Моя маленькая месть.
12 мая 2013 г. в 13:58
Дорога сворачивала в парк. Я уже побывала почти во всех памятных местах города, но ничего подобного на вакуум, а потом внезапное появление Александра, как в цирке, не находила. И куда же исчез кукловод? А я придумала такую месть… Ситуация.
Люди сновали по пыльным аллеям, как муравьи. Только они, в отличие от насекомых, не трудились.
Я опять сидела на мокром от воды бортике фонтана. И вновь парк, деревья, кусты, вновь влюблённые парочки, проходящие мимо меня. Я им даже вслед смотреть не хочу. А ведь на их месте могла быть и я с Пашкой. Или с Димкой… Да пошли они все к чёрту, предатели!
Слёзы невольно брызнули из глаз – душевную боль никакой ненавистью не заглушишь, как ни старайся.
Вдруг над самым ухом раздался насмешливый голос:
- Не плач, игрушка, - прямо рядом со мной, на бортике фонтана, сидел ухмыляющийся кукловод и «сочувствующе» протягивал белый платочек.
Я в страхе огляделась по сторонам. Люди так же сновали вокруг: мамы играли с детьми, пенсионеры косо поглядывали на целующиеся пары, школьники спешили домой…
- Для меня совсем не обязательно, чтобы рядом никого не было, - друг Пашки медленно убрал мне за ухо спутанную прядь, почти касаясь губами моей щеки. - Я не люблю, когда мои игрушки плачут по пустякам.
Александр почти прошипел эти слова, спускаясь к моей шее, туда, где билась жилка. Моё дыхание сбилось от страха. И он это почувствовал.
- Ну, что же ты, игрушка, так испугалась? У тебя даже пульс участился, - Жуткий кукловод хохотнул и вернулся к прежнему занятию, которое прервал. - Расслабься, куколка.
Фраза прозвучала слишком двусмысленно, но вырываться было поздно. Александр крепко меня держал. Весь мир замер, повинуясь остановке кукловода. Мы сидели, не двигаясь, не дыша. По крайней мере, не дышала я – хриплое дыхание Пашкиного друга разлеталась во все уголки недвижимого мира.
«Господи, пусть это будет сон, очередной кошмар. Умоляю, дай мне знать, что мои предположения действительны…» - я молилась про себя, а Александр смеялся, читая мои мысли.
Вдруг кукловод развернул меня к себе, и его губы оказались уже в сантиметре от моих.
- Страшно, игрушка? - он говорил насмешливо, растягивая слова и шипя, как змей-искуситель. Да вот только я не Ева.
- В отличие от поцелуя с твоим братом, очень, - главное, чтобы голос не дрогнул, это главное.
- В отличие от поцелуя с кем? - лицо Пашкиного друга начало необратимо меняться явно не в лучшую сторону.
- От поцелуя с Димой, Александр. Или у вас есть другой брат? Sorry, я не знала, - я фальшиво, но не без яда улыбнулась, ликуя в душе.
Вот она – моя маленькая, но жестокая месть. Как бы родные люди друг друга ни ненавидели, они всё равно будут любить, и стараться защищать родственника от всех невзгод в виде сумасшедших, вроде меня. Как говорится, получи фашист гранату.
- Да не расстраивайся ты так, твоего красивого братика было не так-то уж и просто охмурить, - что я несу? Ну да ладно, главное, чтобы ему тоже было больно, как мне. - Так что, «вручение» трофея было очень приятным.
- Маленькая… - Александр еле справлялся со своими эмоциями, чтобы не сболтнуть лишнего.
О да, теперь мы квиты, ненавистный кукловод.
- Выметайся.
- Что? - я сначала не очень поняла, о чём он. - А как?
Похоже, не стоило этого говорить…
- А вот так! - Пашкин друг, а по совместительству мой недруг, рявкнул так, что у меня в ушах заложило, а потом резко взмахнул рукой, как будто хотя ударить, и меня просто бесцеремонно выкинуло из сна.
Полёт в бездну был мучительным, но коротким. С кровати я вскакивала без крика, но с таким ужасом, с каким ещё никогда не просыпалась. Кутаясь в одеяло, я в слезах побежала в Пашкину комнату. Он спал. Я в беспамятстве кинулась ему на шею, прижимая к себе, как самое дорогое сокровище на свете. И его нежное ответное объятие было сейчас самым лучшим счастьем, которое нельзя оценить ни в деньгах, ни в эмоциях, ни даже в описаниях какого-нибудь романа.
- Ты чего? - Пашка ласково погладил меня по спине, пытаясь успокоить. - Я же рядом…
А я, всхлипнув, лишь молча уткнулась раскрасневшимся носом в родное плечо растерянного друга.
Потом придут слова, потом придёт стыд за ненависть…
Сейчас – счастье.