Другая история

      Лас Ночас величественно стоял в море пепельного песка и незримо следил за каждым случайным существом, которому не позволили зайти внутрь этих внушительных стен. Прежде никто не видел столь прекрасного и загадочного места, но с приходом в Уэко Мундо Айзена Соуске некоторые порядки пустых немедленно сдвинулись.       Сам же Соуске в последнее время был занят основательной подготовкой к предстоящему сражению, поэтому корпел над своим творением долгие часы. Но в один из первых дней его решили бесцеремонно прервать. В полутемную комнату, освещенную лишь возле самого владыки Лас Ночаса, легкой поступью зашел молодой человек. Взгляд его стрелял непроницаемым холодом, а с лица не сходила безумная улыбка. Но несмотря на заметный буйный нрав, он лишь хаотично потрепал короткостриженые черные волосы и молча встал подле стены, прожигая бездушными глазами спину Соуске. И Айзен даже не сомневался, что это был Миямото Такеши. Только он из всех обитателей Лас Ночаса мог так бесцеремонно и непочтительно вести себя с ним. Он не испытывал страха перед Соуске. Он не склонял голову перед силой Айзена, лишь имел непреодолимое желание завладеть Кёко Суйгецу и даже не пытался скрыть этого. Но пока они вместе делили общую лодку, Такеши не представлял никакой опасности.       — Тебе что-то нужно? — нетерпеливо спросил Соуске, обернувшись.       — Я всего лишь хотел убедиться, что у тебя все в порядке. Все еще идет по твоему плану? — ухмылка серьезно обезображивала его лицо, но сам по себе Миямото был вполне привлекателен.       — Разве тебя не должны уязвлять подобные подозрения? — спокойно поинтересовался Айзен.       Он уже давно привык к этой манере Такеши, поэтому не чувствовал ничего, кроме бесконечного равнодушия. Иногда у Соуске закрадывалась мысль, что таким безразличным к окружающим он стал под влиянием Миямото, но так глубоко копаться в прошлом он уже давно не хотел.       — Я тебе не родитель, чтобы расстраиваться из-за твоих неудач, — сухо рассмеялся Такеши. — За это несешь ответственность только ты сам.       — Тогда, может, не будешь отвлекать меня от работы? — не менее сухо заметил Соуске.       Так уж они привыкли общаться. Хотя после всего должны были обязательно сблизиться, чисто эмоционально. Но Айзен не чувствовал этого уже очень давно. Да и Миямото не тот, кто будет вести себя не отчужденно, даже если внутри он чувствует себя совсем иначе. Но подобные размышления лишь мимолетность, и каждый раз Соуске предпочитал выкидывать это из головы.       — Пожалуй, не буду. Я лишь хотел напомнить тебе незыблемое правило: если ты хоть на минуту отчаешься, я размозжу тебе череп.       — К чему ты мне это говоришь? — устало спросил Соуске, морально готовясь к тому, что Такеши задержится надолго.       — Твое решение отстранить нас от предстоящей битвы наталкивает на определенные размышления, — его улыбка стала более безумной.       — Я всего лишь перестраховываюсь. Появился слишком непредсказуемый элемент.       Миямото глухо рассмеялся.       — О, неужели ты считаешь Куросаки настолько опасным?       — С чего ты взял, что речь о нем? Его предательство не было для меня новостью, — Айзен высокомерно взглянул на собеседника.       — Никогда не поверю, что ты говоришь об этой помеси всего и вся в подобном ключе. Все-таки, если бы он был так опасен, ты не позволил бы Куросаки вмешиваться, — Такеши странно усмехнулся.       Похоже, наблюдать за подобным для него было сродни развлечению.       — Что ж, ты очень наблюдателен. В Атанабаши больше от человека, поэтому я опасаюсь лишь одного — его могут уничтожить до того, как он раскроет весь свой потенциал. Но в любом случае, — Айзен самодовольно улыбнулся, — это будет незначительная потеря.       — Да, это на тебя похоже, — Такеши оперся о стену, немного запрокинув голову. — Но все же почему нашей троице просто не уничтожить Куросаки?       — Это первое, чего он ожидает, — Айзен разочарованно вздохнул. — И без моего доверия он достаточно пронюхал о всем положении моих сил.       — Для такого ему вообще не нужно было твое доверие, — Миямото рассмеялся, после странно цокнул. — Его Суреддо покромсала ни одного твоего человека. Тебе не пришлось бы полагаться на горстку пустых, если бы не это обстоятельство.       — Тут ты прав. Свяжи я способности Суреддо с теми убийствами, возможно остался бы хоть кто-то. Но теперь это бессмысленно. И тем даже лучше, — Айзен оторвался от своего дела и прошел чуть ближе к собеседнику. — Если бы их не убил Куросаки, то они бы погибли в сражении. А разве в войне имеет смысл считать численность убитых?       — Ты очень жесток, — Такеши выпрямился, мимолетно осмотрел стол. — Но все же я сразился бы с Куросаки. Получить способность Суреддо стоит того, чтобы немного помарать руки, — он сглотнул.       Соуске это напомнило чувство голода. Такеши явно испытывал его каждый раз, как находил интересную способность. И у Айзена не было ответа, хотел ли Миямото удовлетворить свою жадность или же просто находил в подобном коллекционировании определенную страсть.       — Ни к чему, — Соуске вновь разочарованно вздохнул. — Куросаки — моя забота. У вас же есть свое задание.       — Понимаю, тебя уязвляет эта маленькая оплошность. Как и Куросаки. Он ждет вашей новой стычки, наверняка жаждет уничтожить тебя после того унижения. И это забавно, — Такеши скорчил странную гримасу. — Что ж, я спокоен. Наблюдать за всем этим — услада для меня. Теперь же мне не терпится узнать, кто из вас двоих выиграет эту партию, — он повернулся и собрался выйти, но остановился. — Но я все же ставлю на Куросаки, — тихо пробубнил Миямото себе под нос.       После вышел.

***

      В Каракуре начинало светать. Люди нежились в своих постелях, не планируя выходить на улицу еще какое-то время, и лишь тусклый свет и утренний зной напоминали ленивым созданиям, что пора бы уже проснуться. В одном из проулков появился проход, выпустивший из темных сводов путешественников в мир духов и сопровождавшего их друга-гибрида. Каждый из них чувствовал себя как-то непривычно, совсем по-новому после столь необычного приключения, но никто так и не нашел подходящих слов, чтобы выразить свое сердечное отношение к этому.       Ичиго же не разделял их настрой — подобные прыжки и весь потусторонний мир уже давно восседали перед ним во всей своей природной красоте и уродстве, и ему нечему было удивляться. Но даже его скептицизм не мог затмить странного щемящего чувства в груди от одной только мысли о последствиях.       Наконец-то Кохуро решил разрядить возникшую обстановку, вышел чуть вперед и, повернувшись к товарищам, выдвинул предложение:       — Почему бы нам не отпраздновать наше возвращение? — у него будто стерлось из головы все то, через что он уже успел пройти.       Мимолетно Ичиго позавидовал Кохуро. Все же Куросаки не мог так просто что-то забыть. Хотя умел легко выкидывать из головы многие смерти.       — Неплохая идея, — поддержал Атанабаши Ишида.       Подруги тоже согласились с этим, Садо же колебался.       — Извините, но я пас, — с проступавшейся грустью в голосе произнес Ичиго. Его мысли и ощущения были и здесь, и не здесь одновременно. — Как-нибудь в другой раз, а сейчас у меня еще остались дела.       — Тогда и я пойду, — кивнул Садо.       — Что ж… — замялся Атанабаши. — Свидимся.       — Подожди, Кохуро, — встрепенулся Ичиго. Он все же вспомнил то, что должен был сделать еще в Сейретее. — Я забыл тебе кое-что отдать, — с этими словами Куросаки вытащил небольшую деревянную пластину в форме перевернутого пятиугольника с черепом в середине и протянул Кохуро.       Тот рассеянно повертел ее в руках, после с немым удивлением уставился на Ичиго.       — Это удостоверение временного шинигами, — пояснил Куросаки. — С ним ты будешь получать извещения о появлении новых пустых и сможешь отделять душу от тела без гиконгана.       Ишида внимательно посмотрел на удостоверение, после недоверчиво спросил:       — Разве это так необходимо? — Куросаки не понравился подобный тон, казалось, что его пытались вновь уличить во лжи.       — Конечно нет. Здесь есть ответственный, которого прислали вместо Рукии. Пустые — его забота. Но если Кохуро решит вмешаться, его могут принять за бунтующего гибрида или шинигами-отступника. Вот и все. Осторожность не помешает, — Ичиго вяло улыбнулся, хотя это было непросто.       