По лезвию бритвы.

Чем выше взлетаешь — тем больнее падать.       Из привычных недешевых апартаментов вполне возможно выпасть на улицу. Еще вчера ты задавал тенденции моды, говорил на большую и весьма влиятельную публику — а сегодня ты никто и звать тебя никак. Таков наш мир. По-свойственному жесток и непредсказуем.       Я не хотела падать. Честное слово, не хотела. Никто не хочет лететь головою вниз и целовать матушку-землю. Это естественно: мы боимся не высоты, а упасть с нее. Самое страшное в этом — забыть о страхе. Ведь как только ты о нем забудешь, он подкрадется к тебе со спины и выберет самое слабое твое место, чтобы вонзить нож. И, самое главное при игре на лимите, на грани: не забывать о присутствии невидимого врага. Он как терпеливый и хитрый охотник: лишь дайте ему повод, ошибитесь хоть раз, и он ударит. Он чувствует ваши слабости, он — искусный творец смерти и его цель — убрать вас как можно скорее, а вы — его жертва, ошибка, которая имеет шансы закончиться очень плачевно.       Если бы дверь была живая, она бы обязательно знала, что Люси забудет ее закрыть и вернется проверить, а заодно и уберет любимый халат в шкаф напротив кровати. Слишком часто такое случалось, слишком часто хозяйка квартиры была неосторожна и неосмотрительна.       Если бы эти стены дышали, они бы обязательно задохнулись от духов Сердоболии, которые она неизменно брызгала на себя ежедневно весь год, что провела в этом месте. Они были сладкие, даже приторные, донельзя надоедливые, но не лишенные изюминки, которая заставляла хозяйку их использовать.       Возвращаясь проверить закрыта ли квартира на ключ, она каждый раз шагала быстрее чем обычно, хотя времени было предостаточно и она в любом бы случае не опоздала. Каждый раз она хотела бросить сумку в угол и прыгнуть в кровать, где куда теплее чем на улице, но плелась в универ. Не сказать, что она ненавидела свою учебу. Она с самого детства желала стать журналисткой, купаться в лучах славы и общаться со знаменитостями, досконально зная скелеты в шкафу и секреты успеха каждого. Она с самого юношества считала, что главная сила — в знании. И даже не в уме, как вы могли подумать: она считала, что один секрет, одно предложение, а то и пару слов могут обрекать на крах целые империи. Поверьте, чужие тайны куда более эффективны в действии, чем угрозы расправы. Вы можете даже не угрожать, достаточно дать знать человеку о том, что известно о нем вам. И большинство подчинится и сделает все, лишь бы вы и дальше делали вид, что ничего не знаете.       Проверив, закрыта ли дверь, она вновь прошла как по подиуму вдоль коридора к лифту. Скажу вам, что у Люси была безупречная походка, идеальный макияж и одежда, подобранная будто рукою стилиста. Она видела в себе влиятельную девушку, она любила себя и любила того человека, каким является. Тщеславие — вот что руководило ее гордостью и высокомерием. Но, скажите мне, как много людей, которые значительно превосходят половину населения мира по финансам, чьи родители находятся в списке форбс, не имеют в себе хоть немного завышенного чувства собственной важности? Поверьте, если подобные люди вам не показывают этого, то это вовсе не значит, что они те, за кого себя выдают.       Люси осмотрела себя в зеркало: перед ней стояла девушка в черном пиджаке с неглубоким декольте, темно-синими брюками со стрелкой и лакированными каблуками цвета как у ее пиджака. Сумка от Prada подчеркивала ее состоятельность, а ключи от машины " BMW «, которые она теребила между пальцами, выказывали еще большее богатство. Выйдя из лифта, она поздоровалась с консьержкой, которую недолюбливала за ее вечно сморщенный нос в ее сторону. Уж больно блондинка ей не понравилась: вечно на каблуках, смотрит на всех, как на мешок с мусором и еще щелкает своими ключами.       Пол из мрамора, колонны у входа из гранита. Узнаете один из самых дорогих универов мира? Хвост Феи — слет пафосных ребят. Всюду припаркованы дорогущие иномарки, начищенные до блеска, а все девушки ходят в брендовой одежде от лучших кутюрье. Золотая кладезь для воров и угонщиков, если бы не строгая охрана у парковки.       Смотря на такое нетрудно и забыть, зачем пришел сюда. — Люсьена Сердоболия, — кратко кинула девушка подъезжавшая к шлагбауму, попутно показывая документы. Охранник молча кивнул и пропустил ее.

