Des profondeurs de la mer

      В первые секунды Маринетт охватила паника. Ощущение чужих пальцев в своей руке исчезло, и она просто беспомощно взмахивала руками, пытаясь выбраться на поверхность за спасительным глотком воздуха.       Но море тянуло ее на дно. Или это лживый русал решил хитростью убить сразу двух зайцев: избавиться от человека, знающего о его существовании, и заодно закусить человечинкой?       О чем она только не думала в те короткие пару секунд, когда ощущала себя совершенно беспомощной; на деле же она не успела сделать ничего, как вода сама вынесла ее на поверхность. Маринетт жадно глотала воздух, отплевываясь от попавшей в нос воды. «Испугалась?» — с учтивой улыбочкой поинтересовался Адриан. Он не показывался на поверхности, но плавал вокруг нее, а его гребень, (все еще перевязанный, к слову), торчал над водой как плавник акулы, хотя и не был на него похож. — Ты! Наглая рыбья морда! — воскликнула Маринетт, обиженная до глубины души такими шутками.       В ответ она услышала лишь чистый смех и замолчала. «Ты не утонешь, пока я рядом», — сказал ей Адриан и снова потянул ее за руку. Но Маринетт успела выдернуть пальцы и прижать руку к груди. То, что она держалась на воде, было действительно каким-то чудом, и, конечно же, она была рада, что не пошла на дно, но нырять в море… Наверняка Адриан забудет, что у нее нет жабр, и точно утопит. — Я… я ведь не могу дышать под водой, — как-то слишком обреченно застонала она. Это звучало так, будто то, что русал куда-то поволочет ее за собой на дно, было вопросом решенным, оставалось уточнить кое-какие нюансы. Хотя, собственно, так оно и было. «Да. Это проблема, — согласился Адриан. — Но дыхание ведь ты умеешь задерживать?»       Маринетт кивнула, но потом, подумав, что Адриан мог не увидеть ее жеста, хотела озвучить ответ, когда вновь услышала его голос: «Тогда задержи».       Маринетт послушно набрала в грудь побольше воздуха, надув зачем-то щеки, и позволила русалу утянуть ее за собой.       Он плыл так быстро, что Маринетт даже пришлось закрыть глаза. Гибкое рыбье тело рассекало собой воду, как торпеда с подводной лодки. Но сколько они плыли уже? У Маринетт начинали гореть легкие от недостатка кислорода, и лицо горело по той же причине. Она, правда, уже была готова сдаться, оттолкнуть русала и попробовать всплыть, как вдруг почувствовала, что ее куда-то выталкивают, и они больше не плывут.       Маринетт открыла глаза, сделав несколько глубоких вздохов.       То, куда ее притащил Адриан, напоминало пещеру. Нет, это и не было пещерой — грот под водой. Узкая площадка по краю была достаточной, чтобы можно было сесть. Она шла вдоль по стенам, то сужаясь, то расширяясь, а где-то и вовсе уходя под воду.       Блики играли на стенах, шевеля тени, и это было так живописно, что Маринетт не сразу заметила в стенах кораллы, засохшие, правда, но настоящие, а еще раковины, застрявшие в стенах, и какие-то кристаллики зеленоватого цвета. Они слабо мерцали в этой полутьме. Маринетт повернулась к Адриану, который тоже вынырнул на поверхность и теперь с интересом следил за ней. — Здесь… красиво, — наконец оценила Маринетт, еще раз обводя подводный грот задумчивым взглядом.       Адриан скользнул скучающим взглядом по стенам, пожал плечами. «Здесь не так жарко», — сказал он и, кажется, для него это было самым главным.       Маринетт неумело подплыла к каменному выступу, оперлась руками о края и попыталась выбраться из воды, как олимпийцы из бассейна, но почему-то ничего не вышло. Вода была тяжелее, и она не желала отпускать ее так просто.       За спиной она услышала хихиканье, и в следующее мгновение когтистые руки легли ей на талию и с превеликой легкостью усадили на каменный выступ.       