***
Кёка была маленького роста, и за какую-то пару дней это досадное неудобство не оставило её в покое. Она стояла перед шкафом в библиотеке и удрученно смотрела наверх. Мимо прошагало уже трое рядовых, два старших лейтенанта и даже сам Хироцу, которому нужно было кое-что отыскать в архиве. Никто из них не удостоил девочку и взглядом. Табуретки уже не было. Иных идей, как добраться до верха шкафа, — тоже, и поэтому Кёка просто обреченно стояла, задрав голову. Она понимала, что сегодня-то уж точно простоит так весь день, пока её не найдет Озаки-сан. Или пока ей не помогут раньше, в чем лично Кёка сильно сомневалась. Скажем так: она совершенно не верила в то, что, кроме Хигучи, кто-то способен протянуть ей руку помощи, и поэтому выглядела печальнее и немного менее амбициозно, чем обычно. Ей было грустно. Её любимый заяц снова оказался вне досягаемости. За спиной Кёки раздались шаги. По коридору опять кто-то шёл, но она была так огорчена своей проблемой, что даже не обратила внимания на стук каблуков, который научилась различать среди множества других уже давно. Акутагава приблизился к ней молча, как и всегда. Он спустился в библиотеку в поисках каллиграфических образцов. Кёка встретилась ему на пути совершенно случайно. — Ты снова здесь? Не так уж часто, считал Акутагава, он бывал в библиотеке, и теперь ему казалось, что и Кёка постоянно появлялась там, когда он спускался вниз. — Что на этот раз? Кёка скользнула по бывшему учителю взглядом и, как будто даже и не поняв, что рядом с ней стоит бывший учитель, дрогнувшим голосом проговорила: — Вчера Мотоджиро хотел отнять моего зайца, и мне пришлось спрятать его там, — она указала на верх шкафа. — А теперь табуретка куда-то делась, и я больше не могу до него дотянуться. Акутагава отметил про себя, что сегодня в Кёке сквозило больше живости, чем всегда. По крайней мере, она хотя бы ответила на его вопрос. Да и обычно тусклые синие глаза блестели чуть ярче, хотя в целом девочка выглядела подавленнее некуда. Акутагава посмотрел туда, куда она показывала. На верхней полке торчали, едва заметные, два белых уха. Одно из них Кёка пришила игрушке сама. Акутагава вздохнул. Ему надо было идти дальше, но он почему-то не решался. Кёка продолжала смотреть наверх, не обращая на грозного мафиози в метре от себя совершенно никакого внимания. Ей даже не пришло в голову замереть от трепетного ужаса перед ним. Её просто слишком заботила собственная проблема. Рюноске словно чувствовал, что его не боятся, и поэтому не уходил. А может, он все еще думал над разговором с Хигучи и Чуей и строил неуверенные догадки о том, что имел ввиду последний. Акутагава приложил ладонь ко рту и стоял, безмолвный, рядом с Кёкой, точно такой же безмолвной, и они оба, как два мраморных изваяния, не шевелясь, торчали посреди библиотеки в полнейшей тишине. А самое удивительное: Акутагаве нисколь не хотелось сердиться на Кёку и на то, что она слоняется без дела на протяжении столького времени. Он просто стоял рядом, умом совершенно не понимая, в чем смысл бездеятельности Изуми. Ведь она, по сути, тупо смотрела вверх и не собиралась ничего предпринимать для того, чтобы как-то решить свою проблему и достать зайца. Она стояла столбом и смотрела, и молчала, и не двигалась, и эта картина могла бы привести любого мимопроходящего в какое-то философски безысходное состояние вроде «мы все безвластны под ликом судьбы и потому стоим пред ним в оцепенении, не имея возможности ему противостоять». И Акутагава словно тоже впал в это состояние. И Кёка, и её заяц нагнали на него почему-то не самые хорошие мысли, и он даже забыл, зачем, собственно, пришел в библиотеку. Он вдруг тоже неожиданно понял, что иногда и сам становится безвластен и беспомощен; память еще любезно подсовывала ему такие моменты. Рюноске было о чем задуматься — ради чего жить, как жить и к чему стремиться — и в этом еще следовало бы разобраться. Он все ещё не отнимал руки ото рта. Взгляд его словно отсутствовал, и глаза казались стеклянными и блестели, как два куска черного оникса. Стрела Рашомона медленно взвилась над плащом. Акутагава закашлялся. «Мне было велено защищать Хигучи, а ей — помогать мне. Так было задумано с самого начала, поэтому никто не возмущался; мы оба приняли этот факт, как должное. Однако чем дольше мы с Хигучи знаем друг друга, тем чаще я задаюсь вопросом: почему так было задумано? Почему получилось так, что судьбы наши переплелись едва ли ни с рождения? Почему я должен был её защищать и почему — именно её? От кого мне нужно было её защищать?» Акутагава думал. Кто-то когда-то давно сказал ему, нашептал вкрадчиво и исподтишка, не допуская переспросов. И что же? С этой мыслью Акутагава и жил, пронес её через всю свою жизнь, а сейчас вдруг, размышляя над чуевыми словами, задумался. Он помнил и историю Хигучи, и свою историю, и даже ультиматум Дазая против верхов. Но никак отчего-то не мог сопоставить их друг с другом. Хигучи, Хигучи Ичиё. Что же такое заложено в твоей душе, что не поддается пониманию и подлежит только тщательной охране и убережению? И никогда он не чувствовал, что такую, как Хигучи, нужно ценить и оберегать, и всегда обходился с ней, как с швалью — ругал, и бил по лицу, ни разу не прощая ошибок. Ему всегда было плевать на неё. Но Чуя что-то сказал, и Акутагава понял: охранять её получалось как-то само собой, безвольно, неосознанно. И всегда выходило так, что оба они, напарники, вымученные, исстрадавшиеся, по пояс в чужой крови выходили из боя, но были живы, потому что вовремя друг друга поддерживали. И все же, Хигучи, эта ходячая обуза, иногда, но поразительно удачно исполняющая свои обязанности, — что такого таила она в себе, что за неё сперва горой встал Осаму, а затем и Накахара принялся сыпать угрозами? Акутагава чувствовал, что уже близок к ответу на этот вопрос, но все никак не мог его определить. Черный демон небрежно толкнул игрушку к краю шкафа. Подпалины над его пустыми глазами блеснули красным, и заяц полетел вниз, прямо на подставленные руки Кёки. Она даже не успела удивиться и только рассеянно обернулась, крепко прижимая к груди зайца с пришитым ухом и глядя Акутагаве вслед. Кашляя, тот медленно брел прочь, окруженный лениво вьющимися стрелами Рашомона, и стук его каблуков гулом разносился по коридору. Акутагава искал репродукцию сутры Лотоса.***
— А вот и наше унылое лицо мафии! Заждались тебя. Акутагава поморщился, прикрыв перегородку позади себя. В сэнто сегодня было многолюдно, однако многолюдность по силе своей раздражимости далеко отставала от рыжего поклонника головных уборов, который, на беду Рюноске, этим вечером тоже оказался здесь. Объятый клубами водяного пара, Чуя непринужденно возил по спине полотенцем, держа в другой руке извечную шляпу, — с ней он не расставался даже в бане. — Я бы не советовал портить мне настроение, тем более сейчас, когда я хочу отдохнуть, — процедил Акутагава и уже хотел было пройти дальше, но чертов Накахара его остановил, цепко схватив пальцами за плечо. — Эй, ты что делаешь? Я думал, мы с тобой уже все обсудили! — Не кривя душой, хотел бы по-дружески кое в чем удостовериться, — Чуя многозначительно приподнял брови и нахлобучил шляпу на едва начавшие сохнуть волосы. — Да когда ж ты перестанешь считать меня своим другом, — разозлился Акутагава, но семпай его бесцеремонно проигнорировал и доверительно проговорил: — Надеюсь, завтра на свидание ты пойдёшь не в этом твоем ужасном балахоне, в каком ходишь обычно? Акутагава оторопел. Вообще-то, хоть ему и удалось более-менее договориться с Хигучи о встрече, продумать её план и, уж тем более, решить, в чем на неё идти у Рюноске пока еще не дошли руки. Он нахмурился, вдруг закашлявшись и недовольно переведя взгляд в сторону фуро*. В бассейне и около него было шумно, и до эсперов то и дело долетали обрывки жаргонных песенок, нынче популярных в среде мафии. — Честно говоря, именно в нем я и собирался идти, — нехотя признался Акутагава, ведь и ежу ясно — иных вариантов у него в запасе не было. Синие глаза Чуи потемнели, но только на мгновение, потому что в следующую же секунду он воскликнул: — Черт возьми, как же тебе повезло, что я успел предостеречь тебя от этого опрометчивого шага! «Что еще за всплески интеллигентности? — мрачно подумал Акутагава. — Дазая в мафии, вроде как, уж лет шесть как нет». — Ты чег… — Только попробуй напялить свой плащ завтра. Тогда я напялю тебя на маяк, когда ты вернешься, — перебил его Чуя. Большинство приспешников мафии знали, что подобные слова в устах Накахары становились более, чем просто угрожающими, потому что главный маяк портовой зоны возвышался над заливом во внушительных пределах, и слезть оттуда было далеко не так просто, как казалось. Маяк не пугал только Акутагаву, ибо тот успешно мог использовать Рашомон, дабы спуститься вниз. Однако настроение препираться и упрямствовать дальше у него давно исчезло, поскольку Рюноске немного подзадолбался за день и хотел бы как можно скорее окунуться в теплую воду бассейна. — Я бы с радостью поискал замену плащу, но, боюсь, альтернативы у меня нет, — вздохнул он и шагнул вперед, но