***

POV Люси       Четыре пары, господа. Четыре мать его пары, которые я обязана терпеливо отсидеть. С каждым шагом, поднимаясь по лестнице, я хотела разбить к чертям этот камень и плевать хотелось, что он стоит туеву кучу денег. К тому же, у меня все время в голове крутилось ощущение, что я что-то забыла, но никак не могла вспомнить, что именно в этот раз стало жертвой моей рассеяности.       Сперва мне было наказано занести некоторые бумаги Лео — моему преподавателю журналистики. Вернее не моему, а моей группы. Он вполне мог бы быть психологом, но, если верить его словам, душа к этому не лежит. Видно сразу: любитель покопаться в чужом грязном белье. Если грубо выражаться о нашей работе — то это будет самая точная из формулировок.       Топая по лестнице я успела увидеть Джерара и Эрзу — старост двух разных коллективов. Они о чем-то яростно спорили, но мне было не до их разговоров: сегодня меня не тянуло на догадки и создание новых статей, сплетен и прочего. — Позвольте войти? — я аккуратно протиснулась в тонкие створки двери, не поднимая глаз с пола. — Проходи. — коротко ответил Лео, вальяжно усевшись в свое кресло около стола. — Это бумаги, которые вы просили принести. И интервью с Каной Альбероной, — я положила ему на стол, прямо перед ним кипу бумажек. О содержании всего, кроме подготовленного мною интервью я понятия не имела. Я вполне могла заглянуть и посмотреть, что внутри, но, во-первых, там все было завернуто так, что факт вскрытия сразу будет ясен, а во-вторых я уже множество раз открывала подобное: обычно там бесполезные базы данных обучающихся или еще каких-то неизвестных людей. Вероятность найти что-то и вправду дельное здесь была никакая. — Позвольте спросить, — начала я. Мужчина поднял на меня свои хищные глаза. — Что внутри этого большущего конверта?       Мой профессор как-то покосился, даже вздрогнул, но виду не подал и спокойно, даже более малодушно чем обычно ответил: — Ничего интересного. Обычные бумажки, сделанные скорее для приличия, чем для пользы. — Он сделал паузу, взглянув в окно позади себя: оно было огромным, и взгляду представлялись все красоты Магнолии. Огромный мегаполис — сердце и его артерии, названные дорогами, где спешно бежат люди и гудят машины. Все это было словно на ладони, несмотря на то, что это еще далеко не самый последний этаж. Поверьте мне, это зрелище и вправду завораживающее: если бы не моя привычка к такому, я бы испытывала эйфорию каждый раз, заходя сюда. Я множество раз прокляла свойство нашего мозга: привыкать.       Теплые лучики раннего солнца заставляли меня смотреть на все с прищуром: оно хоть и раннее, но все такое же слепящее как и в разгар дня. Я стояла к рассвету передом, а Лео обернулся спиной. Он бросал свою длинную тень на дубовый паркет, а его рыжие, чуть потрепанные волосы оттенял яркий свет. — Привычки портят многое, — я томно вздохнула. — Согласен. Красота и вид уже не так впечатляет, правда? — Он приподнялся с кресла и медленным шагом обошел стол, приближаясь ко мне. — Часто ли приходите так рано? Наслышан, что Вы любите пропустить пару-тройку пар и предпочитаете учебе длительный сон. — Именно так. — Не хотите выпить кофе? Любите же кофе? — Он взял две чашки с тумбочки справа, где стоял сервиз. Я часто заставала его за чаепитием или приемом кофе с педагогами именно из этого сервиза. Либо у него другого нет, либо он его любит. — Не то что бы. Но выпить могу. Из приличия. — возможно, последнее было лишним и даже задело его. — Тогда чаю?       В ответ последовал мой кивок. На самом деле, я предпочла бы виски или что-то спиртное. Все, кроме дешевого пойла. Ром, водку, что там еще?.. Только не самогон. Я его пробовала, на вкус как… Жареный паук или тушеный кузнечик. Уверена, что вам стало мерзко от этих сравнений. Могу поздравить, что вы теперь почувствовали мои ощущения при распитии подобного. Вообще, пить чай — это слишком интимно. Во второй раз давать намеки на отказ мне не хотелось, потому и согласилась. Чай у меня всегда ассоциировался с чем-то домашним, родным, с чем-то спокойным и семейным. Особенно сильно затрагивало меня воспоминание о давно погибшей матери: Лейла — именно так ее звали, очень любила чай, особенно черный. Она каждый раз готовила его как-то по-особенному и каждый новый раз был непохож на предыдущий. Чай всегда отдавал какими-то травами, источал приятный аромат и успокаивал. Вечером она заваривала ромашковый, и тот у нее получался необыкновенным. Утром она предпочитала покрепче, иногда она делала кофе или какао. — Присаживайтесь. — он жестом пригласил меня на диван. — К чему такие любезности? Вы сегодня в духе? — аккуратно уточняла я, отпивая глоток за глотком. — Нет, просто день хороший. — он снова кинул взгляд в окно, после чего его взор медленно скользил по полкам, набитым книгами, а после чего уцепился за меня. Он посмотрел мне в глаза, после чего резко отвел свой взгляд, и, помешкавшись, спросил: — Обычно Вы в очках. Где они сегодня? — вежливо поинтересовался тот, после чего я поняла, что именно забыла. — Рассеянность творит с людьми многое. — я слегка дернула плечами. — Это многое закончилось на очках. Вы прекрасно выглядите. — все это было сказано таким убаюкивающим тоном. Он точно знал, что женщинам нравятся такие нотки в столь басистом и тихом голосе. Будь я немного глупее, я бы уже давно была у него в постели. Такие люди не редкость в нашем обществе, они не странные и не другие, они просто немного разобрались в психологии. Лео относился к этому типажу. Мне нравится его самоконтроль, его умение точно выбрать момент и попасть словом в самое сердце, его внимательность и обходительность. Я знаю по рассказам его бывших любовниц, что в постели он хорош, обходителен, умеет доставить удовольствие и себе и партнерше. Но в то время, как девушки его лелеют, обожают, а за его спиной слышится тьма женских охов, ахов и восхищенных вздохов, парни его терпеть не могут, на дух не переносят просто. Возможно, потому что он напоминает им гея? Гей потому что ухоженный, тщательно следит за внешностью, грубо говоря — прилизанный. — А Вы умеете подыскать момент для чуткого комплимента. Я всегда знала о Вашей любви к психологии. — Любая журналистика пересекается с этой наукой. — верно подметил тот. — И то верно. — я выдавила из себя улыбку, чтобы совсем уже не оскорбить его.       Я слишком сильно пропиталась симпатией к нему. Вернее было бы сказать, что не к нему, а к его потраченному времени на меня, его упорству и любви к своей профессии. Насколько мне удавалось знать, он положил свою жизнь на журналистику: учил психологию ещё будучи школьником, знал, как сделать так, чтобы человек сам тебе рассказал даже то, что он упорно не желал раскрывать и сам того не заметил. Он говорил, как певчий соловей, а его слова настолько вплетались одно в другое, что это создавало ощущение, что его речь — река, по которой можно уплыть очень далеко. Его голос был приятен, не раздражал, успокаивал и заставлял тебя доверять ему. Мало того: он умел создать нужную атмосферу, слегка надавить на что-то и не переборщить. Я знаю, что он провел огромное количество работы над собой, превратившись из быдловатого вида подростка, что шутил глупые шутки и громко, нелепо гоготал в адекватного человека. Его речь была лишена брани, очень приятна на слух и несла в себе легкость разговора и спокойствие. Такими люди не рождаются. Это — результат его многолетних усилий, стараний и умения не опускать руки на пол пути. — Как Вам чай? — Честно? — я еще раз улыбнулась, уже более широко и искренне. — я бы предпочла что-то из алкогольной продукции. Но мне пора. — я весьма шумно, прервав какую-то необычную идиллию, поставила чашку на стол и привстала. Я пришла за час до начала пары, чтобы успеть отнести все документы. Но внутри себя я знала, что не только чтобы отнести документы на законное место, но и потому, что Лео умеет заболтать и в целом я подозревала, что вновь задержусь здесь. — Люси, — он громко, даже непривычно слышать крик его голосом, окликнул меня ровно перед тем, как я ступила за порог. — удачи тебе. — уже более тихо сказал он мне.       Я улыбнулась ему уголком рта, и, кивнув головой в знак благодарности, удалилась.

