***
Во время игры дверь в дом Савады резко распахнулась, и она даже как-то поежилась — по полу потянуло холодом. — Савада, я на минуту, но принёс еду и, — начал громко и деловито голос Хаято, едва успев перешагнуть порог комнаты, и тут же застыл, столкнувшись взглядом… с собой? Его точная копия сидела на полу и держала в руках фишку, судя по всему, играя в настольную игру со всеми остальными. Контейнер с бутербродами едва не выпал у него из ладоней. — Э. — Ой, — хмыкнул «Гокудера». Цуна с громким вздохом отложила свою фишку. — Мукуро, тебя уже давно разгадали. Прекрати. — Ку-фу-фу, — легко рассмеялся «Хаято», и тут же лопнул. Настоящий Гокудера словно в трансе смотрел на себя, который только что взорвался на его глазах, и в ужасе обернулся на Цуну, словно спрашивая, что это сейчас было. Происходящее дальше можно было называть абсурдом: Хаято сначала пытался выгнать бесов из Мукуро, потом догадался, что тот и сам тот ещё бес, после чего попытался окатить его святой водой, которую зачем-то притащил с собой — в принципе, никто не был удивлён, он ведь верил во все паранормальное и был верующим. Цуна подумала, что для полной картины не хватает Верде, который так невовремя уехал куда-то. Но она понимала его. Ради таких денег, которые человек предлагал за помощь Аркобалено, она готова была убить, поэтому у мужчины не было никакого резона оставаться рядом. Конечно, на языке от этого становилось горько, а на душе — немного неприятно, зато улыбка Юни помогла отвлечься от подобных мыслей. Словно подслушав её мысли, девочка вдруг вскинулась и вперила пустой взгляд в стену, будто что-то там заметила. Выглядело, конечно, жутковато. — Мне пора, — извиняюще улыбнулась Юни, даже не выглядывая в окно — сразу же за её словами последовал автомобильный гудок с улицы, и Цуна тут же поняла, что девочка снова, сама того не понимая, использовала свои способности. — С наступающим, Цуна-нэ, дядюшка! Хаято-сан, тебя подвести? Моя мама сегодня на машине, ей не сложно. Хаято согласно кивнул и подхватил девочку на руки. — С наступающим всех… — он обернулся на Мукуро, — кроме него, — он указал на Рокудо, который на подобное высказывание даже обиделся. Когда и всё ещё плюющийся в парня Хаято покинул дом вместе с махающий обоими руками Юни, Реборн обернулся к Мукуро — тот бесстыже моргал разноцветными глазами и, на взгляд мужчины, выглядел слишком живым. В прямом смысле. Для него было бы лучше, если бы его живость демонстрировалась где-нибудь не в этом доме, желательно — даже не в Намимори. — Тебе пора. — Может и остаться, — пожала плечами Цуна, в принципе, не испытывая того же, что и Реборн. Для неё не существовало такого праздника, не было традиций, поэтому она даже понятия не имела, с кем и как нужно праздновать. Всё же, до лет восьми-девяти она отмечала с матерью, а после того, как та уехала, Савада ни разу не выставляла на улицу кадомацу. Рокудо был немного лишний, даже она это понимала, но какая разница? Она же и так отмечает с чужими людьми, одним больше, одним меньше… Мукуро на выпад Реборна только оскалил белоснежные зубы, демонстрируя клычки, после чего хитро улыбнулся разрешившей ему остаться девушке. Он был бы и не против остаться, и хотел было сказать об этом обоим, однако с улицы послышался первый удар в колокол. Парень хмыкнул. — Нет-нет, я всё же пойду. Мои ребята ждут меня, я зашёл только сказать «привет», Цунаёши-чан. Должен же я навестить дражайших друзей, когда прибыл в Намимори, верно? — он ухающе рассмеялся, подмигнув ей и незаметно всунув в руку ей что-то холодное. — С праздником, — и рассеялся дымкой. Цуна только подумала о том, что и это была иллюзия, как и сам преступник, однако дешёвый браслетик с совой ощущался уж слишком действительно — металлическая цепочка холодила ладонь и чуть оттягивала из-за болтающегося на ней брелка в виде птицы с огромными глазами. Спасибо, наверное?.. Ей нужно будет потом навестить этих чуваков в Кокуё, они ведь там обитают? Хотя… Кому оно надо? У неё у самой дел по горло, ей богу. Кто за неё будет смотреть аниме? А доставать Реборна? То-то же. — Прохладно, — согласился Реборн, выкатив на улицу инвалидную коляску вместе с Цуной. Сама она завороженно вслушивалась в удары колокола, которые доносились из храма. Цуна вытянула лицо, подставив его под мелкие снежинки, которые грузными, неуклюжими хлопьями падали с неба, и едва не упала — почувствовав отсутствие опоры, она даже успела подумать о том, что прямо сейчас будет холодно, как чьи-то горячие руки схватили её за шкирку и притянули наверх. Стоять на снегу в одних носках было… почти никак. Она давно не чувствовала своих ног, ни боли, ни температуры, однако прямо сейчас кончики пальцев почти неощутимо закололо от прохлады. Она решила не говорить об этом Реборну. Слава богу, что она всё же согласилась надеть чёртово харэги. Если бы не утеплённое кимоно, она бы точно окочурилась от холода. Словно услышав её мысли, мужчина вдруг снял с себя куртку, стараясь придерживать едва не свалившуюся в снег Цуну одной