At least I still have You.

10. Середина декабря казалась не такой холодной, как середина ноября, но была намного более мерзкой. Она ударила по Донхеку неожиданно, когда он впервые за последние три с половиной недели проснулся не от будильника и даже не от громких сборов Чжунэ. Это был первый день, когда ему совершенно никуда не нужно было идти. Чжунэ уже не спал, просто лежал, уткнувшись в экран вернувшегося из ремонта телефона. В последнее время он не притрагивался к книгам, и засыпал очень рано, как только заканчивал заниматься домашним заданием. Просыпался тоже рано – совершенно не бодрым, мрачным и более недовольным, чем обычно. Донхек толком не понял, почему остался в его комнате не на день, как собирался изначально, а, вроде как, насовсем, пока не потеплеет достаточно, чтобы перебраться обратно в холл. В день, когда ушел Юнхен, Чжунэ не пошел в школу и потащил Донхека в свою комнату и проспал весь день, уткнувшись макушкой ему в бедро. Наверное, это означало, что он не хотел оставаться один – Донхек не знал наверняка, и в тот момент не хотел об этом думать. Все очарование этого места, которым, казалось, был пропитан каждый сантиметр отеля, как волшебной пыльцой, уменьшилось до размеров комнаты. Донхек остался здесь тогда, а потом стал возвращаться каждый день. Ханбин помог ему с документами на перевод в ближайшую к дому школу – ничем не примечательную, полную детей, учившихся чуть ли не до потери сознания, чтобы выбить себе нормальное будущее – и Донхек устроился на работу в маленький продуктовый магазин поблизости. Он приходил работать каждый день, а, вернувшись домой поздним вечером, старался нагнать пропуски в школьной программе. Получалось не очень хорошо, потому что потом приходилось еще раз усваивать новый материал, который ничего не стоил без старого – до того момента, пока Чжунэ не положил перед ним свои конспекты и не отправился спать в полном молчании. Так Донхек узнал, что Чжунэ легче выразить благодарность действиями, а не словами, и, начиная со следующего утра они стали разговаривать. Немного и поначалу очень поверхностно, но в какой-то момент Чжунэ засмеялся над одной из рабочих историй, и ледяная пелена, окутывавшая Донхека все это время, начала истончаться. Они не говорили о Юнхене, но с его исчезновением дом как будто покрылся мрачной черной паутиной. Донхек не знал, что происходило здесь днем, но по возвращению чувствовал себя так, будто оказался в пыльном замке из сказок, который был выброшен за ненадобностью и обжит летучими мышами. Юнхен написал Чжунэ короткое сообщение тем же вечером. Сказал, что с ним все в порядке, попросил не искать его и напомнил, что хорошо есть – это очень важно. Он не отвечал на звонки, но каждый день читал сообщения, которые Чжунэ посылал ему, долго и нудно описывая прошедший день. Никого другого Донхек не видел. Ханбин не показывался и даже как будто бы не существовал. Чживон бодрствовал больше ночью, чем днем, и, засыпая, Донхек часто вслушивался в возню за стенкой. Они разговаривали всего раз – на следующий день после ухода Юнхена, когда Чживон пришел и отдал Донхеку свой старенький телефон, чтобы тот, в случае чего, всегда был на связи. Но он пригодился Донхеку только для того, чтобы ставить будильники и узнавать время. - Ты поздно. За три недели Донхек уяснил не так много вещей, но они сделали общение с Чжунэ наиболее понятным. Чжунэ не умел выказывать какие-то чувства, которые выдавали в нем человечность. Возможно, там, где он рос, за это легко можно было огрести и стать мальчиком для битья – Донхек не знал и очень не хотел когда-либо узнать. Но это совсем не значило, что Чжунэ их не испытывал. Просто они были деформированными. Их проявления нужно было разгадывать, как шифр. И это делало взаимодействие с ним в какой-то степени утомительным, но в то же время – невероятно интересным. Иногда, путаясь в дебрях его характера, Донхек