Здесь пахнет солнцем

      Сумика ещё долго не решалась подойти к отцовским покоям и подслушать разговор с тайным гостем. Буцума появился в их доме раньше, чем обещал. И девушка предчувствовала что всё это не просто так. В чём-то была загвоздка. Фуума убедилась, что поблизости нет ни одного охранника, и подкралась к дверям-сёдзи. Прислушалась к грубому полушёпоту. Она уже знала о решении совета, но какая-то неведанная сила подталкивала её услышать всё собственными ушами. — Таджима сам отсечёт ему голову. Он принял на себя обязанности кайсяку. Мадару казнят на днях. — Сказал Тетсуо. — Он хороший отец. Никто другой не сделает эту работу достойнее. — Казнь состоится дома. Под присмотром доверенного лица. Он всё зафиксирует. Голову разрешено оставить в клане. Из-за глаз, полагаю. Боятся, что кто-нибудь их вырежет и украдёт геном. — Плевать на голову. Мадара будет мёртв — вот, что самое важное. Это даст нам возможность действовать. — Не спеши. Вообще-то есть одно «но». И мы с тобой уже обсуждали этот вопрос. Я не выступлю против Учиха. — Опомнись, Тетсуо. Теперь Таджима начнёт проклинать тебя до конца своих дней. И даже если ему не выгодно, всё равно будет мечтать прикончить тебя. — Вот и чудесно! Если Таджима первым расторгнет наш с ним договор о мире, тогда и я последую его примеру. А пока я остаюсь нейтрален. Сумика услышала снисходительный вздох Буцумы. — Чиноике заставят тебя в скором времени одуматься. Поскольку они заявили, что будут сражаться с любым кланом, который поддерживает Учиха. Старые счёты… Фуккутши давно пора выйти из-под давления красноглазых ублюдков. Со временем я передам управление кланом в руки младшего сына. Тобирама не только будет мужем твоей дочери, но и тем человеком, с которым ты будешь работать. Это сблизит вас. — Надо признаться, не самая лучшая новость. Думал, на такую серьёзную роль всегда готовят сыновей, которые ростом уже дотягиваются до плеч своего отца. Буцума грубо усмехнулся, демонстрируя, что собеседник никаким образом его не задевает. — С недавних пор я начал сомневаться. Хаширама превосходно ладит с людьми. Он терпелив и рассудителен. В нём есть все необходимые лидеру качества, однако убивать он не умеет. В отличие от брата, у него слишком мягкое сердце. И до конца не исчезла эта проклятая привязанность к Мадаре. А нам необходимо избавиться от Учиха прежде всего. Кроме того с Хаширамой трудно совладать. — Хочешь управлять кланом через своих детей? — Разумеется. Свадьба Сумика и Тобирамы состоится сразу после казни Мадары. Не будем ждать. Сумика закусила губы, думая над участью Учиха и о том, что он нашел в себе смелости не сбежать, когда ещё была такая возможность. На его месте она бы убежала, даже не раздумывая. Бросила клан и спряталась где-нибудь вместе с Тобирамой. На девушку напал лёгкий ступор. Впервые сомнения охватили её: а правильно ли она вообще поступает? Фуума стояла неподвижно, совсем забыв о разговоре отца и Буцумы. И одно лишь чувства страха заполняло её. Но потом появилось что-то ещё. И Фуума вдруг почувствовала себя настолько жалкой перед Учиха, настолько мелочной и эгоистичной, что буквально лишилась дыхания. — Подслушиваешь? Сумика оглянулась чуть вздрогнув. На неё из мягкого полумрака смотрел Субаро. Из-за постоянных болей в левой руке он плохо спал и часто шатался по дому ночью. И Фуума боялась с ним случайно столкнуться. — Нет. То есть да. — Девушка почувствовала, как её лицо заливает краска, — он прибыл на три дня раньше. Субаро скептически глянул на закрытые двери. Чуть поморщился. — Похоже, терпеливостью ни один Сенджу всё-таки не отличается. Сумика уклончиво глянула в сторону и пожала плечами, чувствуя на себе изучающий взгляд брата, от которого по всему телу бегали давно ей знакомые мурашки. Субаро громко вздохнул в полумраке и сократил расстояние в пять шагов между собой и Сумика — Этот Сенджу так сильно нравится тебе? — Не просто нравится, я люблю его. Субаро задержал взгляд на