Отпуская прошлое

… и тонкий нож вспарывает тело, вырезая жуткий узор. Рука хозяина уверенно заливает расплавленный лириум в свежие порезы… … тело на столе изгибается в мучительной агонии и ремни не способны его удержать. — Силен. — Лучший боец Арены… -… он перестает дышать! — Привести рабов! Этот не должен умереть!.. -… ну-ну, выпусти сердце, малыш. Вот так, не рычи, мой волк. — Магистр, по-моему, он мелковат. — Твоего мнения я не спрашивал. Но ты права. Мой маленький волк. Волчонок… — Волк сияет, словно солнце Черного Предела. Ярко-ярко! Фенрис вздрогнул, просыпаясь. Рядом сидел взъерошенный Цицеро, выглядящий так непривычно без колпака. — Цицеро тоже видит присылаемые Верминой сны. — О прошлом? — голос еще более хриплый, чем обычно. Похоже, он кричал. Шут хихикает. — О всем. И прошлом, когда Цицеро не был Дураком Червей. Не был Хранителем. Снится то время, когда Мать не послала ему Хохот, и Цицеро, о, Ее бедный Цицеро сидел рядом. А вокруг — Ти-ши-на. И никого, и ничего, и никто не говорил, и не смеялся, и не молился Матери, и не хотел стать Слышащим. И Цицеро звал-звал-звал, но никто не откликался! Никто! Никто не слышал его! Цицеро судорожно сжал простынь, затрещавшую от крепкой хватки. Фенрис прижал шута к себе. — Мне снится тот, — заговорил он, гладя имперца по волосам. — Кто нанес мне эти клейма. Боль — бесконечная, жуткая, от которой не спастись, не спрятаться. И ничто не способно ее унять — только моя смерть. И когда ты сжимаешь свое сердце, — его голос дрогнул и клейма вспыхнули, мгновенно погасая, — то слышишь этот голос. Голос хозяина. Он говорит тебе прекратить — говорит спокойно, зная, что ты подчинишься — и ты разжимаешь руку. И нет сил дернуться и вырвать сердце ему. И ты вновь встаешь на колени и отвечаешь: «Да, хозяин», отзываясь на издевательское прозвище, данное тебе. Теперь имперец сам вцепился в Фенриса и не отпускал все то время, что тот говорил. — Цицеро не знает, как иначе звать Волка. — «Волк» — не «Волчонок». — Но было другое имя? — «Лито». Оно значило «Камень». Символ стойкости и несокрушимости. Фенрис закрыл глаза и уткнулся носом в волосы Цицеро. -… никогда не зови меня так. Цицеро улыбнулся. Хохот в голове стих, но страшно не было. Его слышали. Пусть он лишь Хранитель, но у него есть свой Слышащий. — Никогда, — пообещал Дурак Червей Волку. — Никогда.