Ещё одна Белова.

Путь твоей жизни теряется во мраке, но знай — мы всегда будем рядом. Даже в самую тёмную пору, когда тебе будет казаться, что ты осталась совсем одна, помни — мы с тобой.

— Предатель! Меня оставляешь на непонятно кого, а сам… сам! Уух — возмущению Кати не было предела, когда вечером пятницы брат оповестил, что ему надо уехать с девушкой за город на все выходные. Белов как мог оттягивал эту новость, даже подумывал сбросить эту участь на Паулаускаса, но все же пожалел друга. — Не на непонятно кого, а на Модю — непреклонно сказал комсорг, следя за тем, как мелкая гневно мерила шагами гостиную и кидала на него яростные взгляды. — А самое главное из-за кого? Из-за этой своей — девушка, покривлявшись, изобразила предполагаемую избранницу брата — фифы! Ну, Белов, я всегда знала, знала, что тебе на меня просто тьфу, начхать! — вовремя подвернувшаяся подушка полетела в брюнета, но тот со своей молниеносной реакцией успел ее схватить — вот и иди, понял? Давай, давай, езжай, можешь ещё вообще к этой своей дамочке переехать, зачем же, у тебя ж нет никого, а я так тут для вида стою. Не убираю, не готовлю, вещи тебе не глажу, не забочусь, да? Может, я тоже вообще уйду! Посмотрим, как ты заживёшь! — схватив куртку, младшая Белова направилась на выход, но у самой двери ее перехватил Модестас, привычно поднимая над полом. — Спасибо, Модь — кивнул в знак благодарности баскетболист и сам открыл дверь — я тебе леденец привезу, хочешь? — заглядывая в светлые глаза брюнетки, улыбнулся Белов, чтобы хоть как-то смягчить ситуацию. — Засунь себе этот леденец знаешь куда! — гневно возразила девушка, за что получила увесистый воспитательный шлепок от литовца — Ай! Отпусти, отпусти меня немедленно! — заверещала она пуще прежнего от такого нахальства и забрыкалась с удвоенной силой. — Ладно, я пошёл. Кать, я люблю тебя, веди себя хорошо, ладно? Модь, если что, я разрешаю ей провести воспитательные беседы. Ремень в шкафу — и с этими словами баскетболист скрылся за входной дверью. Красная от негодования и бесполезных попыток вырваться из крепкой капитанской хватки, Катя усиленно пыхтела, все ещё высказывая своё недовольство, но уже в более мягкой форме, ведь одного увесистого шлепка ей сполна хватило. — Все? Успокоилась? — спустя пять минут, когда Белова только недовольно что-то бурчала себе под нос и даже перестала дрыгаться, спросил Паулаускас. Вся эта картина и поведение девушки очень забавляли литовца, поэтому тот еле сдерживал веселую ухмылку. — Да, отпусти меня — буркнула Катя. Как только ее ноги коснулись пола, она для приличия ещё раз толкнула капитана и, потирая наказанное место, пошла в гостиную. Улёгшись на диване на левый бог, девушка сжала в руках плюшевого зайца — единственное, что она привезла из села в память о родителях кроме фотографий — и обиженно выпятила губу, как ребёнок. Модестас вскоре сел рядом с сестрой друга, включая небольшой телевизор и изредка посматривая на сжавшийся комочек, думая, что, может, все же переборщил он с воспитательными мерами. — Кать, ну че ты, слишком сильно что ли хлопнул? — потыкав Белову в босую пятку, от чего девушка сразу дернулась, спросил литовец. — Да! Сильно! — всхлипнула брюнетка от обиды. — Ну ладно, прости, не рассчитал. Обычно просто я не в таких ситуациях шлепки отвешиваю — пожал плечами литовец. — И вообще — Катя вдруг резко села, разворачиваясь к своему надзирателю, которого приставил к ней брат, и смотря на него — тебе кто руки разрешил распускать? А? — Серый — как ни в чем не бывало улыбнулся Модестас и щелкнул девушку по носу — я теперь твой нянь, так что придётся тебе смириться. Катя на это лишь презрительно фыркнула, сжимая игрушку сильнее. Ее вообще возмущал тот факт, что все кому ни попадя считали ее маленькой и норовили поучить жизни. Да, ну перешагнули через неё в детстве, и брюнетка теперь была чуть выше полутора метра с кепкой, но это не позволяло таскать ее на руках кому вздумается. Будучи двадцати однолетней сформировавшейся личностью (по крайней мере так считала сама Катя), она уже могла отстаивать свои права и самостоятельно разбираться в делах, не зря