У Маринетт в этот момент дыхание сперло. Она тут же села удобнее и посмотрела на русала, оставшегося в воде. Он неторопливо плавал, откинувшись назад, а его хвост время от времени появлялся из воды.       И… он светился. Не так ярко, как в ту ночь, но светился. Маринетт видела слабый зеленоватый отсвет в воде; он переходил в отсвет темнее, становясь черно-зеленым. Грубый цвет, резкий, но Маринетт он казался сейчас самым прекрасным и правильным. — Ты… — Маринетт вовремя одернула себя, поджав губы. Сердце в груди почему-то тянуло. Невралгия, что ли? А с чего бы? От душевных потрясений, такого ведь ужаса натерпелась… «Что?» — спросил Адриан, замерев напротив нее. Он улыбался так широко, что отчетливо были видны его острые зубы. Но Маринетт не передернуло от этого зрелища. В Адриане все казалось правильным, именно таким, каким и должно быть. — Можно… можно тебя увидеть? — не веря, что спрашивает это, пробормотала Маринетт. Щеки вдруг вспыхнули, и сердце застучало так быстро, как когда-то давно в коллеже, когда ей было тринадцать, и она всерьез полагала, что встретила любовь всей своей жизни. «Смотри», — разрешил Адриан, но на его лице так отчетливо читалось, что он не понимает, зачем Маринетт спрашивает его об этом, если он и так на поверхности.       Но Маринетт просто хлопнула рукой рядом с собой и увидела, как Адриан чуть нахмурился.       Понятно. Она переступила черту. Он не доверял ей, скорее всего, им просто двигал такой же интерес, как и ею. Как часто русалка видит человека в такой близи? Надо думать, дай бог раз за жизнь, а то и вообще никогда. Понятное дело, ему было интересно найти отличия между ними, понять, почему у нее вместо хвоста ноги, и кожа не светится в темноте.       Но, наверное, он не доверял ей настолько, чтобы самому показываться на глаза.       Маринетт уже открыла рот, чтобы извиниться, как Адриан уже подплыл к каменной площадке и, оперевшись одной рукой о край, легко закинул сильное тело наверх. Он сидел рядом, опустив хвост в воду. Макушкой Маринетт доставала ему до плеча. — Какой ты огромный! — не удержала Маринетт восторженного возгласа и, забыв о своем стеснении, нагло рассматривала его.       Интересно, русалки умели смущаться? Если да, то выражалось ли это в нервном подергивании ушей и хвоста?       Адриан не отводил от нее взгляда и так же изучающе скользил по ее фигуре, наверное, с этого ракурса она смотрелась как-то иначе?       То, что сделала Маринетт дальше, и вовсе не вписывалось в ее рамки приличий. Но о каких рамках может идти речь, когда рядом сидит существо из детских сказок? Как можно, находясь рядом с ним, не сделать ничего такого, даже не попробовать? Она протянула руку и коснулась подушечками пальцев сначала плавника на бедре, затем и чешуи хвоста.       Адриан напрягся. Маринетт почувствовала, как напряглись мышцы под ее рукой. Капли воды блестели на чешуе, скатывались по ней, создавая совершенно невероятную игру светотени. У Маринетт перехватило дыхание от восторга, а когда она вдруг осознала, что без стеснения поглаживает хвост Адриана, то одернула руку, как ошпаренная, и зарделась.       Секунду они смотрели друг на друга, а потом Адриан рассмеялся. Этот смех был шипящим, не таким, когда он общался мысленно. Да, стоит привыкнуть к переменам в его голосе. — Почему ты остановилась? — невинно поинтересовался он, блеснув своими глазами. — Мне понравилось. — Ах ты…! — Маринетт не нашла, что сказать, а потом просто поняла, что он издевается. Да уж, ситуация действительно была двусмысленная и до ужаса смущающая. А он так хорошо разрядил обстановку. Так что, на кого стоило злиться — так это на себя. — Теперь моя очередь, — сказал Адриан, а Маринетт уже, кажется, во второй раз забыла, как дышать. Она никак не успела возразить и, честно говоря, делать этого совсем не хотелось. Адриан точно так же коснулся ее ноги. Провел от бедра одними кончиками пальцев к колену, ощупал выступающую