рукой, и накинул её Саваде на плечи. Она промолчала, однако почувствовала приятный жар в груди и, ведомая непонятным чувством, улыбнулась. Стоять было удобно — она чувствовала, будто её действительно держат собственные ноги, хотя и на самом деле это было не так. Реборн крепко держал её за плечи, будто какую-то хрустальную игрушку, и это дарило приятное ощущение в груди. — Хацухиноде, — понимающе улыбнулась Цуна уголками губ — изломанно, всё ещё не умея улыбаться, даже так она смогла передать кривым движением то, насколько изменилась за почти год — и оглядела на выползающих из своих домов соседей. По дороге они ласково тормошили детей, которые успели задремать к такому позднему времени, и теперь оживлённо осматривали улицы, которые освещали только фонари и луна — Савада видела, как загорались маленькие детские глаза от осознания, что это будет их первая встреча рассвета вместе со взрослыми. — Встретим рассвет? — вдруг спросила девушка, оборачиваясь на всё ещё поддерживающего её за плечи Реборна. Мужчина оказался несколько озадачен её предложением, поэтому, закатив глаза, она пояснила: — Хацухиноде — это японская традиция, первая встреча рассвета. Обычно мы с мамой её пропускали, но… — Цуна почесала щёку, и её взгляд потух. — Ладно, глупая идея. Пошли сожрём все бутерброды, что принёс с собой Хаято и забыл съесть, а потом зарубимся в приставку. Верде там какую-то новую игру установил, сказал, мол, вместе сыграем потом, а потом взял и уехал на неделю. Не буду женой солдата, стану лучше её первооткрывателем. — Как ты это назвала? Хацухиноде? — Реборн потёр подбородок. — Язык сломаешь. Встретим, если ты обещаешь больше не шутить про возраст. Цуна довольно улыбнулась — почти открыто, так, как её невольно научила Юни, демонстрируя парочку клычков, щербинку на зубах и парочку цветных пломб. — Если это твоя просьба, то я не могу противиться… вдруг она последняя? — Савада изломанно хихикнула, но тут же замолчала и глубоко вздохнула. — Надеюсь, что не умру, правда. Я хочу в следующем году вот так же стоять и морозить себе задницу, пока в каком-то храме будут бить придурки сто восемь раз. Серьёзно, у них руки-то не устают? — Ужасные слова, — закатил глаза Реборн и щёлкнул её по голове пальцами, потому что на подзатыльник не хватило маневренности — если бы он полностью отпустил руки, то Савада просто-напросто упала бы на снег, за что потом очень долго пилила ему мозг. — Только вот ты не доживёшь, если прямо сейчас не обуешься, ясно? Мне не сдалась болеющая наследница. — Ой, да ладно тебе, — фыркнула Цуна, всё же позволяя усадить себя на коляску — ноги начали ощутимо дрожать, не столько от холода, сколько от напряжения, которое было привычно для рук, но никак не для ног. — Ещё посмотрим, кто из нас заболеет. Я же не отдам тебе твою куртку, мне в ней тепло. А ты будешь стоять и мёрзнуть, вредный старикашка. — Я тебя в снегу закопаю, — пообещал Реборн, для чего-то наклоняясь. Савада отвела взгляд, от мужчины, считая удары в колокол, после чего громко взвизгнула, когда что-то холодное прилетело ей прямо за пазуху. Снежок! — Это война, — сощурилась Цуна. «С Новым Годом», — пришло Кёко короткое сообщение на телефон, и она едва подавила желание удивлённо охнуть. На часах уже было немного за полночь — с улицы всё ещё доносились громкие удары колокола из ближайшего буддийского храма, и она успела насчитать где-то восемьдесят шесть, когда её обычно молчащий в такое время суток мобильный завибрировал, сообщая о пришедшем смс со уже знакомого номера. Сасагава чуть прищурилась, вглядываясь в имя отправителя, после чего отвела взгляд, впрочем, тут же возвращая его обратно. Забавная девчонка с изображения улыбалась широко и открыто, не стесняясь ни щербинки между двух передних зубов, ни своих смешных неострых клычков, и это заставило японку чуть сжать в руках телефон. — Что там? Кёко обернулась и тут же жизнерадостно улыбнулась, смотря на своего брата, который всё ещё сонно зевал, с трудом шевеля затекшей шеей. — Ничего особенного, братец. Одноклассница поздравила с праздником. Рёхей слабо улыбнулся в ответ и выехал из комнаты, сжимая некогда сильные руки на рычагах инвалидной коляски. Пальцы дрожали, когда он вытягивал руку вперёд (только левую, правую он всё ещё не мог даже поднять над собой), после чего с трудом дотянулся до стоящего на столе стакана с гиндзё — саке немного обожгло язык, после чего сразу же на замену пришёл сладковатый цветочный вкус. Сделав лишь глоток, парень поставил посуду вместе с недопитым алкоголем в раковину, не собираясь пить и даже тот глоток делая лишь, чтобы почтить традиции. — С праздником, — чуть прикрывая глаза, кивнул подбородком парень — можно сказать, почти мужчина — и посмотрел на воодушевлённую сестру. Кёко воодушевлённо тряхнула головой, заставляя своё пышное рыжее каре подпрыгнуть, и растянула уголки губ в ещё более широкой улыбке. — С праздником, Рёхей-ни, — с почти материнской любовью в голосе прошептала она и отложила телефон в сторону.«Тебя тоже, Савада»