Des profondeurs de la mer

      Сердце билось тихо, не причиняя дискомфорт, дыхание тоже было ровным. Под своей щекой Маринетт ощущала гладкость чужой кожи — кожи, которой нет ни у одного человека на свете. Она чувствовала, как Адриан медленно водит рукой по ее боку, иногда прочерчивая невесомую линию когтями по коже.       Это было ошибкой. Все это — помутнение, неправда. Как она могла переспать с ним… с рыбой?       Но сил злиться на себя не было. К своему ужасу Маринетт достаточно быстро приняла действительность, в которой она отдалась мифическому существу. Что же теперь поделать? — было и было, надо жить дальше.       Но один вопрос не давал ей покоя. Она приподнялась на локте, посмотрев на Адриана, слегка нахмурившись. — Ты за этим привел меня сюда? — спросила она совершенно спокойно, без намека на претензию. Она положила голову на свою руку, лежащую на груди русала. Ей не то, чтобы требовался ответ, но было важно услышать это именно от него.       Адриан мазнул по ее лицу задумчивым взглядом. — Тогда на берегу, — так же задумчиво начал он, — я почувствовал твой призыв.       Наверное, Маринетт это должно было все объяснить, но по правде, она ничего не поняла. Вздохнув, она прикрыла глаза. — Я не понимаю, о чем ты, — устало призналась она, не открывая глаз. Сил выяснять этот вопрос у нее больше не было.       Зато Адриан будто сбросил с себя оцепенение. Он шевельнулся, вынуждая Маринетт поднять с него голову. Теперь они лежали в одинаковой позе: лицом к друг другу, опираясь на локоть. Вот только Маринетт была растерянна, а Адриан напротив казался почти таким же, как раньше, разве только что немного серьезным.       Он протянул руку, коснувшись ее волос и погладил ее по щеке раскрытой ладонью. — Это зов самки, когда она готова принять самца, — зачем-то стал пояснять Адриан.       Маринетт стало плохо. Она резко села, задрожав всем телом. — Ты с ума сошел! Какой еще к черту зов? — прокричала она, судорожно задышав. Ее голос эхом отразился от стен и вернулся, больно ударив по ушам. Она схватилась за голову, а через мгновение с гневным шипением взлохматила волосы на затылке. — Я — человек! У нас нет никакого зова, мы делаем это не только для того, чтобы рожать детей, а потому что нам нравится это делать… Черт!       Сердце, что до этого никак не мешало ей переваривать случившееся сейчас стучало, грозясь проломить грудную клетку. Маринетт было так жутко от осознания, что… а что? Она совершенно точно была уверена, что все это ошибка, она не испортит ей ничего больше, чем уже испортило.       Она вся дрожала, стало… мерзко. От самой себя, от такого самообмана, что теперь делать?       А потом она почувствовала руки Адриана на своих плечах то, как он притягивает ее к своей груди и вместе с ней скользит под воду.       Рассвет был мрачен и утро холодным. Когда она вновь оказалась на своем камне, когда Адриан усадил ее туда, она зябко поежилась. «Я слышал твой зов», — услышала Маринетт мелодичный, но сейчас такой пробирающий до мурашек голос Адриана. — «Теперь ты моя самка». — Значит, теперь я тоже могу считать тебя своим мужчиной? — усмехнулась Маринетт. Почему-то ситуация донельзя ее развеселила. Хотя скорее так сказывается на ней разочарование. И чего он собственно вернул ее обратно? Все — надоела? Маринетт про себя горько усмехнулась.       Что за глупости! — подумала она про себя.       Она наклонилась так низко, как могла. — Поцелуй меня, — попросила она. И прежде чем Адриан выполнил ее просьбу, она сама потянулась к нему, как и тогда накрывая его губы своими. Поцелуй не разжег в ней огня, но оставил странную горечь и стискивающую тоской внутренности. Она отстранилась, взглянув на него с сожалением, хотела что-то сказать, но не нашла в себе решимости. — Мне пора, — вместо этого сказала она. И поднялась на ноги.       Она впервые ушла первая. Не оглядываясь и не замедляя шаг. Она знала, что Адриан внимательно наблюдает за ней из воды.

***

      Она видела зеленоватый отблеск в воде, точно знала, что это больше не игра воображения. Адриан следил за ней, иногда ей казалось, что она даже слышит его мелодичный голос у себя в голове, но Маринетт лишь поджимала губы и торопилась уйти подальше от воды.       О, нет. Она не любила его. Даже несмотря на то, что ее тянуло к нему и то, чему она позволила случиться. Все это было ошибкой, минутным помутнением. В жизни так бывает, просто ее случай был из ряда вон, не вписывающийся абсолютно ни в какие рамки.       Ее тошнило от воспоминаний, от ощущения его прикосновений на себе. Но больше всего от разочарования. Она повела себя как наивная дурочка, хотя уже давно взрослая женщина, но до сих пор верит в сказки и теперь повелась на еще одну. В жизни их не бывает. И даже такое сказочное существо так жестоко ей это доказало.       Но больше всего злило Маринетт то, что он считал ее своей. Был где-то рядом, наблюдал. Звал.       Должна ли Маринетт была откликнуться на этот зов, бросить все, побежать к нему? Так ли поступали русалки в своей естественной среде? Маринетт не знала и искать ответ на этот вопрос ей тоже не хотелось. А хотелось бросить все, уехать, заявиться к Алье на порог с бутылочкой мартини, а, может, и не одной, расплакаться, как когда-то в коллеже и покаяться во всех грехах. Вот только они уже давно не дети, а она пала так низко, что ни за что не сможет сознаться в этом.       Что ж, время лечит. Забудется и это. А пока самое лучшее, что она может — отвлечься. Побыстрее сделать все свои дела и уехать в родной Париж. Думая обо всем этом, Маринетт точно знала, что если она уедет, то сюда она не вернется уже никогда.