Des profondeurs de la mer

«Маринетт», — услышала она знакомый голос, идущий от моря и резко обернулась.       Там в воде был слабый зеленоватый отсвет. Он не бросался в глаза, не был чем-то удивительным, если не знаешь, что искать. Маринетт знала, и более того, ее сердце замерло сразу, как в голове раздался мелодичный голос русала; и пустилось вскачь, когда зелено-перламутровое свечение двинулось к камню, где обычно они встречались на этом пляже.       Она поспешила к нему.       Ночью уровень воды повышался, Маринетт с трудом пробиралась по знакомой «морской» тропинке к своему месту; сейчас камень почти полностью был скрыт водой.       Она упала на колени, уперевшись ладонями о края, и наклонилась, пытаясь разглядеть в воде Адриана. О том, что вода закрывала ее руки, вплоть до запястий, Маринетт будто бы забыла напрочь.       Русал показался уже через мгновение. Вынырнул, едва не стукнув ее макушкой по носу, но Маринетт вовремя успела выпрямиться. «Не хочешь поплавать?» — предложил он совершенно буднично, поблескивая глазами. Маринетт судорожно замотала головой еще раньше, чем смысл вопроса дошел до нее. После этого происшествия, когда она чуть не утонула, ей совсем не хотелось снова лезть в воду, никогда-никогда.       О том, что она только что нарушила собственный запрет, благополучно ею проигнорировалось. Можно найти много оправданий своему поступку, например, что «тропинка» — всего лишь маленькое расстояние, вода не скрывает ее целиком, не затягивая в свои глубины, она не сможет утонуть. Конечно — все отговорки, ведь утонуть можно и в тарелке супа, если подойти к делу творчески, чего уж там говорить об открытой воде? Сейчас Маринетт совсем не хотелось думать обо всем этом.       Сейчас перед ней был тот, кого она так ждала, так боялась и так хотела увидеть. Он приплыл сюда, хотел позвать ее в еще одно путешествие; море давало ей еще один шанс в его лице, а она боялась этим воспользоваться. Но Адриан так смотрел на нее, с такой понимающей улыбкой, почти снисходительной, что она не нашла в себе сил произнести отказ вслух. «Не бойся. Я же говорил, что пока я рядом, тебе не нужно бояться моря», — убеждал ее мелодичный голос Адриана. Но Маринетт медлила и колебалась.       Его глаза светились, и было в них что-то такое странное, влекущее. Маринетт протянула руку, касаясь его мокрых волос раскрытой ладонью. — Я боюсь, — призналась она почти с сожалением. — Мне так страшно… «Чего же ты боишься?» — с удивлением спрашивает русал. Он высунулся из воды сильнее, уперся локтями в камень, на котором сидела Маринетт. Ей пришлось немного отстраниться.       Сейчас Маринетт ощущала себя маленькой, напуганной девочкой. Поджав под себя колени, она прижала руки к груди, в попытке унять вдруг громко застучавшее сердце. — Я не знаю… — выдохнула она, стараясь унять волнение. Она уже в воде. Эта мысль так поразила Маринетт, что она почувствовала, как от лица отхлынула кровь. «Пока я рядом, с тобой ничего не случится. Помнишь? — сказал Адриан. — Не бойся моря. Шторм бушует только на поверхности. На глубине вода тихая…» — Но я не могу дышать там, — с опаской возразила Маринетт.       Адриан молчал. А Маринетт закусила губу, пытаясь понять, что значило его это выражение. Может, он понял, что они разные. Разные настолько, что там, где хорошо одному, другой, скорее всего погибнет? Но это значило, что сейчас он уйдет, и больше она никогда его не увидит.       Прежде, чем Маринетт осознала эту мысль в полной мере, она уже осторожно свесила ноги в чернеющую пропасть, и не дав себе время на раздумье, соскользнула в воду.       Руки Адриана тут же поймали ее, не давая погрузиться в море с головой. «Видишь? — улыбался он, — все в порядке.» — Я верю тебе, — прошептала она. И неосознанно прижалась к нему ближе, положив руки на плечи. Адриан был едва теплым. А ноги ощущали гладкость хвоста, который неторопливо шевелился в такт течению. Маринетт вдруг подумала, что ее кожа для него, наверное, шершавая, словно наждачка. Это расстроило Маринетт, но, когда она посмотрела в лицо Адриана, тот не выглядел так, будто его напрягало ее столь близкое присутствие. «Готова?» — поинтересовался он.       Маринетт только и оставалось, что кивнуть.