Чуя все еще крепко держал его за плечо, не давая уйти. Акутагаву это начинало бесить. — Я предупредил. В том виде, в каком ты обычно разгуливаешь по улице, можно прийти на поминки, но никак не на свидание. Соблюди, пожалуйста, правила приличия и поищи что-нибудь понаряднее. Или хотя бы к Озаки обратись. Рюноске прищурился. — Это что, приказ? — Скорее, рекомендация ранее начавшего коллеги, — Чуя оскалился в язвительной усмешке и опустил руку, а затем завернул полотенце вокруг пояса. — Не опозорься там, бешеный пес. — От пса слышу, ублюдок. — Какой типичный для рэкетиров обмен любезностями! — Мотоджиро появился, как и следовало порядочному подрывнику, с громкими репликами, шумом и перегаром изо рта. На носу по обыкновению красовались фиолетовые очки. Каджи, в отличие от Рюноске, общества Чуи не только не сторонился, но даже наоборот — еще как ему радовался, поэтому, едва заметив в толпе голых тел черную знакомую шляпу, сиюминутно направился к верному собутыльнику, а, увидев рядом с ним Акутагаву, обрадовался только больше и в пьяной развязности обнял обоих беседующих мафиози за плечи. — И как у тебя очки не потеют, собака, — удивился Чуя, тоже нисколько не огорчившийся появлением Мотоджиро. Акутагава сердито сбросил руку Каджи с себя и, кашляя, проследовал к фуро. И так горячий банный воздух вокруг, казалось, готов был еще и потрескаться от его раздражения. — Куда ты, Рю-кун? — разочарованно крикнул Мотоджиро ему вслед. — Пойдем пропустим сегодня по маленькой! — Отвянь от Рю, у него завтра свиданка, — хохотнул Накахара и, все так же поддерживая полупьяного Каджи под руку, направился к перегородке. — А вот я бы от маленькой не отказался! Позади Акутагавы раздался оглушительный мужицкий смех, но Рюноске даже не обернулся и подошел к ступеням, с ненавистью глядя перед собой. Потом скинул полотенце и ступил в горячую воду. «Идиоты», — подумал он.***
Из сэнто Акутагава вернулся поздно, посвежевший и отдохнувший телом, но, увы, не душой. Чуя с Каджи, к его величайшей радости, умотали в бар Люпина, не дожидаясь, пока Рюноске составит им компанию, так что Акутагава был несказанно рад, что благополучно дошел до дома в полнейшей тишине и одиночестве, даже ни на кого не наткнувшись по дороге. Хигучи с их последнего разговора он тоже не видел, а впрочем, считал это и к лучшему, так как понятия не имел, как ему следовало бы держать себя с ней. Совершенно случайно он набрел на мысль о том, что она, должно быть, весь остаток дня старательно готовилась к их завтрашнему рандеву, оббегая торговый квартал Мотомати. Или, может, только собиралась это сделать. В любом случае, Акутагава, неожиданно для себя, ощутил, что эта мысль каким-то образом его согрела, и немного успокоился. Пусть побегает, ей, наверное, полезно. А ему, злому, уставшему от жизни и мечтающему бесцельно поработить мир, уничтожив на нем всех живых, после бани пользы не принесет уже совершенно ничего. Еле волоча ноги (отмокание в фуро его порядком разморило), Акутагава дотащился до футона, наугад бросил куда-то у изголовья полотенце с мылом и прочей лабудой, что обычно брал с собой в сэнто, и без сил плюхнулся на постель животом вниз. Потом перевернулся на спину, сложил руки на груди и, прокашлявшись, посмотрел в потолок. Света Рюноске включать на стал, поэтому в комнате не было видно ни зги. Только отблески портовых прожекторов мельком освещали стены напротив, причудливо двигаясь по ним в форме неправильных прямоугольников. Акутагава думал. Он уже давно начал подозревать, что в его жизни что-то странное происходит. Точнее, обещается произойти. И он определенно был уверен, что это что-то не сулит ему никакой радости. Еще он подозревал, что что-то происходит с Чуей, и с Мори, и даже с Гин, с которой, по его мнению, им доводилось сталкиваться все чаще обычного. И все-таки, за сегодняшний день Рюноске был порядком утомлен, поэтому думалось этим поздним вечером как-то тяжко и неохотно. Он закрыл глаза. Было время насладиться звуками тишины и чувством одиночества. Одиночество всегда его выручало. Однако последнее время оно спасало его все реже — или потому, что в покое его оставляли в самых крайних случаях, или оттого, что чего-то ему все время не хватало. Чего, он и сам не знал да и не хотел дознаваться. Он хотел покоя. Ради покоя он готов был пойти на что угодно. Раньше Акутагава думал, что покоя можно добиться только стремлением к цели. А какая у него была цель? Вестимо, лишить жизни как можно большее количество жалких людишек. Только вот убивал он с каждой миссией все чаще и ожесточеннее, Хигучи перезаряжала пистолеты все ловчее и стремительнее, ухмылка Мори была все шире и желчнее, только спокойнее себя Акутагава от этого не чувствовал. Скорее, наоборот, бесился и нервничал, а потом вымещал всю злобу и раздражение на несчастной Ичиё, которой всего лишь не повезло попасть ему под горячую руку. Зачем — Рюноске и сам не знал. Он снова зачем-то вспомнил слова Чуи. Он пожалеет, если будет слишком суров с ней. Акутагава задумался опять. Пожалеет? Он? Да ни в жизнь. Разве он, равнодушный ко всему происходящему молчаливый пес мафии, когда-нибудь о чем-нибудь жалел? Ни черта. Рюноске открыл глаза. Какая же это была сладкая и наивная ложь. Он жалел, он жалел о чем-то на протяжении всей жизни, и лишь один человек знал когда-то, о чем он жалел. Все его существование — это презренная череда сожалений. Только вот сегодня этот человек против него, и даже к нему он не может обратиться за помощью. «Не нужна мне никакая помощь», — злобно подумал Акутагава. За этим твердым суждением он и забыл, о чем размышлял до того. Мысли сбегались в кучу и снова разбегались, мешаясь в голове в пеструю кашу тусклых оттенков. Рюноске чувствовал, что скоро уснет. Пока сон его окончательно не одолел, он кое-как поднялся (было тяжело, словно на нем лежал грузовой контейнер), снял плащ, потом встал и побрел к шкафу. Вся эта последовательность действий была чрезвычайно медленной и какой-то ватной, словно сопротивление воздуха вдруг увеличилось в разы, и Рюноске двигался, будто под толщей воды. Уже зевая, он повесил плащ внутрь шкафа и сонно заметил в уме, что все-таки стоило бы завтра попросить Коё подсказать ему насчет гардероба. Как ни крути, засранец Накахара был прав: идти на свидание в плаще — все равно что хэнтен* надеть летом. Ненормально и глупо. Прийдя к подобному умозаключению еще в бане, Акутагава остановился на своем штатском пальто для заданий под прикрытием, хотя ему отчаянно хотелось отмести и это вариант — не такая уж прохладная погода стояла в Йокогаме последние дни. Короче говоря, совсем-совсем засыпая и в полусне бредя к футону, он краем сознания решил, что все же обратится завтра к Озаки, ну, скажем, хотя бы как к обладателю взгляда со стороны. И тогда уж никакой Чуя не сможет позволить себе хоть раз посмеяться над его, Рюноске, недальновидностью. Подумав так, Акутагава вырубился, даже не успев переодеться в нэмаки. Неполная луна в окне понемногу набирала силу.***
Если вы не работали в мафии, то, вероятно, даже и представить себе не можете, какое это блаженство — спросонья не слышать ни взрывов ручных гранат, ни чувствовать ударов чужих кулаков на лице. Этим утром Акутагава в кои-то веки проснулся сам, пробудившись от солнечных лучей, и испытал великое наслаждение, поняв, что за ночь в его комнате ничего не изменилось и даже гребаный Чуя, чтоб он сдох, не удостоил её своим визитом. Наверное, внеочередной кутеж с Мотоджиро-таки не пошел ему на пользу, и у Накахары уже не хватило мужества прийти к Рюноске и разбудить его своими традиционными методами. Что ж, Рюноске был этому только рад. Сегодня Акутагава чувствовал себя куда лучше вчерашнего, хоть и с футона поднялся несколько помятый и с торчащими абы как вихрами на голове. На кухне еще оставался тамаго-яки* со вчерашнего, поэтому не нужно было куда-то бежать в поисках еды. Ими Рюноске и позавтракал, правда, безо всякого аппетита и, выпив чашку сенчи, достал из шкафа плащ. Рашомон, как было и положено преданному фамильяру, вел себя тихо и не высовывался без надобности, спокойно коротая дни в одежде хозяина. Накинув плащ, Акутагава закрыл дверь своей комнаты на ключ и, кашляя, отправился наверх, в крыло Исполнительного комитета мафии. Он пошел туда только потому, что знал: останься Акутагава здесь и займись чем-то в гордом одиночестве, снедаемый собственными мыслями, — рано или поздно все равно оказался бы в депрессии. Слишком уж часто последнее время все складывалось против него, хотя некоторые (допустим, та же Хигучи) могли бы даже позавидовать его везучести. Теперь предпочтительнее Рюноске виделось уделить внимание более насущным проблемам, таким, как, например, сегодняшняя встреча с подчиненной в неформальной обстановке. Вот чего Акутагава вообразить себе не мог, так это то, как он будет смотреть в глаза Хигучи, встретившись с ней не на правах командира, а как с обычной девушкой — жительницей Йокогамы. Как было указано ранее, они никогда прежде не пересекались в нерабочее время. Вернее сказать, вся жизнь их была сплошным рабочим временем, бесконечной рутиной