***
— Мне срочно нужны деньги. Акутагава, который вот уже битый час сидел в своем кабинете за рабочим столом и переписывал многочисленные бумаги, требующие того, чтобы их переписали, с недовольным удивлением поднял глаза, увидев перед собой руку, прижимавшую к столешнице лист какого-то документа. Над Акутагавой стояла Гин и вызывающе щурилась, глядя на брата сверху вниз. Тот нахмурился. — Зачем еще? Девушка убрала ладонь с принесенной бумаги. — Вот. Акутагава взял листок и мельком пробежался по иероглифам. Гин скрестила руки на груди; лицо её не выражало совершенно никаких эмоций. Зато лицо Акутагавы с каждой секундой мрачнело все больше, пока он, наконец, не оторвался от документа и не посмотрел на Гин в возмущенной растерянности. — Практическое собрание профессиональных якудз в Хоккайдо? Серьезно? Девушка кивнула. На сердитое недоверие Акутагавы она ничем не ответила; взгляд её по-прежнему оставался твердым и не показывал ни малейшего колебания. Рюноске нервно сглотнул и, прокашлявшись, сдавленно спросил: — Кто еще туда едет? — Хироцу и все «Черные Ящерицы». Акутагава положил лист на стол и в задумчивости прикрыл рот рукой. Спустя несколько секунд молчания он снова поинтересовался: — И… что вы будете там делать? Гин, подсознательно готовая к расспросам, не теряла своей неколебимой уверенности. — Оябун* преступного синдиката в Саппоро презентует новую разработку оружия подпольного производства. Что-то вроде гранатометов. В стоимость входят проезд и проживание, а также оплата консульских сборов, — мы ведь заявляемся во владения чужой мафиозной группировки. — И для чего, в таком случае, это нужно? — продолжал допытываться Акутагава. Гин пожала плечами. — По словам Хироцу, Мори-сама узнал, что это оружие недавно получило лицензию на серийное нелегальное производство. Если мы участвуем в практике, нам гарантированы обучение тому, как с ним обращаться, а также личный экземпляр установки для каждого члена отряда. Огай считает, что «Черные Ящерицы», как элитное подразделение Портовой Мафии, непременно должны воспользоваться этой услугой. Повышать квалификацию никогда не бывает лишним, даже в преступной среде. Акутагава отнял руку ото рта и потер виски. Потом поднялся из-за стола и торопливо заходил кругами по кабинету, покашливая время от времени. Гин равнодушно следила за тем, как ани-сан беспокойно мерил шагами ламинат. Ей не впервой было наблюдать подобную реакцию; Акутагава в принципе всякий раз приходил в смятение, когда к нему обращались с просьбой занять денег в долг. Недолго бесился, потом, отведя душу на парочке убийств по приказу, успокаивался и оттаивал. В этот раз, однако, на ближайшее время никаких заданий не намечалось, поэтому у Гин появился серьезный шанс остаться ни с чем. Акутагава несколько раз прошелся от одной стены кабинета до окна и обратно, держа руки за спиной. Потом внезапно остановился и, глубоко вздохнув, решительно повернулся к сестре. Та до сих пор не поменялась в лице. — Ты понимаешь, что это просто невозможно? На данный момент я не располагаю такой крупной суммой, — предупредил Рюноске. Эти слова были правдивы, как никогда, потому что после минувшего вечера, проведенного с Хигучи-тян, Акутагава потратил почти все свои сбережения, оставшиеся с тех пор, как проклятый Чуя у него одолжил. И на доход в настоящее время Акутагава мог надеяться все еще лишь со стороны вышеуказанного Чуи, так как вознаграждения за миссии, пускай и авансом, выдавали только в следующем квартале, который начинался через полторы недели. Гин хмыкнула. — Делай, что хочешь, хоть из шкуры вон лезь, но через три дня у меня должны быть эти деньги, — заявила она. — Иначе Хироцу переломает кости нам обоим. — Интересно получается: в «Черных Ящерицах» состоишь только ты, а страдать должны мы вдвоем? — нахмурился Акутагава. — Почему нельзя просто отказаться от поездки? — Меня вышвырнут из отряда, Рю-кун, как ты не понимаешь! Если я не пройду курс обучения, потеряю право работать на мафию вместе с остальными, — внесла ясность Гин и для пущего эффекта добавила. — Тачихара, если что, продает ради этого казенную квартиру в Сакурагито. Делай выводы. На лице Акутагавы отразилось гневное возмущение, из-за которого его снова охватил кашель. Справившись с приступом, мафиози пришел в праведную ярость. — Какие, к черту, выводы?! Я не нянька тебе, чтобы всюду тебя обеспечивать! Сама уже давно выросла и самостоятельно себе на эту твою практику заработать можешь! Гин невозмутимо выслушала братовы нападки и с ледяным спокойствием в голосе ответила: — Я заработала, сколько было возможно. Тачихара и остальные — тоже. Огай пообещал, что после нашего возвращения компенсирует расходы в том объеме, в каком позволят средства общего резерва. Но пока что он не способен нас спонсировать, и члены отряда пытаются выкрутиться, как могут, — тут она кисло усмехнулась. — Я почти уверена, что к моменту отправления на Хоккайдо их число уменьшится втрое… Акутагава что-то сурово прорычал, чувствуя, что Гин не оставляла ему иного выбора. Он уже хотел было наорать на неё, мол, пусть тоже выкручивается, только с помощью кого-то другого, а не терроризирует брата, который и так еле концы с концами сводит теперь по чуевой милости, и выставить за дверь, но неожиданно к нему постучали. — Да, — раздраженно крикнул Акутагава в пылу негодования и тут же осудил себя за это, потому что в кабинете показалась Хигучи. Гин без интереса глянула в сторону Ичиё, все также держа руки на груди. Хигучи неловко потопталась на пороге и неуверенно подошла к столу. От внимательных глаз Гин не укрылось, что при её появлении ани-сан заметно напрягся и даже зачем-то судорожно схватился пальцами за край жабо. — Прошу меня извинить за то, что вмешиваюсь… — робко поклонившись, начала Ичиё, но Акутагава не дал ей договорить. — Хигучи-тян, ты сейчас здесь немного не вовремя, — сообщил он, и в Гин пробудилось вдруг истое любопытство. Первый раз в жизни она видела, как брат отшивает подчиненную с такой мягкой интонацией. Наверняка за этим что-то стояло. Хигучи, однако, наоборот проявила несвойственную ей решительность, что поразило девушку еще больше. — Я просто хотела предложить свою помощь, — сказала Ичиё, и на неё тут же уставились две пары изумленных глаз — черных и серых. — Я… я слышала ваш разговор за дверью и… в общем, я смогу достать деньги. Гин манерно прищурилась и небрежно смахнула со лба выбившиеся из хвоста темные волосы. Акутагава непонимающе приподнял брови. — Откуда ты их достанешь? Хигучи замялась. — Я достану не все, но, может быть, бóльшую часть… Просто, пока моя сестра уехала, я собиралась сдавать её комнату в аренду и только вчера получила предварительный взнос за месяц… Квартира в центре, поэтому и сумма получается