***

      Знакомая пещера была темной и казалась неприветливой, только слабое мерцание флуоресцентных отложений в стенах и естественное свечение Адриана давали возможность видеть хоть что-то. Это должно было пугать, но на удивление, не казалось страшным, напротив, полумрак был таинственен и по-своему прекрасен.       Маринетт вновь забралась на выступ, не без помощи русала, конечно. Как и в прошлый раз он остался в воде, и на этот раз она не торопилась звать его к себе.       Взгляд все время останавливался на нем, и Маринетт чувствовала, как перехватывает дыхание, и стоило ей на мгновение столкнуться с ним взглядом, как она спешила отвести свой и судорожно закусить губу. — Я… почти ничего не вижу. Очень темно, — пожаловалась Маринетт, чтобы просто нарушить это молчание. «Ночь же», — коротко ответил ей Адриан, а Маринетт вздрогнула от того, как особенно мелодично прозвучал его голос в ее голове. Что-то было в его тоне и… во взгляде, когда Маринетт все же нашла в себе решимость задержать на нем взгляд дольше пары мгновений.       Она не узнавала его сейчас: обычно улыбчивый и беззаботный, Адриан казался сейчас собранным и серьезным. Он следил за ней, будто бы ловил каждое ее движение и вздох, не сводя с нее настороженного взгляда. — Зачем ты привел меня сюда? — с какой-то усталостью спросила она. Маринетт облокотилась локтями о собственные колени, наклонившись вперед. Наверное, Адриан это расценил так, что ей его плохо видно и слышно, поэтому он подплыл ближе. Одна его рука уперлась на выступ рядом с ее бедром, и Маринетт неосознанно вздрогнула, как близко он находился. Она постаралась сдвинуться в сторону, но это было не так-то просто сделать, не меняя позы. «Ты не была против», — справедливо заметил русал.       Маринетт вздохнула. — Ну да, наверное. И все-таки?       Адриан не сразу ответил, сначала его взгляд упал на ее ноги, на пальцы, которые Маринетт судорожно сжала в кулак, а потом невыносимо медленно поднял взгляд к ее лицу. «Мне захотелось привести тебя сюда, — наконец ответил он, — сегодня хорошая ночь.»       В его словах не было ничего такого, возможно, улыбнись он, покажи ей, что он все тот же Адриан, которого она всегда знала, Маринетт бы тоже улыбнулась, как-нибудь непринужденно ответила и, опять же возможно, сама бы предложила поискать каких-нибудь диковинок на дне, но вместо этого она резко дернулась назад, больно ударившись плечом о каменную стену.       Она и сама бы не смогла объяснить, что именно ее так испугало, почему она так отреагировала на простые, казалось бы, слова. Было что-то в его тоне, в его взгляде… Она никогда не видела его ночью в такой обстановке, сейчас он был здесь, совсем другим. Маринетт вспомнила про рифовых акул, которые охотились ночью. В передаче, что она смотрела как-то с Манон, говорили, что эти акулы днем мирно плавают среди кораллов, а ночью убивают все, что движется и плохо спряталось. Может, Адриан тоже имел что-то общее с этими хищниками? Она не узнавала его сейчас. От улыбчивого русала, излучающего беззаботность, не осталось ничего.       Все, что она могла, так подтянуть колени к груди, обхватив их для надежности руками, когда Адриан вдруг вынырнул из воды, почти лениво, почти грациозно усаживаясь на самый край, там, где только что свешивалась она к воде. Вдвоем на таком маленьком участочке сидеть было тесно. Босые ступни Маринетт упирались в боковую часть его хвоста, а его плавник лежал на ее правой ноге. Но все это было неважно. Он так внимательно, так пристально смотрел на нее, будто что-то хотел узнать для себя или услышать от нее, но Маринетт не представляла, что именно ему от нее нужно.       Но…       Это ведь Адриан! Сказочный, удивительный Адриан, которого Маринетт спасла, и не так давно он вернул ей этот долг. Это тот самый улыбчивый русал, в присутствии которого у Маринетт замирало сердце от нереальности происходящего, и о ком она думала постоянно.       Она нерешительно улыбнулась. — Скажи, — тихо начала она, — а как русалки проявляют свою симпатию?       Нет, не это она хотела спросить. Так действовала темнота, так действовало то, что они спасли жизни друг друга, а потому (со стороны Маринетт так уж точно) чувствовали некую общность друг с другом. А это располагало на откровенные разговоры. В прошлый раз эта пещера тоже подталкивала на откровенность. Маринетт хотелось бы так думать, а потому она старательно убеждала себя в том, что это простое любопытство и не более того.       