почти забывал свою тоску по Чживону – почти детскую, напоминавшую тоску по любимым игрушкам. Она была такой же необъяснимой, потому что Чживон никуда не делся. Он обитал за стеной, и при желании поздним вечером с ним можно было пересечься. Если бы Донхек прилагал к этому какие-то усилия. Точнее, если бы не прилагал таких усилий ни с кем не пересекаться. - Сегодня можно отдохнуть, - вздохнув, ответил Донхек. Он не уставал от работы – ему нравилась эта постоянная занятость и нравилось, как быстро пролетело время. Сегодня было восемнадцатое декабря, оставалась всего неделя до Рождества, которое обещало быть таким же угрюмым и безрадостным, как и атмосфера в доме, но Донхек мало волновался по этому поводу. Праздником для него была уже сама возможность находиться там, где ему очень нравилось. Даже если он не имел какого-то особенного права здесь быть. Часы на экране дисплея показывали двенадцать. Обычно Донхек вставал на пять часов раньше и не испытывал никакого дискомфорта по этому поводу. Он предпринимал попытку приготовить завтрак на всех – на вторую неделю уже получалось вполне сносно – и уходил в школу, ни с кем не прощаясь. Это был его личный маленький вклад в восстановление атмосферы. Она не улучшалась – третий том «Властелина колец» оставался нетронутым все это время и покрывался пылью на столе в комнате Чжунэ, Чживон больше не тянул никого покататься, а Ханбин, судя по всему, окончательно поселился в кабинете – ночью даже не было слышно его шагов по коридору. Донхек делил приготовленный завтрак на четверых, оставляя три тарелки на линии раздачи, и вечером, возвращаясь с работы, находил их чистыми и сложенными в общую стопку посуды. И хотя бы это немного обнадеживало. Донхек с сожалением вылез из-под одеяла и привычным движением закутался в толстовку Чживона. Он уже был в состоянии купить себе новую одежду и планировал заняться этим на неделе, но расставаться с этой толстовкой не хотелось до крайности. Чживон не требовал ее назад, скорее всего, даже забыл о ее существовании. Он вышел из комнаты, ничего не сказав Чжунэ, и холод накрыл его сразу же. Они стали прикрывать тяжелую дверь, отрезающую жилую часть от спуска в холл, но это мало помогало. К тому же, ни ванные комнаты, ни кухню перенести сюда было невозможно. Оставалось только натягивать на себя столько же слоев одежды, сколько требовалось для выхода на улицу. Донхек уже почти вышел на лестницу, как заметил, что дверь слева от него была немного приоткрыта. В коридоре уже несколько дней неизвестно откуда пахло краской, и Чжунэ списывал это на приступ ремонтной деятельности Чживона, а сейчас, судя по всему, появилась возможность узнать настоящую причину. Донхек покосился на табличку «1» и потянул дверную ручку на себя. Он почти сразу же услышал какую-то бодрую музыку, доносившуюся из лежавших на старом стуле наушников, и замер, обнаружив, каким цветом были выкрашены две стены из четырех. Это был какой-то из оттенков сиреневого. Приглушенный и матовый, очень похожий на тот, какой получается на рисунках, нарисованных мелками на асфальте. Вместе с этим цвет был очень свежим, весенним, и создавалось впечатление, что аромат краски вот-вот сменится на аромат парфюма - такой же, какой Донхек до сих пор иногда чувствовал от рукавов и воротников одежды, которую ему одолжил Юнхен. Можно было даже не сомневаться, для кого предназначалась эта комната. Тот, кто выбрал цвет для этих стен, чувствовал Юнхена лучше, чем кто-либо другой. - Нравится? – раздалось над ухом, и Донхек, засмотревшийся на стены, подпрыгнул от неожиданности, но почти сразу же расслабился и развернулся с робкой улыбкой. Чживон отступил на шаг, чтобы не нарушать его личное пространство, и широко и радостно улыбнулся в ответ. Донхеку так не хватало этой улыбки, что он побоялся открыть рот и проболтаться об этом сразу же. Вывалить на Чживона все свои непонятные детские чувства – гремучую смесь из восторга, аномальной привязанности, тоски и большого эгоистичного желания обладать и держать все время рядом с собой. Донхек никогда такого не испытывал – все это появилось разом, одномоментно, без инструкций к применению, и иногда становилось страшно от мысли, что так теперь будет всегда. Потому что с каждым днем все тяжелее становилось вспомнить о тех днях, когда все было по-другому. Эти чувства заполняли целиком и почти не оставляли места для чего-то другого. Донхек кивнул, понимая, что Чживон ждет какого-то ответа на свой вопрос, и совершенно растерялся, не зная, что делать дальше. - Мы потратили почти неделю на ее поиски, - Чживон улыбнулся еще шире, когда произносил это. – И забрали все, что было, но этого не хватило. Сейчас поеду еще, хочешь со мной? Донхек снова кивнул, несмотря на то, что мог провести этот день совсем по-другому. Отказаться от возможности побыть с Чживоном наедине в очень тесной обстановке он никак не мог. - У тебя десять минут. Донхек справился за пять, каким-то чудесным образом, успел умыться, переодеться и скромно устроиться на ледяном кресле в холле. Чживон, даже на четверть не такой собранный, бросил ему ключи, намекнув, что неплохо было бы начать прогревать машину сейчас. Это означало, что десяти минут на сборы ему самому явно не хватит. Это было странно – оказаться в машине Чживона без него самого, сесть на его место, завести двигатель вместо него. Донхек почти не чувствовал холода, потому что было много всего другого, наиболее важного и интересного. Он с каким-то внутренним трепетом водил пальцами по рулю, приборной панели, кнопкам магнитолы и рычагу переключения передач. Все это было личным пространством Чживона, и от соприкосновений с этим пространством все чувства внутри обострялись до предела. В конце концов Донхек уткнулся лицом в руль и дышал глубоко до тех пор, пока не услышал, как открылась и закрылась входная дверь, после чего сразу же, как ужаленный, перебрался на соседнее сидение. Чживон благодарно улыбнулся, когда сел в машину, и почти сразу же тронулся с места. Донхек пристегнулся и уткнулся взглядом в окно, явно не собираясь первым начинать разговор. - Спасибо за еду, - неожиданно сказал Чживон. – Ты здорово поднимал нам настроение. Еще немного, и ты сместишь нашего хена в списке лучших людей в мире по версии Ку Чжунэ. Донхек тихо рассмеялся, оценив шутку. Про хена, которого они часто упоминали в разговорах, он до сих пор почти ничего не знал, но для Чжунэ это была глубоко личная и болезненная тема. Он легко, почти не думая, вворачивал воспоминания о нем в разговоры, когда они были к месту, но потом, опомнившись, мрачно замолкал, и требовалось очень много времени, чтобы разговорить его снова. Но до этого момента Чжунэ несколько секунд казался самым счастливым ребенком на свете. Донхек немного завидовал ему – у него был человек, к которому он испытывал такие яркие и светлые чувства. И поэтому жил без комка жгучих темных эмоций внутри и мог позволить себе быть таким открытым. - Вы сделали для меня больше, - отозвался Донхек после короткой паузы. – Я хотел быть полезным. Слова Юнхена – горькие, гадкие, холодные – будто стали материальными и все это время висели вокруг него, зажигались перед глазами, стоило закрыть их перед сном. Донхек не понимал, как справляться с этим и как к этому относиться, но начинал чувствовать себя лишним и бесполезным с того момента, как просыпался. - Выбрось это из головы, - посоветовал ему Чживон. – И не вставай больше между двумя идиотами, которые никак не могут разобраться между собой. Донхек не стал напоминать ему, кто был первым, вставшим между двумя идиотами. Но, судя по всему, обидеть Чживона словами было не так-то просто, раз он делал такие вещи так бесстрашно. Или просто не думал об этом, защищая то, что дорого. - Спасибо, что присматриваешь за Чжунэ, - продолжил Чживон, которого никак не