и постоянными миссиями и заданиями, сменявшими друг друга по несколько штук за раз. Даже вместе одолев какого-нибудь очередного «неподкупного» монополиста на боевой вылазке и благополучно вернувшись в логово мафии зализывать раны, Акутагава и Хигучи не переставали думать, что находятся в командно-подчиняющихся отношениях. А сегодня Акутагаве, наконец-то, предстояло перестать так думать, хотя бы на один вечер, и к этому он пока что еще не успел себя подготовить. В обители Коё в обычное время всегда было шумно и людно. Бытовали слухи, что в определенные часы она входила в расположение духа и могла подписать рекомендацию для босса любому кобун*, даже простому рядовому. Разумеется, не за бесценок, однако рекомендации эти считались в среде мафии весьма значимыми, ибо гарантировали носителю что-то вроде внепланового гонорара. Именно по этой причине в кабинете Озаки частенько царило оживление. Однако сегодня первым, что ударило Акутагаву по ушам, едва он оказался в крыле управления, была гробовая тишина. У Коё, как и у любой другой мало-мальски значимой фигуры в мафии, был свой секретарь и своя приемная, ведущая в личный кабинет. Гомон обычно начинался еще не доходя до её дверей. Акутагава уверенно прошел через коридор и остановился напротив секретарской стойки. Рядом с ней располагалась железная пуленепробиваемая дверь с табличкой. На белом листе была небрежно выведена маркером информация о том, что сегодня Озаки прошений не принимает и рекомендаций не подписывает. Секретаря и его вещей на месте не было тоже. Это могло значить только одно — в этот день Коё взяла отгул. Акутагава постоял с минуту, потом шагнул в сторону и еще раз посмотрел на дверь. Под таким углом хорошо просматривалась пустая щель между дверью и косяком. Рюноске знал этот своего рода знак для всех высокочинных представителей мафии. Может, простых кобун и напугала бы надпись сродни той, что висела на входе, однако более-менее влиятельные мафиози в таких случаях обязательно проверяли, были ли двери в приемную закрыты на замок или же нет. Если замок был открыт, входить разрешалось любому, начиная с чина младшего лейтенанта. Этим Акутагава и воспользовался. Он условно стукнул пару раз в дверь, затем заглянул внутрь. В приемной никого не было. Он прошел дальше, бесшумно ступая по настеленному зеленому ковру, и остановился возле еще одной двери, деревянной, блестевшей свежим лаком. Раз вход в приемную был открыт, вероятно, был открыт и кабинет Озаки. Акутагава вздохнул и постучался снова, готовый войти, хотя происходящее ему весьма не нравилось. Дверь податливо отворилась, и Акутагава зашел внутрь, о чем тут же пожалел, потому что взору его представилась Озаки собственной персоной, однако немного не в том виде, какой следовало бы назвать подобающим. Точнее сказать, совершенно не в том виде, в каком Акутагава привык её видеть. Озаки была без верхнего кимоно и непринужденно расчесывала длинные кораллового цвета волосы, сидя перед будуаром. Челка по обыкновению закрывала половину её лица. — Добрый де… Ох, кажется, я не вовремя. Извините, Озаки-сан, — тут же смутился Акутагава и уже прикрыл было дверь, дабы учтиво за ней исчезнуть. Он досадовал на себя за нерасторопность. — Да входи уж, чего стесняться. Тут все свои, — Коё на минуту оторвалась от своего занятия и лениво перевела взгляд на гостя. Выглядела она, как и всегда, совершенно невозмутимо, и восседала в кресле в своей привычной статной манере с плавными, тягучими, как мед, движениями. За её спиной висело кимоно вместе с поясом оби в виде двухцветного банта. Акутагава помедлил секунду, потом решил, что больше уже терять точно нечего, и со вздохом вошел в кабинет. Потом едва не оступился, нечаянно задев что-то носком ботинка, и с раздражением услышал ровный голос Озаки. — Осторожнее, не наступи на Элизу на полу. Топаешь, как слон. Рюноске посмотрел под ноги. Рядом с ним действительно сидела Элиза и вдохновенно переставляла кокеши*, подозрительно напоминающие цветовой гаммой глав Портовой Мафии. Игра с куклами так увлекла девочку, что на новоприбывшего Акутагаву она не обратила абсолютно никакого внимания. Рюноске мысленно извинился перед Элизой и, обойдя её, остановился слева от будуара. — Что здесь делает Элиза? — спросил он. Коё уже давно принялась за расчесывание и, неотрывно глядя в зеркало, бросила с пренебрежением: — Мори попросил приглядеть за ней, пока сам ищет для неё новое платье. Думаю, скоро он вернется. Акутагава снова посмотрел на светловолосую девочку на полу. Её голубые глаза блестели каким-то нездоровым азартом. Перед ней выстроились в ряд три кокеши, причем четвертая, та, что была в шляпе, стояла как-то особняком. Недолго думая, Элиза взяла её и, словно захватив фигуру соперника на шахматной доске, поставила её вместо черной куклы. Черная кокеши упала на бок и бесшумно покатилась по мягкому ковру. Акутагава нахмурился, увидев на ней белый бант. А Элиза беззаботно продолжала играть тремя оставшимися куклами, не замечая черной. Озаки отложила гребень и, свернув волосы в жгут, собрала их на затылке. — Зачем пришел? Акутагава прокашлялся. Он смотрел на играющую Элизу, и в голове его сами собой проносились мысли одна другой тоскливее. Ему почему-то не хотелось начинать разговор. Слишком нелепой теперь казалась ему та просьба, с которой Рюноске планировал обратиться к Озаки. Но раз уж он здесь, надо было о чем-то говорить. — Хочу попросить тебя кое о чем. — Попросить? — Коё взяла кандзаши* со столешницы и заколола ими волосы. — Впервые за долгое время сам Акутагава-кун хочет меня о чем-то попросить. Я польщена. Рюноске оскалился, после чего рассерженно закрыл рот рукой. Он не любил, когда с ним манерничали. Озаки тем временем убрала гребень, сняла верхнее кимоно со спинки кресла и накинула его на плечи, повернувшись лицом к визитёру. Лицо визитера при этом едва ли не синело от недовольства. — Так о чем ты собирался меня попросить? Акутагава помялся и, в конце концов, неохотно заговорил. — У меня сегодня… важная встреча. — Вот как. И чем же я могу помочь? — Понимаешь, встреча действительно важная… — С кем? — перебила его Коё. Она сразу насторожилась, потому что, как и всякая порядочная дама, любила посплетничать о коллегах в свободное от работы время. Зато Акутагава заметно напрягся. — Н-неважно… — ответил он, лихорадочно пытаясь придумать, что сказать далее. Однако любознательная Коё оказалась проворнее. — Важно. Это кто-то из мафии? — Да… — Вы собираетесь встретиться в формальной обстановке? — Ну, не то чтобы… — Кто-то из верхов будет там? — Думаю, что нет… Озаки лукаво прищурилась, вложив кисти рук в рукава кимоно, и стала похожа на кошку, внимательно прислушивающуюся к невнятному бормотанию хозяина. — Мафия, не формальная обстановка и не кто-то из начальства… — Коё на секунду задумалась, после чего заключила. — Ты, часом, не с Хигучи-тян ли решил увидеться? Акутагава аж поперхнулся. Нет, он, конечно, подозревал что-то такое о силе женской проницательности, слушая бывшие в ходу рассказы о ней, однако то, чтобы её результат был настолько достоверен, он и предположить не мог. — Как… — только и выдавил он в полнейшей растерянности, но Озаки с готовностью перехватила его мысль. — Очень просто. С твоей общительностью я этому даже не удивляюсь, — она флегматически повернулась к зеркалу, начав примерять серьги. — Помимо Хигучи ты обычно никого даже на пушечный выстрел к себе не подпускаешь, если тебе самому это не надобно. И, скорее всего, только Хигучи готова составить тебе компанию в свободное от работы время. Акутагава молчаливо опустил глаза в пол, мысленно соглашаясь с онэ-сан*. Она действительно была права и, признавая её правоту, он не желал говорить ничего в ответ. В воздухе повисло молчание. — И что ты хочешь, чтобы я сделала? Попросила её отказаться от этой сумасшедшей идеи? — наконец, спросила Озаки. — Разумеется, нет! — буркнул Рюноске. Ему казалось, что его недовольство нарастает с каждой секундой. — У меня просьба совершенно иного характера. — Какая же? — Коё повернула к нему голову для удобства, застегивая серьгу за правым ухом. — Я не знаю, в чем должен идти, и поэтому прошу тебя помочь с выбором, — на выдохе выпалил Акутагава, параллельно конфузясь от несуразности собственных слов. Что ни говори, подобные проблемы редко наваливались на кого-то из мафии, а уж тем более, на жестокосердных убийц вроде Акутагавы. Вероятно, если бы Озаки в это время стояла, она бы определенно так и села, услышав подобное. Но, к её счастью, под ней уже было кресло, так что Коё только распахнула глаза от удивления, замерев в той позе, в какой надевала серьги. — Т-ты… Ты серьезно? — только и спросила она. — Да. Где-то позади захихикала Элиза. Акутагава рефлекторно обернулся. Теперь перед девочкой осталось уже две куклы, на которых она смотрела с неестественным восторгом на лице. Поняв, что причина смеха Элизы не в их с Коё диалоге, Рюноске сердито отвернулся. — Что ж… — Озаки медленно сложила руки на коленях и посмотрела на Акутагаву. — Не спорю, конечно, в этом плане ты обратился по адресу, только… Можно нескромный