бледненьком личике сестры, а она усиленно отвлекалась на звуки разговора. Потом решительно взяла брата за руку и в следующую минуту они уже скрылись за противоположными отцовским покоям сёдзи. В этой комнате оказалось ещё темнее и прохладней. — Отец наконец-то прекратит подсовывать мне женихов. И я буду просто счастлива! — Думаешь? Сумика закатила глаза, но её отчего-то всю затрясло. — Я уверена! Тобирама сделает меня счастливой, моя жизнь изменится. Я изменюсь. Я… Субаро не дал сестре договорить, наклонился к ней и накрыл её горячие губы своими губами. Но девушка даже не вздрогнула, только напряглась всем телом и задержала дыхание. Мужчина положил руку ей на затылок, отстранился и заглянул в глаза. — Неужели Ты любишь Сенджу больше меня? Сумика уперлась в грудь брата дрожащими ладонями и опустила глаза. Дыхание у неё сбилось, руки и ноги налились свинцовой тяжестью. — Да… — Прошептала она едва слышно. Субаро уткнулся носом в её коротенькие мягкие волосы, вдохнул пару раз запах сладкой сирени. — Не ври мне. Ты просто пытаешься забыть то, что между нами было? — Между нами ничего не было. Баловство и ничего больше. Мужчина что-то проворчал, положил горячую руку на талию девушки и легонько притиснул Сумика к себе. Она напряглась ещё больше, но не сопротивлялась. В тишине беспомощно хлопали только её тяжёлые ресницы. Она вдыхала особенный запах брата. И жар от его такого родного тела был нестерпимым. И пусть Субаро ещё не оправился до конца от побоев Чиноике, но был достаточно сильным, чтобы удержать девушку возле себя. Она это понимала. И боялась. Сначала, что в комнату кто-нибудь войдёт и застукает их тесно прижимающихся друг к другу, потом девушка испугалась, что сама не захочет уходить. — Это было не баловство. Ты же понимаешь, Сумика. Понимаешь, что наша связь оказалась неожиданно самой настоящей. Пока ты взрослела, я не мог не смотреть на тебя. И ты всё с самого начала понимала. Я люблю… — Не смей говорить мне этого. Мы же родственники! Постыдись предков! — Мы родственники лишь по линии отца. — Субаро крепче обнял Сумика. А она попыталась вырваться. — Всё равно. Даже если и так Мы не можем быть вместе. Это неправильно. Пусти меня сейчас же пока кто-нибудь не вошёл сюда. Или я закричу. Мужчина внимательно посмотрел на побледневшую сестру и нахмурился. — Нет. Ты этого не сделаешь… — Не испытывай меня! — Прикрикнула девушка. И брат тут же приложил пальцы к её заалевшим губам. — Пока я был в плену я постоянно думал о тебе. Каждый день, когда меня пытали, я закрывал глаза и виделся с тобой во снах. Только благодаря им я ещё жив, Сумика чан. Воспоминания о тебе сделали меня сильнее. Поэтому не отвергай мою любовь. И не говори, будто Сенджу достоин тебя больше чем я. — Нет-нет, это ревность. Ты просто не хочешь, чтобы я была счастлива без тебя. Потому что единственный человек, кто здесь не может отпустить прошлое, это ты! Субаро помотал головой. — Мы с тобой связаны. — Ками! Замолчи. Ничего не хочу слышать! Наша с тобой связь сплошной позор. Детская глупость, неразборчивость — называй как хочешь. Ты запутался, Субаро. У нас нет ничего общего. Не будь дураком и дай мне уйти. Слышишь? Выкинь меня из головы. — Глупая, думаешь я не пытался? Я просто не могу этого сделать. Сумика зажмурилась от ужаса и прилива неожиданного головокружение. — Тогда найди в себе силы смириться с тем, что я выйду за Тобираму. И не лезь в мою жизнь! — Тобирама чужак, которому нельзя доверять. Его любовь пройдет быстрее, чем ты успеешь моргнуть глазами. Как только вы поженитесь он забудет тебя. Тобирама, как и все, гонится только за выгодой. — Ложь. Тобирама любит. Просто поверь, что он хороший человек! Субаро качнул головой. — Никогда. Я не поверю ни в Сенджу ни в Учиха. Фуума ударила брата в грудь, а в следующую секунду он уже целовал Сумика. И на этот раз почувствовал как она сначала всё-таки ответила, но потом грубо отпихнула его от себя и испуганно выскочила прочь из комнаты.

