Искра

      Денис всегда думал, что жизнь к нему во многом была благосклонна. Он пару лет прожил за границей в Испании и более-менее хорошо знал язык, сейчас довольно-таки хорошо учился в местном универе и заканчивал его с красным дипломом. Золото для родителей, а не ребенок. Однако еще в прошлом году Черышеву пришлось столкнуться с такой несправедливостью в своей судьбе как аллергия на укусы ос.       Эти маленькие насекомые, одолевшие базу спортивного лагеря «Искра» год назад, жалящие, наверное, каждого третьего ребенка и не оставляющие вожатых без внимания, заставили Дениса поспешно собрать сумки и отчалить в город пропивать курс противоаллергических таблеток под внимательным присмотром врачей в поликлинике.       В этом же году он был единственным, кто радовался неожиданно наступившим холодам и сильным ветрам. Конечно, быстро распространяющая простуда и продолжительный насморк, который умудрился подцепить и Черышев, не вызывали особого восторга, но означали один неизменно радующий его плюс: никаких ос.       Каково же было удивление Дениса, когда небольшое насекомое с неистовой силой ужалило его в икру во время зарядки в самый важный день смены — родительский. Благо таблетки он пить не прекращал, и реакция была не настолько ужасающая, каковой могла быть в противоположном случае. Головокружение, острую боль на месте укуса и затрудненное дыхание долго ждать, конечно же, не пришлось.       Марио, так вовремя оказавшийся рядом с Черышевым, первым вызвался помочь другу справиться с его нелегкой проблемой, а именно — бесстрашно выдернул жало, отвел Дениса обратно в корпус и отправил самого быстрого мальчика из отряда сбегать за врачом, что он незамедлительно поторопился исполнить. — У тебя, кажется, температура начинает подниматься, — бразилец с хмурым выражением на лице смотрел на своего напарника, лежавшего на своей кровати, смотрящего бездумно в потолок и старающегося безуспешно хоть как-то восстановить дыхание. — Она у меня еще с утра, — прохрипел Черышев, избегая непонимающего взгляда Фернандеса. — Марио, там у меня мазь есть. На всякий случай. Достань, пожалуйста.       Пока бразилец рылся в сумке, Денис успел подумать о несправедливости всего происходящего. Это он должен заботиться, оберегать всех и вся, утешать во время неудач и протягивая руку помощи в сложных ситуациях. Он привык к этому, и чувство собственной безнадежности для него всегда было неприятным.       Чертовы или блядские, как сказал бы Федя, осы! Без вас все так хорошо было!       Черышев не мерил, но, только проснувшись сегодня с утра, понял, что температура не обошла стороной и его. Глаза предательски слипались, мозг отказывался начинать работу, и вдруг стало невыносимо жарко во всегда прохладной вожатской. Простым насморком он, к сожалению, отделаться не смог. — Тебе помочь? — Марио с небольшим тюбиком противоаллергической мази в правой руке внимательно наблюдал за страданиями Дениса, проклиная запаздывающего врача не только на русском, но и на испанском языке. — Я могу помазать, если хочешь. — Пожалуйста.       Сердце пропустило не один удар, а и так сбитое дыхание и вовсе перехватило, когда чужие подушечки пальцев прикоснулись к его коже, начиная медленно растирать приносящую небольшое облегчение мазь у места «укуса».       Черышев не любил чужую заботу, предпочитая всегда делать все самостоятельно, но, черт возьми, как же ему нравилась такая неловкая забота от Марио, когда брови бразильца нахмурены и лицо его выражает глубокое сосредоточение, будто бы он выполняет сверхважную правительственную задачу.       