довольно большая. Если вы не против… Акутагава, подобно Гин, сложил руки на груди и, прокашлявшись, терпеливо объяснил: — Хигучи, Гин — моя сестра, и ты не обязана помогать ей, тем более, собственными деньгами. Это наша забота, и мы, — тут он выразительно посмотрел на девушку в повязке. Та фыркнула и отвела глаза, — сами со всем разберемся. — Я бы поспорила… — по обыкновению проворчала Гин. Она, между прочим, глаголила истину, и её крайне возмущало стремление излишне загордившегося Рю-куна благородно отказаться от чужой помощи. К счастью, Хигучи оказалась куда рациональнее её братца. — Рюноске, мои деньги или нет, не играет совершенно никакой роли! — воскликнула она. Акутагава перестал хмуриться и теперь смотрел на подчиненную с каким-то унылым смирением, словно заскучавший ученик, в который раз выслушивающий учительские тирады. — Важно, что они должны быть предоставлены в ближайшее время, чтобы Гин-сан смогла принять участие в собрании. А кто и как их предоставит, уже никому неинтересно. — Но у тебя же сестра в Токио, и за апато надо платить, — напомнил Рюноске. Гин, кажется, начала что-то подозревать. Хигучи только рукой махнула. — С сестры не убудет, её командировка оплачена, а коммунальные расходы в квартире я возместила на два месяца вперед. Почему, ты думаешь, мне взносы за съем начисляют уже сейчас? Акутагава закатил глаза и прокашлялся. Подозрения Гин достигли своего максимума, когда Ичиё подошла к нему почти вплотную и доверительно произнесла, преданно заглядывая в глаза: — Рюноске, и я, и твоя сестра работаем в мафии уже много лет и знакомы долгое время, значит, друг другу мы все-таки не чужие люди и можем в случае чего протянуть руку помощи. В конце концов, Гин сейчас эти деньги нужны больше, чем мне, а раз так, почему нельзя одолжить их ей? Акутагава стоял, прислонившись боком к спинке стула и, едва Хигучи оказалась прямо перед ним, податливо опустил руки. Гин склонила голову; под повязкой мелькнула невидимая ухмылка. — Да можно, конечно, — буркнул Рюноске, тщательно избегая смотреть Хигучи в глаза. Та как ни в чем не бывало миролюбиво улыбалась; она всегда улыбалась, когда делала доброе дело. — Просто… мне немного неудобно сваливать на тебя заботу о моей сестре. Её проблемы ведь совсем тебя не касаются. Акутагава почесал затылок и робко кашлянул. Ичиё глядела на него с искренней теплотой, соединив пальцы рук у краев открытого пиджака. — Твоя сестра — моя сестра, мы же в мафии, — сказала она и засмеялась. — Забыл? Акутагава прикрыл глаза и поверженно усмехнулся, точно его на чем-то подловили. — Забудешь тут, как же… Гин, которая с каждым новым словом этих двоих убеждалась в верности своих догадок только больше, покачала головой. Глаза её играли сладким ехидством. — Эй, Рюноске, да? — спросила она, попеременно указывая то на Хигучи, то на брата. — Вы что, типа… Типа, того, вместе, что ли? Акутагава и Хигучи, которых разделяло расстояние едва ли в десять сантиметров, синхронно посмотрели на Гин и мгновенно отпрянули друг от друга, глядя в разные стороны. Гин победоносно наслаждалась видом их обескураженных лиц, вмиг залившихся предательским румянцем. Мысленно она уже довольно потирала руки в предвкушении скорого веселья. Хигучи сконфуженно оглядывала пустой угол рабочего стола, Акутагава, нервно кашляя, настороженно следил за традесканцией в противоположной стороне кабинета, с которой, к его огорчению, не происходило ничего сверхъестественного. И очень жаль, потому что, если бы происходило, наверняка отвлекло бы Гин от охоты поиздеваться. А она, тем не менее, с готовностью ждала своевременного ответа. — Нет, мы не… — отводить от сестры подозрения было поздно, хотя и возможно; Гин, однако, демонстрировала полнейшее неверие — она уже ощущала этот восхитительный аромат триумфа. — Да бросьте, по вам же все видно! — воскликнула она и по-охотничьи замерла в выжидательной позиции, до смущения прожигая своих коллег пронзительным взглядом с хитрым прищуром. Пауза угрожающе затягивалась. И, как по закону жанра, первым не выдержал и сдался именно Акутагава, потому что он был мужчиной, а мужчины никогда не упускают шанса покичиться своим статусом, особенно, перед женщинами. Ну, или не поэтому, а потому, что Хигучи застенчиво промолчала, ибо должность не позволяла ей заявлять о таких вещах. Так или иначе, Рюноске все-таки признался: — Да, мы типа встречаемся. Как того и следовало ожидать, Гин после этих слов, казалось, своим лицом воплощала все мировое торжество, что когда-либо существовало во вселенной. Глаза её расширились от восторга, и Акутагава понял, что, в общем-то, сам обрек себя на внеочередную возможность выставить себя дураком перед имото. И сейчас она, уж наверняка, снова будет над ним подтрунивать до конца жизни, а может, даже пойдет с этой новостью к Мичидзо, что было бы весьма грустно, так как Акутагава не желал, чтобы о его личной жизни слышала и знала вся Портовая Мафия. И если Чуя в этом плане более-менее умел держать язык за зубами (его просто больше интересовали другие вещи), то Гин, а с ней, соответственно, и весь отряд «Черных Ящериц» с Хироцу в придачу дарили крайне слабенькую надежду на то, что секретная информация не рассекретится. Поэтому Рюноске уже двадцать раз пожалел о том, что сказал, хотя сказать что-то другое у него, в принципе, шанса не было. — Охохо, кто бы мог подумать, что я доживу до этого дня! — воскликнула Гин и потерла ладони, лукаво улыбаясь, чего, впрочем, не было заметно под повязкой. — Ани* и сестричка Хигучи наконец-то стали парой, — тут она повернулась к Акутагаве. — А я думала, ты относишься к категории «навсегда одиноких», хехе. Тот пропустил насмешку имото мимо ушей и, прокашлявшись, сурово сдвинул брови к переносице. — В смысле, «наконец-то»? — Ну, просто, если знать о том, что вы уже давно работаете вместе, это довольно предсказуемо, — с беспечностью пояснила Гин. — Не поверите, но мы одно время даже всем отрядом ставки делали на время, когда вы сойдетесь, — она конфузливо отвела глаза в сторону. — И я ставила на следующий год… — Ками-сама, — Рюноске многозначительно схватился рукой за лоб. — Я думал, ты обо мне лучшего мнения, — сестра фыркнула. Хигучи выглядела растерянной. — Тогда можешь обрадовать тех, кому повезло… Гин только отмахнулась. — Да мы в шутку спорили, чего там. Я, вообще-то, за вас очень рада. Примите искренние поздравления, хехе, — она посмотрела на Ичиё, смеясь одними глазами. — Хотя я, сестричка, могу тебе даже посочувствовать. Ох и оберешься ты с Рю-куном проблем… — Гин! — Акутагава повысил голос. Он предчувствовал, что имото-таки найдет себе забаву на ближайшее время, и ни разу не прогадал, из-за чего теперь и злился. Черный плащ за его спиной опасно разросся, приняв игольчатую