же на юридическом училась в Томске. А приехав в Москву к брату, будто опять превратилась в десятилетнюю малышку, поэтому каждый считал своим долгом воспитывать непоседу. Ладно Серёжа, к нему она привыкла, он как никак ее брат, но вот всякие его двухметровые друзья с привилегированными полномочиями ей совсем не нравились. Сидя рядом с капитаном сборной, Катя внутренне не переставала возмущаться его наглости, и ведь не постеснялся же. Голубой взгляд метнулся в сторону виновника ее мыслей и задержался на красивом профиле. Казалось, что за острую линию челюсти, очерченные скулы, прямой нос, густые брови и прекрасно лежащие волосы, отливающие рыжиной от лучей солнца, можно было простить все. В Катькином селе, честно сказать, красавцев особо не было, да и манерами те не отличались, но в столице глаза просто разбегались. Казалось невозможным присутствие такого статного баскетболиста рядом, поэтому, на секунду забывшись, брюнетка тычет маленьким пальчиком Паулаускасу в руку, тут же ощущая его идеальную физическую подготовку. — Ты чего? — насмешливый взгляд янтарных глаз смотрит на Катю в упор. Та взметает чёрные ресницы и ругает себя в мыслях за то, что задумалась. — Ничего — она быстро отдергивает палец и смотрит в телевизор, ища какую-нибудь отвлеченную тему — Это что идёт? — Кинопанорама — усмехается баскетболист, глядя на шебутную Белову. — Мм, понятно — Катя усиленно делает вид, что ей очень интересен сюжет какого-то нового зарубежного фильма и комментарии ведущего по этому поводу. Но уже через минут пятнадцать ей становится скучно, и девушка медленно начинает сползать с дивана на пол. Оказавшись на твёрдом паласе, Катя задирает голову и рассматривает пожелтевший от времени потолок, а потом жалобно спрашивает — а Серёжа совсем-совсем до вечера воскресенья уехал? — Совсем — подтверждает информацию литовец, получая на это многострадальный вздох — да не грусти ты так, вон, хочешь, завтра в Парк Горького тебя свожу? — Не, не хочу, я с Ваней гулять иду завтра — отмахивается от предложения брюнетка, а Паулаускас на это хмурит брови. — Никуда ты с этим бульбашом не пойдёшь. — Чего? — Катя даже оторопела от такого заявления — вообще-то мне даже Серёжа разрешил! — А я не разрешаю — отрезал капитан, даже не посмотрев на девушку. Челюсти его напряглись, желваки заходили, в груди возросло чувство собственничества. Сам не зная почему, но Модестас не хотел отпускать эту егозу гулять ни с кем, тем более с одним из сокомандников. Катя даже не нашлась, что сказать. Только возмущённо топнула ногой и гордо удалилась на кухню, подумав про себя, что все равно пойдёт гулять с недавно появившемся другом и никакой Паулаускас ей не помеха. В животе неприлично заурчало, так как ужин был бессовестно пропущен из-за новости об отъезде брата, и девушка полезла доставать кастрюльки с едой. Модестас старался совершенно не обращать внимания на сложившуюся ситуацию, оправдывая себя высокой степенью ответсвенности. Только когда на кухне что-то загремело и с большим грохотом упало, парень крикнул. — Живая? — Все нормально, это кастрюля упала! — послышалось с того конца квартиры. Через примерно полчаса, как раз, когда по телевизору закончилась программа, в дверях появилась девушка с неизменной поварешкой в руке. — Эй, литовский нянь, есть иди — машет девушка деревянным оружием и вновь задорно смеётся. Все-таки настроение — вещь волшебная у этих Беловых. В два счета расправившись с ужином, Катя довольно сидела на стуле попивая чай и наблюдая за тем, как теперь недовольный капитан моет посуду в ее фартуке. Пригрозив тем, что еды парень больше не дождётся, маленькой непоседе удалось уговорить его почти на все, только вот завязать на голове хвостик литовец все же не разрешил. — Модестас, а ты… это… тут ночевать будешь? — заискивающе спрашивает Катя, тут же пряча нос в чашке с чаем. — Не знаю, что, боишься одна ночью в квартире оставаться? — заприметив в голосе нотки надежды, усмехнулся баскетболист. — Я? Ничего я не боюсь! — фырчит Катя, вскидывая подбородок — просто мне тебя тогда укладывать где-то надо. Ты вон какой огроменный — махнула девушка рукой для пущей