***

      День был жаркий, потому я едва ли не задохнулась в хоть и просторных, но душных аудиториях. Мало того: даже спать там было нерационально из-за жары. Казалось, еще немного и я превращусь в жаренного утенка или шашлык и покроюсь поджаристой хрустящей корочкой. Последняя пара была по физкультуре, а как мы знаем, физкультура — не пара и не урок, потому это лучшее время чтобы ретироваться отсюда. По пути на выход, после звонка, я замедлила шаг и больше всего мой взгляд был устремлен на вид из окон: какой бы этаж это не был и куда бы окна не шли — все было красиво, ухожено и выглядело благоухающе. Особенно мне нравился небольшой фонтан и сад вокруг него, куда выходили окна на первом этаже. Летом здесь пахло сиренью, к осени зрела клюква и зимой все украшалось обилием гирлянд и праздничной атрибутикой. На этот случай где-то подальше стояла пушистая елка.       Когда я добралась до машины, то, уже заведя мотор и оказавшись посреди трассы, заметила бумажный, аккуратный конверт, прочно прикрепленный мне на дверь изнутри. Сомневаюсь, что читать конверты и водить машину одновременно — хорошая идея, поэтому отложу это дело на потом. Да и больше всего меня заботил не бесполезный спам в конвертах, а побыстрее добраться домой, в квартиру и смыть с себя весь пот.

***

      Наконец я оказалась у двери и смогла туда ввалиться. Я прикрыла глаза, чтобы спокойно вздохнуть и снять с себя каблуки, пиджак и кинуть сумку куда подальше. Каблуки полетели в угол, как мне казалось, а сумка была брошена на пол. Снимая пиджак, я все-таки приоткрыла глаза и ахнула…