форму. Гин примирительно подняла руки. — Ладно-ладно, уже молчу, — фыркнула она несмотря на то, что мысленно почти давилась смехом. — Просто в голове до сих пор не укладывается — мой угрюмый братец обзавелся девушкой… Главное, не забыть сказать про это Тачихаре, он с ума сойдет от зависти. Гин, конечно же, явно иронизировала, и этот её откровенный сарказм во внеочередной раз привел Акутагаву в бешенство. — Только попробуй вякнуть что-нибудь Тачихаре или кому еще, я твою бренную голову живо на колья Рашомона насажу, будешь, как канапе на шпажках, — прорычал он и весомо добавил. — А станешь ржать — не получишь денег, поняла? Торжествующее выражение вмиг покинуло лицо Гин, вернув ей ту прежнюю серьезность профессионала, с которой она явилась к Акутагаве. Девушка спрятала руки за спину и покорно склонила голову. — Поняла. Рюноске мысленно выдохнул и прокашлялся. Потом обернулся к Хигучи, которая все это время с испугом наблюдала за демоническими иглами, которые в зависимости от настроя хозяина поочередно вырастали из ткани и вновь скрывались в плаще Акутагавы. Увидев, что тот уже несколько секунд неотрывно на неё смотрит, Ичиё встрепенулась и приготовилась слушать. — А теперь, возвращаясь к делу… Я передам тебе номер её счета, — Рюноске кивнул на сестру, — и реквизиты банка. Перечисли туда, сколько сможешь. Гин при первой же возможности вернет тебе все до последнего сэна, да, Гин? Он выразительно посмотрел на имото, и та лениво кивнула, небрежно поправив повязку на лице. — Хорошо, семпай, — улыбнулась Хигучи и перевела взгляд на Гин. Та ответила ей чистой признательностью. — Спасибо, сестричка. Ты меня очень выручишь. После этого девушка развернулась и степенно направилась к выходу из кабинета. В полшаге от него она остановилась и с насмешкой добавила: — Ах да, и чуть не забыла: совет вам да любовь! — и тут же исчезла за хлопнувшей о косяк дверью, в которую в следующую же секунду врезался чуть опоздавший Рашомон, молниеносно атаковавший Гин из плаща. Акутагава закашлялся и раздосадовано клацнул зубами. — Ты обещала никому не говорить! — в сердцах рявкнул он вслед сестре, но в ответ услышал лишь заливистый смех, удаляющийся со временем. — Ведь расскажет же все, паршивка… — Пускай, — Хигучи подошла ближе к командиру и успокаивающе дотронулась ладонью до его рукава. Под пальцами невесомо зашелестела легкая ткань манжет. Акутагава не одернул руки, лишь посмотрел на Ичиё в искреннем недоумении. — По-твоему, в этом нет ничего страшного? Ладонь спустилась ниже, мягко коснулась кисти, и пальцы переплелись, сцепившись в крепком замке двух рук. — А что мы можем сделать? — вздохнула Хигучи. — Слухи — это ужасная вещь, потому что ей нет возможности противостоять. И мы оба знаем об этом как нельзя лучше. Акутагава промолчал. Он понял, что последнее время слишком уж часто во всем соглашается с Хигучи. Плохо это или хорошо, он пока еще точно не определил, однако счел нужным взять сее явление на заметку. Они некоторое время постояли в тишине, пока Рюноске вдруг не сказал: — Знаешь, Хигучи, мне кажется, тебе нужно перестать заботиться о других. Хигучи заискивающе смотрела на Акутагаву снизу вверх и все еще не отпускала его руки. — Почему? — Если ты будешь заботиться о других, — Акутагава прокашлялся, глядя поверх подчиненной на круг энсо, висящий на противоположной стене. Потом повернул голову к Хигучи, — то что же случится со мной? Хигучи смущенно отвела глаза, по привычке решив, что командир снова ей недоволен. Впрочем, спустя секунду до неё дошел истинный смысл его слов. Ичиё просияла, и на губах её заиграла улыбка. — Тогда я позабочусь о тебе больше, чем обо всех других, Рюноске-кун, — решительно пообещала Ичиё. Акутагава долго не отвечал, храня прежнюю молчаливую невозмутимость на лице. Затем крепче сжал ладонь Хигучи. — Верю.***
Обед в Вооруженном Детективном Агентстве протекал в обычном ритме, который каждый раз задавал Осаму Дазай своими песенками с самоубийственным подтекстом, которые постоянно напевал в свободное время. Он сидел на подоконнике, высунув ноги в окно, и грелся в лучах послеполуденного солнышка, ласково заглядывавшего в офис. — Май лэгс а денглинг он зе эдж, э стомак фул оф пилз, диднт вок эгейн, ай пут э буллет ин май хэд энд айм гон-гон-гон-гон…* — мурлыкал он под нос на кривом английском, вторя музыке в наушниках, как ему казалось, совсем не громко, хотя своим фальшивым пением уже довел до белого каления почти пол-Агентства. — Дазай, чтоб ты выпал из окна, почему ты просто не можешь слушать свои суицидальные песни молча и не мешать другим людям спокойно обедать?! — разгневанно вопрошал Куникида из противоположного угла офиса, потому что даже его уже достали идущие фоном распевы Осаму. Дазай непринужденно снял один наушник и, лучезарно улыбаясь, повернулся к Куникиде. — Разве я кому-нибудь мешаю? — …ай синк ай слит май ристс эгейн энд айм гон-гон-гон-гон… — Да, — поочередно раздалось со всех концов кабинета разными голосами. Дазай перестал улыбаться, развернулся на подоконнике и прыгнул внутрь. Только с места Накаджимы не донеслось ни звука, что, впрочем, было неудивительно при том, что Накаджима куда-то ушел. Дазай, так или иначе этого не замечая, с демонстративной признательностью высказался, не забывая показательно жестикулировать. — Вот, Ацуши-кун, ты один меня и понимаешь. Никто так не ценит здесь искусство, как мы с тобой… айм ситтинг он зе эйдж виз май ту бест френдс… — он машинально подпевал давно заученной песне, невольно вставляя в речь строчки оттуда, — во мне, может, еще и скрытый музыкальный талант есть, а вы просто завидуете, — тут Дазай надул губы и посмотрел в сторону Куникиды. Тот нахмурился и, оторвавшись от работы (он мог работать даже во время обеда, так как отличался особой исполнительностью), сердито блеснул стеклами очков. — Абы как горланить всякие попсовые шлягеры про самоубийство — это не искусство, — заметил он. Дазай скорчил обиженную гримасу и вознес кверху руки. — То, что я слушаю, — не попсовые шлягеры, а уникальные в своем роде западные рэпкор-мотивы. Между прочим, они в корне отличаются от джей-рока, к которому вы привыкли, — ванс боттл оф пилз энд ванс боттл оф джин… — Твои западные мотивы тебя до добра не доведут, — мрачно пробормотал Куникида и снова повернулся к компьютеру, погружаясь в работу. — И, кстати, ума не приложу, чего ты так восхваляешь неудачника, который тебя даже не слышит. — Чего? — Осаму поставил плеер на паузу и недоуменно огляделся в поисках Ацуши, которого на месте и впрямь не было. — Ацуши-кун, ты где? — Он пошел в секретарскую к Наоми, — вместо Накаджимы отозвался Джуничиро, который с аппетитом поедал рамен быстрого приготовления. — К Наоми? Зачем это? — у Дазая благодаря куче дел и загруженному