Скайрим
16 августа 2018 г. в 18:39
«Синее».
Эта мысль была первой. Потом он повернул голову. Ничего не изменилось.
«Синее».
А потом:
«Фенрис».
Это было его имя. Он понял это не сразу, но после осознания пришло многое — он услышал шум прибоя, ощутил колкость песка, на котором лежал, и вспомнил, что должен был умереть. То, что не умер, понял сразу, как попробовал подняться: руки подломились от слабости, легкие содрогнулись и он закашлялся, выплевывая воду.
Ему пришлось полежать на песке еще немного. Впрочем, он смог повернуться и увидел неподалеку обломки корабля и парочку трупов. Это потянуло за собой еще несколько ассоциаций и он вспомнил противостояние магов и храмовников, крики Мередит и Орсино, взрыв Церкви и выбор Хоук.
Последнее воспоминание вызвало мучительный стон. Они знали, что она морочит им голову — то она вертелась рядом с ним, то перебегала к Одержимому, при этом у нее были «отношения» с Изабеллой. А потом она сделала выбор. Она выбрала магов. Выбрала Одержимого.
Фенрис не мог пойти против нее. Но и не мог сражаться за тех, кто истерзал его тело и изувечил жизнь. И он ушел. Спустился до Порта и пробрался на уже отплывающий корабль торговцев. Он не знал, куда они плывут, да и все равно ему было. Она выбрала Одержимого.
На корабле даже словно и не заметили его появления — все были напуганы внезапно начавшейся войной. Он не отвечал на вопросы, был при оружии, и его скорее всего приняли за одного из многочисленных телохранителей торговцев. А потом начался шторм. Кроме безумной качки и волн, норовящих смыть за борт, он ничего толком и не помнил.
Фенрис глубоко вздохнул и предпринял еще одну попытку встать. На этот раз получилось — его сильно качнуло, но он устоял на ногах. На песке осталась кровь. Эльф осмотрел себя и только сейчас заметил щепку в боку. Лириум под кожей вспыхнул, и Фенрис погрузил руку в свое тело, захватывая кусок дерева и вытаскивая его. Кровь потекла обильнее и тевинтерец попытался зажать рану дрожащими руками. Выходило плохо.
— Эй, там кто-то живой! — послышался неподалеку крик.
— Значит, сейчас будет мертвый, — хмыкнули в ответ.
На берег вышло несколько людей. Фенрис плохо их видел: перед глазами все плыло, но то, что доспех подобного типа он ни разу не видел, он понял мгновенно.
— Хэй, да он подохнет сейчас!
— А мы поможем — уж больно меч у него хорош.
Меч. Подарок Хоук. Сил не было даже на то, чтобы достать его из-за спины.
В руках одного из нападавших он заметил пламя и лириум привычно вспыхнул, наделяя проклятой силой.
Их было-то всего трое. В иное время он бы и дыхания не сбил, разрывая их на части, а сейчас едва не отошел к Создателю, закончив с последним. Фенрис тяжело опустился на песок. Чтобы не упасть пришлось выставить руку, упершуюся в труп. Пальцы судорожно сжались, чувствуя небольшой бутылек из стекла. Эльф дернул рукой, разрывая меховой доспех и являя на свет бутылочку знакомого цвета. Он взял ее, открыл и принюхался. Пахло знакомо.
«По крайней мере, не яд» — успокоил он себя и в несколько глотков опустошил емкость. Бутылочка упала на песок и Фенрис едва не рухнул следом — тело словно швырнули в огонь. Это не было страшно: такой жар обычно сопровождал заживление глубоких ран. Через некоторое время ему стало лучше и он осмотрел нападавших. Людьми были лишь двое, а третий… Фенрис изумленно потрогал блестящую от еще не засохшей крови чешую.
— Дракон, — тихо сказал он. Присмотрелся повнимательнее и поправился, — Виверна. Ходящая на задних лапах. И колдующая.
Тевинтерец отошел от трупа «виверны» и принялся обшаривать карманы других тел. Нашел несколько зелий и странного вида монеты. Они были похожи на золотые, но рисунок на них был совсем иным. И ни серебра, ни меди. Взял и их, и зелья, прихватил несколько странных кинжалов и стрел, словно скованных из стекла. Поместил все в магически расширенную сумку и только после этого осмотрелся. Место было ему не знакомо — будучи в бегах, Фенрис побывал много где, но что-то подсказывало ему, что это не Тедас.
Неподалеку виднелся город и эльф направился в его сторону. Мор закончился, а война только разгоралась, поэтому входы в город еще не должны быть перекрыты. Так и оказалось.
— Проблемы, эльф? — небрежно спросил стражник.