кость. И Маринетт даже не думала ему мешать. Только мурашки пробежались по спине от чужого прикосновения. — Ты… чувствуешь, когда я… я тебя касаюсь? — тихо спросила Маринетт, коснувшись руками плавникового отроста уже более смело. — Чувствую. А ты? — спросил Адриан так же тихо, но смущения в его голосе не было слышно совсем. Зато Маринетт не знала, куда деть взгляд и как вежливо попросить убрать руку с ее коленки. В конце концов, она сама его трогала. И если с хвостом все было понятно, то очень было интересно, какой на ощупь была другая кожа? Маринетт коснулась его предплечья. Она ожидала ощутить что-то похожее на кожу человека, но она была гладкой, разве что немного шероховатой, это почти совсем не ощущалось. Его кожа была очень похожей на дельфинью.       Рука Адриана замерла, приостановив свое исследование ее ноги. Русал с явным удивлением посмотрел на нее. Но Маринетт не замечала его растерянного взгляда, пристального, пусть не такого враждебного как в первый день их знакомства, но настороженного. Маринетт продолжила свое исследование: протянула руку к его волосам, коснулась их…       А вот они на ощупь были совсем как человеческие. Мягкие от морской воды. Когда она случайно коснулась его «кошачьего» уха, оно рефлекторно дернулось. И, кажется, Адриан был готов уже сбежать под воду от ее напора, но Маринетт улыбнулась, и он остался сидеть на месте. — Так странно, — задумчиво проговорила она. — Ты вроде похож на человека, но совсем другой. — Почему я должен быть похож на человека? — немного обиженно спросил Адриан. Он дернул головой, сбрасывая ее конечность с себя, и Маринетт подчинилась. Радовало, что русал продолжал сидеть на месте, правда немного нервно водя в воде хвостом. — Люди не понимают того, что не похоже на них. Придать чему-то хоть немного похожую на нас форму — это одно. Кентавры, например, гарпии, минотавр, фавн… Русалки… Но вот смотрю на тебя и сказать, что ты наполовину человек, не могу.       Адриан фыркнул, немного по-кошачьи это прозвучало, но Маринетт все равно заставило это хихикнуть. Адриан недоуменно покосился на нее. — Ох, прости… это… — она закусила губу и отвела взгляд. — Ты прекрасен, на самом деле. Ты — самое чудесное, что я видела в этой жизни. Если другие русалки столь же удивительны, как и ты, то я очень жалею, что не родилась русалкой. — Но ты родилась человеком, — осторожно заметил Адриан. Рука, все еще продолжавшая лежать на ее колене, исчезла; он принялся ей жестикулировать. — Ты можешь ходить по суше, можешь плавать в воде и летать на тех больших птицах по небу. — Эти птицы называются самолеты, — улыбнулась Маринетт. — Но разве русалки не выходят на берег? — А зачем нам выходить? — вопросом на вопрос ответил Адриан. — Нам и в океане неплохо живется. — Вас много? — осторожно задала Маринетт волнующий ее вопрос. — Не знаю. Океан большой. — Но как вы поддерживаете связь? — Мы слышим тех, кто принадлежит нашей общине. С другими мы общаемся, когда встречаемся. — Вот как? Община — это что-то вроде семьи? — Семьи? — Адриан, повернув к ней голову, явно не понимал значения этого слова и хотел получить объяснение.       Маринетт кивнула. — Да, ну знаешь… Семья — родители, братья и сестры, жена и муж, дети…       Адриан сделал задумчивую гримасу и отвел взгляд, посмотрев невидящим взглядом на стену перед собой. — Я не знаю, что значат эти слова, — наконец сказал он. — Оу… Родители это те, кто дали тебе жизнь, — начала объяснять Маринетт.       Адриан наклонил к ней голову, давая понять, что внимательно слушает. — Братья и сестры — это те, кто родились от тех же родителей и связаны с тобой кровью. Жена и муж… это те, кого выбрал ты, чтобы дать новую жизнь — детей. Мальков… я не знаю, как вы их называете. Они у вас вообще есть? — задала Маринетт вопрос, немного смутившись от того, куда начинал клониться разговор.       