графику малость вылетел из головы их утренний с Ацуши разговор. Танизаки неопределенно пожал плечами, показывая, что и сам понятия не имеет. Тут Осаму стукнул себя по лбу, моментально все вспомнив. Он ведь сам посоветовал Ацуши обратиться к Наоми во время обеда, что тот, собственно и сделал. — А, точно, и как я мог забыть? Пойду-ка тоже к ним наведаюсь, — Дазай таинственно улыбнулся, чем привел жующего лапшу Джуничиро в еще большую растерянность, и быстренько ретировался из кабинета, по инерции напевая «зэт айв мо скэд, мо скэд зэт май рист из». В комнате для секретарей, что вела в приемную главы Агентства Фукудзавы Юкичи, благодаря прекрасной шумоизоляции царили тишина и располагающая к внутреннему покою безмятежность. Казалось, стены в зеленых обоях поглощают малейший громкий звук, из-за чего здесь ощущался необычайно гармоничный рабочий настрой. Даже сейчас, за чашкой кофе во время обеда, бухгалтеры вели между собой тихие неторопливые беседы, которую едва ли этому настрою мешали. — Моти? Да, я умею их лепить, — Наоми стояла за высокой стойкой и, подперев одну щеку рукой, с легким налетом интереса смотрела на Ацуши. — Какие и сколько? Тот в растерянности снова начал царапать зажим на галстуке, собираясь с мыслями. — Да мне, в общем-то, не важно, какие… Главное, чтобы вкусные. — Ну, разным людям нравятся разные моти, — задумчиво отозвалась девушка. — Как по мне, земляничные сакура-моти — самые вкусные. Ани-тян любит с киви и бобами. Кстати, могу приготовить моти-дайфуку, они помягче и с орехами. Что тебе по душе? — Давай вот эти, последние, — согласился Ацуши, который в моти совершенно не разбирался и попробовал их раз только на Омизутори*, и то — даже не запомнил толком, каковы эти кругляши из рисового теста на вкус. Гораздо больше нравились ему печенья-таяки* и блинчики с пастой из адзуки, которые просто обожала Кёка. — Хорошо, — улыбнулась Наоми. — Так сколько штук? — Давай десять, — наугад сказал Ацуши, — чтобы на одного человека хватило. — Десять для одного — многовато будет, — предупредила Наоми. — Может, лучше уж тогда сразу на двоих? — Давай на двоих, — с покорством кивнул Накаджима, хотя, по его мнению, сам не наелся бы и десятью моти. — Ладненько, значит, четырнадцать моти-дайфуку с орехами, — произнесла девушка и приготовилась черкнуть что-то на стикере, а после приклеить его куда-то за стойку над рабочим столом. — Так и запишу… — потом она подняла голову и, мило улыбаясь, пообещала. — Завтра встану пораньше тесто замесить, чтобы к обеду были свеженькие, с пылу с жару. — Отлично! Большое спасибо, Наоми-сан, — Ацуши вежливо поклонился и уже хотел было уйти к себе, но тут за его плечом откуда ни возьмись вырос Дазай и вкрадчиво спросил едва ли не в самое его ухо: — Ацуши-кун, как продвигаются дела с первыми шагами к примирению? Ацуши дернулся, по обыкновению испугавшись из-за неожиданности, и быстро обернулся. Дазай как ни в чем не бывало возвышался над ним и, как и всегда, сиял улыбкой, обаятельно жмуря глаза. Ацуши снова бессознательно схватился за зажим на галстуке. — И-идут полным ходом, — немного сбивчиво отрапортовал он. — Я только что договорился с Наоми и уже даже написал приглашение, точнее, набросал, как черновой вариант, в записке, — Накаджима достал из кармана бридж смятый клочок бумаги в клетку и протянул Дазаю. Тот сразу же её развернул и с любопытством принялся читать. Вероятно, содержимое записки весьма ему приглянулось, потому что Осаму даже отошел к открытому в секретарской окну, не отрываясь от чтения и безостановочно проговаривая написанное себе под нос. Ацуши послушно последовал за ним. Через минуту Дазай посмотрел на подопечного, который с готовностью ожидал вердикта. Глаза Осаму блестели восторгом. — Ну что же, неплохо! — похвалил он Накаджиму, и тот польщенно зарделся. — Очень даже. Когда думаешь отправлять? Ацуши смущенно почесал затылок, ибо не до конца разделял дазаеву уверенность. — Понимаете, я бы отправил, только не знаю, как. Мафия ведь постоянно шифруется, и точный почтовый адрес штаб-квартиры неизвестен… — тут он в недоумении осекся, глядя, как Дазай невозмутимо сложил из бумажки-черновика самолетик. — Вы что… — Можно отправить так, — сказал Осаму и взмахнул было рукой, чтобы выпустить самолетик в открытое окно, но Ацуши ему помешал. — Подождите, но ведь это же только набросок! — воскликнул он и для весомости с сомнением добавил. — И потом, разве долетит какой-то бумажный самолетик от нашего офиса до логова мафии? Дазай на секунду замер, а затем высунулся из окна наполовину и ничтоже сумняшеся отправил сложенную из бумаги конструкцию в дальний полет. Накаджима со вздохом отчаяния проводил самолетик глазами, уперевшись руками в подоконник, у которого стоял Осаму. — Не беспокойся. Долетит, — произнес он, да с такой неколебимой уверенностью, что Ацуши не решился ему возражать. — И да, твой набросок выше всяких похвал, так что даже не заморачивайся. — Эм, я бы с радостью, да только была в нем одна проблема… — протянул Накаджима, пытаясь разглядеть улетевший самолетик в безоблачном небе над небоскребами Канагавы. К сожалению, он достаточно быстро превратился в крохотную незаметную точку, унесенную приморским ветром. Дазай сложил руки в карманы брюк и вопросительно посмотрел на Ацуши. — Проблема? — Ага. Я забыл подписаться. Лицо Дазая несколько изменилось. Молчаливое довольство пропало в одночасье, уступив место озадаченности. — О-оу, — наконец, изрек он, однако после почти мгновенно махнул рукой. — Как говорится, досадно, но ладно. Может, оно и к лучшему. А потом как-то странно посмотрел из окна вверх, на голубизну небосвода над головой. Казалось, Дазай увидел там что-то, недоступное обычным людям. Ацуши в замешательстве поскреб зажим. В конце концов, Осаму прав: какая уж теперь разница, подписал Накаджима записку или нет, — все равно поезд ушел, точнее, самолет улетел, да и смешно думать, что такая мелкая хлипкая бумажка в большом городе придет точно к адресату. Проще написать и отправить новую, только каким образом, — Ацуши так и не понял. Хотя отсутствие подписи могло бы в равной степени повысить как вероятность того, что Акутагава согласится прийти в назначенный час в Дайсан-парк, так и того, что, настороженный анонимностью, он побоится это сделать. — Дазай! — вдруг донеслось до их ушей из главного офиса. Дазай снова натянул на лицо извечную довольную флегматичность, что показалось Ацуши странным, так как голос зовущего Осаму принадлежал Куникиде, а это явно свидетельствовало о грядущем отчитывании одного любителя поиграть в шутер на рабочем месте. — А вот сейчас будет плохо, — констатировал Дазай, не прекращая щурить глаза от улыбки. Ацуши перекосило, но он ничего не сказал. — Дазай, черт тебя дери, куда