смутило молчание со стороны Донхека. – Ему пришлось пережить больше потрясений, чем он способен выдержать. - А тебе? – спросил Донхек раньше, чем успел об этом подумать. Они все закрывались в себе – и Ханбин, и Чжунэ, и Юнхен, но Чживон день ото дня был одинаковым. На него не нападала такая мрачная меланхолия, как на других, и он не считал нужным на ком-то срываться. Было даже страшно думать о том, как много всего он прятал за своей невозмутимостью. Или о том, что не способен был чувствовать ровным счетом ничего, что заставляло бы его замыкаться в себе точно так же. - А меня уже мало что может потрясти, - весело фыркнул Чживон, сворачивая на парковку перед гигантским строительным магазином, уже украшенным к Рождеству. Донхек содрогнулся от воспоминаний, потому что украшения были одинаковыми из года в год, но это замечание решил оставить при себе. – Надеюсь, мы не потратим на это весь день. Я тоже еще не завтракал. Донхек, напрочь забывший о чувстве голода, погрузился в свои мысли и пробыл в них до тех пор, пока не вышел из строительного магазина. Он не помнил, что происходило внутри – просто бесцельно шел за ним, не особо оглядываясь по сторонам, складывал покупки в пакет на кассе и прошел к машине, когда Чживон встретил на входе кого-то из знакомых, не желая мешать ему. Разговор затянулся, но, чем дальше Донхек уходил, тем быстрее к нему возвращалась способность думать головой. Правда, ничего хорошего она с собой не приносила. Радостный голос Чживона доносился даже до сюда, хотя Донхек почти дошел до машины. Вслушиваться в слова было бесполезно – Чживон говорил громко, но очень быстро, и чем-то сейчас напоминал эмоционального Чжунэ, стремившегося за десять секунд рассказать в трубку о своем потрясении. Донхек оглянулся на него, когда разобрал что-то похожее на прощание – в этот момент Чживон кланялся и пожимал руку какому-то пожилому улыбчивому дядюшке – и услышал скрежет металла об асфальт у себя за спиной. Этот звук был знаком слишком хорошо за счет своей уникальности. Обломок трубы, валявшийся в прихожей в качестве орудия самообороны, был сколот неровно, и поэтому, если тащить его по асфальту, с поверхностью соприкасалась то одна, то другая сторона, из-за чего звук получался неровным, с разными тональностями. И становился от этого еще более мерзким. В этот момент Донхек чувствовал абсолютно все вокруг себя – и густой от непогоды воздух, и ледяной ветер, грозивший забраться под куртку, и покалывание в онемевших пальцах, и тревогу, от которой сердце разрывалось на куски в своем стремлении убраться отсюда подальше. Донхек чувствовал сожаление о том, что все снова заканчивалось именно так, и, оборачиваясь, надеялся на то, что обломок трубы разнесет ему голову в ближайшие несколько секунд. Она застыла в нескольких шагах от него – безумная, со спутанными волосами, одетая в самую грязную одежду из своих запасов. От нее ужасно пахло, но ощущать этот запах было не так жутко, как осознавать, что она снова готова все разрушить. Как тогда, появившись перед его танцевальной командой. В своем желании разорвать его связи с лучшими людьми, которых он когда-либо встречал. Донхек не смотрел ей в глаза. Смотрел только на обломок трубы, на ржавые пятна, покрывшие почти всю его поверхность, на редкие островки облупившейся краски. Он думал о том, что если труба опустится на его голову с той силой, которой она обладала в моменты безумия, то больше не нужно будет переживать, что Чживон отвернется от него, увидев такую темную сторону. Но в ту секунду, когда она сделала шаг вперед, медленно занося трубу над собой, Донхек почувствовал чью-то горячую руку, которая легла на его плечи, и против своей воли развернулся и уткнулся в пахнувшее краской плечо. А в следующий момент от звука удара заложило уши. 11. - Я вызвал демона, - жизнерадостно сообщил Чживон, когда Донхек вернулся к нему с пакетом рекомендованных лекарств