Адриан разулыбался, наконец, поняв, что она имеет в виду. — Конечно! Потомство у всех есть. Но они уже родились, а следующие родятся только осенью. — То есть как это? — не поняла Маринетт, но потом вспомнила, что говорит с рыбой, которая, очевидно, живет инстинктами: если природа ударит в один прекрасный день по голове, что, мол, надо и все, ничего тут не попишешь. Наверное, так же Мать Природа и пригнала Адриана именно сюда ловить рыбу. — Разве у людей не так же? — удивился Адриан. — Нет, конечно, — засмеялась Маринетт. — Мы рожаем детей, когда сами этого захотим, в независимости от времени года. — Как же вы их кормите? — Адриан казался растерянным, напуганным; Маринетт видела в его глазах явное недоумение, жалость за всех детей, рожденных в «неправильное» время. — Наверное, те, кто зимой родились — умирают… — явно с жалостью произнес он. — Нет! — задохнулась Маринетт от осознания, что он сейчас считает людей монстрами, убивающими собственных детей. — У нас всегда есть еда… у нас… мы живем по-другому.       Она хотела сказать, что не как животные, но вовремя прикусила язык. — Где сейчас твое потомство? — вдруг спросил Адриан, явно уже совсем с другим интересом. Теперь его голос звучал заинтересованно и не было в нем никаких отголосков былого недоумения. — Они уже выросли? — Нет! — пискнула Маринетт. Почему-то щеки вспыхнули так, что больно стало. — У меня нет потомства… в смысле, нет детей. Да и не с кем мне их заводить. — Почему? С тобой что-то не так? — почти сочувственно поинтересовался Адриан. А Маринетт недоумевала, когда разговор успел вылиться вот в это? — Наверное… — пожала она плечами. — То есть — нет! Конечно со мной все хорошо, я надеюсь. Просто не встретила еще того, с кем бы мне хотелось создать семью.       Адриан кивнул и больше не стал донимать ее расспросами. Зато Маринетт стало очень интересно получить аналогичный ответ. — А у тебя, выходит, уже есть дети?       Адриан улыбнулся. — Надеюсь, будут осенью. Я совсем недавно созрел.       О господи, Маринетт не хотела обсуждать этого.       Она наклонилась, зачерпнув в сложенные ладони воды, и умыла лицо.       Адриан с интересом наблюдал за ней. — Та золотохвостая русалка станет их матерью? — поинтересовалась Маринетт. Черт, ей просто было до ужаса интересно, надо просто представить, что она смотрит программу о животных, тогда станет легче, наверное…       Нет, не стало. — Может, и она, — ответил Адриан как-то уж слишком безразлично. — А… сколько тебе лет? — Двадцать пять зим. Я осенний.       То есть — двадцать четыре. Как и ей. — Мне тоже, — сказала Маринетт. — Получается, мы с тобой ровесники. — Ты тоже осенняя? — улыбнулся Адриан, и в его глазах была радость, будто он отыскал давно потерянную сестру. — Нет, — засмеялась Маринетт. — Я — зимняя. И, как видишь, до сих пор жива. …       Солнце почти скрылось за горизонтом, когда Адриан вернул ее на берег. Маринетт присела на колени, опираясь о край камня руками, и наклонилась ближе. — Спасибо. Я… никогда не плавала в большой воде с самого детства. Это… было невероятно.       Адриан только усмехнулся. Он точно так же держался за камень, получалось так, что руки Маринетт лежали как раз между его рук. В этом было что-то доверительное, что-то до невозможности личное. У Маринетт было такое ощущение, что знала она его всю свою жизнь. — Я увижу тебя завтра? — с надеждой спросила она, стараясь игнорировать чувство тоски от предстоящего расставания. Чего вздумала-то? Грустить из-за какой-то рыбы! «А ты хочешь?» — с веселыми нотками осведомился Адриан. — Хочу, — уверенно кивнула Маринетт, сама удивившись, как пылко прозвучал ее голос.       Адриан издал смешок. «Значит, увидишь», — ответил он и нырнул обратно в море.       Русал снова обдал ее брызгами, но Маринетт даже не думала обижаться на него.