ты провалился, транжира бессовестная?! — снова раздалось за дверьми. Куникида-сан был взбешен не на шутку. — Опять в свои дурацкие стрелялки всю ночь задротил?! Ты хоть понимаешь, что трафик не резиновый?! Ты ж нам все данные пожрал на месяц вперед, я даже поисковик включить не могу! А ну иди сюда, геймер хренов! Наоми, которая все это время стояла за стойкой, что-то переписывая в журнал учета посещений, с лукавством обернулась к эсперам. — Опасно, наверное, сейчас выходить? — насмешливо спросила она Дазая. Тот протяжно вздохнул, потом поправил галстук-боло и, трагически опустив веки, бесстрашно направился к двери. — Пускай, но кто не рискует — не пьет шампанского, Наоми-тян! — заметил он и покинул секретарскую. Ацуши уголком глаза заметил в дверном проеме светлую макушку Куникиды, а после услышал, как целый поток гвалта обрушился на несчастного Осаму. К счастью, дверь быстро закрылась, так что здесь, в бухгалтерии, мирно продолжала существовать приглушенная гармония. Наоми усмехнулась, принявшись за свои обычные дела. Ацуши, перехватив её веселый взгляд, только с грустью вздохнул. «Дазай-сан тоже неисправим», — подумал он.***
— Здорóво, дружище. Акутагава, которого отвлекали от переписывания бумаг уже второй раз за день, нервно стиснул зубы и ненавидяще посмотрел на рыжего визитера. Чуя стоял над ним и беззаботно скалился в наглой улыбке, держа во рту сигарету и пряча руки в карманы. Под мышкой у него была небольшая стопка с документами, которую Акутагава, впрочем, не удостоил вниманием. Только процедил что-то невнятное и вновь вернулся к работе. Чуя оценивающе оглядел кохая и, беспечно подвинув лишнюю макулатуру с его рабочего стола, без опаски уселся на свободное место, поджав ноги. — Смотрю, после недавней взбучки ты уже цветешь и пахнешь, — хохотнул он, перекатывая сигарету языком. Акутагава, не глядя в его сторону, проскрежетал: — Почему Хигучи тебя пустила? Чуя положил принесенные бумаги рядом с собой и ехидно ответил: — Просто сказал ей, что она безумно очаровательна сегодня. Ты же её подобными комплиментами не балуешь. — Неправда. Игла Рашомона вонзилась в стену ровно над головой Накахары, чудом не задев шляпу и его самого. Тот испуганно пригнулся и стал еще меньше, хотя и так особо не отличался высоким ростом. Сверху на него посыпалась штукатурка. Акутагава только прокашлялся в ладонь и равнодушно продолжил дописывать следующий абзац. — Опять ты за свое, Рю… — укорительно сказал Чуя, отряхнувшись от мусора. — Мне еще раз активировать способность, чтобы ты немного полетал под потолком? Акутагава медленно втянул воздух носом, стараясь не сломать шариковую ручку, которой писал, пополам. Рашомон медленно убрался обратно в плащ, оставив на стене небольшую вмятину. Чуя облегченно выпрямился. — Фух, так-то лучше. — Никогда больше не смей называть меня своим другом, товарищем, дружищем или кем там еще, понял? Мы с тобой в одной песочнице не играли и за одной партой не сидели, и ты прекрасно знаешь, что я ненавижу тебя больше всех остальных портовых мафиози, вместе взятых, — произнес Акутагава так презрительно, словно сплевывал через слово. — Ты задолжал мне денег, заставил согласиться на какой-то глупый спор, а теперь мало того, что не отдаешь мне выигрыша, так еще сидишь тут на моем столе и зубоскалишь, угрожая способностью. Уму непостижимо, как тебе вообще хватило духу явиться ко мне в кабинет после всего, что ты, паскуда, натворил. Чуя достал сигарету изо рта и, держа её двумя пальцами, выдохнул дым. — А что я натворил? Я ничего не натворил. Деньги я верну, выигрыш — тоже, только не сейчас. У меня пока эта, как её… трудная жизненная ситуация, вот. Акутагава со злостью отбросил ручку и резко встал со стула. Плащ его угрожающе зашевелился, обрастая остроконечными выступами. — В таком случае, не пойти ли тебе со своей жизненной ситуацией куда подальше, пока я не сделал её еще труднее? — прорычал он, сурово блестя черными глазами. Накахара попятился, окончательно прижавшись спиной к стене. Он, безусловно, обожал драки, но в настоящий момент вынужден был отказать себе в этом удовольствии, поскольку пришел к Акутагаве по важному делу. — А я думал, влияние Хигучи сделает тебя по крайней мере чуть менее стервозным, — пробормотал Чуя, серьезно глядя на кохая. При упоминании Хигучи тот несколько пришел в себя, хотя и продолжал буравить Накахару гневным взглядом. — Ан нет, ты все такой же отморозок. Ты бы пример с неё взял, что ли. — Не указывай мне, что делать, — рявкнул Акутагава, и демоническая стрела молниеносно разрезала воздух рядом с Чуей. Тот отпрыгнул, с легкостью поднявшись до потолка, и приземлился в противоположном конце кабинета, рядом с многострадальной традесканцией. — Ты говоришь так, будто считаешь себя выше меня, хотя сам… Накахара уже приготовился уклониться от нового удара, но Рюноске почему-то отвернулся от него, и, закашлявшись и подозвав Рашомон, снова уселся за переписывание бумаг. Лицо его ничего не выражало. — Что — сам? Договаривай, — Чуя скрестил руки на груди. — Сам не лучше, — буркнул Акутагава. Блистать знанием красного словца отчаянно не хотелось, равно как и вступать в бесконечные перипетии. Сейчас, особенно после разговора с Гин, голова мафиози была занята вещами совершено иного характера. — Как оригинально, — тут же среагировал Накахара. — Думал, ты ответишь чем поинтереснее. — Заткнись и убирайся из моего кабинета. И бумаги свои забери, — это был тон, не терпящий совершенно никаких возражений. Чуя обиженно сник и посильнее натянул извечный пиджак, накинутый на плечи. Потом подошел к столу, за которым сидел Рюноске. — Э-э, нет, чувак, вот сейчас ты так просто меня не прогонишь, — сказал повелитель гравитации. — Я, вообще-то, пришел с важными новостями. Акутагава промолчал, продолжая переписывание. Чуя фыркнул и сделал вид, что не заметил, как его проигнорировали. Он взял со стола стопку документов, которую принес с собой, и подвинул её ближе к кохаю. — Ты, наверное, в курсе уже, что Кёка пропала? Акутагава оторвался от письма, хотя на Накахару по-прежнему не глядел. — Да. — И ты в курсе, что её будут искать? — Да. — И ты в курсе, что этим займётся ваш отряд, точнее, возможно, даже вы с Хигучи вдвоем? Акутагава остолбенело уставился на семпая. На лице того читалась истая серьезность; синие глаза смотрели так уверенно, что по ним сразу можно было заключить: они принадлежат специалисту. — Нет, об этом меня никто не предупреждал, — наконец, выдавил Акутагава и продолжил переписывать бумаги. — В любом случае, никакой Кёки я искать не собираюсь. Чуя нахмурился и зубами едва не переломил сигарету во рту. — С чего вдруг? — Как по мне, в мафии идиотов с лихвой хватает. Честно говоря, я до сих пор не понимаю, почему Мори так отчаянно