вопрос? — Угу, — пробурчал тот сквозь ладонь на губах. — С каких пор тебя стал так заботить твой внешний вид? У Акутагавы аж горло зачесалось от раздражения. Прокашлявшись, он сдержанно напомнил: — Я же сказал, что встреча важная. — Важная встреча с Хигучи? — Коё недоверчиво приподняла брови. — Постой, ты что, пригласил её на свидание? — А то непонятно. — Оу, а это, однако, чертовски мило, — лицо Озаки осветила слащавая улыбка. — Поздравляю. — Не надо меня ни с чем поздравлять! — вспыхнул Рюноске, теряя терпение. — Лучше помоги выбрать, в чем мне идти. На самом деле внутри него уже давно все трепетало от злости и смущения. И вообще, этот допрос с пристрастием уже изрядно поиграл на его нервах, поэтому смертоносному мафиози только и оставалось, что досадовать на самого себя и то сомнительное положение, в котором он очутился. — Хорошо-хорошо, уж здесь-то ты можешь на меня положиться, — кокетливо пропела Коё, поднявшись с кресла. Потом взяла из ротанговой стойки свой извечный зонтик и, степенно шагая, поплыла к выходу. На оби уже не оставалось времени. — Куда ты? — с подозрением спросил Акутагава, хмурясь все больше. Озаки остановилась у деревянной двери, чуть приоткрыв её. — Идём, покажешь мне свой гардероб. На лице Акутагавы изобразился отчаянный протест. — Но… — … Должна же я знать, с проблемой какого масштаба имею дело, — приторно улыбнулась Коё и мягко добавила, обращаясь к сидящей на полу девочке. — Идем, Элиза, заодно заглянем к Мори, он, должно быть, уже пришел. Услышав эти слова, Элиза послушно поднялась, держа в руке лишь одну кокеши — ту, что была чрезвычайно похожа на Огая. — Ринтаро вернулся, — обрадованно воскликнула девочка. Рюноске понял, что сопротивляться бессмысленно, и, сутулясь, поплелся следом за онэ-сан. В дверях он пропустил Элизу вперед, и та лучезарно ему улыбнулась, сверкнув глазами. От этой улыбки у Рюноске по спине пробежал холодок. Он поежился и покинул кабинет последним.***
— Мда-а… Не густо, — протянула Озаки, по-хозяйски распахнув двери шкафа в кабинете Акутагавы. Тот хмуро наблюдал за её действиями, стоя позади. — И зачем тебе столько белых рубашек? Весь ряд висевшей в шкафу одежды так и сверкал ослепительной белизной. Только с краю темнели штатского стиля пальто и синее нагаги для торжественных церемоний. Коё многозначительно побарабанила ногтями по дверце шкафа. Акутагава медленно втянул носом воздух и пояснил: — Белое быстро пачкается, а времени на стирку не всегда хватает. — Понятное дело, — Озаки вздохнула и отвернулась от шкафа, сложив руки в рукава кимоно. Она выглядела глубоко задумавшейся. Акутагава скептически созерцал внешнее проявление её мозговой деятельности, время от временем нарушая повисшую тишину кашлем. Честно признаться, он и сам уже был не рад тому, что обратился к Коё за помощью. Хватало и того, что она явилась к нему домой, хотя он её об этом не просил. Рюноске просто хотел услышать от Озаки мало-мальски дельный совет по поводу надлежащей одежды, а не устраивать краткий обзор своего гардероба. О том, что у него он был незамысловатый и без изысков, Акутагава знал и сам и не планировал ничего менять. — Что ты хочешь сделать? — с подозрением поинтересовался он у Озаки, чьи затянувшиеся мыслительные процессы начинали наводить на сомнительные предположения. Онэ-сан приложила указательный палец к губам и исподлобья посмотрела на Акутагаву, блеснув рубинами глаз, сияющих сквозь несплошную челку. Рюноске аж отпрянул при виде столь прямого взгляда. — Из такого набора ничего путного не придумать, — констатировала Озаки. — Готовься, Акутагава-кун: пора наведаться в Мотомати и обновить твой гардероб. — Чего? В Мотомати? — Коё кивнула. — Сейчас? — Коё кивнула еще раз. — Вместе с тобой? — после её третьего кивка Акутагаве вдруг отчаянно захотелось выставить Озаки вон из кабинета, а самому спрятаться где-нибудь в его глубине и повелеть Рашомону заживо сжирать каждого, кто посмеет к нему заявиться. И только разность в чинах и формальный долг почитания старшего остерегали Рюноске от подобной опрометчивости. — Нет-нет-нет, я на такое не подписывался. У меня еще отчеты, бухгалтерия… В следующий раз. Озаки льстиво прищурилась и шагнула ближе к Акутагаве. Тот попятился; он не раз видел этот её приём — за сладким пригожеством Коё скрывалась угрожающая решимость. Сколько Рюноске знал Озаки, она всегда являлась одной из тех, кто добивался своего любым способом. Он и сам был таким, но Коё казалась еще более ожесточенной в этом плане, поскольку обладала по-женски жгучим честолюбием. За это её и уважали, из-за этого же и побаивались. Акутагава и представить себе не мог, что сейчас собиралась предпринять Озаки. Любое её действие внушало ему опасения. — И как давно боевой пес мафии превратился в офисного клерка? — промурлыкала Коё, не прекращая наступать на Акутагаву. Тот продолжал пятиться, сердито сведя брови к переносице. Рюноске понимал, что надо бы чем-то ответить, но не решался атаковать, так как не хотел снова разнести все в своей комнате к чертям собачьим. А вместо свидания ремонтировать стены не хотел еще больше. — Я… не… — Ты же не хочешь предстать перед Хигучи в образе того отморозка, которого она и так, кажется, привыкла видеть каждый день? — все настойчивее лукавила Озаки, уже грудью напирая на Акутагаву. Это продолжалось до тех пор, пока он не уперся спиной в стену. — Весьма обидно было бы так нелепо упасть в грязь лицом, не находишь? — Не вижу в этом ничего нелепого, — буркнул Рюноске, совершенно зажатый в угол. — А зря, — Озаки поднесла зонт острием к горлу Акутагавы. Тот оскалился, невольно задрав голову и злобно глядя на онэ-сан сверху вниз. — Девушки, между прочим, любят красиво наряжаться. Не менее сильно они любят и тех, кто умеет делать это со вкусом. — Допустим, но Хигучи тоже может быть в торговом квартале, — вспомнил Рюноске свои вчерашние размышления. — Было бы неловко наткнуться на неё до вечера. — Вот об этом даже не переживай, — Коё обворожительно улыбнулась и взмахнула зонтом, опустив его и уперевшись, как на трость. — Обо всем необходимом Хигучи наверняка позаботилась заранее, а не как ты, — она развернулась и сделала пару шагов в сторону, повернувшись к Акутагаве спиной. — Вы, мужчины, вечно думаете над самым важным в последний момент. Рюноске прокашлялся и скрестил руки на груди. — Не надо грести всех под одну гребенку. — Хорошо-хорошо, скажу конкретнее: так происходит, только если дело касается романтики, — Коё обернулась и с усмешкой спросила. — Теперь доволен? — Не совсем. — Будешь доволен, когда я подберу для тебя изысканный образ, — Озаки степенно поплыла к выходу. — А сейчас будь так любезен, следуй за мной. Уж где-где, а в квартале Мотомати точно есть где разгуляться, — видя, что Акутагава все так же продолжает стоять у стенки со скрещенными руками и зло сверкать глазами, Коё остановилась и устало вздохнула. — Или мне призвать Золотого Демона, чтобы ты пошевелился? Акутагава был вовсе не намерен собирать по полу куски осыпавшейся штукатурки после рукоприкладств фамильяра Коё, как уже случалось однажды. Мусора от него было еще даже в стократ больше, чем от буйств пьяного Чуи, хотя, казалось бы, вреда сильнее антигравитационного и представить нельзя. Все потому, что Чуя разламывал все на громадные куски, а Золотой Демон рубил катаной на мельчайшие осколки. Рюноске поморщился, чувствуя, что его стращают, аки малого ребенка, и крайне неохотно последовал за Коё.***
— Мы зайдем только в один магазин, и, если в течение пятнадцати минут ты ничего не найдешь, я ухожу, — заявил Акутагава по дороге к кварталу. Коё шагала наравне с ним, закрываясь зонтиком от яркого солнечного света и сохраняя на лице безмятежную улыбку. — Не волнуйся, обещаю, что это не займет много времени, — мурлыкнула она, кокетливо прищурив глаза. — И разве не безрассудно — соваться без объявления в туристический квартал, где на каждом шагу кишмя кишат полицейские? — Ах, Акутагава Рюноске, тебе ли бояться полицейских? — усмехнулась Коё. — Я не боюсь полицейских, мне просто не нужны связанные с ними проблемы. У меня их и так предостаточно, — процедил Рюноске, не глядя на неё. — Ты слишком много переживаешь по пустякам, — заметила Озаки. — С этим твоим плащом и вечно угрюмой рожей тебя скорее местные бездомные примут за своего, чем заподозрит полиция. — А я, между прочим, все еще нахожусь в государственном розыске… — Да брось ты, — отмахнулась Коё. — Какой там розыск, все и так знают, что с мафией связываться себе дороже. Кому ты там, в этом государственном розыске, вообще сдался, кроме тех, кто отвечает за всякую бумажную документацию? Никто не хочет по твоей милости отправиться на тот свет раньше срока, так что успокойся, полиция к нам не прицепится. Акутагава, прокашлявшись, насупился. Он, конечно, и так знал, что опасаться полицейских бессмысленно. Он всего лишь искал разумный предлог отговорить Коё от этого бесполезного похода за шмотьем, который ему и даром был не нужен. Все-таки Акутагава по природе своей был скорее консерватором и не любил перемены, а уж тем более не любил перемены во всем, что касалось непосредственно