жопный рак

Бледный открыл глаза и тут же встретился с Кириллом взглядом. - чувак, ты пялишься на меня, когда я сплю? – сонно пробормотал он. Лермонтов тут же отвернулся. Бледный потянулся за таблетками на тумбочке, но этого можно было и не делать – на кровати валялись блистеры таких же таблеток. вообще, они валялись всюду. как и пустые бутылки, как и коробки от еды из доставки, которые копились в квартире вот уже неделю. всё это выглядело еще более тоскливо и неправильно в пасмурном свете питерского утра, пробивавшемся сквозь синие занавески. все было так не по-настоящему… - ладно, можешь заниматься своей маньячной хуйней и дальше – Бледный закинул в рот пару таблеток, проглотил не запивая и лег обратно на подушки. он закрыл глаза и будто бы уже во сне притянул к себе руку Кирилла и прижал её к себе. как будто так будет проще заснуть. да, он снова оставил Кирилла наедине со своим самоедством, наедине с этими убийственными мыслями, наедине с воспоминаниями. но тот вряд ли был против, ведь воспоминания о «самом большом отрыве в твоей жизни», обещанным Лермонтову Бледным были куда лучше и красочнее, чем эта сраная комната с синими шторами и безжизненным светом из окон. *** - давай набухаемся! хотя нет, лучше обдолбаемся как следует! кокаином! нет, может что-нибудь поинтереснее… - Бледный скакал по комнате, завернутый в простыню. – это слишком банально, давай замутим что-нибудь более бешенное… блять! – он споткнулся о свою же сумку, так и не разобранную со вчерашнего дня. - может сначала поедим чего-нибудь? – Лермонтов заставил себя забыть вчерашний разговор хотя бы на один день. ведь сегодня ничего не случится? пусть все будто по-старому, хоть на чуть-чуть. а завтра может получится отвести Бледного в больницу, поговорить с врачами. может все обойдётся, может это вообще ошибка! такое ведь всегда случается с кем угодно, но только не с теми, кто тебе дорог. - согласен, - Бледный пнул сумку в угол и вернулся в постель к Лермонтову, - только давай куда-нибудь сходим? он сидел прямо под лучами солнца, отчего его зеленые глаза ловили все блики и можно было разглядеть там целый мир, а волосы салатового цвета казались ярче, чем обычно. белая простыня, которая до этого была перекинута и завязана через плечо, теперь съехала на талию. Лермонтов потянулся и быстро чмокнул его в губы: - как скажешь. - чел, не делай так – рассмеялся Бледный. – я чувствую себя девчонкой… он опустил глаза, но через мгновение схватил Лермонтова за подбородок, притянул к себе и поцеловал. он целовал его так долго, что казалось будто прошла уже целая вечность, и мир рухнул, и всё исчезло, и ничего больше нет кроме их губ… - по-мужски. – усмехнулся Лермонтов, разорвав поцелуй. Бледный в ответ только улыбнулся и откинулся на кровать. - так хорошо… вечером они пошли в ближайший бар. конечно же, Бледный, никогда не видевший границ, выпил чуть ли не полбара, а когда Лермонтов отошел от него на минутку, даже успел подраться. - что ж ты творишь, - протрезвевший от неожиданности Кирилл тащил на себе Бледного прочь от бара. у второго над бровью уже расцветал нежно-фиолетовый синяк, - совсем уже жить… - что? - …надоело. Бледный рассмеялся. - никогда не надоест! – и он посмотрел на Кирилла самыми счастливыми в мире глазами. рассветало. двое присели на лавочку под одной из бесконечных многоэтажек Питера. эта была особенной по двум причинам: временной и постоянной. временная заключалась в том, что прямо сейчас окна этой самой многоэтажки отражали первые розовые лучи утреннего солнца. рассвет в городе был самым любимы зрелищем Лермонтова именно из-за таких мелочей. вторая же причина – постоянная – это то, что по стечению обстоятельств, в определенном подъезде этого дома отсутствовали любые препятствия для проникновения на крышу, по которой прямо сейчас разливалось самое тихое и розовое утро на свете. - ты протезвел хоть немного? – тихо спросил Кирилл у Бледного, лежащего на скамейке и наблюдавшего небо. - да… - он перевернулся на бок и достал перочинный нож. - эй, тихо, тихо – Лермонтов уже потянулся к его руке с ножом, но Бледный тут же от него отмахнулся. - отъебись на секундочку, пожалуйста, - он начал выскребать что-то на скамейке. закончив, он резко подскочил, схватил Лермонтова за руку и потащил в тот самый определённый подъезд. Бледный щурился от солнца и улыбался, подставляя тёплым утренним лучам лицо. - я тебя люблю. он крепко сжал руку Лермонтова. они стояли на крыше, с которой открывал вид, на спящие дома одного из районов Петербурга.