Магия не даётся даром.

Румпельштильцхен довольно быстро осознал свои ошибки. Не стоило ему устраивать сцену в том трактире. Он знал, что гнев — плохой советчик, но ничего не мог с этим поделать. Он просто поддавался эмоциям и даже не старался их укратить. Потому что что знал, что без них он такой же трус, каким и был до того как стал Тёмным. Лучшая защита — это нападение. Именно поэтому на людях он вёл себя агрессивно, речь его была вальяжна, а за резкими смешками и всплесками рук он старался спрятать мандраж. Впрочем не столько от окружающих, сколько от себя самого. Разумеется не последнюю роль в его образе тирана играла и его внешность. Он оправдывал себя тем, что всё что он делает — он делает ради сына. Что цель оправдывает средства. Что если стоит ему отыскать сына, то он всё начнёт сызнова. По крайней мере он сам старался себя в этом убедить. Хотя в глубине своей души он понимал, что ни за что на свете не расстанется с магией. Тем более, что после всех тех дел, что он наворотил и ещё наворотит будучи Тёмным, лишь магия и его агрессивная позиция отделяли его шкуру от гнева народонаселения. Стоит ему утратить столь мощную страховку, как тут же поменяются позиции сторон. и тогда уже люди, стремясь обезопасить себя, своё будущее и будущее своих детей, нападут на него, в стремлении навсегда уничтожить столь существенную угрозу. Тёмный встряхнул головой, отгоняя апатичные мысли. Просто он не был готов к "сюрпризам" этого мира. Впредь ему необходимо быть более осмотрительным. В коридоре послышались шаги и Румпельштильцхен приблизился к двери своей камеры, чтобы узнать в чём там дело. Он понимал, что рано или поздно ему придётся общаться с местными служителями порядка. Руки уже порядком затекли, а ощущение светлой магии заметно давило на мозги и ощущения в целом. Сквозь зарешеченное окошко в двери он увидел, что в помещение стража ввела двоих. Один — здоровенный ужасно грязный и раздавшийся, скорее всего из-за выпивки, детина. Второй — мелкий, увешанный всевозможными сумками, сумочками и кошелями с кошелёчками, с заострёнными ушами и длинными волосами, собранными в высокий хвост, то ли эльф-недоросток, то ли ещё кто-то, неизвестной Румпелю расы. Здоровяк явно был чем-то сильно подавлен и не особо обращал внимание на то, что творится вокруг. Он еле волочил ноги и что-то бормотал себе под нос. Что именно Штильцхен не расслышал, да и не особо хотел. Второй пленник, наоборот, был довольно бодр и даже с каким-то детским любопытством вертел головой во все стороны, рассматривая обстановку. Стражники поместили этих двоих в камеру напротив и удалились. Тёмный пожал плечами, решив, что это местные воришки-взломщики и отошёл от двери. Ещё какое-то время со стороны камеры новоприбывших доносились звуки возни. Чем-то, то ли шкрябали, то ли ковыряли, но после резкого щелчка возня прекратилась. Наконец наступило утро и в коридоре снова раздались шаги. Тюремщик вошёл в помещение и стал ковырять в замке камере новеньких. Видимо с замком что-то случилось потому что тюремщик пыхтел, ругался, но всё равно продолжал возиться с неподдающимся механизмом. Рядом стоял высокий, крупный мужчина, одетый в дорогие ткани с накинутым на плечи плащом из медвежьей шкуры и поторапливал тюремщика, нетерпеливо обмахиваясь дощечкой с привязанным к ней куском мела. — Наверное, замок сломался, — пробормотал себе под нос тюремщик. — О нет, он не сломан. — раздался жизнерадостный голосок. — Я думаю, ключ прекрасно подходит к замку, просто сейчас ему мешает моя отмычка… Румпель не удержался и выглянул посмотреть, кто же тот, кто с таким энтузиазмом рассказывает о попытке побега своему же тюремщику. -…Из-за вашего дурацкого замка я сломал свою лучшую отмычку! Лучшую и любимую. Она перешла ко мне от отца… Под непрекращающуюся тарабарщину мелкого, как понял Штильцхен, из двоих пленников, тюремщик с разодетым человеком о чём-то спорили. А потом резко воцарилась тишина. Из окошка камеры исчезло жизнерадостное личико и спустя мгновенье…

БА-БАХ!

Тяжёлый удар сотряс дверь. Второй удар ещё более могучий, чем прежде, вынес несчастную дверь "с мясом" из проёма камеры. Вокруг брызнули щепки, а из камеры вывалился тот самый детина, что вчера еле волочил ноги. Из соседних камер раздались восторженные возгласы. Этой необычной парочке человек в медвежьем плаще приказал сесть у стены, как раз с камерой румпеля и теперь он мог вполне отчётливо слышать о чём те переговариваются. — Мне очень жаль, Карамон. Я не знал, что под "пойдёте на рынок" он имел в виду не что-то вроде позорного столба. Они тут, в прошлом, как-то смешно говорят, ты заметил? Стоило Тёмному услышать "…тут в прошлом…", как его внимание целиком и полностью переключилось на этих двоих. — Дорогуши, вы сказали "в прошлом"?