Кохуро кивнул и спрятал удостоверение в своих одеждах. По сравнению с Ишидой он был бесконечно наивен и не задавал лишних вопросов. Хотя иногда стоило проявить толику любопытства. Но вместо этого вопрос так и оставался в подвешенном состоянии, и лишь Куросаки знал, что сейчас он солгал. Странное чувство у корня языка жгло горло. Он уже достаточно потоптался по чужому доверию, ухитрялся вновь пробуждать его. Но все также бессовестно предавал с одной единственной мыслью: «Я делаю все для вашего блага».       Хотя, может, Рукия права? Может, пора перестать прятать от всех неудобную правду?       Садо и Ичиго оторвались от остальных и пошли своей дорогой. Куросаки прекрасно знал, что Ясутора жил в другой стороне, но никак это не комментировал. Нужно же иногда найти повод. Даже если это не более, чем совместный обман.       Они то и дело поглядывали друг на друга, но разговор так и не начинали. Будто и так все было в порядке. Но это лишь притворство, попытка убежать от неприятной темы.       Пропасть медленно увеличивалась, обрушивая у них землю под ногами. Куросаки знал, с самого начала понимал, что так и будет. Но глупая вера теплилась в нем, подталкивая его в объятия непростых отношений.       Ичиго искоса посмотрел на Садо.       Если бы не эти люди, Айзен не захватил бы Конекуту. Если бы не Рукия, всей этой истории просто не было бы. Но даже осознание подобного ничего не давало, лишь ненависть к себе за столь глупые мысли. Он не должен цепляться за других, но все эти связи делали его хоть немного живым, человечным.       Жизнь полна противоречий…       — Я хотел знать, чего нам ждать дальше? — начал Садо, испытующе взглянув на Куросаки.       — Ничего. Хлопоты с Айзеном — забота шинигами.       — Но ты говорил, что Айзен нацелился на Каракуру, — Садо остановился. — Ты предлагаешь нам сидеть сложа руки и ждать неизвестно чего?! — его голос стал грубее.       — Именно так. Хочешь ты это признавать или нет, но ты всего лишь человек, — Ичиго прошел чуть вперед и обернулся, взгляд его был холоден.       — Это безумие… — Садо рассеянно покачал головой, видимо, такого от друга он совсем не ожидал.       — Не безумнее, чем пойти в бой с заведомо сильными противниками. Хотя вы, кажется, считаете себя бессмертными, — Ичиго прекрасно понимал, что они оба начинали закипать, но даже не думал останавливать свой поток мыслей.       Он не мог допустить, чтобы люди погибли. Никакое таскание лишнего груза не сравниться с упущенными товарищами. Куросаки понемногу возвращался в суровую реальность. От сентиментальности последних дней совсем ничего не осталось, и даже слова Рукии уже немного поистерлись в памяти, хотя он всегда бережно хранил все их разговоры в складках души.       — Я думал, ты веришь в нас! Ты ведь позволил нам пойти в Общество Душ, хотя знал о наших шансах, — Садо сдерживал себя, но сильно сжатые кулаки его выдавали.       — Ни дня не верил. Просто в Обществе Душ я мог спасти вас, использовав свой статус. Я мог сделать хоть что-то. Но в других обстоятельствах у вас нет шансов. Вот и вся правда.       Ичиго пошел дальше, ощущая спинным мозгом все разочарование, что устремилось в его спину. Но он ничего не мог с этим сделать. Стоило говорить правду, как бы больно и тяжело ни было.       Садо все же не стал молчать и выкрикнул:       — Я говорил тебе, что поддержу тебя в любой ситуации, но я не думал, что ты так быстро меня разочаруешь! Хотя чему я удивляюсь? Ты всегда был таким высокомерным… — после этих слов Ясутора собрался уйти, но Куросаки остановился.       Они с минуту или около того молчали, глядя кто куда. После Ичиго вновь обернулся и произнес более глухо:       — Я поговорю с отцом о тебе. Попрошу его тренировать тебя.       Садо молчал, но не скрывал негодования. Ичиго понимал это и принимал, но что-то внутри него надрывалось. Он вновь не мог остановить. К чему приведет такое безрассудство? Ичиго знал ответ, но предпочитал делать вид, что все это — лишь выдумки. Он не хотел вновь наблюдать это.       Кровь… кровь… боль… случайные слезы…       Это все вновь всплывало от одного только разговора. Ичиго понимал Садо и его стремление стать сильнее. Но большая сила тянула за собой ворох ответственности. Куросаки знал это и только мог беспомощно тянуть руки в попытках остановить других. Но более он был просто бессилен.       