— Мой наниматель сказал, что ждет в таверне, но я., — Фенрис решил воспользоваться привычной схемой Варрика для того, чтобы что-то узнать.
— Но ты не здешний, — понятливо кивнул стражник. — Прямо и налево: вон то здание.
— Ma serannas, — сказал тевинтерец, направляясь к цели. Собственные слова заставили фыркнуть — все это ведьма со своим: «Ты совсем не интересуешься жизнью эльфов за пределами города!» Поинтересовался, malum.
— Не здешний? — бодро спросил бармен, когда Фенрис сел за стойку. Эльф кивнул. — Добро пожаловать в столицу Скайрима: Солитьюд!
Через несколько часов тевинтерец уже знал немного о всех девяти владениях, здешней религии, расах, гильдиях, военном положении и платежной системе. Итак, здесь не запрещена магия и можно колдовать прямо на улице; здесь нет магии крови и никто не призывает демонов; нет храмовников, о них, как и о гномах, никто и не слышал. Как не слышали о Тедасе.
Тевинтерец снял комнату на ночь, выспался, и с рассветом покинул город. Он направлялся в Вайтран — там было что-то вроде наемничьей общины. Соратники.
— Куда едем?
— В Вайтран.
Извозчик всю дорогу что-то рассказывал о «торговом сердце» Скайрима. Рассказывал, пока не раздался хруст и телега едва не перевернулась.
— Колесо отвалилось, — горестно заметил возница. — До Вайтрана пешком идти придется.
Они и пошли. Шли, пока на них не напала парочка воров. Фенрис пробил кулаком грудь того, кто напал на него и мечом разделил второго надвое. Опустил клинок, стирая с него кровь. Дальше придется идти одному: возница лежал рядом с ворами — ему успели перехватить кинжалом глотку.
Эльф обшарил трупы и пошел дальше, но вскоре с тропы пришлось свернуть — он разглядел неподалеку странное существо рыжеватого цвета. Зверюга на его глазах разодрала оленя и принялась бодро жевать его. Фенрис решил обойти место трапезы, чтобы самому не стать обедом — ему не нравилось сражаться с животными из-за их непредсказуемости. Иногда они бывали гораздо умнее людей.
Итак, Фенрис сошел с тропы. И заблудился. По крайней мере, на тропу он вернуться не смог, так что просто пошел в ту сторону, куда собирался изначально. Ему повезло, поскольку дорогу найти он смог. Правда, неизвестно, ту самую ли, но выбирать не приходилось.
Ближе к вечеру он вышел к небольшой ферме. И повозке, стоящей на обочине дороги.
— Ах, горе-злосчастье, — причитал шут, вертясь вокруг повозки. У той было сломано колесо и Фенрис усмехнулся — телеги в этой провинции делать не умели.
Сам шут Фенриса не удивил: в Орлее он и не такое видел. Кажется, шута он тоже совсем не удивил, несмотря на то, что татуировки уже начинали немного светиться — как и всегда в темноте.
А еще шут попросил помощи: убедить Лорея — владельца фермы — починить колесо.
Почему он согласился, Фенрис и сам не знал. Наверное, вспомнил Хоук и ее вечную привычку помогать и голым ученым, и потерявшемся в Зове Стражам, и ищущим оружие кунари. Убедить фермера оказалось просто, нет, правда, у мабари в «Ромб» выиграть было сложнее, чем надавить на жалость этому мужику. Особенно, в присутствии жены. Которая настояла на том, чтобы путники заночевали в их доме, поскольку милосердная Мара бы не прогнала уставших и голодных путешественников. Скомороха пригласили в дом, пообещав починить колесо утром.
При неярком свете свечей Фенрис наконец рассмотрел шута, назвавшегося Цицеро.
«Опасен» — первая мысль о нем. — «Опасен и безумен».
Шут заливался хохотом, говорил о себе, как о ком-то другом, говорил о своей матери, которую вез в новый дом. Говорил-говорил-говорил.
Жена Лорея постелила им в одной комнате и оба, не раздеваясь, первым делом уложили рядом оружие. Шут захихикал и эльф ответно хмыкнул. Привычка настоящего убийцы, которого не раз пытались убить.
Никто из них не сомкнул глаз этой ночью.
Утром, прощаясь, Цицеро вручил Фенрису мешочек с септимами и засмеялся:
— Цицеро так благодарен Волку! И Мамочка тоже. Очень-очень!
Он уехал, а Фенрис остался на дороге и смотрел ему в след, судорожно сжимая оплату.
Он был в этой провинции уже третьи сутки, но еще ни разу не сказал своего имени.
Никому.