FlashBack
— Кана Альберона, правда ли то, что Гилдартс — Ваш отец? — спросила Люси устроившись поудобнее в кожаном черном кресле, что стояло напротив прозрачного и низкого стола. — Да. — Не могли бы Вы нам поведать о том, где он сейчас? — после этого вопроса спрашиваемая немного смутилась, и, нахмурив тонкие вздернутые брови, наконец ответила: — Даже мне неизвестна подобная информация. — после этих слов, что были сказаны голосом, отдающим сталью и грубостью, брюнетка дотронулась до носа. Ее собеседница с хитрым прищуром что-то записала в небольшой блокнот и по-хозяйски облокотилась на спинку. — Что ж, чем Вы занимались до того момента, как начали связывать свою жизнь с криминалом? Что вас привело на подобный путь? Хобби совпадает с вашей работой, вам нравится ваша работа? — осыпала градом вопросов интервьюер. — Да, мне нравится моя работа. Первое время я работала фармацевтом, ибо всю жизнь хотела связать свою жизнь с помощью людям. Я окончила один из самых престижных вузов медицины, а достаточно неплохие познания в химии позволили мне работать с лекарствами и создавать новые. Вернее, — она слегка вздрогнула и пошатнулась, но ручка бархатного кресла сдержала ее натиск, — помогать в их создании. Мне очень нравились различные лекарства и их действие, особенно если оно приходит достаточно скоро и подает внятные признаки. Честно сказать, — она глубоко вздохнула. Ее темп речи был быстр, а сама она желала рассказать все о своем хобби во всех деталях как можно скорее. Ее глаза горели синим пламенем, как и у любого творца. — я не никогда не думала, что стану такое делать. Наркотики я всегда причисляла к чему-то. — она задумалась, опустила голову, словно рисуя в голове что-то, — запретному. Я считала наркоманов падшими людьми и даже сейчас мое мнение изменилось лишь отчасти. Я относилась к ним с отвращением и у меня не возникало желания им помочь, как остальным. — Позвольте перебить, — Люси аккуратно вмешалась в ее прерывистую и даже чем-то пылкую речь, — вы не очень хорошо относитесь к людям, что ступили на подобный путь, но сами способствуете им в этом, Вы не находите это. — Я не продаю наркотики, что обладают эффектом подобной «черной дыры», которая стремительно поглощает нормальную жизнь, превращая ее в тьму, где свет — лишь новая доза. Наркоманы — это те люди, которые переоценили себя. Они думали, что смогут остановиться, но в итоге это их привело сами видите к чему. Я против такого. Делая нечто незаконное, я все еще остаюсь человеком с душой. Поверьте, — она с неким укором в глазах взглянула на Сердоболию, — даже у убийц есть угрызения совести. Есть те, кто их глушит, а есть те, кто нет. Разница лишь в этом. — Риски очень велики, Вам, это, наверняка как никому иному знакомо. Зачем вы впутываете себя в подобное? — Риски всегда можно свести к минимуму. Знаете, сколько шедевров создано, например, под той же марихуанной? А ведь не сказать, что это тяжелый наркотик. Он не вызывает как такового привыкания, но зато сколько людей смогли рассказать миру о том, о чем никто раньше не задумывался. Сколько красивого сумели найти в обыденных. Это можно сделать и без травы, но идеи рано или поздно иссякнут. Вдохновение даже в великих людях не способно жить вечно, а подобные вещества временно вдыхают в него жизнь. В некоторых странах марихуана разрешена. — «вишенкой» на торте завершила Кана. — То есть, вы хотите подобным образом дать возможность любому человеку проявить себя, придумать что-то новое? — и расслабиться. Я работаю над тем, чтобы уничтожить эффект зависимости. Хочу, чтобы люди использовали подобное без боязни сесть на иглу и уничтожить всякие краски обычной жизни, когда нет наркотиков. — Как ты относишься к другим видам зависимости? — на миг подняла голову интервьюер и вновь уткнулась в