его самого (в данном конкретном случае — его внешнего вида). Центр моды Йокогамы, казалось, жил своей, отдельной от всего остального города жизнью, которая кипела, бурлила и переливалась самыми разными красками. В обычное время здесь было почти столь же оживленно, как и во время фестивалей в праздничные дни. Торговый квартал переполняли туристы — европейцы, американцы и не только, отчего немедленно создавалось впечатление того, что, попадая в Мотомати, переносишься в совершенно другой мир. Акутагава в другой мир переноситься не хотел, ему и в своем было хорошо, а вот Озаки, даже еще не увидев вывески над главным входом на торговую улицу, но уже почувствовав её близость, заметно оживилась, будто оказалась в своей тарелке. В глазах загорелось то самое азартное рвение, с каким заядлые картежники обычно начинают новую игру. Акутагава это заметил и, предчувствуя неладное, решил поубавить пыл своей спутницы. — Только один магазин! — повторил он с нажимом. — С тебя что-то упадет, если мы зайдем не в один, а в два магазина? — съязвила Озаки. Акутагава, хмурясь, молчал. — Мы в торговом квартале, Акутагава-кун, можешь быть уверен — одним магазином дело точно не ограничится. — Я предупредил. — Будь бодрее! Шоппинг нужен людям, чтобы отдыхать душой и получать удовольствие, а не мечтать каждую секунду о том, чтобы побыстрее с него смыться. — Я не поклонник шоппинга, — пробормотал Акутагава, который по мере приближения к Мотомати все больше замедлял шаг и теперь отстал от Коё на целых полметра. Озаки обернулась, глядя на него из-за ободка зонтика. — Я понимаю. Однако, у тебя сегодня есть крайне веский повод стать им ненадолго. В конце концов, кто идет на свидание — ты или я? Рюноске, который с превеликой бы радостью на все эти свидания не ходил, равнодушно пожал плечами. — Ну, я. — Тогда не ворчи и наслаждайся. О, а вот здесь должно быть полно дизайнерской одежды! — Коё так быстро и уверенно завернула в один из бутиков, что в огромном множестве располагались вдоль торговой улицы, что Акутагава даже удивиться не успел и поспешил за онэ-сан, пока сам не потерял её в толпе туристов. — Идем, нарядим тебя по последней моде! Они оказались в одном из тех магазинов, какой Рюноске бы отнес к категории «первый попавшийся», то есть, конкретных причин того, почему они зашли именно сюда, он не видел, а вот Коё, напротив, как знающий человек, мысленно обрадовалась тому, что первым делом на их пути встретился именно этот бутик. Признаться честно, она уже довольно давно не баловала себя возможностью походить по торговым рядам, хотя, как и всякая порядочная девушка, любила это дело куда больше работы в мафии. Несложно догадаться, почему Акутагава со своей просьбой так кстати поднял ей настроение — уж что-что, а помочь ему выглядеть достойно этим вечером не составит Озаки совершенно никакого труда. Акутагава же, со своим вечным снобизмом и ненавистью к окружающим, в уме больше всех теперь сетовал на свою нелегкую долю. По дороге сюда он мало того, что уже раза три случайно столкнулся с мимо проходящими незнакомыми людьми, чуть было не попал под колеса товарного грузовика, который почему-то разворачивался на пешеходной улице, так вдобавок и не поделил вход в квартал с каким-то пожилым мужчиной, хотя дорога была широкая и места хватило бы для еще троих таких же, как он. Фыркая и чертыхаясь после каждого подобного конфуза, Акутагава следом за Озаки шел, уже виляя и уворачиваясь, как только мог, и старался задевать идущих навстречу людей по минимуму, потому что все они были ему неприятны до чертиков и бесили одним своим существованием. И еще он отчаянно старался понять, почему же позволяет себе тратить время на занятие вот такой вот ерундой. Стеклянные автоматические двери бутика приветливо разъехались перед приспешниками мафии, и в глаза ударил яркий свет магазинной иллюминации. Едва Акутагава переступил порог, как почувствовал, что начинает слепнуть, поскольку все вокруг — пол, стены и потолок сего помещения были выполнены в белоснежных тонах и чрезвычайно сильно блестели из-за своих гладких поверхностей. Рюноске потряс головой, пытаясь привыкнуть к новой обстановке, и мгновенно сообразил, что себе на голову уже упустил Озаки из виду. Пока он оглядывался по сторонам, пытаясь среди рядов пестрых тряпок найти знакомое розовое кимоно, к нему, как и полагается в таких случаях, подошла услужливая консультантка и, приветственно поклонившись, вежливо спросила: — Здравствуйте, вам что-нибудь подсказать? Акутагава молчал, недовольно сморщив лоб и буравя консультантку бездонно-черными глазами. Его уже раздражало все — яркий свет, Коё, неожиданно куда-то смотавшаяся, какая-то любезничающая девушка-консультант, которая лезла к нему без разрешения, незнание того, что следовало ей ответить, и много-много других вещей в этой жизни. Он ненавидел Озаки, эту девушку и этот магазин и желал поскорее отсюда исчезнуть, сожалея, впрочем, о том, что из этических побуждений не может здесь все разгромить. Рюноске молчал и выглядел при этом совершенно спокойно, хотя внутри него поднималась всеразрушающая волна ярости. А консультантка, не слыша ответа, продолжала добросовестно выполнять свою работу. — Здесь у нас новая коллекция, а там, — она показала руками куда-то вглубь бутика, — остатки прошлого сезона. На некоторые, кстати, скидки больше пятидесяти процентов. Акутагава молчал, чувствуя, что скоро у него задергается глаз, если уже не задергался. — Вы что-то конкретное ищете? Себе? Какой вам нужен размер? Акутагава молчал и хмурился все больше. Девушка, стоявшая перед ним, говорила более, чем просто вежливо, и казалась воплощением просто человеческой доброты. От этой доброты Рюноске аж закоробило. Кто ж виноват, если он с самого рождения не привык слышать всякие эти учтивости. Теперь одно упоминание о них заставляло его зубы нервно сводиться. Консультантка тактично ждала ответа, склонив голову набок и добродушно улыбаясь. Акутагава занервничал, понимая — он должен был что-то сказать, но почему-то не мог. Прорычав какой-то невнятный набор слов, Рюноске сделал шаг назад, понадеявшись, что девушка поймет его и оставит в покое, но случайно задел близстоящую штангу для одежды и едва её не уронил. Надежда, однако, ему не помогла: консультантка не разобрала ни слова и только наивно переспросила: — Извините? Лихорадочно поставив штангу так, как она стояла до того, Акутагава молча продолжал смотреть на девушку. От волнения у него даже ладони вспотели. Все потому, что Акутагава искренне не понимал, чего ей, блин, от него надо? Он с ней не здоровался и с вопросами не приставал, так почему она… Мысль Рюноске додумать не успел, потому что, к счастью для него, ему на плечо мягко опустилась знакомая ладонь с красным маникюром. — Простите, пожалуйста, моего младшего брата, — сладко пропела Коё, сжав при этом плечо Акутагавы так сильно, что даже сквозь плащ он почувствовал болезненное ощущение и поморщился. — Он редко выходит из дома и поэтому ведет себя немного… — Озаки ласково посмотрела на опешившего Рюноске и, заметив отчаянный протест в его глазах, твердо продолжила. — Немного, как социопат. Мы… — тут она повертела головой, ловко доигрывая роль вежливой посетительницы, — пока что осмотримся здесь, хорошо? — Без проблем, — улыбнулась консультантка. — Если что-то будет нужно, обращайтесь. Буду рада вам помочь. — Обязательно. Спасибо вам. Девушка поклонилась и поспешила удалиться, а Коё нелюбезно схватила упирающегося Акутагаву за локоть и потащила за собой. Через несколько шагов он-таки вырвался и, отряхнувшись, демонстративно скрестил руки. — Когда это я успел стать твоим младшим братом? — недовольно поинтересовался он. — Еще тогда, когда в мафии стало принято называть женщин сестрами, — бросила Коё. — Учился бы лучше, как правильно вежливо от себя людей отшивать. И где только твои манеры? Акутагава отвернулся, раздосадованно осознав, что ему уже не первый раз указывают на неумение вести себя. Сначала Чуя, теперь вот Коё. Сговорились они, что ли? — Иди ты со своими манерами. Я эту дуру прям на месте убить был готов. Появилась, как из неоткуда, пургу начала нести. Я бы ведь не посмотрел, что у неё за намерения, у меня с теми, кто ко мне со спины подходит, разговор короткий… — Знаю я, какой у тебя разговор, — вздохнула Озаки. — Тебя, в общем-то, в принципе нельзя к людям пускать: ты их либо переубиваешь всех, либо они сами тебя об этом попросят, не в силах терпеть твою компанию. Общественно опасный элемент. — Верно, — согласился Акутагава, по-своему обрадованный словами Коё. Та, однако, его довольства разделить не могла. — Ты бы этим не гордился, а лучше бы попробовал исправить ситуацию, — посоветовала она. — Хочешь быть успешным, даже и в мафии — умело взаимодействуй с социумом. Иначе так и останешься «один против всех». — Меня это совершенно устраивает. — Узнаешь побольше о недостатках такой позиции — перестанет устраивать. Только это еще когда будет… — Озаки вздохнула еще раз, да так тоскливо и глубоко, что Акутагаве показалось, будто он видит перед собой не опасную красавицу-убийцу мафии, а усталую, умудренную