Des profondeurs de la mer

      Значит, они живут общиной, и понятия семьи у них нет. Они слышат друг друга на расстоянии... Но, получается, «община» — это и есть семья? Как они объединяются в эти группы, по каким критериям выбирают себе спутника жизни? Но, памятуя о полнейшем равнодушии Адриана к возможной пассии, Маринетт сделала вывод, что у русалок нет понятия любви, и партнера они себе выбирают по другим соображениям… — Прости, ты что-то сказал? — виновато улыбнулась Маринетт. Они шли с Лукой, держась за руки. Лука провожал ее домой, а Маринетт так глубоко ушла в свои мысли, что не сразу поняла, что вообще-то не одна и нужно поддерживать разговор. — С тобой все в порядке? — с беспокойством спросил он у нее, слегка хмурясь. — Ах? Да! Все хорошо. Просто… мм… грустно это. Бабушкин дом, а придется оторвать от себя кусочек детства.       Она не врала, ей действительно было жаль расставаться с прошлым, отрезать эту ниточку без возможности когда-нибудь вернуться сюда, в этот дом и на этот маленький кусочек пляжа, который был целиком и полностью ее. Просто сейчас она об этом не думала. В мыслях был только один конкретный русал. — Понимаю, — сказал Лука, крепче сжав ее пальцы. И почему парни считают, что утешить девушку можно, засунув свой язык ей в рот? А вот почему девушки позволяют такому происходить — непонятно.       Маринетт тоже позволяла, сама отвечала даже. Видимо, она не такая уж и особенная, как бы ей не хотелось думать иначе.       Руки Луки как-то незаметно оказались у нее на талии, потом опустились к бедрам. Маринетт привстала на носках, обхватив его шею руками, прижималась грудью к его груди и всерьез думала, что этот вечер вполне можно продолжить и у нее, как знакомый голос ворвался в сознание: «Он что, хочет тебя съесть?»       В голосе Адриана слышалось недоумение, даже немного шока от увиденного. Маринетт отпрянула от Луки, разворачиваясь в сторону моря. Там в воде блеснул зеленоватый отблеск и тут же скрылся в глубине. — Все в порядке? — спросил Лука, снова беря ее за руку. — Мне… просто показалось…        «Глупая рыба», — попыталась она послать ему мысленный ответ, но, поскольку не получила реакции, поняла, что послание адресата не достигло. — Нет, ничего, — мотнула она головой и посмотрела на Луку. — Спасибо тебе за вечер. Увидимся завтра, хорошо?       Лука явно что-то хотел сказать, но почему-то передумал. — Хорошо. До завтра, парижанка, — он еще раз поцеловал ее, на этот раз коротко, и пошел обратно. Маринетт медленно двинулась вперед. Она уже была на своей территории пляжа, и до дома оставалось пройти всего ничего, но она ждала, пока Лука не уйдет. — А ну иди сюда, глупая рыба! — крикнула она в сторону моря и тут же прикусила губу, испугавшись, что ее могут услышать. — Глупая рыба? — услышала она совсем рядом насмешливый голос Адриана. От неожиданности она вскрикнула и позорно свалилась на пятую точку. Хорошо, что песок смягчил падение.       Адриан лежал на берегу. Накатывающие волны накрывали его хвост, а брызги долетали до тела.       Маринетт моргнула, раз, другой, но наваждение не исчезало. — Точно глупая! — взяла она себя в руки. — Зачем вылез? А вдруг тебя кто-то увидит? — Зачем этот самец хотел тебя съесть? — поинтересовался Адриан, проигнорировав поток ее возмущения. Поинтересовался он таким невинным тоном, что у Маринетт не нашлось сил на него обижаться.       Она села, приняв более удобную позу, и вздохнула. — Не хотел он меня есть. Просто целовал. Люди, знаешь ли, так свои чувства выражают. — А! — понимающе протянул Адриан. — Это часть вашего людского ритуала спаривания?       И ведь не поспоришь же! Маринетт зарделась. — Не называй это так! — А как мне это называть? — спросил Адриан. Он подпер голову рукой, облокачиваясь локтем о песочный берег. — Это называется симпатия! Да! Мне нравится этот парень. Он хороший и веселый. С ним интересно проводить время.       Жалкий лепет какой. Но объяснять кому-то, о чем сам задумываешься только сейчас, невероятно сложно. Маринетт всегда воспринимала семью, дом, любовь, отношения между людьми как нечто определенное, а вот сейчас, встретив кого-то с совершенно другим мировоззрением на одни и те же вещи, было странным. Странным объяснять все то, на что не нужно никому давать пояснений, кем бы ни был человек по национальности и вероисповедованию. Такие вещи были общими для всех. — Разве вы, русалки, не любите? — без надежды получить положительный ответ, спросила Маринетт. Почему ей так хотелось, чтобы хоть в чем-то русалки и люди были похожи? Почему ей так хотелось, что сказка про Русалочку взялась не из чьей-то фантазии, а имела под собой хоть какие-то основания?       Адриан задумался. — Если ты объяснишь, что это значит, я отвечу.       Маринетт вздохнула. — Ну… это когда смотришь на нее и сердце в груди начинает биться чаще. Когда хочется ее касаться, обнимать и целовать, быть рядом, несмотря ни на что, поддерживать во всем, мечтать о чем-то общем, строить планы вместе. Быть вместе, понимаешь? Видеть в ней свое дополнение, неотъемлемую часть себя… — Смешная ты, — заключил Адриан после того, как Маринетт замолчала. — Я хочу тебя касаться, мне интересно быть с тобой, это значит, что я люблю тебя?       У нее внутри вдруг все напряглось от столь наивного вопроса. Он спрашивает, может ли он любить ее, исходя из короткого описания ее представлений о любви? Неужели он совсем не умеет испытывать никаких чувств? Нет, умеет. Он сам сказал, что ему интересно с ней. А это уже неплохо. — Нет! Это просто… Ох… может, станем друзьями? Нам ведь интересно друг с другом, а друзьям и должно быть интересно вместе. — Я не против, — улыбнулся Адриан.       Возможно, это будет началом чего-то удивительного. Маринетт точно знала, что до конца своих дней будет вспоминать его улыбку и горящим зеленым взгляд в этой темноте, такой теплый и дружелюбный, что всем сердцем хотелось верить, что дружба между ними, двумя такими непохожими друг на друга существами, все же может быть.