намерен гнаться за этой дурой. — Эта дура, как ты выразился, является смертоносным эспером и представляет для Мори и всех нас определенную ценность. — Пусть так, но она уже раз побывала на стороне Агентства, так кто мешает ей сделать это снова? Если и искать Изуми, то только там, хотя я бы не стал её оттуда выманивать, а просто стер бы эту кучку одаренных с лица земли вместе с Кёкой в придачу. Предатели не заслуживают жить. — Знаешь, вероятно, так бы оно и случилось, и Мори действительно послал бы несколько отрядов уничтожить Агентство, если бы не один факт, — Чуя вновь забрался на стол, только на этот раз просто свесил с него ноги, не поднимая их. Акутагава с угрюмым недоверием посмотрел на него, готовый слушать продолжение. — Кёка ушла из мафии не сама; её похитили. И, по предварительным данным, сделал это не кто иной, как наш любимый Эрих Мария Ремарк. Черные глаза настороженно сузились. — Ремарк? — переспросил Рюноске, как будто хотел лишний раз убедиться в своей правоте. Чуя кивнул. — Да. Верно ты напророчил: ни Агентство, ни военная полиция не стали долго держать его под арестом. По данным нашей базы, он был выпущен уже на вторые сутки. «Значит, Агентству и другим органам правопорядка это было выгодно», — подумал Акутагава, но вслух ничего не сказал. Если Агентство и Ремарк будут сотрудничать, то представят для Мафии серьезную угрозу. С другой стороны, иностранный эспер не имеет счетов против якудз и, с большой вероятностью, не извлечет из этого сотрудничества никакой пользы. Тогда зачем его отпустили? И зачем ему понадобилось похищать Кёку? Логические цепочки не складывались в единую понятную картину, и от этого у Акутагавы едва не пошла кругом голова. Он встряхнулся и заинтересованно посмотрел на семпая. — Я думаю, это тоже входило в его план, — высказался Рюноске. — Ремарк сдался Агентству практически добровольно; должно быть, им руководят какие-то странные мотивы, о которых мы не знаем. Чуя хлопнул по стопке принесенных листов ладонью. — Здесь вся информация о нем, которую удалось раздобыть, — сказал он и любезно подвинул документы ближе. Акутагава с хмурым лицом взял их в руки и принялся читать по диагонали, поочередно перелистывая бумаги. — О мотивах мы ничего не знаем, это верно, но можем предположить исходя из того, что о нем сейчас в принципе известно. — И что же о нем известно? — Акутагава закрыл рот рукой. Имена и цифры напротив непонятных адресов и названий городов, которые он пробегал глазами, не говорили ему совершенно ничего. — Эспер, родился на северо-западе Германии, — принялся вкратце перечислять сухие факты Чуя, усевшись на столе поудобнее и снова вынул сигарету изо рта. Щекочущий горло дым заставил Акутагаву прокашляться. — О детстве и юности сведений нет; когда в Европе разыгралась Великая война, его призвали. В это время он потерял родителей и остался сиротой. Сам выжил, вероятно, из-за способности. Потом иммигрировал в Америку, где несколько лет служил под началом того блондинчика, которого вы с Накаджимой… — Получается, он и впрямь имел какое-то отношение к Гильдии? — перебил Чую Акутагава, не желавший слышать ни малейшего упоминания о чертовом тигре. Накахара сделал еще одну затяжку. — Да, но пробыл там он недолго. Работал гангстером под позывным «Зеркальный Солдат». Грабил банки и ювелирные магазины. Спустя четыре года по непонятным причинам ушел из Гильдии и сбежал обратно в Европу. Как мне кажется, из-за личных конфликтов с их Лидером. Или из-за чего другого… — Ладно, дальше? — поторопил его Акутагава, перекладывая перед собой новый лист с данными. — Потом он был несколько раз замечен во Франции, Швейцарии и Италии, но нигде не задерживался дольше двух недель. Возможно, он боялся преследования из Америки и тщательно скрывался. За прошедшие два года о нем почти ничего не слышали. — Хорошо, и? — Также не исключено, что в это время Ремарк активно нарушал закон. Засветился дважды на европейском черном рынке оружия. На этом вся информация исчерпывается. Акутагава молча пробежался по строчкам последней страницы из принесенных Накахарой. — А после развала Гильдии он неожиданно появился в Йокогаме и таинственно похитил одного из эсперов мафии… — произнес Рюноске, уткнувшись взглядом в параграф с личными данными. — Почему и с какой целью — никто не знает. — Ты забываешь о его звездном дебюте в «Космо Ворлд», — напомнил Чуя. — Перед тем, как похитить Кёку, Ремарк еще и продемонстрировал нам свои силы, которых у него оказалось порядком. Слушай, когда я ушел вместе с Хигучи и вы остались драться, он ничего тебе не говорил? Акутагава все еще задумчиво разглядывал последний лист. Перед глазами у него маячили иероглифы пресловутого слова «характеристики». — Он сказал, что ищет человека, по описанию похожего на Оду Сакуноске. Когда я ответил ему, мол, Оды уже давно нет в живых, Ремарк решил обратиться к Дазаю. — И, вероятно, это он и сделал, — хохотнул вдруг Чуя. — Все, братан, если в дело вмешался Дазай — пиши пропало. Даже он сам не знает, что еще за мыслишки витают в его голове. — По-твоему, Дазай мог надоумить Ремарка похитить Кёку? — изумился Акутагава. По его скромному мнению, подобное даже для Дазая было бы слишком. Накахара фыркнул. — Может быть. А может быть и нет. — Завязывай с неопределенностью, все равно никто так хорошо не знает Дазая, как ты, — начал кипятиться Рюноске. Чуя снова захохотал, на этот раз — чуть подольше и во весь голос. — Слушай, Рю, даже я, кто, казалось бы, больше полжизни был напарником этого придурочного, при всем желании не мог бы сказать точно, что творилось тогда в его буйной головушке, — отсмеявшись, сказал он и вновь затянулся сигаретой. — А уж теперь — и подавно. Акутагава сперва покосился на семпая с подозрением, но вскоре со смирившимся видом откинулся на спинку стула, сцепив перед собой руки в замок. — И все-таки, Дазай практически сразу должен был передать Ремарка в полицию, — размышлял он вслух. — Хотя тот и просил его об аудиенции… Нет, пожалуй, это маловероятно. — О чем-о чем попросил? — не понял Накахара. — Да ладно тебе, не делай ты такие жуткие глаза, я же просто вопрос задал. Акутагава, изобразивший на лице вселенское раздражение, недовольно клацнул зубами. — Я просто думаю, для чего Дазаю, если он и сотрудничает с Ремарком, заставлять того похищать Кёку. Какая у него от этого выгода? Были бы они заодно, Дазай попросту натравил бы иностранца на Портовую Мафию. — Верно ты говоришь; значит, похищать Кёку было выгодно скорее самому Ремарку. Он один преследует цели, которые неизвестны никому, кроме него. Акутагава помолчал, что-то обдумывая. Затем, видно, примирившись с положением вещей, спросил: — А что там по общим сведениям? — Ему двадцать девять лет, рост-вес и группа крови