***

      Мадара развернул свиток, скреплённый обыкновенной шелковой лентой, и безо всякого интереса прочитал уже известный со слов отца приказ старейшин. Этот строжайший документ пролежал в его комнате практически всю неделю нетронутым и теперь, взглянув на дату, Мадара ещё раз мог убедиться, что до его казни осталось всего-навсего двадцать четыре часа. Он был премного наслышан о той суматошной лихорадке, которой подвергается человек перед смертью. И Учихе почему-то казалось, что его тоже, как и всех, неприметно должны были посетить какие-то безумные рассуждение, он тоже должен был впасть в тоску или ярость. Возможно, начать вспоминать пережитое или отчаянно воображать будущее. Однако ничего этого не было. Мадара сидел неподвижно посреди комнаты, прекрасно зная о том, что случится здесь уже завтра и единственное чего ему больше всего хотелось на свете это, как ни странно, разделить последние часы с Наоки и ни о чём не беспокоиться. Где-то в глубине души он понимал, что просто пытается сберечь силы для последнего прыжка. Учиха ещё раз пробежал взглядом по безупречным иероглифам, затем разорвал свиток пополам. Порывистый осенний ветер влетел в распахнутые окна и разметал по сторонам бесполезные клочки бумаги. Мадара поймал себя на мысли, что уже шесть дней не выбирался за пределы дома и довольствовался короткими прогулками по саду. Почувствовал себя на привязи. И под прицелом у всей Фуккутши. Чуть что не так, и на него ополчится вся эта проклятая долина с их проклятыми правилами. Учиха представил раскрасневшиеся от радости рожи своих врагов в тот момент, когда в народе огласят его смерть: «Мадара Учиха умер в позоре!». Тобирама, наверное, окажется самым счастливым человеком на свете. А Сумика… будет молодец, если вдруг каким-то образом выскочит за него замуж. Обзаведутся двумя-тремя детьми и соединят враждующие кланы. Будет у этих двоих всё, чего никогда уже не обрести самому Мадаре. Учиха встряхнул головой, полагая, что слишком далеко заходит. И от таких размышлений хочется повеситься. Молодой человек вдохнул сыроватый вкусный осенний воздух, услышал позади себя лёгкий шорох. У дверей стояла Наоки, и в её руках Учиха увидел один из обрывков проклятого свитка. — Этот день уже завтра… — Тихим голосом произнесла девушка, не сводя глаз с даты. Мадара почуял болезненный укол смешанных чувств. Нахмурился, чтобы скрыть собственное смятение, и протянул к Хагоромо руку. — Иди сюда. Он поочерёдно обвёл её скулы и, не говоря ни слова, обнял, попутно вызволяя из её пальчиков бумажный обрывок. От неё пахло лекарствами. И по запаху Учиха понял, что Хагоромо снова навещала своего отца. Мадара осведомился о его самочувствии. — Ему лучше, — Наоки коснулась горячими губами шее Учиха, любуясь смуглой кожей, вобравший в себя солнце этого лета, — знаешь, он ведь имя придумал. Шоуген… Мадара помолчал чуть-чуть, а потом практически беззвучно и как-то опасливо посмеялся. — Нет-нет. Это ужасное имя! Как угодно, только не так. — Почему? — Так звали моего деда. И человеком он был так себе. — А мне нравится. Но в любом случае я и без вас двоих знаю как назвать его, если родится мальчик. Мадара с любопытством смежил веки, чувствуя лёгкое напряжение в уголках губ. — Полагаю, мне ты сказать совсем не хочешь? — Ты сам знаешь… Тень улыбки растаяла на губах Учихи. И молодой человек скользнул взглядом по лицу Наоки, как-бы только спрашивая у неё, не шутит ли она. Ведь это имя теперь будет считаться испорченным. И вся Фуккутши ещё минимум лет пять будет брезговать называть детей «Мадара». Но Хагоромо была настроена решительно. — Я хочу дать ему это имя, чтобы Фуккутши помнила, кто его отец. Он вырастит хорошим человеком. Учиха представил как его сын взрослеет без него. И ему приходиться учиться исключительно на своих ошибках. Рядом нет отца, который бы давал элементарные подсказки: что делать, если другие дети задирают перед тобой нос, как правильно ухаживать за девчонками, кому доверять, а кого лучше остерегаться. Мадара ужаснулся, ведь его единственный сын вырастит, скорее всего, как обыкновенный человек, поскольку Мадара и Наоки не заключили союз, и ребёнок родится незаконным. Конечно же Изуна не оставит его на произвол судьбы и возьмёт под опеку, но и у него со временем появится своя собственная семья. Времени будет не хватать, и без крепкого мужского плеча ребёнок будет чувствовать себя одиноким. Ему будет тяжело в этой жизни, но так или иначе он должен жить. Жить полноценной жизнью. Поскольку эта жертва, которую Мадара отдаст уже завтра, ради него и Наоки. Учиха коснулся подбородка Хагоромо и медленно провёл под нижней губой. — Тебе нужно быть сильной, чтобы сохранить его. — Я знаю… Я буду самой сильной.       