Lucky Day

      — Хей, Скотт! Это Лиам, да, привет, нет, нет, не волнуйся, мне ничего не нужно, все в порядке, конечно. У нас все замечательно. Ну, как дела в колледже? Хорошо, хорошо. Слушай, говоря гипотетически, если бы у меня в подвале был бессознательный охотник, который хочет убить меня, что мне стоило бы с ним сделать? Нет, нет, я сказал «гипотетически», я просто пишу заметки и рекомендации для возможных сценариев, у меня на самом деле нет… о, ладно, я понял. Тогда я буду звонить тебе только в случае реальных сценариев, конечно. Да нет, все нормально, это было гипотетически, клянусь. Значит, мне не стоит убивать его, да? Гипотетически? Даже если он мудак и пырнул меня ножом три ра… нет, нет, это все еще гипотетически, я просто составляю очень подробный сценарий. Все в моей голове, да. Хорошо. Почему я беспокоюсь о том, что делать в случае, если это произойдет? Верно, я просто подожду, пока это действительно произойдет, и буду реагировать совершенно неподготовленно, как мы всегда делаем, потому что это же так хорошо сработало в прошлом. Нет, я не злюсь. Ладно, конечно, иди, занимайся своими делами. Да, да, совершенно не злюсь, обещаю. Так даже лучше: чем раньше ты узнаешь, кто твои настоящие друзья, тем лучше. Ладно, я позвоню тебе позже. Пока, Скотт.       *       Это было так бесполезно. Лиам собирается однажды стать омегой, и к черту всю чушь о том, что одиноким волкам тяжело живется. В чем смысл альфы, если он больше беспокоится о собственном образовании, чем о помощи своему первому укушенному бете с гипотетическим охотником, который на самом деле полностью реален и прямо сейчас привязан к стулу перед ним? Прошло уже двадцать минут, а этот мудак до сих пор спит, он такой драматичный. Лиама ударили ножом, и он даже не подумал вздремнуть. На лбу Тео набухает большая шишка, единственная цель которой — заставить Лиама почувствовать себя виноватым, и эта цель уже провалена, поскольку Лиам хочет только того, чтобы она продолжала расти и расти, пока шея Тео не сломается под ее весом. Это пойдет ему на пользу. У него не получится закалывать людей со сломанной шеей, не так ли.       — Просыпайся, — приказывает он, сердито глядя на опущенные веки Тео.       Он не просыпается. Лиам фокусируется на его дыхании, которое звучит нормально, так же, как и его сердцебиение, а потом снова начинает на него смотреть. Он ведет себя слишком драматично — Лиам не удивится, если он ждет, что поцелуй истинной любви вернет его к жизни, он готов поспорить, что все именно так. Но Лиам не может ждать вечность — никто не будет целовать Тео, пока он привязан в его подвале.       Лиам продолжает таращиться на него, потому что он хочет, чтобы его злобный взгляд был первым, что Тео увидит, когда наконец-то перестанет так остро реагировать, но телефон, завибрировавший у него в кармане, прерывает и пугает его.       На телефон он таращится не менее свирепо, пока не замечает, кто это. Ой, да, он забыл, что чуть раньше написал Мейсону — прямо перед тем, как притащить тело Тео домой. Миссис Дженкинс определенно его видела, кстати говоря, но не моргнула и глазом, и это сильно оскорбило Лиама, потому что черт возьми, неужели она о нем настолько низкого мнения, что ожидает от него похищения людей? Мистер Робинс тоже его видел, если быть честным, но он не считается, потому что Лиам всегда бесплатно косит у него траву, так что он может убить перед ним целую семью и все равно останется «милым мальчиком».       Получено: «Лиам, помнишь, как ты заверил Скотта, что позаботишься обо всем и будешь ответственным в его отсутствие? Как в это вписывается отправленная тобой фотография, на которой ты держишь кинжал над мертвым парнем в темном переулке?»       Лиам фыркает. Почему сегодня все такие драматичные?       Пора сделать еще одно селфи.       Он держит телефон перед собой и немного наклоняет, чтобы вместить в кадр привязанного к стулу Тео, а затем улыбается в камеру, потому что он всегда ужасно получается на фотографиях, когда не улыбается. Он пишет «он жив» и отправляет фотографию Мейсону.       Получено: «Пожалуйста, скажи мне, что ему нравится пожестче и ты не похитил этого очень горячего парня».       Лиам закатывает глаза, потому что разумеется, Мейсон бы обязательно сказал что-нибудь о том, что Тео горячий. Он не может по-настоящему винить его, поскольку у Мейсона всегда была слабость к симпатичным глазам, а глаза Тео — самая красивая вещь, которую Лиам видел в своей жизни, такие большие, голубые и озадаченные, когда они смотрят на него с экрана его телефона. Лиам замирает, уставившись на фотографию, которую он отправил Мейсону и на которой глаза Тео совершенно недвусмысленно открыты.       — Ты только что сделал селфи со мной?       А вот и он, разумеется. Лиам таращился на него последние двадцать минут, но Тео решил проснуться именно в те пять секунд, когда не должен был. Отличная шутка.       Лиам для верности еще раз сердито смотрит на Тео, пытаясь придумать правдоподобное объяснение, почему то, что он только что сделал, было не селфи. К счастью, Тео внезапно опускает глаза на свои запястья и особенно на веревку, крепко обвязанную вокруг них, и отвлекается.       — Что это? — бормочет он, провалив попытку поднять руки с подлокотников кресла. Он хмурится и переводит взгляд на Лиама. — Меня похитили?       Лиам кивает.       — Определенно.       — Серьезно. Ты похитил меня, — повторяет он, и Лиам уверен, что ты не должен так скептически относиться к способностям своего собеседника к похищению, когда ты буквально привязан к стулу в его подвале. Это похищение где-то уровня профи, и Лиам провернул все это самостоятельно и без предварительного замысла. Он мог бы похитить Папу Римского, если бы ему это действительно поручили.       — В целях самообороны, — на всякий случай уточняет он, потому он здесь по-прежнему хороший парень, он только похищает людей, а не тычет в них ножом. Папа Римский может вздохнуть с облегчением.       — Похищения в целях самообороны не бывает, — педантично замечает Тео.       — Скажи это стулу, к которому ты привязан, — ухмыляется Лиам.       Получай, мудак.       Тео даже не моргает.       — Я не разговариваю со стульями.       — Значит, ты со стульями не разговариваешь, но я должен спасать собаку, которая даже не существует, как удобно, — фыркает он, и Тео на секунду начинает пахнуть озадаченностью, но потом встряхивает головой.       — Неважно, итак, ты похитил меня, ладно. Что теперь? — Он выжидающе приподнимает брови, как будто Лиам пригласил его на вечеринку и теперь должен его развлекать. Лиам уверен, что похищения работают не так. — У тебя вообще есть план или?..       — У меня есть план, — моментально лжет Лиам, потому что он хотел бы иметь план.       Затем, когда он смотрит на Тео, который пялится на него, он вдруг вспоминает тот фильм ужасов, где парень похищал горячих людей и отрезал им лица, чтобы использовать их в качестве масок. У Лиама уже есть лицо, и он бы не чувствовал себя комфортно, надев лицо Тео, но воспоминание было пугающе ярким.       — Я жду. — Тео до сих пор пялится на него и снова выглядит скучающим. Лиам совершенно не собирается носить его лицо, никогда. Он бы возненавидел постоянно ходить везде, напоминая самодовольного засранца.       — Я не собираюсь рассказывать план тебе, мудак, — фыркает он. — Ты пытался убить меня.       — Я преуспел, — пожимает плечами Тео, и его сердце не пропускает удар, когда он это говорит.       Лиам хмурится.       — Что?       — Я убил тебя, — твердо произносит он, и его сердце опять подтверждает, что он говорит правду.       Он убил его. Тео убил его, и это значит, что Лиам мертв, потому что именно это происходит, когда тебя убивают, — ты умираешь. Черт возьми. Он мертв. Он умер и даже не заметил, прямо как это всегда случается в драматических фильмах. Это был его счастливый день, и он умер. Его жизнь отстой, поэтому день, когда он умер, был его счастливым днем, вот что произошло. Лиам теперь так зол. Мейсон в свои счастливые дни всегда находит деньги на земле, а вот что нашел Лиам — смерть. К черту это. И как будто того, что он мертв, недостаточно, мудак, который убил его, все еще продолжает говорить:       — Видишь, ты до сих пор не полностью исцелился из-за особого вида волчьего аконита, которым был пропитан мой нож.       Лиам приподнимает свою футболку ровно настолько, чтобы открыть по-прежнему видимый порез на своем животе. Он едва заметен, почти что царапина, но он все еще есть, хотя не должен быть, потому что прошло уже двадцать минут.       — Это редкий вид — ты его сначала не замечаешь, потому что эффекты намного медленнее, но он все такой же смертельный, — беззаботным голосом продолжает Тео, пока Лиам в ужасе таращится на свою рану. — А теперь можешь освободить меня, чтобы я не застрял здесь с твоим телом?       Лиам задыхается от шока, после чего направляет свое негодование на Тео:       — Боже мой, мудак, ты отравил меня! Я поверить не мо… волчий аконит! Это читерство, чертов трус!       — Это не читерство, это проявление ума. Ты и твои друзья — вот кто читеры, с суперсилой, когтями и… Ты падаешь в обморок?       Лиам чувствует, что очень даже падает.       — Ничего подобного, — лжет он. Его зрение притупляется, и он неожиданно очень остро понимает, что в его теле что-то не так. — Я прекрасно себя чувствую. Это просто внушение. Я был в порядке, пока ты не сказал, что использовал волчий аконит. Это называется внушение.       — Это называется волчий аконит, корень очень специфического растения, смертельного для твоего вида, — отвечает Тео, и Лиам рычит.       — Заткнись, мудак! Я надену твое лицо, как карнавальную маску! — Тео кажется больше озадаченным, чем напуганным, но у Лиама нет на это времени. Ему нужно немедленно вывести яд из организма. — Хватит отвлекать меня, как мне от этого избавиться? Мне выжечь его? Я выжгу его, да, я так и сделаю. А ты жди здесь — я подожгу тебе волосы после того, как закончу.       *       Лиама ударили ножом три раза подряд, и каким-то образом это все равно был не самый болезненный момент за весь день, потому что он только что буквально выжег свои раны чертовой зажигалкой. Он мог бы пойти к Дитону, у которого наверняка есть огнемет, но ему не понравилась идея оставить Тео здесь одного без охраны, как и идея объяснять Дитону, что именно произошло, чтобы через пять минут ему позвонил крайне обеспокоенный Скотт. А еще ему не понравилась идея об использовании на нем огнемета, если честно.       Теперь он настолько свирепо смотрит на Тео, что отчасти ожидает, что тот растает под его горящим взглядом, но он просто таращится на него в ответ — практически расслабленно.       — Ты пропустил одну, — говорит он спустя какое-то время, и Лиам хмурится. Во что он сейчас играет?       — Что?       — Маленькая царапина на левом предплечье. — Тео кивает на нее головой. — Она тоже заражена.       Лиам опускает глаза и моментально замечает ее. Она не болит и едва заметна, но все равно не исцеляется.       — О. Да. Спасибо, наверное.       Он разбирается и с ней тоже, а Тео в это время незаинтересованно пожимает плечами.       — Я просто сказал тебе, чтобы ты не поджег мои волосы.       Лиам фыркает.       — Я не собирался действительно поджигать твои волосы, идиот. Мне нравятся твои волосы, — признается он, потому что боль делает его честным.       Тео ухмыляется:       — Спасибо, мне тоже.       — Спасибо, — довольно улыбается Лиам.       — За что, мы говорим о моих волосах.       Лиам хмурится, и его переполняет возмущение.       — Погоди, что? Я думал, что ты сделал мне ответный комплимент. Ты такой засранец, чувак.       — Я бы не стал делать комплимент твоим волосам — твои волосы нелепые, — отвечает Тео. Он хочет, чтобы Лиам поджег его, другого объяснения нет. Он гадает, сколько уйдет времени, чтобы сжечь его дотла, используя только зажигалку. — Они выглядят так, словно на твоей голове что-то взорвалось.       — Ты издеваешься надо мной? Давай посмотрим, как твои волосы будут выглядеть после того, как тебя несколько раз пырнут ножом.       — Ты не можешь винить во всех проблемах в своей жизни тот факт, что я пырнул тебя ножом, знаешь ли. — Тео закатывает глаза. Ну да, насколько, должно быть, трудная у него жизнь — с его идеальными волосами и его идеальным животом, никогда не знавшим ножа. — Я не трогал твои волосы и не трогал твоего парикмахера. Я не трогал твои оценки и…       — Мои оценки в порядке, — огрызается Лиам, потому что математика все равно не особо важна.       — Я не трогал твою метлу, но мы все еще дышим здесь скорее пылью, а не кислородом, верно? Я не тро…       — Да пошел ты, — рявкает Лиам. Это просто смешно. Он не может контролировать то, чем его волосы занимаются на его голове в свободное время, и он не обязан оправдываться перед этим парнем, который наверняка заключил сделку с дьяволом, чтобы сделать свой внешний вид настолько идеальным и порядочным. — Твои волосы все равно не такие уж крутые. — Лиам насмешливо пожимает плечами, подходя ближе к своему пленнику. Хороший Лиам сделал свой ход. Теперь пришло время мести. — Особенно, — медленно добавляет он, после чего его руки смертоносно устремляются к голове Тео. Тот извивается и пытается убежать, издавая забавные звуки, переходящие от злости к мольбам, но Лиам беспощаден и продолжает взъерошивать его волосы, пока они тоже не начинают выглядеть так, словно на его голове что-то взорвалось. — Сейчас, — удовлетворенно заключает Лиам, убирая руки и любуясь своей работой.       