в одной руке и сэндвичами из больничного кафетерия в другой. – Он скоро приедет и заберет нас домой. Донхек не сразу понял, о каком демоне шла речь. Чживон наотрез отказался уезжать домой на такси, потому что не хотел бросать машину на больничной парковке даже на день, и был готов повторить свой подвиг и снова сесть за руль с травмированной правой рукой, но Донхек убедил его остаться хотя бы до того момента, пока отек от ушиба не спадет хотя бы немного, и ушел за едой и лекарствами. Он даже не заглянул в список, только в трансе смотрел на тюбики с мазью, упаковку обезболивающих, какие-то витамины и пузырь для льда. Даже не помнил, как расплатился, и какую еду взял чуть позже. К вечеру заметно похолодало. Зал ожидания угнетал Чживона и, судя по всему, вызывал у него какие-то неприятные воспоминания – он чуть не развернул машину, когда увидел, к какой именно больнице их привел навигатор – поэтому они устроились на узкой скамейке снаружи. Убедившись, что с рукой не произошло ничего критичного – никаких переломов и даже трещины, Чживон сразу же ускакал из кабинета оплачивать обследование, через плечо бросив слова благодарности, и рекомендации врача пришлось слушать Донхеку. Он слушал – старательно и внимательно – но, выйдя за дверь, обнаружил, что не запомнил ни слова. Там точно было что-то про покой, но покой и Чживон – это разные вещи. Поэтому любые рекомендации стали бы бесполезными. Донхек развернул первый сэндвич и вложил его в здоровую руку Чживона, так ничего и не сказав. Они не обсуждали, что произошло, и Чживон решительно пресек все попытки фразой «В следующий раз убегай» еще в тот момент, когда они запрыгнули в машину и рванули с места, не особо разбираясь, что стало с их личной угрозой. Но следовало сделать это сейчас. Или никогда. - Спасибо, - произнес Донхек после долгого молчания, разворачивая для Чживона второй сэндвич. Он сам не знал, за что именно благодарил, потому что не боялся боли, не боялся ударов и последствий. Гораздо важнее было то, что Чживон потащил его с собой в машину, а не бросил там, на парковке, в опасной близости от старого дома и старых воспоминаний. - Она следила за тобой? – спросил Чживон. Его голос казался ровным, но в тоне все равно было что-то угрожающее. - Не думаю, - мотнул головой Донхек. – Она там появляется… Иногда. Мне нужно было сразу тебе сказать. Он не уточнил, зачем именно, но понимание все равно повисло в воздухе между ними. Строительные магазины – рай для дешевой эйфории. Сомнительное спасение, когда в кармане почти нет ни копейки. - Ты жил недалеко? – непринужденно спросил Чживон, метким броском отправляя мусор в урну, стоявшую в нескольких шагах от них. - Да, - ответил Донхек честно. - Мне все равно не нравился этот район, - сказал Чживон почти сразу, не раздумывая. – Больше не будем там появляться. Не думаю, что она станет искать тебя в других местах. - Она не напугала тебя? Донхеку потребовалось очень много решимости, чтобы задать этот вопрос. Он не хотел, чтобы мерзкий образ или причиненный вред висели между ними. Не теперь. Если Чживон не отказался от него сразу, он сделает все, чтобы этого не произошло в будущем. - У нее почти получилось. Она могла тебя убить. Чживон посмотрел Донхеку в глаза впервые за все это время, и тот замер, не зная, что думать и как себя чувствовать. Во взгляде не было ничего, что могло бы потревожить – никакой холодности и никакого обвинения. Он был теплым и дружелюбным, как всегда. И теперь Донхек понимал, что Чживон смотрит так далеко не на всех людей вокруг себя. От такого взгляда хотелось заскулить по-собачьи и улечься рядом с его ногами. Ни того, ни другого, Донхек делать не собирался, но сознание уже заполнилось бредовыми, но навязчивыми образами, и от них стало неожиданно тепло и уютно. Донхек потянулся вперед, не особенно осознавая, что собирается делать, и привстал, уперевшись коленом в ледяные доски