Вечером после захода солнца, когда земля уже остыла и набежали рваные туманы, Таджима помолился в доме перед ками-дана[1] и, посидев неподвижно ещё около десяти минут у святилища, поднёс к лицу безупречно очищенный клинок, в лезвие можно было без труда смотреться как в зеркало. И увидев собственное отражение Таджима понял, что за последние две недели постарел ещё лет на десять. И на него смотрели глаза больного старика, который даже не пытался уклониться от удара судьбы. Таджима вернул клинок в ножны и, оставив катану лежать тут до завтра, вышел. Он знал, что за всю ночь не сможет сомкнуть глаз. И ожидание рассвета превратятся для него в девять часов настоящего ада, а потом будет только пустота. Но было и ещё кое-что: Учиха осознавал, что сегодня у него ещё есть немного времени, чтобы поговорить с сыном. И этот разговор будет последним.       Мужчина вошёл в покои Мадары со стуком и обнаружил его в центре комнаты. Они встретились понятными лишь им взглядами, и Таджима решительно шагнул вперёд, плотно затворяя за собой двери как бы обрывая всю связь с внешним миром. Мужчина сел напротив, напуская на себя грозный вид, чтобы спрятать за этой тяжелой маской настоящие чувства. Ещё ни разу в жизни ему не было так тяжело. И слова накапливались в горле комками. Он, однако, совладал с этим. — Мой отец всегда говорил мне, что умным человеком руководит чувство выгоды, а безрассудным — сердце. Он считал, что человек должен жить не так, как ему хочется, а так как того предписывают законы Фуккутши. Покровительствовать над слабыми, не иметь сочувствия к врагам, всегда оставаться верным семье и отрекаться от любого, кто опозорит честь клана, даже если этот кто-то твой собственный сын или дочь. Лишь одного он не учёл, что всё это звучит красиво и верно лишь для него. И мало одного только позора, чтобы решиться выкинуть человека из собственной жизни. Мало одной лишь выгоды, чтобы чувствовать себя счастливым. Завтра у Фуккутши будет плохой день, однако не забывай, Мадара, что твои враги будут праздновать. Но ты оставайся гордым. И пусть каждый человек в проклятой Фуккутши знает о твоей жертве. Мадара заглянул в глаза отца, понимая, что тот беспокоится куда больше. Таджиме сейчас, должно быть, гораздо тяжелее. Но где-то в глубине души Мадара благодарил его за взваленную на свои плечи обязанность. — Они, наверняка, что-нибудь задумали, отосан. Фуума и Сенджу… Таджима невесело усмехнулся или скорее даже осклабился. — Союз, конечно же. Сенджу своего не упустят. Эти проклятые друг друга достойны. Ничего если и так. У нас ещё есть поддержка Гэндзи, Накатами. А если понадобится, привлечём на свою сторону и Шимура. Они не сломили нас тогда, не сломят и сейчас. Мадара обратил внимание, что отец осунулся ещё больше и побледнел. Должно быть, ему и самому недолго осталось. Год или два, лекарь признался Мадаре, что у Таджимы чахотка. Учиха стиснул руки в кулаки и выдохнул, не так он представлял себе свою жизнь: он должен был прожить хотя-бы до тридцати лет, обзавестись семьёй и уж никак не оставлять больного отца одного наедине с целым полчищем врагов. Если бы только Таджима рассказал ему раньше, то Мадара нашёл бы для него самого лучшего врача в долине и, может быть, его бы удалось вылечить. Мадара сам не понял, каким образом дал себе роскошь подумать о том, что было бы, если бы он отказался играть по правилам и запретил себе умирать. Тогда успел бы найти врача, пока ещё не слишком поздно, увидел бы своего сына. А потом Учиха одумался, вспомнил, что совет в таком случае доберётся до его близких. И расправится с ними в знак возмездия. Ему уже не избежать своей участи. И бессмысленно сейчас мечтать. Таджима выдержал нелёгкую паузу, будто только что услышал сокровенные мысли собеседника. — Ты хороший сын, Мадара, пусть и слишком упрямый. Но за это я и горжусь тобой. Учиха впервые услышал о себе нечто настолько прямодушное и честное от отца, и это породило странное и теплое чувство. А он ведь всю жизнь думал, что его упрямство до глубины души раздражает Таджиму и нередко пользовался им в безмерном количестве, чтобы вывести старика из равновесия. — Я хочу тебя попросить об одном одолжении, отосан. — Что именно? — Когда прибудет доверенное лицо от совета пусть Химура возьмёт Наоки и выведет её погулять немного. Не нужно ей здесь находиться. Таджима подумал секунду, чувствуя, как холод со всего мира стекается к нему и вся его грудь забивается толстой ледяной коркой. — Конечно…