Пора остановиться. Как бы не было больно. Чужая ноша уже давила на плечи, а слова Рюу лишь сильнее въедались в подкорку. Возникало ощущение, что он бегал за собственной тенью в попытках изменить прошлое.       Но прошлое осталось в прошлом.       — Я все еще против этого, если тебе интересно, — заговорил Куросаки вновь, немного отойдя от тягостных мыслей. — Но раз ты так хочешь, я не стану тебя останавливать. Может, попав в реальную беду, ты поймешь, почему я так поступаю. Более я просто бессилен.       — Я понимаю твое беспокойство, но позволь мне решать, как мне распоряжаться собственной жизнью, — Садо смягчился. — Я не позволю убить себя так просто. Больше не позволю, — добавил он после некоторого молчания.       — Я надеюсь, — Ичиго слабо улыбнулся.       — Просто не нужно задвигать меня, Ичиго.       — Я не задвигаю, просто не понимаю, почему ты противишься? Природу ты не изменишь, и человек равным гибриду не станет. Как бы нам обоим этого ни хотелось, — Куросаки помрачнел.       Как бы он хотел не быть тем, кем он являлся. Не тащить все это с собой. Он не человек. Он не шинигами. Он просто существо, которое может жить и дышать только за счет страданий других. Куросаки взглянул на свои дрожащие руки. Выход из этого был один, вымощенный собственными руками. Но на вопрос: «Жизнь или Смерть?» он выбрал первое. И больше у него не было полномочий менять решение. Ситуация с Айзеном слишком размягчила его. Пора брать себя в руки.       — Я всего лишь хочу прикрывать твою спину. Разве я многого прошу? — Садо, как показалось Ичиго, тоже уловил эти ноты болезненной меланхолии.       — Прости, но жизнь по своей природе несправедлива, а боги глухи к желаниям простых смертных, — он вновь двинулся вперед, но остановился и негромко заговорил: — Я подожду тебя. Буду с нетерпением ждать того дня, когда мы будем сражаться на равных.       Садо улыбнулся. И на этом они распрощались. Больше пока сказать было нечего. Но Ичиго легче от этого не стало. Может, Садо со своими способностями сможет догнать гибрида, но истинную сущность Куросаки — никогда. Но что было истинно во всем облике Ичиго? Он вновь покосился на целую руку, на протез. Кто же он на самом деле? И почему даже со всей приобретенной силой он продолжал быть лажающим слабаком?       «Ты цепляешься за других», — вновь звучал ответ.       Но иначе он не мог. Даже с приобретенной жестокостью он не смог оторвать одного — свою человечность. В детстве он был против убийств. Куросаки каждый раз ругался с Рюу на эту тему, так как подобное считал истинным проявлением садизма и жестокости.       — Мы могли дать им второй шанс, — так и вторил он на все аргументы.       А потом вырос…       Сколько раз он видел в смерти единственное решение?       Показался до боли знакомый дом. И вроде бы он совсем не изменился: все тот же стиль, запах древесины и запустение вокруг, но в груди неприятно застучал давно позабытый страх. Множество мыслей сразу же окунули его в возможные варианты общения с отцом. Он не принят, покинут, обруган. Сколько еще вариантов слов отца смогло сплести его сознание? Что-то внутри подсказывало, что все это ложь, нашептанная чувством вины, но Куросаки не мог успокоиться, сделать ни шагу. Лишь стоял и смотрел на знакомые седзи, стараясь унять болезненность, опутавшую его столь холодящими нитями внутреннего напряжения.       Вдох. Еще один. Стук сердца ощущался в ушах. Куросаки сглотнул.       — Он — твой отец! Он любит тебя! — голос Рукии на время заглушил этот страх, ворвался, как так необходимое спасение.       Ичиго вздохнул, собрав всю волю в кулак, отбросил эту болезненность и прошел дальше. Во дворик вышел Рюу и, заметив Куросаки, затормозил в дверях. По одному его грузному взгляду Ичиго понял, что Йоруичи ввела всех в курс дела. Но Куросаки не собирался оправдываться перед братом, говорить «вы поверили, а я облажался» ему было не очень приятно. Да и без лишних слов это и так казалось очевидным.       Ичиго прошел мимо Рюу, игнорируя его выкрики в свой адрес. По пути он повстречал Бенджиро и Тессая и вновь прошел мимо. И если Рюу негодовал, то эти двое всем своим видом выражали искреннее сочувствие, что принимать в свой адрес было во много раз больнее.       