скамейки, после чего, задержав дыхание, максимально бережно обнял Чживона за плечи и притянул его к себе. Аккуратно прошелся пальцами по волосам и уткнулся носом в его макушку. Донхек не собирался сидеть так долго, но Чживон не шевелился и никак не протестовал, поэтому отстранился только тогда, когда заметил знакомый силуэт, направлявшийся прямо к ним по выложенной бежевой плиткой дорожке. Донхек впервые видел на лице Ханбина эмоции – и невольно поежился, потому что в какой-то момент ему показалось, что тот был готов убить их обоих, чтобы никогда в жизни не чувствовать больше такое беспокойство. Чживон широко и обезоруживающе улыбнулся, но эта улыбка не спасла его от убийственного взгляда, который, впрочем, не был даже близок к тому, чтобы ее стереть. - Какая-то сумасшедшая, - отмахнулся Чживон в ответ на немой вопрос, и Ханбин скептично приподнял бровь. – Ты же знаешь, они любят ко мне приставать. Видимо, в его фразе было довольно много правды, и взгляд Ханбина смягчился и уже без живодерского интереса скользнул по Донхеку. Он протянул руку и, получив ключи от машины, развернулся и отправился вперед, никого не дожидаясь. - Крепись, - сказал Чживон Донхеку, хлопнув его по плечу. – Тебе предстоит самая правильная и занудная поездка в твоей жизни. Можешь поверить, у нас будет двести процентов вероятности добраться домой в целости и сохранности. Я до сих пор думаю, что он получил права только потому, что знал больше инструктора. Ханбин явно все слышал, но даже не повернулся, чтобы наградить его еще одним убийственным взглядом. И впервые за этот день Донхек вздохнул с облегчением. Напряжение, преследовавшее его последние несколько часов, наконец, пропало. Донхек проснулся от вибрации под подушкой и моментально запустил под нее руку, чтобы отключить будильник, и чувствовал огромную обиду и несправедливость по этому поводу. Ему показалось, что он уснул совсем недавно, вкратце и без подробностей рассказав Чжунэ, что случилось, и при всем желании не успел бы выспаться. Но сонливость исчезла моментально, когда он понял, что это был звонок, а не будильник. - Что случилось? – почти шепотом ответил он вместо приветствия, попутно подтягивая к себе одежду, чтобы переодеться побыстрее. - Спускайся, - так же тихо ответил голос в трубке. – Мне нужна твоя помощь. Донхек отключил звонок и постарался одеться и обуться как можно тише. Он выскользнул за дверь комнаты, убедившись, что Чжунэ не проснулся, и почти бегом преодолел коридор, отгоняя неприятное предчувствие. Чживон стоял внизу, одетый так же, как днем, и, судя по всему, даже не собирался ложиться спать. Увидев Донхека, он радостно улыбнулся и поманил его за собой в сторону кухни. - Извини, если напугал, - уже нормальным тоном сказал он, целеустремленно проходя мимо холодного цеха и продвигаясь вглубь кухни. – Просто Чжунэ нам бы точно не помог. Он больше любит результат, чем процесс. Донхек с любопытством шел за ним, ощутив восторг, когда Чживон толкнул неприметную дверь к подсобным помещениям, за которой ему бы очень хотелось побывать. Лампы в узком коридорчике с еще шестью дверями, расположенными довольно близко друг к другу, загорелись не сразу, и Чживон недовольно цокнул языком, укоризненно посмотрев на них, но ничего не сказал и только толкнул ближайшую к ним дверь, которая оказалась не заперта. Здесь не было окон и очень сильно пахло пылью, но, как только зажегся свет, Донхек все равно пришел в еще больший восторг, когда увидел большие искусственные ветки, выглядывавшие из большой коробки, и осознал, чем они будут заниматься. В этой подсобке было несколько узких стеллажей, тянувшихся на всю стену справа, и все они были заполнены украшениями, разложенными очень аккуратно и по какой-то системе. Похоже, что-то предназначалось для рождественской елки, а что-то – для стен в холле и комнат. - Это можно так, - сказал Чживон, здоровой рукой потянув