you're the best mess i know.

Что-то почти изящное есть в Питере, когда он сидит с утра на кухне, думая, что Уилсон еще спит, закинув ноги на подоконник и пытаясь большим пальцем пошевелить полузасохший листок какого-то древнего растения непонятного сорта. Оно, кажется, осталось от предыдущих жильцов этой дыры и не двигалось с этого самого подоконника ни разу, даже пыль под ним никто не протирал. Паркер щурится от света, проникающего через жалюзи и прошедшего путь в сто пятьдесят тысяч километров от самого Солнца, чтобы коснуться его лица. Уэйду достаточно сделать еще два шага, чтобы сделать то же самое. Он бессильный стоит на месте и, кажется, толком не помнит как дышать. От света, проходящего сквозь торчащие во все стороны волосы Питера, кажется, будто он сидит в короне из яркого огня. Уилсон в невнятной тревоге сжимает руки за спиной, почти выдает себя звуком трения шершавой кожи, так тихо здесь сейчас. Паркер не слышит, повезло. Можно выкроить еще минуту такого равновесия, в котором Уэйд подсматривает за ним. Таким расслабленным и чуть откинувшим назад голову, балансирующим на задних ножках стула, пока мягкий свет лежит кривыми полосами на его ногах, просторных шортах и голых плечах. И лицо у него наверняка такое сосредоточенное, один глаз прищурен и, может быть, даже зажат зубами кончик языка. Мягко. Это слово вертится на языке Уэйда, но все никак не дойдет до усталого мозга. Он хочет передать это слово Питеру, мягко дотрагиваясь губами до его лица, а внутри все сводит невыносимым зудом желания это сделать. Такое чувство, будто Уилсон смотрит какое-то очень целомудренное порно. Очень личное и трогательное, до ужаса трогательное. И даже почти не понимает, насколько реален этот момент. Такой четкий и яркий, такой настоящий, но ужас от перспективы сделать шаг, протянуть руку и найти пустоту, только прозрачно-медовый свет из окна настолько силен, что обездвиживает, придавливает сверху тяжелым сомнением в том, стоит ли оно того. Уэйд предпочитает молча наблюдать. Он думает, что мог бы и умереть в этот момент. Стул под Питером пошатывается и со стуком опускается на все четыре ножки. Он крепко вцепляется руками в сиденье, напрягаясь сразу же, Уэйд вдыхает громче, чем рассчитывал. — Доброе утро, ранняя пташка,— Уилсон, как ни в чем не бывало, щелкает выключателем на чайнике, залезает в холодильник и будто бы мимоходом все же целует Питера в щеку. — Доброе и тебе, стремная громадина, сверлившая меня взглядом минут пять подряд, — Паркер тепло посмеивается, Уэйд даже смиряется с тем, что его засекли. — Как ты уз..? Паучье чутье? — Паучье чутье, гений, — Питер поднимается с места, чтобы помочь как-нибудь с сооружением завтрака из чьих-то пальцев в холодильнике, молока, пары яиц, баклажана и позавчерашней еды на вынос. Уилсон на секунду останавливается, осторожно берет его за локоть, поворачивая к себе и гораздо медленнее, чем того требует ситуация, целует, пока внутри все так странно, будто он весь один большой комариный укус, который расчесывает нетерпеливый мальчишка. Он отстраняется, заглядывая Паркеру в лицо. Он настоящий.