опытом старшую сестру. Он даже ничем не стал возражать. — Ладно, не будем об этом. Мы все-таки пришли сюда тебе парадный костюм выбирать, а не философствовать. — Действительно. Не побоюсь спросить, где тебя, черт возьми, все это время носило, — пробормотал Акутагава. — Я только в магазин зашел, а она уже испарилась. Озаки неожиданно приняла смущенный вид и, положив сложенный зонтик на плечо, украдкой засеменила к мужскому отделу. Рюноске, прокашлявшись, зашагал следом. — Каюсь, хотела посмотреть новинки… Я еще дома в каталоге себе приглядела кое-какие модельки, вот и решила, так сказать, оценить их в настоящем виде… Акутагава все еще хранил мрачную тень на лице. Коё повернулась к нему и заискивающе заглянула в глаза. — Ну не обижайся, я все равно ничего толком посмотреть не успела… — Почему же? — Нужно было вызволять Акутагаву-куна из коммуникативной западни, — хихикнула Озаки, на что Рюноске только закатил глаза. Ему уже не хотелось язвить в ответ, хотелось уже что-нибудь купить, даже все равно что, хоть штаны, хоть этажерку, и картинно свалить в закат, а лучше — свалить в закат навсегда. — Ладно, хватит шуточек. Я, кстати, набросала в уме пару вариантов твоего вечернего аутфита. Тебе какой стиль ближе — кэжуал или смарт? — Мне ни то, ни другое вообще ни о чем не говорит, — буркнул Акутагава. — Доверюсь твоему вкусу. Озаки остановилась у одной из стоек и, повесив зонтик на локоть, принялась перебирать висящие на ней рубашки. Рюноске встал рядом, пофигистически оглядывая торговый зал. К многообразию одежды вокруг он не испытывал никакого практического интереса, свято веря, что вот сейчас Коё найдет какую-нибудь модную тряпку и они благополучно ретируются из этой миниатюрной версии ада с приставучими консультантами. — Мне нужно хотя бы примерно знать, в чем бы ты хотел пойти, — через плечо отозвалась Озаки. Потом ей, видимо, что-то приглянулось, и онэ-сан показала находку Акутагаве. Находкой стала бежевая рубашка с мелким принтом. — Посмотри, как тебе? Акутагава равнодушно скользнул по ней взглядом и отвернулся. — Я же говорил, что не разбираюсь в этой фигне. Подбери что-нибудь на свое усмотрение. — Хочешь сказать, тебе все равно, в чем идти? — чуть обиженно спросила Коё. — Да, можно считать и так. Озаки убрала рубашку на место и продолжила перебирать модели. Потом вдруг подняла голову. — Тогда скажи хотя бы, куда вы с Хигучи собираетесь. Не могу же я, в самом деле, отправить тебя на какую-нибудь оперу в джинсах и свитере. — Мы пойдем в парк Ямасита. Там, может быть, заглянем в ближайший ресторанчик, но не более того. — Хм, — Озаки явно задумалась. — Для такого лучше подойдет кэжуал. — Кэжуал — так кэжуал. Мне вообще без разницы. Коё немного постояла, пораскинув мозгами, потом взяла зонт в руки и направилась к следующему ряду мужской одежды. Акутагава, не понимая, что происходит, двинулся следом. — Идем, я знаю, что тебе нужно. Время устроить небольшой фэшн-показ! Наивный Акутагава еще не знал, что на самом деле таили в себе эти слова и, счастливый от сего незнания, только скептически фыркнул. Однако за сим последовало страшное. И пяти минут не прошло, как Коё с её изысканным вкусом и чувством стиля определила, в чем, по её мнению, человек такого типа, как Акутагава, выгодно и презентабельно бы выглядел, потом пробежалась по всему отделу, выбрав наиболее трендовые элементы образа, и вернулась к Рюноске с цельным комплектом в руках. — Это… что? — Акутагава приподнял одну бровь, глядя на Коё и одежду, которую она держала, сверху вниз. — Я быстренько прошлась по другим вариантам, но, можешь мне поверить, это самое выигрышное сочетание, — уверила Озаки. — Все одного бренда, а слаксы даже из ограниченной серии, и, главное, превосходно дополняют остальную часть образа! — Ты простым языком можешь то же самое сказать? — Акутагава не понял всего-то два слова, но из-за этих двух слов потерял самый смысл фразы. — Для девушки на свидании важны в мужчине две вещи: опрятность и стиль. Опрятности у тебя и так куры не клюют, а вот за стиль можешь не переживать — я это все быстренько организую. — Не уверен, что ранее ты сказала именно это. Коё раздраженно цокнула языком. — Суть-то одна. Короче, примерь, а я посмотрю, что да как. — Примерить? — Акутагава усмехнулся даже как-то по-горькому, потому что такой дерзости от Озаки он ну никак не ожидал. — А вот об этом мы совершенно точно не договаривались. Ничего примерять я не стану. Онэ-сан приняла решительный вид. — Опять выпендриваться будешь? Акутагава повернул голову в сторону. Глаза он уже раз закатил, так что это было неактуально. — Я же сказал, что доверяюсь тебе целиком и полностью, — процедил он. — И так понятно, что все, что ты там навыбирала, хорошо друг с другом смотрится. Я в тебе не сомневаюсь, так что давай, неси все это добро на кассу, а я оплачу, и мы побыстрее уйдем отсюда. Акутагаве не понравилось следующее: пока он примирительным тоном говорил эти слова, лицо Озаки ни капли не изменилось. Только брови понемногу угрожающе сдвинулись вниз, и на секунду Рюноске показалось, что до драки дело отнюдь не далеко. К счастью, только показалось. — Вот что, дружок, — Коё была категорична, как никогда. — Ты во мне не сомневаешься, хорошо, восприму на свой счет, как очередную лесть. А вот я в тебе сомневаюсь, и еще как, так что примерь все это, пожалуйста, чтобы я убедилась, что тебе все подошло по размеру и не придется потом закатывать рукава и подворачивать штанины, — видя, что Акутагава все так же не шевелится, Озаки перешла к более весомой аргументации. — Примерь, пожалуйста, пока я добрая, иначе я одену тебя сама. Рюноске попытался было возмутиться и уже почти что сделал страшные глаза, но, решив, что разумнее сейчас (и короче по времени) было бы подчиниться и быстренько все примерить, безропотно забрал одежду. — Примерочные там, — услужливо подсказала Коё, приторно улыбнувшись. Акутагава ушел в указанном направлении с кашлем и выражением истинного страдания на лице. Пока он был в примерочной, Озаки обращалась к нему через перегородку, играючи крутя в руках сложенным зонтом. — Кстати, Акутагава-кун, все вещи дизайнерские, как я и говорила, так что вряд ли у тебя получится так легко оплатить их из своего кошелька. Одни топ-сайдеры стоят столько, сколько вы с Хигучи за месяц с миссий не зарабатываете. Минуту из-за перегородки не раздавалось ни звука. Потом послышалось какое-то копошение, и Коё услышала растерянный и немного раздраженный голос Акутагавы. — Черт, то, что ты сейчас назвала, — это какая конкретно из этих тряпок? — Это туфли, Рюноске. — Туфли?! — Да, туфли там тоже есть, — вздохнула Коё, упираясь спиной о стену и пряча руки в рукава кимоно. — Поищи получше. — Да твою же мать! Озаки мысленно улыбнулась. А еще говорят, будто с женщинами невозможно ходить по магазинам. Наконец, перегородка шелохнулась и бесшумно отъехала в сторону, и из-за неё показался сердитый Акутагава. Без плаща и рубашки с жабо внешний вид его, разумеется, досконально изменился, так что Коё сперва его даже не признала. Единственное, что оставалось прежним, — белые кисточки по бокам челки, серьезное, аристократически бледное лицо и испепеляющий всех и вся взгляд. Итак, первый пошел. На Рюноске: хлопчатобумажная рубашка «Рой Робсон» в крупную клетку тартан, серые слаксы низкой посадки и коричневые яхтенные туфли (топ-сайдеры) той же марки. — Ну как? — спросил Акутагава. — По-моему, нормально. Мне даже нравится. Коё оценивающе окинула глазами своего временно подопечного, задумчиво поднеся указательный палец к губам и свободной рукой поддерживая другую за локоть. — Ты знаешь, нет, — в конце концов, вынесла вердикт Озаки. — Рубашка на выпуск тебе не идет. Ты в ней, как ботан заученный, — Рюноске раздраженно стиснул зубы. — Попробуй её заправить. — Да ну зачем… — вымученно протянул он, да так, словно его в прямом смысле слова пытали. — Хочу посмотреть, как лучше. Скрепя сердце, Акутагава заправил рубашку в брюки и все с тем же неизменно мрачным лицом посмотрел на онэ-сан. Та все еще пребывала в глубокой задумчивости. — Нет, все равно нелепо, — заключила она. — Для заправленной рубашки нужна посадка повыше, хотя бы средняя, а так совсем не смотрится. Жаль, на мой взгляд, это лучшее, что мог предложить этот магазин. Переодевайся, пойдем в следующий. — Послушай, я и на эту ерундовину согласен, давай купим её и уйдем отсюда, — взмолился Акутагава, у которого уже сил не было смотреть на эти белые стены и яркие лампочки в потолке и зеркалах. — Не ныть, — приказала Коё. — За «ерундовину» я из своего кармана платить не стану, так что давай собирай свои манатки, и идем дальше. Невыразимо несчастный великомученик Акутагава снова скрылся за перегородкой. Противостоять Коё он больше не пытался, честно надеясь лишь на максимально быстрый исход событий. Торчать в магазинах до самого вечера ему совершенно не прельщало, а Озаки, казалось, только и рада была бы остаться в них подольше. Тем не менее, выходило так, что Акутагава попадал в материальную от неё зависимость, поэтому подстраиваться под её прихоти был вынужден в любом случае. Озаки, в