блокнот, делая спешные пометки. — На самом деле, зависимость от алкоголя похуже наркотиков. Он легален. Он дешев. Он добывается легко, его индустрия куда более развита и популярна, люди не боятся и не будут бояться сесть за торговлю алкоголем. За исключением некоторых случаев, конечно же. Что касается курения — зависимость от сигарет не портит облик человека, от них нельзя кататься по земле и орать что-то невнятное. Более молчаливая собеседница спешно писала, иногда встряхивала рукой, чтобы та не сильно уставала. Ее радовало, ведь Альберона оказалась на неожиданность разговорчива, что было необычно для людей в подобной сфере, но еще более ее осчастливило то, что пора прощаться. Люсьену клонило в сон, а от душной и немного напряженной для нее обстановки в комнате хотело выбежать на улицу и вздохнуть свежего летнего воздуха поглубже. Мало того: на нее давил сам факт того, что сейчас она сидит напротив человека, который хоть и не по-крупному, но переступает закон. За время разговора Кана дала понять, что она имеет совесть и делает все в благих намерениях, но первое впечатление дало о себе знать и Люси никак не могла подавить в себе этот легкий, но такой будоражащий страх. — Благодарю вас за развернутые ответы. — она улыбнулась, на необычность широко и вовсе не так, как тренировалась перед зеркалом. Не сказать, что улыбка была кривая или какая-то еще, просто необычная для нее. Девушки некрепко пожали друг другу руки и обе размеренным шагом вышли из комнаты в коридор. Тот был длинным, как помнила Люси, потому говорить " до свидания " не спешила: так она будет все то не очень долгое время чувствовать неловкость, поэтому лучше молча пройтись и лишь потом разойтись. Искусственный паркет ярко контрастировал с дорогими обоями, рисунки на которых были словно из золота. Картины, живопись и портреты в узорчатых оправах были увешаны всюду, но при этом не надоедали: всего лишь ненавязчиво украшали. Помимо эстетичности вида, за исключением ненастоящего паркета, из офисов тянулся приятный запах: сперва кофе, а чуть подальше ваниль. После подобных запахов и желудку не грех о себе напомнить. Люси слегка обгоняла Кану, а сама смотрела вперед, при этом заостряя внимание на картинах. На плечах у девушки висела сумка из кожи черного цвета с златой цепочкой. Брюнетка это заметила, и, плавно ускорив темп, догнала Сердоболию. Ее рука ловко и незаметно открыла сумку, съехавшую назад, и закинула туда мешочек с чем-то. Таков был ее уговор с Саблезубом. Иного выхода у нее не было. Петляя между кабинетами, в коридоре, они наконец пришли к ресепшену, за стойкой которого стояла приятная и симпатичная девушка: в этот раз не та, которую она встретила при входе. — До свидания. — кинула Люси на прощание, после чего удалилась в ночные огни столицы.End FlashBack
POV Люси
Я вошла в квартиру и ахнула: на полу, около шкафа, стекла в котором были разбиты молотком или чем по-крепче, лежали документы: разные контракты со звездами, несколько документов, удостоверяющих мою личность, среди которых я недосчиталась одного и много, много бумаг не имеющих важности. На тумбе около моей кровати был разгром: белые аккуратные ящички были разбросаны вокруг, вещи из них, в особенности ценные, пропали, а стеклянный светильник валялся на полу. От красивой и аккуратной отделки в комнате осталась лишь ее блеклая тень: темно-синие обои матового оттенка были содраны, одна из самых дорогих мне картин — портрет моей матери лежал на полу, а ажурная люстра висела наискосок, едва держась на креплении. Мой взгляд уцепился за портрет Лейлы: единственная память о ней, рамка которой была сломана. Однако рисунок уцелел: на темном фоне все еще красовалась женщина лет двадцати пяти, чьи шелковые, золотистые и длинные волосы падали на грудь. Тонкие губы матери