по полу одну из коробок с елкой, а после и вовсе бесцеремонно подтолкнул ее ногой. – Бери те, что на полках. Коробки с полок были очень легкими, но очень большими, и Донхек нес их предельно аккуратно, по две за раз, боясь разбить упакованные в них игрушки. Судя по истрепанному картону, этим игрушкам был далеко не один год, и хотелось, чтобы они прожили еще дольше. Вернувшись из подсобки в очередной раз, Донхек обнаружил в холле Ханбина, который, как ни в чем не бывало, уже начал доставать из коробок детали елки. Он собирал ее сам, отчего-то условно поделив на две части, и спустя какое-то время Донхек понял, почему. Елка была огромной. Не такой большой, какие ставят в торговых центрах, но в обычной квартире она бы точно не поместилась. Но ее размеров было достаточно, чтобы не потеряться на фоне холла с высокими потолками. Соединить две части воедино и установить ее оказалось довольно сложно, но даже в таком виде, без украшений, только с пушистыми ветками, она выглядела очень сказочно. А в приглушенном свете – почти как настоящая. Открыв первую коробку с игрушками, Донхек ненадолго замер, рассматривая их. Он никогда таких не видел – даже в фильмах. Елочные шары были огромными, прозрачными, сделанными из тонкого стекла, и внутри каждого из них, казалось, был отдельный мир, состоявший из разноцветных блесток. Которые должны были отражать свет гирлянд и сиять в нем. Они начали украшать ее снизу, разделив пространство пополам – Донхек взял на себя ту часть, которая смотрела на дверь, а Ханбин со всем своим перфекционизмом подошел к той, которая виднелась бы с лестницы. Чживон, которому было неудобно цеплять игрушки одной рукой, подавал их, чувствуя себя самым полезным. Он ухитрялся быть во всех местах одновременно, говорить и шутить за троих, отчего совсем не ощущалось холода. Донхек впервые украшал елку, делал это так же медленно, как Ханбин, который, похоже, вычислял в уме идеальное положение, и приходил в непередаваемый восторг от каждого шара, оказавшегося на ветке. Очень скоро пришлось вставать на старый и очень невысокий, но очень шаткий табурет, чтобы дотянуться до веток, далеко не самых верхних, и в какой-то момент, когда Чживон ушел на поиски потерянной еще в прошлом году стремянки, Ханбин оказался совсем рядом, подавая Донхеку новую игрушку. - Не воспринимай всерьез его слова, - сказал он ровным голосом. – Он не хотел делать больно именно тебе. Попало бы любому, тебе не стоило к нему тогда лезть. Как утешитель Ханбин бы получил минус сто баллов, и Донхеку стало немного не по себе от того, каким тоном это было сказано, но он постарался ничем не выдать своего смятения. В конце концов, ощущалось, насколько тяжело Ханбину дался такой шаг. - Я уверен, он сгорает со стыда, когда думает об этом. Извинится перед тобой, когда вернется. - Ты уверен, что он вернется? – осторожно спросил Донхек. Чжунэ ничего не говорил, но не переставал отправлять сообщения, Чживон готовил комнату, а Ханбин – говорил о том, что должно случиться в будущем. Они просто верили в то, что Юнхен вернется, основываясь на чем-то, что было известно только им. - Да. Нет ничего лучше, чем вернуться домой, - сказал Ханбин, почти сразу, даже не взяв паузу для размышлений. – Мы постараемся сделать так, чтобы когда-нибудь ты тоже это понял. Я иду спать. Он исчез наверху почти сразу, не дав Донхеку о чем-то спросить и точно не собираясь нарушать свой распорядок дня даже ради такого события, как Рождество. Чживон вернулся с пустыми руками через несколько минут после этого и даже не удивился исчезновению друга, как будто знал, что все случится именно так. - Мы и правда ее потеряли, - невесело сказал он. – Придется делать так, как в прошлом году. Ты мне доверяешь? Донхек доверял, но в тот момент не представлял, насколько именно. Он понял это позднее, когда с удовольствием дотягивался практически до самого верха, сидя на плечах Чживона