свою очередь, была безжалостна к Акутагаве, потому что он ни черта не смыслил в стиле, а Коё на дух не переносила людей без вкуса. Они двинулись дальше. В следующем бутике произошла примерно похожая последовательность событий. Озаки подбирала элементы образа — особенно долго она не могла выбрать между двумя оттенками пиджака, — а Рюноске просто стоял и зевал рядом, молясь, чтобы все это дерьмо поскорее закончилось. В конечном итоге определившись, Коё вручила очередной «дизайнерский» комплект Акутагаве и отправила его в примерочную переодеваться. Тому уже давно весьма и весьма хотелось прикончить онэ-сан, но, помня о насмехательствах Чуи, мафиози мужественно терпел и, снимая плащ, даже специально отложил его подальше, чтоб неповадно было. Перегородка снова отъехала, и Акутагава, аки начинающая модель, вновь предстал перед судом придирчивой Озаки. Второй пошел. На Рюноске: темно-синий блейзер «Ланселот», кэжуал рубашка, льняные брюки узкого кроя и белые классические кеды «Коммон Проджектс». — Так я похож на одного из тех нелегальных предпринимателей, каких мы по пять штук на дню ликвидируем, — высказался Акутагава, без особого удовольствия оглядывая себя в зеркало. Озаки, наоборот, казалась в этот раз более довольна образом, однако, несмотря на это, её опять что-то не устраивало. — Белые кеды хороши, только синий — не твой цвет. Нужно что-нибудь менее строгое. И они пошли в следующий магазин. Там снова все повторилось: Озаки, зигзагами двигаясь вдоль стоек, умело выбирала из предложенной одежды самый оптимальный вариант, а Акутагава прохаживался следом за ней, с ученым видом глядя по сторонам. Проворству Коё можно было только позавидовать — пока Рюноске считал ворон, онэ-сан собрала аж целых два комплекта, каждый из которых следовало примерить. Акутагаве чуть плохо не стало, но он покорно принял одежду и отправился за новую перегородку. Кажется, он уже тоже начинал понемногу входить в раж. Третий пошел. На Рюноске: куртка «Аэронавтика Милитэр» с тематическими нашивками, футболка цвета хаки, хлопковые брюки-карго с накладными карманами и черные ботинки «Ред Винг» на шнуровке. — Стиль милитари тебе очень даже к лицу, — заметила Озаки. — Был бы ты чуток побрутальнее да пошире в плечах, тогда бы смотрелось вообще идеально. — Я в этом от жары сдохну, — уныло заметил Акутагава. — Что-то в черном плаще при плюс тридцати столько лет уж ходишь и все никак не сдыхаешь, — огрызнулась Коё, но все же примирительно добавила. — Впрочем, ладно, этот лук скорее на любителя, а на свидании лучше не экспериментировать. Давай следующий. Четвертый пошел. В подборе одежды Коё была удивительно находчива и во многом потому, что поразительно хорошо для японки разбиралась в европейских стилях. Правда, и здесь её иногда бросало из крайности в крайность: следующий образ снова был повседневным, за ним последовал чуть более формальный смарт, потом старая добрая классика, а после Озаки опять откинуло в сторону более расслабленных вариантов, и в очереди оказались сафари, спорт-кэжуал, деним и этника. Но этнику Коё спустя две примерки сочла за слишком уж броское и нестандартное решение для свидания, деним и спорт — наоборот, за слишком банальные, а сафари просто смотрелось на Акутагаве ни к селу, ни к городу. Признаться честно, на нем вообще все смотрелось как-то… без особого колорита. Каждый подобранный Озаки комплект одежды был превосходен сам по себе, однако, стоило Акутагаве надеть его, как он тут же терял все свои превосходные черты и принимал вид какого-то простецкого, безвкусного набора случайных вещей. Возможно, так случалось оттого, что Рюноске в принципе был не из тех людей, которые обладали бы модельной внешностью и телосложением. Он постоянно сутулился и закрывал рукой рот, когда его вновь начинал терроризировать кашель, и хроническая худощавость его совершенно не красила, а, лишь наоборот, делала его внешний вид во всех модных вещах каким-то до смешного глупым. И Коё тоже не могла этого не заметить, поэтому мучила Акутагаву многочисленными примерками и дальше, пытаясь понять, чего же такому, как он, нужно для полноты имиджа. Показавшись перед Озаки уже в седьмом или восьмом образе, Акутагава переоделся в родной плащ и из примерочной вышел, словно из комнаты пыток. Даже после некоторых отчаянных перестрелок на заданиях он не уставал так, как сейчас. У него уже даже не хватало духу пожаловаться и попросить отпустить его домой, настолько Рюноске заколебался. Именно благодаря его молчанию, означавшему, вестимо, чрезмерный упадок сил, Коё поняла, что пора бы немного передохнуть, и повела Акутагаву-куна в ближайшую кофейню. Акутагава-кун уже даже не сопротивлялся: он устал настолько, что ему было плевать, куда идти. В кофейне Озаки водрузила его, полуживого, за барный столик около витрины, а сама пошла заказывать кофе. К её возвращению Акутагава как сидел, уставившись стеклянными глазами куда-то в пустоту, так и продолжал сидеть, даже ни разу не пошевелившись. Озаки поставила на стол чашку мате с соломинкой перед Рюноске и села напротив, помешивая мокко в прозрачном стакане. Акутагава не проявил признаков жизни и теперь. — Не отчаивайся, я знаю еще три хороших магазинчика с демократичными ценами, куда можно было бы заглянуть, — подбодрила его Коё. Акутагава молчал. — Сейчас немного отдохнем и пойдем дальше. Не боись, обязательно подберем тебе что-нибудь. Акутагава молчал. В кофейне было шумно и многолюдно, вокруг столиков сновали многочисленные посетители, среди которых часто попадались и европейцы. А еще в воздухе витал терпкий аромат кофе, сводивший с ума проголодавшихся гостей Мотомати. Озаки, наверное, говорила еще что-то про бренды и фасоны, но Рюноске слушал её, не вникая в смысл сказанного, и думал об одном: «Ублюдок — Чуя, если его совет прийти на свидание в соответствующем виде себя не окупит». Только когда онэ-сан придвинула калабас* с чаем ближе к Акутагаве, тот опомнился, обхватил его ладонью и, зажав соломинку зубами, медленно потянул напиток из чашки. После чая мысли в голове чуток прояснились, и Рюноске с присущей ему, как опытному убийце, осмотрительностью даже решил оглядеться, пока Коё все еще щебетала что-то бесполезное насчет современной моды. Он и не прогадал: взор его почти сразу же упал на кремовый тренч сидящего у бара человека. «Дазай?» Акутагава нахмурился, продолжая неторопливо потягивать чай из трубочки. Нет, этот мужчина не был Дазаем, но носил пальто похожее на его. Незнакомец сидел, казалось, в одиночестве, потому что за те десять минут, что Рюноске наблюдал за ним, к нему ни разу никто не обратился и он сам ни с кем не заговаривал. Под локтем у него лежала коричневая шляпа, по стилю совсем не похожая на ту, что обычно напяливал на себя Накахара. — …Акутагава-кун, ты же совсем меня не слушаешь! — воскликнула Озаки, вероятно, рассказывающая что-то поистине достойное внимания, чего Акутагава, впрочем, своим вниманием не удостоил. — А? Что? Нет, я слушаю, ты права, — наугад промычал Рюноске, допивая чай и не отрывая глаз от незнакомца за баром. — Я спросила, какой цветовой гаммы брюки тебе будут больше по душе: темные или светлые, — недовольно заметила Озаки. Акутагава с безразличием отмахнулся, чем, вероятно, рассердил её еще больше. Тогда, чтобы недовольство Коё в результате произошедшей неловкости не переросло в окончательное возмущение, он решил задать онэ-сан обезоруживающий вопрос. — Слушай, можно спросить тебя, как гуру моды? Коё тотчас же приняла заинтересованный вид. — Разумеется. Что именно? — Вот посмотри, — Акутагава наклонился над столом, придвинувшись ближе к Озаки, и украдкой указал на мужчину в кремовом тренче. — Видишь того парня? У него еще пальто, похожее на то, что сейчас носит Дазай. — Ну, — Озаки кивнула, тоже обернувшись. — Видишь, рядом с ним шляпа лежит? Что это за шляпа? Она не такая, как у Накахары-семпая. Озаки фыркнула. — Разумеется, не такая. Это трилби, а Чуя носит порк-пай. — Это именно то, что я и хотел узнать. Спасибо, Озаки-сан. Акутагава прокашлялся и откинулся на спинку стула, не выпуская из рук калабаса. Парагвайский чай чуть горчил, однако его живительная целебная сила исправно делала свое дело — Рюноске понемногу успокаивался и приходил в себя. — Ты неисправим, Акутагава-кун, — вздохнула Коё, бесцельно водя ложкой по стакану. Кофе в нем уже почти не осталось. — Значит, раз тебе самому все равно, я буду действовать, исходя из современных модных тенденций. Сейчас, вроде бы, как раз идет тренд на все светлое, так что станем плясать от этого. — Угу, — Акутагава снова перестал слушать, умом уносясь куда-то в заоблачные дали сознания. Он хотел отдохнуть, потому что впереди был целый насыщенный вечер. Размеренный гомон клиентов кофейни приятно действовал на слух, и пьянящий аромат кофе навевал какие-то сладостные воспоминания. Акутагава не пил кофе, но любил этот восхитительный запах. Может, его мать, которой он не знал и никогда не помнил, часто готовила кофе по утрам, может, одна из тех убогих каморок, в которых он в свое время пожил сполна, располагалась рядом с лавкой кофевара, может, Хигучи