменилось неприятным жжение и кожа чуть покраснела. Мадара взглянул на Таджиму и холодно сказал: — Можешь ещё раз ударить. Давай, я тебе не отвечу, старик. Было видно, как Таджима стиснул зубы и задержал дыхание, чтобы больше не произносить ни единого звука. А Мадара чувствовал, как внутри что-то рушится, хрустит и обращается в пепел. Понимал, что слова теряют смысл и говорить тут больше не о чем. — А вообще-то знаешь, что ещё, отосан, у Наоки свадьба с даймё. Скоро она покинет клан, и отправится в Одоваре. И тебе не придётся сгорать от стыда из-за нас перед всей Фуккутши. Начинай ликовать и подавись, наконец, своей выгодой. — Сказал младший Учиха. Таджима никак не прокомментировал эту выходку, только гордо отвёл взгляд. И тогда его сын охотно обогнул неподвижную, точно гранитная статуя, фигуру и направился к выходу, не желая более находится под одной крышей с отцом. По всей вероятности и сам Таджима не хотел этого. Там, за окном, продолжал рычать гром, чернели тучи, а с неба всё никак не мог сорваться проклятый дождь.