неизвестны; брюнет, из особых примет — желтые глаза. Говорят, при активации способности отливают белым. Кстати о способности: её механизм позволяет Ремарку отражать любой физически нанесенный ему удар и направлять урон от него на окружающих в поле зрения. Возможно это при условии, что новая жертва действительно принимает удар на себя, то есть, получает повреждения. Из-за слишком частого призыва «Жизни взаймы» Ремарк начинает терять память. Можно ли использовать это явление в сражении против него — вопрос под сомнением. А так — жены и детей нет, либо они нигде не зарегистрированы, постоянного места жительства — тоже. Об умениях: благодаря армейской подготовке Ремарк превосходно дерется, владеет навыками рукопашного боя; свободно обращается почти с любым стрелковым оружием. Последние годы предпочитает использовать охотничий пистолет «Дезерт Игл» крупного калибра. Заряжает его в основном разрывными медными пулями. Также отлично водит машину. — Мда, и это называется «все, что удалось найти»? Да ты кроме всего остального разве что его домашний адрес не назвал, — пробормотал Акутагава, непроизвольно кашляя от удивления. — Вот не скажи! Знаешь, с каким трудом я стащил эту информацию из архива Агентства? — мигом надулся Чуя, приняв вид человека с задетым самолюбием, и упер руки в бока. Акутагава вмиг забыл о своем изумлении и холодно спросил: — Ты что, снова был в Агентстве? — Ну почему сразу был? Так, мимо проходил, дай, думаю, загляну, может, там что-нибудь знают, — видя, что кохай, близкий к тому, чтобы закатить глаза, уже отвернулся от него, вновь возвращаясь к переписыванию бумаг, Накахара продолжал доблестно защищать свою уязвленную персону. — Думаешь, это так просто? Да ты за всю жизнь столько не стелсишь, сколько я, когда проверяю, не появилась ли в Агентстве новая инфа. Она, между прочим, стоит того, и ради этих сведений мне каждый раз приходится идти на риск! Сначала отключать щитки с электричеством, чтобы сигнализация не сработала, потом взламывать двери, выкрадывать ключи от архива, красться под покровом ночи… — Чуя определенно вошел во вкус. Акутагава смотрел на него все так же пофигистично и скучающе подытожил: — Ты просто позвонил Дазаю, и он принес тебе все бумаги. Накахара тут же осекся и поморщился, словно его только что ударили. — Ну, можно и так сказать, — потом обиженно добавил. — Рю, тебе нельзя разговаривать с девушками, потому что ты убиваешь всю атмосферность на корню. Акутагава хмыкнул. — А еще я просто убиваю, поэтому со мной в принципе нельзя никому разговаривать. — И это тоже… Чуя вздохнул и вынул сигарету изо рта. Он выкурил её уже почти целиком, поэтому лихорадочно искал, куда можно было бы выкинуть окурок в кабинете Акутагавы без последующего вреда для здоровья, ибо Акутагава терпеть не мог мусора в своих владениях. Ничего лучше закрытого окна Чуя не нашел, поэтому и направился к нему, чтобы распахнуть створки. Неожиданно в верх стекла с обратной стороны что-то постучало. — Это что еще? — удивился Накахара и повернул ручку. Даже Акутагава — и тот обернулся, настороженный странными звуками. Только Чуя открыл окно, ему в лицо врезался маленький бумажный самолетик. Мафиози непонимающе отпрянул и, избавившись от сигареты, нагнулся, чтобы взять упавшую под ноги фигурку. Потом поднял её, развернул и прочитал вслух: — «Акутагава-сан, имею честь пригласить вас на личную встречу. Будут свежие моти и выпивка. Завтра в семь часов вечера у Дайсан-парка в Китанакадориките. Очень жду», — тут Чуя злорадно захихикал. — Эй, Рю, да у тебя появился тайный поклонник! Не успел ты Хигучи закадрить, как тебе уже всякие анонимы вкусности предлагают. Эх, мне бы твою всенародную любовь… Акутагава, который с первых слов понял, что Накахара читает какую-то бессмысленную ахинею, переписывал уже второй лист своих бумаг и насмешки семпая оставил без особого внимания. — Наверное, опять реклама какая-нибудь, — отстраненно проговорил он, не глядя на Чую. Тот опустил плечи, немного разочарованный безэмоциональной реакцией Акутагавы. — Слушай, пенек бестолковый, тебе ж японским языком написали: будут моти и бухло! И время назначили. И по имени обратились. И куда идти, сказали. В какой-то парк вон, в какой-то «…ките», — Чуя еще раз прочитал послание в записке и озадаченно почесал затылок. — Ками-сама, где это вообще? Рюноске перестал писать и посмотрел перед собой, выпрямив спину. — Недалеко от «Космо Ворлд», на побережье, — потом повернулся к Чуе, рассеянно вспоминающему, где находится «Космо Ворлд». — Вы ежедневно патрулировали этот район с Дазаем, когда тот был в мафии. Неужели не помнишь? — Будто я должен помнить каждый квадратный метр асфальта, который надо патрулировать, — огрызнулся Накахара, резко оборачиваясь. Вьющиеся рыжие волосы в хвосте по инерции ударили его по щеке. — Там этот твой парк — вот такой клочочек перед заливом, — он показал большим и указательным пальцами, сведя их максимально близко, — на нем кроме лавочки и деревца не поместится ничего. И ты спрашиваешь, помню ли я! Да конечно помню, я же все деревья в Йокогаме пересчитал, тьфу. Акутагава усмехнулся, многозначительно поднимая брови. Он уже не понимал, продолжает ли Чуя потешаться или говорит всерьез. Тот аккуратно сложил бумажку с приглашением и положил её на рабочий стол под левую руку кохая. Затем обошел его сзади и снова примостился на излюбленное место на столешнице. Акутагава, видать, уже покорившийся действительности, не выказал совершенно никакого недовольства, равнодушно позволив Накахаре усесться на стол. Тот посчитал это хорошим знаком. — Знаешь, а я бы на твоем месте сходил туда, — сказал Чуя. — Не каждый день моти бесплатно предлагают, да еще с выпивкой. — Вот ты и иди, раз такой отчаянный, — отозвался Акутагава, то и дело поворачивая голову и переводя взгляд с одной строки на другую, которую переписывал. — Я травануться не хочу, мне моя жизнь дорога еще. Чуя насмешливо приподнял брови. — Рю, да ты боишься, что ли? Ручка в ладони Рю замерла, останавливаясь на выведенном неполностью иероглифе, а сам он поднял голову и посмотрел прямо перед собой, сильно нахмурившись. — Не боюсь. Просто не имею охоты куда-то идти по первому велению бумажки, которая влетела ко мне в окно. Чуя обиженно насупился. — Смотрите, какие мы гордые. Его даром приглашают, а он «не имеет охоты куда-то идти»! Тоже мне, важность. — А ты не завидуй, — пробормотал Акутагава, доводя знак на бумаге до конца. — Говорю: хочешь — иди туда сам, только ради Ками-самы, оставь меня в покое. — Я бы пошел, так ждут-то ведь не меня, — удрученно вздохнул Накахара. — Представься моим именем. Чуя приподнял одну бровь. — Рю, ты совсем кукухой поехал? Меня ж здесь каждая прохожая собака знает. Да и тебя тоже. Хреновая конспирация, видишь