Тео метает глазами кинжалы, но вскоре удовлетворение Лиама начинает трещать по швам: ну почему теперь он выглядит еще более горячим — с беспорядочными и мягкими волосами, как будто он только что проснулся после ночи бурного секса? Это так несправедливо.       Он прочищает горло, поворачивается к нему спиной и подходит к книжному шкафу в углу, потому что ему внезапно становится жизненно важно поменять местами две кулинарные книги. Да, вот так намного лучше. Хорошо, что он оказался здесь, чтобы спасти день.       — Тогда чему бы ты сделал комплимент? — спрашивает Лиам. Он пожимает плечами и, приняв незаинтересованный вид, поворачивается обратно к Тео, который кажется крайне озадаченным его вопросом. Лиам нетерпеливо фыркает. Боже, этот парень такой медленный. — Ты сказал, что не стал бы делать комплимент моим волосам, тогда чему бы ты сделал комплимент?       — Ну, моим. — Лицо Тео молчаливо добавляет «очевидно», и Лиам молчаливо хочет его смерти.       — Да боже мой, я имел в виду во мне.       Тео ошеломленно моргает.       — О. Ну, тебя сложно убить, — говорит он спустя некоторое время, и Лиам раздумывает над этим. Он решает, что это можно принять за комплимент. Это определенно качество, и это определенно лучше, чем если бы он был тем, кого легко убить, особенно когда люди пытаются убить его на постоянной основе.       — Спасибо, — кивает он с тайным удовлетворением.       — Всегда пожалуйста, — очень вежливо отвечает Тео, а затем комната погружается в тишину, поскольку Лиам по-прежнему не решил, что он должен делать теперь или как вообще превратить лицо человека в маску. Ему нужно добавить шнурки, или он просто может приклеить его на себя? Тео до сих пор задумчиво смотрит на него, и Лиам надеется, что он думает не о том, о чем он сам думает. Никто не украдет его лицо. — А еще твои глаза довольно симпатичные. Теперь ты можешь меня развязать?       Лиам, опешив, давится вдохом и мгновенно жалеет, что перед ним сейчас нет зеркала, чтобы он мог проверить свои глаза, увидеть их в новом «довольно симпатичном» свете и исследовать, что делает их таковыми. Дело в цвете — у Тео слабость к светло-голубым глазам? Или дело в ресницах — у него что, симпатичные ресницы? Как вообще выглядят симпатичные ресницы? Лиам понятия не имеет.       Тео выжидающе смотрит на него, и Лиам оборонительно скрещивает руки на груди.       — Я не освобожу тебя только потому, что ты сказал, что у меня симпатичные глаза.       — Нет, — неожиданно соглашается Тео. — Ты освободишь меня, потому что ты не собираешься меня убивать, а содержание пленника требует слишком много усилий.       Он вроде как прав, Лиам должен признать. Он не смог содержать даже тот кактус, который Мейсон подарил ему в прошлом году, поскольку он должен был делать так много вещей, чтобы не убить его, по-видимому. Он не хочет тратить время на поливку Тео и перемещение стула к окну, чтобы он мог получить солнечный свет, который ему нужен, чтобы расти. Не говоря уж о том, как сильно психанут его родители, если спустятся в подвал, чтобы постирать, и обнаружат парня, привязанного к стулу. Они всегда слишком остро реагируют.       — У Кори есть темная сторона, — внезапно вспоминает Лиам: он не любит молочный шоколад и сладкие закуски, поэтому он должен быть злым, неважно, что говорит Мейсон в его защиту. — Думаю, ему понравится, если у него будет пленник, которого можно пытать. Я просто отдам тебя ему.       — Да ладно, у меня завтра уроки, — тяжело вздыхает Тео, натягивая веревки.       Лиам бросает на него удивленный взгляд.       — У тебя уроки? Ты только что пытался убить меня, и ты… сколько тебе лет?       — Восемнадцать. А тебе?       — Семнадцать. — Лиам крайне обескуражен. Они могут хотя бы позволить им закончить школу, прежде чем посылать их за ним? Не придется ли ему в скором времени опасаться младенцев? Ну, он уже так делает, честно говоря. Младенцы опасны — всегда полны какашек и рвоты, которые готовы обрушить на тебя в любой момент. — Почему ты пытался убить меня?       — Потому что ты оборотень, — просто отвечает Тео. — А я охотник.       — Давно?       — Если ты не помнишь, когда тебя укусили, то это твоя пробле…       — Нет, давно ты охотник?       — Несколько лет, — самодовольно заявляет Тео, и Лиаму даже не нужно слушать его сердцебиение, чтобы понять, что это чушь. Его взгляд, наверное, довольно красноречив, потому что Тео быстро добавляет: — Два месяца.       — И как много оборотней ты убил? — скептически спрашивает Лиам. Он даже не альфа, а Тео в итоге оказался связанным в его подвале после того, как попытался убить его. Лиам не может представить, как он преуспевает в убийстве кучи оборотней.       — Пятнадцать, — гордо ухмыляется Тео, и его сердце пропускает так много ударов, что он сейчас тоже может быть мертв.       — Это ложь, я слышу ее, — напоминает Лиам. Чему они теперь учат новых охотников? Это нелепо, он не должен мириться с такой некомпетентностью. Позже он обязательно собирается написать жалобу в Национальную Организацию Охотников. Им нужно проводить отбор среди начинающих или что-то в этом роде, иначе это пустая трата времени для всех вовлеченных. — Итак, сколько?       Тео раздраженно вздыхает.       — Ладно, ни одного.       — Это шокирующе. В смысле, ты ведь так хорош в этом. — Лиам опускает руку на сердце, притворяясь удивленным.       Тео сердито фыркает:       — Ты был моей первой миссией, ясно?       — О, значит, в мой счастливый день я оказался чьей-то первой назначенной жертвой, великолепно, — бормочет Лиам, и Тео хмурится.       — Сегодня твой счастливый день?       — Собственно говоря, да, — подтверждает Лиам.       Тео кажется озадаченным.       — Я ударил тебя ножом три раза, и ты говоришь, что это все еще твой счастливый день.       — Да, — кивает Лиам, потому что он может сколько угодно раз повторить это своим осуждающим тоном, но факты не изменятся, а факты говорят, что его утренние чувства никогда не ошибаются, не считая того раза с вендиго, или другого раза с омегой, или того раза…       — Так что же произошло, что сделало сегодняшний день настолько счастливым, что он остается таким даже после того, как тебя чуть не убили? — прерывает его мысли Тео, который выглядит искренне заинтересованным. Но он выглядел искренне заинтересованным и по поводу своего пса, и угадайте что.       — Чуть не убили в твоих мечтах, — замечает Лиам, поскольку он жив и, ну, спасибо за это огромное. — И это еще не произошло, это только должно произойти.       — Что должно произойти? — растерянно спрашивает Тео.       — Я не знаю, — моментально признается Лиам, потому что он без понятия. — Но что-нибудь отличное. Потому что это мой счастливый день.       Тео хмурит брови.       — Я не понимаю.       Лиам пожимает плечами.       — Это тебя и отличает.       — Что?       — Потому что я понимаю.       Тео таращится на него, и Лиам выдерживает его взгляд, приподнимая подбородок и очень хорошо пряча тот факт, что он тоже не понимает. О чем они вообще говорят? Глаза у Тео на самом деле голубые или зеленые? Теперь они кажутся зелеными. Это подозрительно.       — Просто развяжи меня, давай, — вздыхает Тео, неожиданно заговорив глубоким, мудрым и зрелым голосом, как будто Лиам — маленький ребенок, который похитил его ради веселья. — Я не убью тебя в твой счастливый день, обещаю. Я бы не ударил тебя ножом, если бы ты сказал мне.       — Вообще-то я сказал тебе, знаешь ли, — с горечью напоминает Лиам. — Это буквально первое, что я тебе сказал: «Я Лиам, и сегодня мой счастливый день». И ты все равно ударил меня.       — Да, потому что я не знал, что ты так легко обижаешься. Другие сказали, что вы, ребята, обычно просто отбрасываете нас, а потом уходите, если побеждаете, никто не говорил о похищении. — О, а вот и снова он — голос сварливой старушки на почте.       — Ну да, извини, что моя реакция на удары ножом разочаровала тебя, но тебе солгали. — Каково это, а? Неприятно, не так ли? Лиам ведь уже настроился спасти и погладить собаку. — На самом деле мы постоянно похищаем и пытаем людей. Постоянно.       Тео скептически фыркает.       — О, правда?       — Правда. Я просыпаюсь, и у меня даже нет времени на завтрак, потому что я уже опаздываю на свое запланированное похищение.       — Тогда где твои орудия пыток? — спрашивает Тео, и Лиам нервно оглядывается вокруг. Где его орудия пыток?       — Вон одно, — в конце концов говорит он, показывая на лампу на другой стороне подвала.       — Это лампа, — замечает Тео. Вот как он сумел пырнуть его ножом — ничего от него не утаишь.       — Именно это все говорят прямо перед тем, как начинают кричать, — бесстрастно отвечает Лиам, после чего у него появляется гениальная идея. Он театрально обнажает свои когти. — А вот еще одно, — угрожающе шепчет он, глядя на остроту когтей, и медленно ими шевелит. Проклятье, это было так идеально и пугающе. Если бы он только подумал об этом перед тем, как указал на дурацкую лампу.       Тео даже не вздрагивает.       — Да нет, мне интересно про лампу, можешь меня ей попытать?       — Не ты выбираешь орудие пыток, понятно? Это не игра, — разочарованно рычит Лиам. Почему он вообще подумал о лампе, когда у него есть клыки и когти? Он все испортил. Теперь Тео никогда не будет воспринимать его всерьез.       — Ты говоришь это только потому, что ты не знаешь, как причинить мне боль лампой, — ухмыляется Тео, и мозг Лиама моментально наполняется яркими образами того, как он причиняет очень много боли Тео лампой своей мамы. — И ты не можешь ударить меня ей, потому что сломаешь ее, а это бы доказало, что ты никогда не использовал ее, чтобы пытать кого-то раньше.       К черту это, он что, читает мысли?       — Ты еще пожалеешь, что попросил лампу, — возмущенно рявкает Лиам. Тео думает, что он сейчас такой умный, но Лиам покажет ему. Он может превратить что угодно в орудие пыток, если захочет. — Подожди и увидишь. Я все из тебя выпытаю.       Он сердито шагает по направлению к лампе, хватает ее левой рукой, поднимает и возвращается к Тео, который выжидающе смотрит на него. Затем, как только он ослабляет бдительность, моргнув, Лиам ставит лампу ему на ногу, сбросив почти весь ее вес на его ботинок и удерживая ее в равновесии лишь одним пальцем.       Тео таращится на свою ногу, а потом на Лиама.       — Какого черта ты делаешь?       — О, это больно? — торжествующе дразнит его Лиам. — Она давит на тебя? Ну, прости, но…       — Это пластиковая лампа, Лиам. Она даже не тяжелая.       Лиам моргает, потому что с губ Тео слетело его имя. Так странно. Оно всегда звучало именно так? Он так не думает.       — Откуда ты вообще знаешь мое имя, сталкер?       Тео сдвигает брови.       — Потому что это первое, что ты мне сказал? Я Лиам, и сегодня мой счастливый день?       — О, точно, — уступает Лиам. У него всегда есть ответ на все, не так ли. Но Лиам ему покажет. Хватит разговоров. — Что ж, тогда ладно. Ты этого хотел. Теперь мы сделаем это по-настоящему.       Он опускает основание лампы обратно на пол и убеждается, что вилка вставлена в розетку. На самом деле это не так, поэтому он исправляет это.       Тео озадаченно следит за ним.       — Что ты…       — Оставь мольбы при себе, я не остановлюсь, — отмахивается от него Лиам, направляя лампу прямо ему в лицо, и кладет указательный палец на выключатель. — Ты просил об этом.       Раздается маленький щелчок, а затем включается свет. Тео немного прикрывает глаза, явно спасаясь от бьющего в них света.       — И это все? — спрашивает он через какое-то время, и его голос совсем не напоминает агонию.       Это как бы все.       — Продолжай говорить, и я включу максимальную интенсивность, — предупреждает его Лиам, а его палец опасно близко подбирается к кнопке. — И хватит смеяться! — раздраженно рычит он. Что это за смешки? Такое не должно происходить, когда ты кого-то пытаешь.       — Ну да, тогда перестань угрожать мне лампой! — протестует Тео, продолжая хихикать, как будто это было самое забавное дерьмо на свете, а не война. У них война, бога ради, а он — его военнопленный!       — Ладно, — вздыхает Лиам, выключая лампу, потому что в наши дни, видимо, даже пытки не воспринимают всерьез. Во что превратился мир. — В следующий раз не играй с огнем, если не можешь справиться с лампой.       Тео качает головой, еще немного посмеиваясь, и дарит Лиаму странный взгляд, как будто он только что увидел его в первый раз. Что за чудик.       *       — Можешь заказать пиццу?       Лиам занят тем, что смотрит на Тео и пытается придумать решение их ситуации, когда тот отвлекает его от мыслей.       — Что?       — Если ты собираешься заставить меня остаться на ужин, то можешь хотя бы заказать пиццу? Я бы с удовольствием поел, — просто объясняет Тео, словно это нормально — пытаться заколоть человека, а потом просить его купить тебе ужин. У этого парня никаких манер, серьезно.       — Когда именно я пригласил тебя на ужин?       — Когда привязал меня к стулу в своем доме. А теперь покорми своего гостя, пожалуйста.       — Ты не мой гость, ты пырнул меня н…       — Боже, я был там, я знаю. — Тео раздраженно закатывает глаза. — Хватит это повторять. Похоже, тебя раньше никогда не ударяли ножом.       — К твоему сведению, нет, — оскорбленно ворчит Лиам. У него что, лицо бойца из банды или вроде того? — В любом случае, не три раза подряд.       — Ну, тогда это был новый опыт для тебя, — пожимает плечами Тео, не показывая ни малейшего раскаяния. — Новый опыт — это хорошо, вот почему сегодня твой счастливый день. Всегда пожалуйста. Я буду пепперони, кстати говоря.       — Да, разумеется, ты будешь пепперони, почему бы и нет, — фыркает Лиам. — Ты такой банальный и предсказуемый.       — Вот почему ты так хорошо предсказал мой нож в своем животе, да?       — Заткнись, или я накормлю тебя пиццей с ананасами.       У Тео хватает порядочности принять хотя бы эту угрозу всерьез, и он наконец-то затыкается. На две секунды.       — И диетическую колу, спасибо.       — Никакая диетическая кола не попадет в мой дом, — четко дает понять Лиам, потому что всему есть предел. — Возьми салат, если хочешь быть очень здоровым и прочее дерьмо. Хочешь салат на своей пицце?       Тео хмурится.       — Нет.       — Тогда заткнись, — рявкает Лиам и идет к двери. Он останавливается с рукой на дверной ручке, засомневавшись. — Ты попытаешься сбежать, пока я говорю с доставщиком пиццы?       Он сосредотачивается на сердцебиении Тео, но тот просто пожимает плечами.       — Возможно. Но я попросил пиццу не ради этого. Я просто очень люблю пиццу.       Лиам еще какое-то время подозрительно разглядывает его, но потом вздыхает и открывает дверь.       — Неважно. Я просто съем тебя, если ты сбежишь.       Он закрывает за собой дверь, но все равно слышит ответ Тео:       — Меня устраивает.       Да, определенно чудик.       *       — Привет, Мейсон, что случилось?       — В смысле, что случилось? Ты не можешь просто отправлять мне фотографии о том, как ты похищаешь людей, а потом исчезать. Я был готов приехать, если ты не ответишь. Что ты сейчас делаешь?       — Я жду пиццу.       — Нет, я имею в виду, что ты делаешь с парнем, которого похитил.       — Он тоже ждет пиццу.       — Он что?       — Не волнуйся, я не позволил ему заказать его дурацкую диетическую колу.       — Это совершенно не то, о чем я беспо…       — В дверь звонят, Мейс, я должен идти. Я позвоню тебе позже и дам знать, хорошая ли была пицца. Я еще никогда не пробовал эту пиццерию.       — Ли…       Лиам вешает трубку прямо перед тем, как открыть дверь. Сильный райский запах сыра — потому что именно это хорошие люди кладут на свою пиццу, сыр, все его виды — ударяет ему в нос, когда парень протягивает ему две коробки и сразу же просит деньги, даже не попытавшись притвориться, что приносит людям пиццу, чтобы увидеть их счастливыми.       — Слушай, если бы кто-нибудь пырнул тебя ножом, что бы ты сделал? — спрашивает Лиам, пока ищет в карманах мелочь. Повседневные разговоры важны, чтобы показать людям, что ты вежливый и дружелюбный. Мама научила его этому.       Парень выглядит так, словно хочет свою пиццу обратно.       — Не знаю, я бы позвонил в скорую? И в полицию?       — Да, очевидно, — соглашается Лиам, протягивая ему деньги. — Потому что внешний вид — это еще не все в жизни. Нельзя просто забыть о попытке убийства из-за симпатичного лица. И глаз. И всего остального. — Он уважительно хлопает парня по плечу. — Ты совершенно прав. И мудр. Тебе стоит так работать — быть мудрым и все такое.       — Хорошего вечера, сэр.       *       Лиам пока еще не решил, хочет ли он сказать Тео о том, что все его лицо теперь покрыто томатным соусом.       Часть его не хочет, потому что это заставляет его выглядеть очень нелепо, но другая хочет сказать ему и издеваться над ним, поскольку сейчас, когда обе его руки снова привязаны, он не сможет очистить лицо, даже если захочет.       Но, как часто с ним происходит, когда он открывает рот, он в итоге говорит нечто совсем другое.       — Зачем ты рассказал мне о волчьем аконите?       Тео бросает на него удивленный взгляд, а потом пробегает глазами по комнате, как будто ищет ответ в кулинарных книгах мамы Лиама. Он молчит так долго, что Лиам гадает, не придется ли ему снова использовать на нем лампу, но в конце концов пожимает плечами.       — Ты слишком много говорил.       — Что?       — Ты слишком много говорил, — повторяет Тео, как будто это прояснило ситуацию. Что значит, он слишком много говорил? Люди часто так отзываются о Лиаме, но обычно его угрожают убить за это, а не наоборот.       — Я отговорил тебя убивать меня? — уточняет он. — Моим разумным объяснением, что я никогда не нападал на человека и…       Тео качает головой.       — Я не про это, а вообще. В смысле, ты не должен был так много говорить, произносить все эти странные вещи. Ты должен был реветь и рычать, и все — мое первое убийство. — Лиам крайне озадачен воображаемым миром, в котором живет Тео, где он способен закалывать оборотней, не будучи похищенным ими в ответ, но он до сих пор пытается следовать за его мыслью, поскольку его сердцебиение спокойное, пока он говорит. — Мне не нужно помнить, что мой первый убитый оборотень хотел резать ленты и хлеб моим кинжалом. Это удручающе.       