Если бы не внезапный стук и открывшаяся дверь с Максимом, лидером их отряда, и доктором на пороге, он бы определенно мог и дальше рассматривать Фернандеса, следить за движением его аккуратных пальцев, пока блаженная слюна бы не потекла. — После стука вообще-то ждут ответ, прежде чем зайти! — бросил Денис раздраженно, снова чувствуя, что воздуха в легких недостаточно. — Черышев, ты опять со своей аллергией? Вот знала я, что сегодня что-то да должно с кем-нибудь случиться, — женщина средних лет отчетливо помнила юношу с прошлого года. — В этот раз хоть большую часть смены продержался. — Денис, ты уедешь? — обеспокоенно спросил Марио, метая потерянный взгляд с врача на Дениса, не зная, куда себя деть. — Да? — Никуда я не уеду! — запротестовал Черышев, ощущая, как горло сжимается от неприятных спазмов. — Даже не надейтесь. Мне прошлого года хватило и… — Черышев, успокойся сейчас же! — доктор прервала его, не дав договорить. — Успокойся. Потерпишь сейчас, отлежишься, пока отек не пройдет. Да, спокойнее, товарищ вожатый! Не спорьте! Марио, солнышко, принеси ему побольше воды с завтрака и проследи, чтобы он до обеда никуда не рвался.       Бразилец утвердительно кивнул в то время, как женщина заставила Дениса выпить какие-то таблетки, предварительно отругав за не сбитую вовремя температуру — «не могу больше с вами: говоришь, а все без толку!», и принялась накладывать сверху повязку вместе со льдом.       Дыхание Черышева становилось ровнее, мышцы постепенно расслаблялись: лекарства приносили долгожданное сладостное облегчение. Марио же понял одну важную вещь: заботясь о Денисе, он сам получает какое-то непонятное удовольствие. Он бы с радостью сам навязал ему бинт на ногу и подал таблетки, если бы напарник даже не просил об этом.       Родительский день — один из самых важных и нервозных дней в смене.       Не только потому, что именно в этот день приезжали родители участников и старались выбить из своих детей как можно больше информации о жизни в лагере, о еде в столовой, о сложившемся коллективе в отряде, но и потому, что после него любая активность в лагере сходила на минимальный допустимый Ерохиным и Саламычем уровень. Лагерный чемпионат заканчивался сегодняшней игрой, и отрядам оставалось только и готовиться к грандиозному прощальному мероприятию.       Конечно, каждый день ребят ожидали новые развлечения и занимательные события, придуманные вожатыми, но мысли обычно уже летали где-то в последнем дне, откуда вернуть их было довольно-таки сложно.       Игорь всегда подходил к родительскому дню со всей серьезностью (как и ко всему, в общем) и чаще всего производил самое хорошее и приятное впечатление на родителей, представляя полный отчет об их чаде со всеми вытекающими подробностями. Дети же неугомонно делились последними новостями, передать которые по телефону попросту не успели. — Артем! — резко крикнул Акинфеев, завидев своего товарища в холе возле маленькой девочки, щедро угощавшей его жевательными мармеладными мишками в компании родителей. — Что, Игорек? — вожатый пропустил мимо ушей своеобразное обращение Дзюбы, продолжающего весело уплетать мармелад и вести непринужденную беседу. — Что-то случилось? — Нет. Подойди, пожалуйста.       Тема, отправляя девчонку в ее комнату, быстро подошел к Игорю с широкой детской улыбкой на лице. Акинфеева, честно сказать, поражала такая легкость и непосредственность, с которой Артем подходил к такому важному событию. Вместе они прошли в вожатскую, дверь которой Акинфеев поспешил прикрыть: еще заметят беспорядок на кровати Дзюбы с кучей фантиков и разбросанной одеждой.       Родители подъезжали в разное время: так как у них был самый младший отряд, то они начали подъезжать сразу после завтрака, желая провести со своим дитем побольше времени, привозя ему при этом полугодовой запас продуктов и некоторые забытые игрушки. — Зачем ты ел мармелад у девочки? — брови Игоря сошлись осуждающе на переносице. — Перед ее же родителями. — Игорек, расслабься, — Тема неуверенно пожал плечами. — Зачем звал? — Во-первых, почему ты не убрал свой срач здесь? Я тебя просил же, — Акинфеев продолжил, глубоко вздохнув. — Во-вторых, нужно узнать, что с Денисом, потому что я очень сомневаюсь, что он сегодня выйдет. И об этом я тоже тебя, кстати, просил еще за завтраком. Дзюба, что за безответственность и беспечность?! Ты здесь вожатый, а не ребенок. — А к чему серьезность? Они же дети.       Игорь вновь вздохнул. Господи, ну, что за двухметровый беспорядок достался ему в напарники? Быть на отряде с Темой как на американских горках: в один момент все хорошо, а в следующий — вы уже летите в бездонную пропасть.       