Ичиго затормозил перед заветной дверью. По ту сторону находился отец, но как вновь показаться ему на глаза? Тем более сейчас, униженным собственным врагом. Куросаки вновь опустил взгляд на дрожащие руки. Он столкнулся с немалым количеством собственных страхов и победил их все. Но этот неразрешенный конфликт так и остался его главной проблемой. У него не было причин опасаться неадекватной реакции или чего-то хуже. Но всякий раз желудок сводило от одной только мысли о возможном разговоре. Ичиго набрал побольше воздуха, резко распахнул дверь и шагнул внутрь.       В комнате приятно пахло благовониями, а сам владелец магазина устроился на дзабутоне спиной к двери и перебирал какие-то бумаги. Он хотел обернутся к вошедшему, но Ичиго быстро опустился на колени и обнял отца со спины, уткнувшись носом в область плеча. Стыд напал на него слишком быстро, и он всеми правдами и неправдами не хотел смотреть в глаза родителя.       Мимолетно вспомнился разговор с мамой. Она и вовсе готова была его отругать за подобные мысли, даже ощутила толику разочарования от услышанного откровения своего ребенка. Но в конце концов, Масаки проявила закаленный еще суровым детством характер и мягко поставила сына на место, не забыв вновь одарить его материнским теплом. Поэтому теперь он не чувствовал себя так сконфуженно. Но все же дрожь время от времени пробирала его до костей.       — Со всеми случаются неудачи. Не переживай, — без лишних предисловий начал Урахара, полу улыбнувшись сыну.       — Слишком серьезно, чтобы называть это просто неудачей.       — Что сделано, то сделано. Уже поздно переживать. Просто не бери на себя слишком много…       — Мама сказала то же самое, — Ичиго разочарованно вздохнул. — У вас, родителей, будто список заученных фраз.       — Все может быть, — Урахара сухо посмеялся.       После он все же освободился из хватки Ичиго, обернулся и немного помрачнел от одного только вида сына. Даже если он не успел извести себя окончательно, действие подлянки Айзена еще не исчерпало себя до конца, и некогда цветущий Куросаки совсем побледнел и осунулся.       — Я все же… — начал Ичиго после некоторого молчания, но был перебит.       — … никудышный сын, да? Что за ерунду ты придумал? Это не правда, и никогда не станет правдой, — Урахара потрепал волосы сына.       — Это не отменяет того, что произошло, отец. Я упустил Конекуту. И даже если Айзен так и не понял истинную ее силу, от этого менее опасным положение не стало… — Ичиго отвел взгляд в сторону.       Это странное, въедливое чувство вновь накатило на него. Урахара явно понял это, моментально считал в изменившихся чертах, но ничего не сказал, лишь обнял сына. Несколько минут Ичиго вдыхал это приятное тепло, но не мог ничего вымолвить. Он должен был это сделать, но все мысли в момент выветрились. Уже не так важно, что Куросаки думал или говорил прежде. Остаточное чувство вины оставило его.       — Ты ничего не мог сделать. Ни тогда, когда был совсем юн, ни сейчас, — Киске отпрянул, немного строго посмотрел на сына. — Думаешь, я не совершал ошибки? Думаешь, моей вины нет в нынешнем положении дел? — он замолчал, его взгляд похолодел. — А как, по-твоему, я чувствовал себя тогда? — Ичиго встрепенулся, ему сразу стало понятно, о чем речь. — В тот день я не помог Масаки, позволил им забрать тебя и держать неизвестно где целых полгода! Я тоже мог закрыться и винить себя во всем… Но какой тогда от меня толк? У меня еще остались вы, и насколько взрослыми вы бы не были, вы все еще мои сыновья. Вот и ты подумай о том, кто рядом с тобой. Забери Айзен Конекуту или нет — не так важно. Пока он жив, он всегда будет угрозой. Помни это и просто следуй своим собственным путем, даже если ошибаешься, даже если спотыкаешься. Встань и иди дальше. Пока есть ради чего идти, — Урахара вновь потрепал волосы сына.       — Ты прав, — кивнул Ичиго. Он наконец-то успокоился. — Но все же прости…       Урахара жестом остановил сына, покачал головой.       — Если ты закончишь это предложение, то я возненавижу тебя, — его голос отдавал грубостью, но видно было, что в нем нет ни капли злости на Ичиго, лишь безграничное чувство любви, которое только сейчас так легко рассмотрел Куросаки. — За что ты просишь прощения? — чуть тише спросил Урахара. — За то, что оговорил меня? Это я должен просить у тебя прощения за это. Это я придумал. Я вынудил тебя сказать все это, — его голос стал заметно надрываться, но он все еще мог сохранять спокойствие. Хотя даже Ичиго было видно, что ему это давалось все тяжелее и тяжелее. — Поэтому…       Ичиго во время этого монолога пребывал в странном шоковом состоянии, но все же отпустил и это. Отец был отцом, и даже сейчас он заботился о своем непутевом сыне. Куросаки никогда этого не понимал, но решил для себя, что возможно поймет это потом. По крайней мере, он теплил в себе маленькую надежду. Пусть и перестал верить в сказки уже очень давно.       — И тебе не нужно просить прощения, — остановил его Куросаки. — Я наконец-то все осознал, — он улыбнулся.       Урахара сначала изумился, но быстро смягчился, сам легко улыбнулся. Теплота понемногу наполняла сердце Куросаки. Но вновь он подумал о том похищении, которое так невзначай всплыло в сегодняшнем разговоре, и над головой понемногу стали сгущаться тучи.       — Что-то не так? — быстро уловил его настроение Урахара.       — Я боюсь, отец. Я боюсь, что однажды потеряю себя, — Ичиго опустил взгляд.       Это не совсем то, что он действительно чувствовал, что происходило с ним, но иначе он выразиться не мог. Куросаки не был готов откровенно говорить об этом.       — Не волнуйся. Я не думаю, что это может произойти.       Ичиго удивленно уставился на отца. Неужели он понимал, о чем говорил сын? Уж слишком уверенно прозвучал его голос сейчас. Куросаки спросил прямо:       — Ты знаешь об этом?       — Догадываюсь. Но ты ведь все равно не расскажешь? — он замолчал. После все же решился задать еще один вопрос: — Скажи мне только одну вещь… К твоей пропаже тогда не был ли причастен Сейретей?       У Ичиго перехватило дыхание. Он долго не мог собрать все мысли в кучу, проговорить хоть слово, хоть один добланный звук, чем только сильнее подогревал подозрение в утвердительности ответа. Но нет, он не должен был вообще поднимать эту тему. Как бы больно не тянула эта ноша, она принадлежит лишь ему одному. И никто больше не должен был страдать от этого.       — Не знаю… — все же смог вымолвить Куросаки.       Но сразу же понял, что его слова не прозвучали убедительно. Все знали, что он никогда не оставлял пробелы в своей голове. И едва ли его собственный отец поверил бы, что он ни разу не возвращался к теме своего похищения. Но как бы не изъедало других любопытство и искренее беспокойство, Ичиго не готов был говорить на эту тему. И другие доллжны были понять его, какую бы сильную боль не причиняло им его молчание.       — Хорошо, давай вернемся к этому, когда ты будешь готов поговорить, — Урахара холодно улыбнулся.       Куросаки же мог лишь кивнуть, стараясь судорожно найти другую тему для разговора. Но отец его опередил:       — И да, если у тебя будет какой-нибудь новый план, то не надо передавать его через Рюу. Приходи сам, — с небольшой издевкой в голосе заметил Урахара, его состояние явно улучшилось.       И в этом он не изменял себе. Чего стоил случай, когда Ичиго с Бенджиро откопали в недрах его дома непристойные журналы. И вместо каких-то нот раскаяния, он с ухмылкой на устах предложил одолжить их сыновьям.       — Извини, отец, — Ичиго едва сдерживал улыбку. Все же неподходящее время для подобных воспоминаний. — Я исправлюсь, — более спокойно добавил он.       После позволил себе пересказать часть разговора с Рукией и Садо. Ему было приятно вот так вновь беззаботно общаться с отцом, и сердце бешено стучал от одной мысли, что никто не считал его плохим. Иногда ему действительно хотелось оставаться ребенком. Но пора было взрослеть. И пока они говорили о посторонних вещах, Ичиго решил для себя, что постарается не забывать о чувствах других. О чувствах родных, Садо, Рукии, Кохуро, Ишиды…       Столь близких людей становилось все больше и больше. Он ревностно держался за них мертвой хваткой. Но их мысли и чувства важнее для него. Даже если в дальнейшем ему придется отпустить их, сейчас он мог хотя бы попытаться услышать их.