драматичности — ляжешь на моей раскладушке, а я у Серёжи буду. — И где логика? — приподнял бровь парень, посмотрев на Катю. Ведь он явно был не совсем намного выше Белова старшего, а вот раскладушка и комсоргу была маловата. — Ну я просто не хочу спать на раскладушке — прошептала брюнетка и хихикнула — Серёжу мне жалко, а тебя нет — показав язык литовцу, мелкая вредина поставила в раковину грязную чашку и довольная собой пошла стелить белье. На кровати и правда было намного удобнее, Катя даже подумала о том, чтобы потом вытеснить с неё брата, но сон никак не хотел приходить. Ворочаясь с одного боку на другой, девушка пыталась заснуть, но только ей это удавалось, как в голову начинали лезть картинки с похорон, мама с папой, и брюнетке становилось до жути страшно. Прижимая к себе зайца и подушку брата, Катя ещё больше напряглась, когда на лестничной площадке, совсем рядом с входной дверью послышалась какая-то возня и шаги. Помня, как однажды в родной дом забрались воры, Белова вскочила с кровати, обмотавшись одеялом, и аккуратно ступая босыми ногами по полу вышла в коридор. Подходить к двери и смотреть в глазок было страшно, но Катя все же решилась: не дойдя шага до двери, она вытянула шею и посмотрела, но на лестничной площадке никого не обнаружилось. От этого стало ещё более тяжело на душе, а спать перехотелось вовсе. Но вот, опять звук шагов по каменной лестнице подъезда донесся до слуха и Белова, вздрогнув, юркнула в гостиную. Ступая так, чтобы не разбудить вроде как спящего баскетболиста, девушка забралась через спинку на диван и легла там бочком. Так создавалось хоть какое-то ощущение защищенности, ведь теперь она была не одна. Рассматривая литовского форварда, девушка даже на некоторое время забыла о происходящем за дверью. Модестасу тоже явно снились не самые лучшие сны, так как на его лбу пролегли морщинки, брови были сведены к переносице, а руки скрещены на груди. Катя лежит, затаив дыхание, в такие минуты очень жалеешь, что не умеешь рисовать, как великие художники, и не можешь отразить такое творение всевышнего, даже капельку всего великолепия, что развернулось перед глазами. Из своих мыслей Катю выводит громкий хлопок двери об дверь — видно, кто-то из соседей слишком сильно распахнул входную, так как опять послышались звуки брани. Девушка поворачивается на спину и выдыхает, пытаясь успокоить бешеный сердечный ритм. Брюнетка всегда вздрагивала от резких громких звуков, видела в темноте монстров и думала, что если идёт одна по улице, то ее обязательно кто-то преследует; также не ходила никогда с пустыми ведрами, не передавала вещи через порог, а уж если случайно просыпала соль, то обязательно ждала какой-либо ссоры. Пауласкаус просыпается от того, что чья-то маленькая холодная ладошка пытается вытянуть его руку и переплести пальцы. Посмотрев на диван, литовец сонно усмехнулся, увидев там свернувшуюся в кокон Белову, которая вытянула только одну руку. «Не страшно ей, как же» — подумал про себя капитан и накрыл девичью ладонь своей. Возня тут же прекратилась и со стороны раздалось мирное сопение, заставляя баскетболиста улыбнуться. Эта егоза, появившаяся буквально из воздуха, сразу создала большое волнение не только в жизни брата, но и каждого игрока сборной, включая тренера. Всем сразу приглянулась веселая голубоглазая мини-копия комсорга: для Вани Едешко за неделю Катя успела стать чуть ли не лучшей подругой, для Зураба с Мишико приятной собеседницей, пообещавшей оценить все прелести грузинской чачи, для Алжана думающей особой с похожими взглядами на книги, для Владимира Петровича юркой помощницей, для Сани Болошева напарником по подколам команды, а для Модестаса чем-то родным, напоминающем о солнечной Литве. Паулаускас не мог объяснить этой магии, потому что Катя не была похожа на белокурых литовок, удивленно смотрела на баскетболиста, когда тот употреблял незнакомые ей слова, даже не знала, где Литовская ССР на карте расположена, но ее взбалмошная натура, звонкий смех и веснушки, усыпающие полоску кожу от левой щеки по носу до конца правой, заставляли капитана расслабиться и дурачиться вместе с Беловой.