тепло улыбались, светло-голубые и большие глаза по-прежнему согревали душу, а тонкая и изящная шея гармонично сочеталась с жемчужными украшениями на ней. Я улыбкой смотрела на эту картину: каждый раз, выходя на балкон, уходя с него, вставая по утрам и крепко засыпая ночью, над кроватью висел портрет самого родного мне человека и в том был запечетлен родной взгляд и родительская улыбка. Поначалу меня больше пугало, что комнату придется восстанавливать, но только я вспомнила об одной важной детали, как мое сердце колко ёкнуло: доверенность. Чертова, мать его, доверенность! Сейчас я перебрала весь возможный мат, проклиная себя за свою глупость и неопрометчивость: ну кто будет не использовать сейф, который поставлен для таких вот документов! …В десятый раз перерыв оставшиеся документы, я так и не нашла нужного. Мой взгляд медленно полз сперва от криво повешенного портрета матери, затем пополз на ободранные обои и тумбочку около разрытой кровати. Даже в постели у меня искали что-то. Я медленно осела на пол, рядом с балконом. Пока я устраивалась по-удобнее, мой взгляд зацепился за бумажку, лежащую на подоконнике. Я поднялась, а после, протянув руку, прочла аккуратный почерк: "конверт". Я повернулась: бумажный конвертик преспокойно лежал на столешнице рядом с вскрытым сейфом, на котором даже не было пароля. Рука скользнула в конверт и достала оттуда несколько фотографий. Сердце вновь пропустило удар, пока я смотрела на них, и никак не догадывалась, ума просто не приложу, где и когда я сделала эти фотографии. Нет, не так: я их не делала! Несколько фотографий в стиле ню: я даже не знаю этого места, на котором изображена. Из фотографий выпала еще одна записка. Но больше всего меня волновало, что кому взбредило делать такое. И ведь не поскупились на оружие: дверь была взломана с помощью огнестрела, а на фотографиях была видна рука умелого фотошопера. Они узнали мою фамилию, чья я дочь, узнали, что у меня доверенность. Хотя это логично: Джуду, моему отцу, некому больше передавать свое богатство, кроме меня нет ни одного наследника. Читая эту записку, перед глазами прометнулась вся жизнь. Теплая шаль спокойной жизни упала, открывая взору буйное море, которое вот-вот унесет меня с собой в шторм. 27.07.22 в 2:00 в парке у университета. Я тревожно посмотрела на дату в телефоне: 17 августа. Десять дней. Десять гребанных дней, до того, как мне наступит крышка. Я вновь перебираю весь знакомый мне мат в голове. Не знаю, кто этот ублюдок и что ему надо. Выхода у меня в любом случае нет. Он явно собирается их раскидать куда только можно. Он знает, на что давит. Что будет со мной, моей честью, честью всей семьи и положением отца в обществе. Какой позор настанет всей моей семье, если все узнают: дочь Лейлы — портовая шлюха. От этой мысли становилось мерзко, не по себе и одно ее присутствие отравляло мне жизнь так, как ничто раньше. Я знала, что им нужны деньги. Но какая слава будет плестись за мной и семьей, если я — единственная наследница, напишу отказ? Мало того: к злоумышленникам во владение перейдет это квартира, несколько особняков и все транспортные средства. Моя семья и я останемся без всякого крова над головой. Подобной опасности я не могу подвергнуть ни себя, ни отца, ни бабушку. В голове муть, каша, невнятные отрывки мысли будто смешивались в странный яд, который умел душить так, как никто иной. Словно тонкая нить медленно вяжется в петлю и попутно затягивается все сильнее и жестче. От паники медленно теряешь контроль над собой и когда хочется истошно кричать уже слишком поздно. То ли ком в горле застрял, то ли это всего лишь игра твоего сознания, а ты — уже труп, висящий на висилице, лишенный голоса и слов. Моя жизнь обрела грань. Грань между спокойной и безмятежной жизнью и началом ее конца.