И Акинфеев-Мистер-Организованность-и-Дисциплинированность страшно ненавидел такие перепады.       Неожиданно для себя он сделал шаг на Артема, а тот в ответ — назад, оказываясь зажатым между дверью и, конечно же, разгневанным Игорем. — Дети? — почти в губы напарника прошептал Акинфеев, от чего Дзюба непроизвольно вздрогнул. В голове только одно слово — довел. — А ты, вероятно, тоже тогда ребенок? А разве дети пялятся на своих вожатых, Тема? Игорь отстранился и добавил: — Я пойду, поговорю с родителями.       Артем в ступоре отошел от двери, давая возможность напарнику покинуть душное помещение. Он не видел, но был больше, чем уверен, — щеки у него сейчас запылали.       Какого черта стало так жарко? — Саш, мы долго в догонялки играть будем?       Головин мгновенно дернулся, но почувствовал сильную хватку на своем локте. Ему отчаянно хотелось съязвить, что они здесь играют не в догонялки, а в футбол вообще-то, и Ерохину как завсегдатаю «Искры» нужно уже об этом знать, но Сашка лишь взгляд потупил в пол и прикусил язык.       Они переодевались на предстоящий матч в какой-то небольшой раздевалке в тренировочном комплексе, так как Саламыч дал добро на проведение финала только в закрытом помещении. То есть игра в настоящий футбол стала игрой в мини-футбол, однако детей сложившаяся ситуация не напрягала вовсе. Здесь хотя бы было тепло, но тесно.       Как же так сложились чертовы звезды, что именно у Головина порвались шнурки на кроссовках и, пока он проходил до корпуса и обратно, остальные уже ушли на предварительную разминку. — Саш, ты меня избегаешь? — во второй раз попытался начать разговор Ерохин.       Сашка нервно сглотнул. С одной стороны, это чистая правда — он и вправду стал сторониться Саню, всегда находясь рядом с Федей, с детьми или даже с вечно болтающими братьями Миранчуками, и уже успешно делал это больше суток. С другой стороны, никто не виноват в том, что ему нужно более исполнительно относиться к своим прямым обязанностям вожатого.       Он снова промолчал, но нерешительно поднял взгляд на волевой профиль Ерохина. Как Саня умудрялся даже в коротких шортах и широкой футболке выглядеть слишком серьезно и деловито, оставалось для всех секретом. — Саш, может скажешь, что происходит? — куратор отпустил его локоть, опасаясь того, что Головин сейчас рванет отсюда, как тогда из тренажерного. — И говори уже. — Это неправильно, — пробубнил себе под нос Сашка, вновь опуская голову. — Так не должно быть. Это неправильно. — Тебе не понравилось? — Понравилось, но… — Без но, цыпленок.       Сашка хотел возмутиться, однако успел только фыркнуть, когда Ерохин тут же притянул его к себе, заключая в свои медвежьи объятия и накрывая тонкие губы парнишки своими. Головин не вырывался, позволяя Сане творить с ним волшебные вещи, от которых возникало дикое желание закрыться здесь навсегда и забыть про все важные дела, ожидающие их снаружи.       Куратор отстранился, но из объятий Головина не выпустил: опять сбежит и глазом не моргнет. Саша устало положил голову на грудь Ерохина, невольно наслаждаясь такой близостью и теплотой чужого тела. — Нет, я тебе говорю, что он ошибается! Я на правом фланге играю, а Игорь одно говорит, иди на левый. А я не люблю налево ходить, ты же знаешь! Налево у нас любишь ходить ты.       Дверь раскрылась с характерным хлопком, и Леша вальяжно зашел внутрь, разговаривая с братом, идущим прямо за ним.       Сашка как ошпаренный отскочил от Ерохина, но было поздно. Внимательный взгляд старшего Миранчука прошелся по небольшому помещению, по вожатому и куратору, а на губах появилась хитрая усмешка. — Упс, братик, — Антон, останавливаясь за братом, кажется, все понял. — Мы, наверное, тут лишние. — Убираемся, — громко прошептал Леша, разворачиваясь и утаскивая за собой близнеца обратно в коридор.       Головин неловко замялся на месте и уже хотел двинуться за братьями, но Ерохин перехватил его за руку, вновь прижимая к себе. — Как думаешь, они будут молчать? — прошептал Сашка. — Конечно. Уже завтра весь лагерь будет в курсе их молчания.