и чувствуя тепло его руки на своем бедре. Но для того, чтобы нацепить очень красивую фигурку ангела на верхушку, елку все же пришлось немного наклонять, рискуя игрушками, и Донхек почувствовал невероятное облегчение, когда все обошлось. Вслед за ангелом пошли гирлянды. Чживон стоял спокойно, шел, куда нужно, и даже не морщился, когда ему приходилось действовать ушибленной рукой. Ушиб был сильным и неприятным, синяк, образовавшийся на предплечье – просто жутким. Донхек видел его и никак не мог выбросить из головы. Чживон защитил их от удара правой рукой, он сильно рисковал, но сравнительно легко отделался. И с того момента ни разу не показал, что ему было больно. Донхек не удержался и провел рукой по его волосам, перед тем как слезть, и слишком долго возился с тем, чтобы закрепить гирлянды внизу. Он чувствовал, что Чживон смотрел на него все это время, но не мог заставить себя обернуться и что-то сказать. - Мне не хочется, чтобы тебе было плохо. - Не понимаю, о чем ты, - сказал Донхек и поморщился от того, насколько дрожащим прозвучал его голос. Он придвинул к себе удлинитель, чтобы чем-то заняться, и по очереди воткнул в розетки все четыре гирлянды. - Я не закончил школу, - хмыкнул Чживон. – Но я не идиот. Тебе стоит остановиться, иначе ты будешь несчастным. Донхек молчал какое-то время. Он не знал, как обычные люди реагируют, когда им отказывают еще до признания. В школе вообще как-то не рассматривали эту стадию отношений. Даже на уроках литературы. Почему-то у всех героев книг, которые они читали, были совсем другие трудности. Донхек отошел к стене и нашарил выключатель на одной из панелей. Лампы погасли, но гирлянды сияли достаточно ярко, чтобы озарить площадку вокруг елки мягким золотистым светом. Они сказочно мерцали, и из-за блесток казалось, что в шарах жили маленькие феи. Донхек почувствовал, как магия ненадолго вернулась сюда, но она сразу же улетучилась. Он подошел к Чживону и встал напротив него, понимая, что им будет тяжело, если оставить какие-то недосказанности. - Я не могу это остановить, - признался он. – Я не знаю, как это делается. Но обещаю, я не буду доставать тебя. Чживон вздохнул. Он был старше и опытнее, но наверняка редко сталкивался с такими ситуациями. А еще его лицо в мерцающем свете было особенно притягательным. Красивым. И Донхек уже почти не ненавидел себя за эти мысли. - Мы все проходили через это, - наконец, решив для себя что-то, начал Чживон. – И больше страдали от того, что не могли получить желаемое. Это нормально. Ты можешь сделать со мной все, что захочешь. Так тебе будет намного легче пережить это и оставить позади. Донхек замер. Этот разговор не был похож ни на один из тех вариантов, которые он часто перебирал в голове. Чживон предлагал ему себя – прямым текстом, принимая его чувства за обычное поверхностное влечение. Он разрешал сделать то, о чем Донхек позволял себе думать только несколько минут перед сном, зарывшись в одеяло красным от смущения лицом. Донхек с тоской подумал о том, как легко все могло разрешиться, будь дело действительно во влечении. Но Чживон нужен был ему весь, целиком, как с лицом, на живость которого невозможно насмотреться, так и с тайнами, которые он прятал и закрывал внутри себя на все замки. Но в то же время Донхек подошел к нему и сделал то, что очень хотел – обнял так крепко, как еще никого никогда не обнимал, уже не заботясь ни о комфорте, ни о личных границах, вдыхал запах краски, застывший на его одежде, и проматывал прошедший день по минутам. Этого было достаточно, чтобы согреваться в те моменты, когда ему снова придется остаться в холодном одиночестве. Донхек отстранился в тот момент, когда Чживон пошевелился, и, не глядя, пожелал ему спокойной ночи, а потом отправился наверх, спотыкаясь в темноте на ступеньках. И мысленно обещая себе избегать Чживона до тех пор, пока не поймет, как справиться со своими чувствами.