Лиам не знает, что в этом удручающего, потому что ленты великолепны, а вот что действительно удручающе — так это быть заколотым тем, кого ты только что выбрал будущим отцом своих детей, но точки зрения бывают разные, так что.       — Ну, наверное, — медленно начинает он, пытаясь найти в этом логику. — Но ты лгущий засранец, ты мог просто сказать, что я действительно рычал, и все. Ты солгал о собаке, почему ты не мог солгать и об этом тоже? — Лиам качает головой, внезапно пораженный вдохновением. Боже, он такой умный, он может стать детективом, если карьера учителя не заладится. — Нет, скажу тебе вот что — это было не потому, что это удручающе. Мои разговоры обеспокоили тебя, потому это показало, что я такой же, как ты, а тебе не нравится идея убить другого человека.       Вот и оно. Детектив Данбар снова в деле.       — Ты не человек, — замечает Тео после небольшого молчания, явно избегая правды, в которую его только что посвятили.       — Нет, но я все еще много говорю, поэтому я все еще человек.       — В этом нет никакого смы…       — Заткнись, ты по сути признал это, — фыркает Лиам, подходя к нему и выпуская когти. Перерезанные веревки падают на пол. — А теперь шевелись, ты можешь идти. В смысле, ты должен уйти, я вовсе не приглашал тебя на ночь, чувак.       Тео не двигается, удивленно глядя на свои теперь свободные запястья.       — Что?       — Ты не опасен, — объясняет Лиам. Это звучит как оскорбление, и это хорошо, потому что Тео до сих пор заслуживает оскорблений. — Во-первых, ты отстойно владеешь кинжалом, а во-вторых, оборотням просто нужно поговорить с тобой и ты, видимо, больше не сможешь их убить. Ты по сути безвреден — им просто нужно крикнуть «мой любимый цвет — голубой» или «я люблю рисовать» — и бам, с тобой покончено.       Тео выглядит невероятно оскорбленным этим.       — Я просто сомневался, ясно?! И я был связан в твоем подвале — кто знает, сколько бы прошло времени, прежде чем кто-то нашел бы меня, если бы ты умер от волчьего…       — Ты хочешь свободы или нет? — обрывает его Лиам, красноречиво глядя на веревки на земле. Он очень надеется, что Тео скажет «да», потому что у него на самом деле нет других неповрежденных веревок, которые он может использовать, и ему нужны шнурки его ботинок.       Тео встает, бедрами пренебрежительно отталкивая кресло назад.       — Да, но я по-прежнему охотник, не придумывай странных идей, — говорит он с вызовом в глазах. Его сердце бьется быстро, и Лиам не может определить, лжет он или нет. — Я выйду из этой двери в одежде охотника.       Он проходит мимо него, и взгляд Лиама автоматически следует за ним. Кожаная куртка и белые конверсы — это теперь официальная униформа охотников? Они все будут пытаться убить его и его стаю в этих узких черных джинсах? Лиам на это надеется.       — Я могу получить обратно свой нож?       Тео останавливается возле двери — вот почему Лиам до сих пор может любоваться его задницей.       — Нет.       — Значит, ты украл его у меня, — тихо замечает Тео, оглянувшись на него.       — Я ни черта не украл, ты отдал его мне, три раза, — ворчит Лиам. К черту это, если что-то входит в его тело, это начинает принадлежать ему, конец истории. — А теперь иди, и, если я когда-нибудь еще раз тебя увижу, я пырну тебя своими клыками.       — Думаю, ты ищешь слово «укушу». — Какой педант.       — Укуси мой член! — раздраженно рявкает Лиам. Он не позволит некомпетентным охотникам исправлять его угрозы в его собственном доме.       Тео ухмыляется, открывая дверь и поворачиваясь к нему в последний раз.       — Я довольно хорош. Ты бы не почувствовал зубы, поверь мне.       Лиам изумленно моргает, потому что какого черта, но Тео уже ушел.       *       — Алло? Привет, Скотт, как… о. Ну, нет, это было, да, гипотетически, Мейсон просто развлекался с фотошопом, да, это был даже не настоящий парень, ты видел его глаза? У кого бывают глаза такого цвета в реальной жиз… о, ты его знаешь? Вы двое ходили в школу вместе? Это странно, я не знаю, что тебе сказать. Никогда в жизни не слышал о Тео. Мейсон просто помогал мне проиллюстрировать гипотетические сценарии, о которых я тебе говорил, и он так увлекся, что хотел проверить, могут ли они выглядеть реально, поэтому… нет, это чушь, ты не можешь чувствовать мое сердцебиение через телефон, я не верю в это ни на секун… ладно, хорошо, спокойной ночи, Скотт. Да, я его отпустил, спокойной ночи.