По Адриану нельзя было сказать, понял ли он суть ее вопроса. В этой темноте Маринетт вообще почти ничего не видела. Только блеск его удивительных глаз-изумрудов, да и слабое свечение от хвоста, который в воде светился сильнее, чем на воздухе, были единственными ориентирами и позволяло хоть немного видеть, хотя бы Адриана. Сейчас этого было вполне достаточно для общения, но почему-то именно сейчас ей хотелось заострить внимание на чем угодно, только не на его удивительных глазах, таких завораживающих и нереальных.       Сердце Маринетт вдруг забилось о грудную клетку в сладком предвкушении чего-то. Знакомая волна поднялась внутри, разнося по телу тепло. И она не имела представления, для чего делает это, зачем, и что за дурацкие эксперименты она ставит над собой и над собственной жизнью — подавшись вперед, она коснулась его губ своими. — Люди это делают вот так, — выдохнула она, отстранившись от него буквально на несколько миллиметров, чтобы затем снова поцеловать. Совсем по-другому, не тем целомудренным касанием, что было всего мгновение назад. Ее пугало то, с каким отчаянным рвением она хотела ощутить его вкус, как раз за разом проводила кончиком языка по его сжатым губам, ища взаимности и одновременно не рассчитывая ее получить. Она целовала его, потому что ей хотелось этого, а задавать себе бесконечные вопросы: зачем, почему… она может и потом. Корить себя за сиюминутный порыв она тоже будет после. …       Нельзя сказать, что удивило Маринетт больше, ответное шевеление губ Адриана, в неумелой попытке ответить на ее поцелуй, или когтистые руки, которые сжали ее предплечья сильнее, чем это было нужно. А, может, сильное тело, которое прижало ее к неровной стене подводной пещеры?       Ей не хотелось думать, что она делает, а, главное, зачем, как не хотелось и размышлять над загадкой, какие мотивы побудили Адриана отвечать ей на ее маленькую прихоть. Она закинула руки ему на плечи, притягивая его голову ближе, запустила пальцы в волосы. И когда поцелуй из невинного, почти целомудренного, стал таким пьянящим и жарким? Вот, она только что сидела, а сейчас лежит под сильным, мокрым телом. Ее пальцы перебирают его светлые пряди, а язык то и дело встречается с его. Впервые, когда она чувствует такое же ответное касание, мир взрывается перед ней фейерверком, сначала в голове, и тут же в животе, проходясь жаркой волной до самого низа.       Она не смогла бы объяснить себе почему желает именно его. Почему именно Адриан пробуждает в ней это желание и почему она сама так бесстыдно тянется к нему, наплевав на все внутренние барьеры. Сейчас ничего этого не сущетсвовало, были только они: она в его руках, тяжесть его тела на ней, пьянящий поцелуй и горящее желание между ними.       Но, если она и представляла себе это как-то иначе, то реальность в очередной раз разбила ее своей действительностью.       Адриан оказался между ее ног, а она зачем-то оплела его ими. Она не обратила внимания, насколько он был возбужден, за собственными вспыхнувшими чувствами, такие детали теряются в водовороте ощущений. Зато, когда одним сильным толчком он проник в нее, Маринетт вдруг поняла всю катастрофу случившегося. Он взял ее без подготовки, а у нее давно никого не было. Но разве он поймет такие тонкости человеческой физиологии? Пусть она и была возбуждена, но еще недостаточно, чтобы принимать его!       Весь фейерверк эмоций, весь тот огонь, что горел у нее в груди тут же исчезли, уступая место удушливому разочарованию, пока еще слабому, но уже вполне угадывающемуся.       Маринетт уперлась руками ему в грудь, в попытке, если не оттолкнуть, то хоть как-то замедлить его движения. Но очевидно Адриан не понял ее жеста, да и куда ей тягаться с ним в физической силе? — Мне… мне больно, — пискнула она, быстро, отрывисто дыша. Адриан замер. Она впервые встретилась с ним взглядом с того момента, как решилась на самое большое безумство в своей жизни. — Людям это больно? — спросил он. Маринетт услышала в его шелестящем голосе сожаление и… слабый отголосок вины.       Она опустила голову на камень, сделав глубокий вдох.       Все уже случилось. Вот он уже в ней, а она все еще обхватывает его ногами, не давая отстраниться. Почему? Может, подсознательно она уже была готова к такому повороту?       Сейчас только в ее силах исправить ситуацию, например, оттолкнуть его и больше никогда не увидеть. Одна мысль, что она больше не увидит его ранила Маринетт до самой глубины души. — Нет, но это происходит не так, — сказала она. — Я покажу…       Она не ждала согласия, особенно когда почувствовала, как он выскальзывает из нее. Но он и не спешил уходить под воду. Он сел, возвышаясь сейчас над ней. Взгляд сам собой упал на ту часть его тела, что сейчас так отчетливо виднелась, явно выбиваясь из привычного образа. Маринетт мысленно присвистнула, удивляясь, как он вообще смог войти в нее, не порвав.       