как-то купила себе кофейные духи и пришла на работу в ореоле их аромата. Акутагава не знал точно. Он не очень стремился вдаваться во все эти сентиментальные подробности. Человек за баром поднялся и, взяв шляпу, проследовал через зал кофейни к выходу. Акутагава смотрел на него исподлобья и не отвел глаз даже тогда, когда тот проходил мимо их с Озаки столика. Незнакомец остановился неподалеку от них, пропуская к дверям парочку молодых людей, и невзначай обратил внимание на хмурого посетителя в черном плаще, потягивающего мате через трубочку. Их взгляды пересеклись, и по спине Акутагавы пробежал холодок. У этого человека в кремовом пальто был широкий разрез глаз, вероятно, он являлся одним из туристов, забежавших сюда на чашку кофе. Рюноске передернуло. Он весьма предвзято относился к европейцам, потому что все они напоминали ему Фицджеральда. А у этого, к тому же, глаза отливали каким-то огненно-желтым неестественным оттенком, что тоже наводило на неприятные мысли. Знал Акутагава одного желтоглазого урода, до сих пор хотелось ему как следует по роже надавать, а еще лучше — скормить Рашомону. — … Кстати, сегодня в Ямасита не так уж и жарко, да вы еще и неподалеку от побережья будете, — тем временем, размышляла вслух Коё. — Я так думаю, если мы ничего не найдем, вернемся, пожалуй, к тому варианту с закосом под милитари, ты как считаешь? — Угу, — отозвался Акутагава. Незнакомец в тренче надел свою шляпу и скрылся в дверях кофейни. За ним шлейфом развевались длинные концы клетчатого шарфа, который Акутагава заметил только сейчас. Он сердито смотрел этому странному типу вслед. В душу ему закралось дурное предчувствие. — Да что ты все заладил со своим угуканьем! — не выдержала Озаки. — Я тут для него стараюсь, выбираю, предлагаю варианты, а он угукает! Как будто это мне больше всех надо тебя наряжать. «Так и есть», — невесело подумал Акутагава, но ничего не сказал. Бессмысленно было пререкаться, когда они зашли уже так далеко и оба потратили столько сил и времени на поиски наряда для свидания. Теперь уж им оставалось либо идти до конца и обыскивать оставшиеся три магазина, либо… либо идти до конца. — Вот сейчас плюну и уйду, раз тебе и так «все равно», — распалялась Коё. — И кому я только пытаюсь помочь? — Ну все, все, хватит, онэ-сан, — Акутагава справился с мате и был готов к продолжению мытарств. — Я просто задумался. И мне вовсе не все равно, я совсем даже не против светлых брюк. Лицо Озаки как будто тоже сделалось светлее. Она распахнула глаза, которые падающий сквозь витрины солнечный свет делал похожими на два турмалиновых осколка, и сложила ладони на столе. Потом недоверчиво сказала: — Ну наконец-то, хоть какие-то проблески заинтересованности в тебе. Я уже думала, что не дождусь. — Ты меня еще ох как недооцениваешь. Следующие два магазина они оббежали практически галопом, потому что в них сейчас как раз шли сезонные распродажи, и между посетителями было не протолкнуться. В любом случае, подходящей одежды там Озаки не обнаружила и немного огорчилась, так как ожидала от любимых бутиков лучшего. Акутагава заходил и выходил из магазинов всегда с одним и тем же лицом, поэтому по нему сложно было сказать, был ли он разочарован или нет. Как бы то ни было, к величайшей радости Коё и извечному скептицизму Акутагавы, в последнем бутике им все-таки улыбнулась удача. Следуя правилам уже многократно повторившегося ритуала, Озаки выбрала на редкость, по её мнению, удачное сочетание вещей, которые делали акцент на всем — неформальности, неброскости, практичности и оригинальности, а также несли в себе некую отсылку к морской тематике и даже, по расчетам Коё, должны были выигрышно подчеркивать своеобразное телосложение Акутагавы. Итак, девятый (а может, даже уже и десятый) пошел. На Рюноске: сиреневая рубашка поло «Фред Перри» с коротким рукавом, хлопковые белые чинос и лавандовые теннисные туфли на белой подошве. Озаки, казалось, пребывала в высшей степени восторга. Глаза сияли, на губах играла довольная ухмылка. Опираясь обеими руками на ручку зонтика, она любовно окидывала взором плоды своего честного труда, надетые на Акутагаву, который суетливо оглядывал себя со всех сторон в зеркале. — Вот что тебе подойдет, — томно вздыхала она. — Ну просто конфетка, а не образ. Лучшего и пожелать нельзя. — Мне кажется, я выгляжу немного… по-гейски, — честно признался Акутагава. К гордости Коё он пока что относился с подозрением. Озаки нахмурилась. — Что, скажи мне, гейского в белых брюках? — Да я не про брюки, а про это, — Акутагава показал на поло. «Чуя заистерит от смеха». — Что за цвет… — Нормальный цвет, оттенок фиолетового, унисекс, — непринужденно сказала Коё. — Между прочим, ведущий цвет этого года. «Да хоть целого столетия», — подумал Акутагава. Потом фыркнул и прокашлялся. После кучи перемерянных нарядов он уже ума приложить не мог, что же такого особенного нашла онэ-сан конкретно в этом образе. Ну фиолетовый, ну белые штаны, ну кеды. И ради этого стоило таскаться по бутикам все утро? — И все-таки, как будто чего-то не хватает, — Озаки задумалась. Акутагава покорно приготовился к новой цепи ожиданий и примерок, но все оказалось не так печально, как он предполагал. — Какой-то маленькой детали… Погоди, я знаю, чего. В мгновение ока Коё испарилась, на время оставив Акутагаву одного в пустой примерочной. Он устало вздохнул. Озаки дай только волю, и она из себя такого модельера состроит, что невольно ей поверишь и её послушаешься. Впрочем, Коё довольно-таки быстро вернулась, держа в руках светло-серый кардиган без пуговиц. Не успел Рюноске ничего сказать, как она подошла ближе и накинула кардиган ему на спину, завязав рукава на шее свободным узлом. — Теперь самое то, — удовлетворенно оценила онэ-сан, отступив на шаг назад, чтобы было удобнее любоваться детищем своего вкуса издалека. — Это еще зачем? — Посадишь туда свой Рашомон. А будет холодно — накинешь Хигучи на плечи, чтобы согрелась. Акутагава хмыкнул. — Интересно, а мне что же, мерзнуть? Озаки наигранно повела глазами. — Ты же мужчина, потерпишь немного. Рюноске не ответил и снова повернулся к зеркалу. Такой себе прикидец. Впрочем, он до сих пор доверял Коё в вопросах вкуса, и, раз уж ей так нравилось данное сочетание, возможно, у него самого просто в детстве кто-то отшиб чувство стиля. На Коё можно было положиться. — Все-таки поло тебе идет. Ты вроде хилый сам по себе, а полоски на рукавах визуально делают руки более накаченными, — Озаки продолжала нахваливать свое дизайнерское решение. — И кстати, белые брюки идеально подходят к этим твоим висящим паклям… Акутагава разозлился. — Это не «висящие пакли»! Это боковая челка! — Хорошо, брюки идеально подходят к твоей боковой челке. К слову, сейчас она давно уже не в моде, и носить её — сплошной моветон. — У тебя самой есть челка, — сердито буркнул Акутагава, который в принципе терпеть не мог посягательств на свою шевелюру. — Только половина, — Озаки пожала плечами. — И то — потому, что я все еще отдаю дань традициям. Акутагава промолчал. Он, хоть и консерватор в душе, безусловно, был далек от традиций и предпочитал в эти лесные дебри почем зря не соваться. Когда они вышли из бутика, время уже перевалило за полдень. Летнее солнце жарило неимоверно, добела накаляя плитку на торговой улице. Озаки шла впереди, гордо неся голову и стуча гэта*, Акутагава, немного тормозя, шагал следом, бережно держа в правой руке пакет с купленными обновками. Он все никак не мог отойти от пережитого шока, который испытал, услышав должную к оплате сумму на кассе. К счастью, Коё заплатила эти баснословные деньги через карту, и для Акутагавы так и осталось загадкой, за какие же заслуги перед начальством онэ-сан сделали обладательницей подобных средств. Он шел с таким видом, словно на ношение этих вещей его благословил сам Дазай, и старался не думать о том, что в его руках — пакет с целым состоянием среднестатистического служащего в мафии. Едва Коё и Рюноске покинули торговый квартал, Озаки предложила: — Может, тебя и в парикмахерскую сводить? Я знаю одну хорошую неподалеку. Сделаем тебе укладку, будешь прилизанным пай-мальчиком… — Нет уж, спасибо! — резко ответил Акутагава, зло блестя глазами. Ему этого фешенебельного ада с лихвой хватило, и продолжения явно не требовалось. — Что угодно, но волосы мои трогать не дам. — Хорошо-хорошо, — успокоила Озаки. — Тогда, когда прийдем в штаб-квартиру, зайди ко мне ненадолго, я все это быстренько постираю и верну. А еще… дам тебе кое-что. — Что это ты мне собираешься дать? — с сомнением спросил Акутагава, уже приловчившись при каждом удобном случае подозревать что-то неладное. — Что-что, одеколон, чтобы хоть пахло приятно, а не как от дворняги из канализации, — фыркнула Озаки. Акутагава только закатил глаза и закашлялся. С одной проблемой он, вроде как, разобрался. Впереди его ждала другая — более жесткая и значительная. Проблема-босс. И заключалась она в одной-единственной девушке, которую он знал почти что всю жизнь, но до сих пор не понял, что же именно значила она для него самого. «Держись, Чуя. Больше ты так легко надо мной не посмеешься».