Она тоже села и стараясь не смотреть ему в глаза, протянула руку, касаясь раскрытой ладонью головки. Адриан вздрогнул от ее прикосновения, и Маринетт увидела, как по переливающемуся зеленым хвосту пробежала рябь от напрягшихся мышц.       Она еще раз провела рукой по чувствительной плоти и, сжав ладонь, провела на пробу пару раз по всей длине. Говорить было не о чем, да и какие слова могли найтись в такой момент? В голове было пусто, а в груди тепло и очень волнительно. Маринетт как будто бы забыла, что перед ней не обычный парень, с которым она решила вот так спонтанно заняться сексом, а существо неведомое и непонимающее самые обычные вещи. А вот Маринетт в своей наивности казалось, что она понимает, проецируя на него те черты и повадки, которые могли бы быть присуще людям в такой ситуации. Это было сделать легко, поскольку Адриан реагировал на ее прикосновения точно так же, как реагировал был любой другой мужчина. Она опустила голову, на пробу мазнув член языком. Но, конечно же, это явно отличалось от всего, что у нее было до этого. В голове, где-то в самом уголке, здравый смысл кричал, что все это необходимо немедленно прекратить, разве саднящее чувство между ног ее еще не убедило в этом? Но Маринетт предпочла не слушать глас разума, отдавшись инстинкту и на время забыть обо всем, что не имело в данную конкретную минуту никакого смысла. Обхватив его член губами, она скользнула ими вниз и снова вверх, помассировав губами головку и покружив вокруг языком.       Адриан шумно выдохнул. Схватив ее за волосы, он поднял ее голову, посмотрев ей в глаза совершенно непередаваемым взглядом. — Что ты делаешь? — спросил он. Голос у него слегка дрогнул, а потемневшие глаза сказали Маринетт намного больше, чем грубые движения. — Люди касаются друг друга, стараются делать все, чтобы доставить партнеру как можно больше удовольствия. Тебе не нравится то, что я делаю? — невинно поинтересовалась она. Пальцы будто бы играючи пробежались по всей длине члена, и как совсем недавно ее рот, пальцы слегка надавили на головку. — А что нравится тебе? — вопросом на вопрос ответил он.       Маринетт не знала, как отвечать на это. Люди, пусть даже девственники, все равно имеют хоть какое-то представление, что и как нужно делать, но здесь…       Нет, надо забыть о различии между ними. Сейчас Маринетт хотела видеть в нем мужчину, с которым она собиралась провести эту ночь; ночь, которую она запомнит навсегда и в ее силах, чтобы и Адриан запомнил ее тоже.       Как и тогда на берегу она села на него, сжав коленями с боков, взяла его руки, положив себе на талию. — Прикоснись ко мне, — попросила она, хотя в ее голосе прозвучала ей несвойственная ее натуре властность. Адриан покорно провел ладонями вверх-вниз. Кое-где ткань уже была надорвана его острыми когтями, и Маринетт быстро стянула мешающее сейчас легкое платьице, бросив куда-то в сторону.       Она придвинулась чуть ближе, потеревшись клитором о его головку, с трудом удержав стон. В ответ на ее движение руки Адриана сжались чуть сильнее, а потом он притянул ее ближе и провел языком по шее от плеча до самой мочки уха.       Маринетт казалось, что она вновь очутилась в море и сейчас плывет на волнах. Адриан целовал ее осторожно, чтобы не задеть острыми зубами, но в то же время, так настойчиво посасывал ее кожу, что Маринетт казалось, что еще немного и она позволит ему все. Ее тело то и дело прижималось к нему, чувствуя его вставшую плоть то промежностью, то низом живота, когда она вжималась в него особенно сильно. А руки, что держали ее были такими горячими… Не холодными, какими были обычно. Когда Маринетт поняла это, то не сдержала стона. Он то притягивал ее к себе, когда она отстранялась немного, то гладил ее везде, куда мог дотянуться, а когда задел ее грудь с вставшими сосками и почувствовал, как она вздрогнула, шумно выдохнув, то, кажется, окончательно понял, что нужно делать.       Сначала он провел по ее груди обеими ладонями, сделав массирующее движение, а потом, наклонившись, вобрал один из ее сосков в рот.       Маринетт уже не могла сдержаться. Стон получился громким, отразился эхом от стен, но ее это подстегивало еще больше. Возбуждение было таким сильным, она сама обхватила его член и направила в себя.       В тот момент, когда он снова оказался в ней, его глаза как-то особенно вспыхнули и потом вновь потемнели, Маринетт словно завороженная смотрела на него, как и он смотрел ей в глаза.       Она двинулась первая, разрывая контакт взглядов, потом еще, и уже не стала сдерживать себя.       Усидеть на этом выступе было неудобно. Адриан подхватил ее, мягко отстраняя от себя, чтобы снова, как и в начале всего этого безумства, уложить на спину, и взять как в самый первый раз, но на этот раз Маринетт ничего не имела против.