ли. — Может, это Ремарк хочет передо мной извиниться, — пошутил Акутагава. Чуя шутку понял, но не поддержал. — Интересно, и чего это он перед тобой хочет извиниться, а перед Хигучи-тян — не хочет? И передо мной, кстати, хотя я тоже пострадал вместе с вами! — Ты ему не понравился. — Да иди ты! — Чуя шутливо замахнулся на кохая, но тот даже не повернул головы, продолжая переписывание. Тогда Накахара сказал укорительно. — Эх, хоть бы для меня сходил в этот парк, как ради любимого семпая! Ты же знаешь, что я моти обожаю больше мордобития. Принес бы и мне парочку. И винишка, если будет. Или водочки. — За саке иди в бар Люпина, и вообще, кто сказал, что ты мой любимый семпай? Да я бы все на свете отдал, чтобы тебя в жизни не знать. Чуя обиделся окончательно. — Вот ты вроде хороший мужик, Рю, а такой вредный — жуть. Ясно, почему ты всех убиваешь — в тебе же этой ненависти целый вагон, хоть фабрику по её производству открывай. — Давай ты мне мораль потом почитаешь, когда я с бумагами закончу. А то я из-за тебя отвлекаюсь. — Вот пожалуйста — ты же снова ерничаешь. И не лень тебе… — Слушай, да когда ж ты от меня отвяжешься? — Акутагава потерял терпение и отбросил ручку во второй раз. Потом гневно повернулся на стуле и повысил голос, злобно глянув на Чую. — Мы с тобой все, что нужно, обсудили, почему ты просто, черт побери, не свалишь из моего кабинета? — А потому, что ты что-то больно обнаглел последнее время! — тот вдруг спрыгнул со стола и ответил в тон Рюноске, широко распахивая глаза от нахлынувшего негодования. — Сидишь тут, как сыч, переписываешь, переписываешь без конца! Мозоли на руках еще не появились? Акутагава недоумевающе отпрянул. — Что ты… — Да ничего! Мафиози еще называешься. Командир отряда, старший лейтенант! — все больше распалялся Чуя. — Переписываешь по двести раз одно и то же, — и это он-то молчаливый бешеный пес! Да старшеклассница на первом году обучения и то бойчее тебя покажется. — Ты что несешь, бонсай карликовый? — Хотя я и бонсай, но по крайней мере о своем долге перед мафией не забываю, — сплюнул Накахара. — О каком долге? — Акутагава грозно хмурился. — Известно, о каком. Кёку искать ты не хочешь, за моти пойти ты не собираешься. Зато бумаги — без вопросов! — ценнее всего. Да не денутся они от тебя никуда, бумаги эти. — Слушай, как бы тебе того не хотелось, но сходить за моти — это не долг, — Акутагава снова развернулся к столу. — И вообще, хватит уже меня попрекать, ты мне не начальник. А Кёка в мафии — как телеге пятое колесо, любой дурак скажет. Пусть этот Ремарк хоть прикончит её, меньше мучаться будет. — То есть, Изуми возвращать ты не намерен? — Чуя скрестил руки на груди и, с высоты своего небольшого роста, испытующе посмотрел на кохая. Тот железно ответил: — Нет, не намерен, и не намерен до тех пор, пока мне лично не прикажут. Я выполняю только то, что получаю в досье с поручениями. Ни больше, ни меньше. И это называется «долг», Накахара-семпай. А все остальное — твои какие-то ерундовые заморочки. — Вот увидишь, Рю, Мори отправит тебя искать Кёку этим же вечером, если не раньше, — прищурился Чуя. Тень от шляпы добавляла его лицу еще больше мрачности. — Нет, не отправит. Он знает, как я к ней отношусь, а если пойду искать, то, скорее, сам убью её, нежели спасу. — Отправит, непременно отправит. Как бы ты ни выкобенивался. — Если отправит, то я подчинюсь, хотя мне кажется, что тебя бы Огай отправил на поиски Кёки с большей вероятностью. Чуя издевательски оскалил зубы, желтоватые от множества выкуренных сигарет. — Вот увидишь, Рю. Сегодня же прикажет тебе её найти. Словно в подтверждение его слов, за дверью раздался стук. — Войдите, — бросил Акутагава через плечо, и в кабинете появилась Хигучи. Робко прокашлявшись, она сообщила: — Кхм, Рюноске, тебя срочно вызывает Мори-сан. — Чего? — Рюноске ошеломленно округлил глаза под параллельное хихиканье довольного Чуи. — Ждет тебя у себя в кабинете через пятнадцать минут, — торопливо известила Хигучи и со всей поспешностью скрылась у себя за стойкой, дабы лишний раз не маячить у командира перед глазами, хотя командир был бы куда признательнее, если бы она задержалась, и объяснила подробнее, зачем Акутагава понадобился Огаю. Дверь закрылась, и Накахара зашелся хохотом. — Ну вот, я же говорил тебе! Говорил! Акутагава прокашлялся и, призвав Рашомон, схватил им своего низкорослого коллегу в шляпе за шиворот жилета и приподнял в воздух, так что тот едва не потерял пиджак. Потом открыл дверь и вышел из кабинета вместе с Чуей в демонической пасти. Чуя хоть и брыкался, но освободиться не смог до того самого момента, пока Рюноске снова не поставил его на ноги, а сам принялся закрывать кабинет на ключ. — А я говорил тебе! — продолжал торжествовать Накахара, довольно размахивая руками. — Мори прикажет тебе найти Кёку, вот увидишь! — Да закройся ты уже, — процедил Акутагава и сложил руки в карманы плаща. Потом направился к коридору и, проходя мимо Хигучи, еле заметно кивнул ей. Та ответила лучезарной улыбкой. Чуя шел следом за кохаем. Оказавшись в коридоре, он подпрыгнул и приземлился на потолок под действием способности. В таком положении Накахара обычно перемещался по всему периметру штаб-квартиры, и почти все обыватели мафии с этим уже давно смирились. Он шагал по потолку и не переставал упиваться результатом своей догадливости. — Я ведь как знал, как чувствовал! Не, Рю, все-таки семпай твой — голова, еще как соображает! — Я понял уже, — пробурчал Акутагава, равнодушно глядя вперед и поднял воротник плаща до ушей, чтобы впредь не слышать ликования Чуи. А Чуя, тем временем, переключился на другую тему. — Ты все-таки сходи за моти, а? — заискивающе попросил он. — Что-то я как прочитал о них сегодня, так аж зубы свело, как их захотелось. Сходи, Рю. Что тебе стоит? — Когда мы заключали пари, ты точно так же говорил. — То пари, а это — моти! — Отстань, — сказал, как отрезал, Акутагава, чем поверг Накахару в крайнюю степень разочарования. — Ну ладно, я с тобой еще поговорю, — пообещал он и, взмахнув пиджаком на плечах, прыжками ринулся к концу темного коридора вперед своего спутника. Акутагава фыркнул. Он глупо надеялся, что на сегодня, наконец-то, надоедливый семпай от него отвяжется. Напрасная надежда, если честно.***
В кабинете оябун* от широких раздвижных дверей и до самого стола, возвышавшегося в глубине, стелился устрашающий полумрак и пахло ладаном. Высокие потолки терялись в кромешной темноте, которая, словно наступая на посетителя со всех сторон, наполняла отдаленные от света углы помещения. В шандалах на стенах суетливо плясало пламя, вздымая кверху мерцающие языки. Мори, который сидел за столом, тонувшем в полутьме, бесстрастно смотрел на вошедшего. Огненные блики играли на бледной коже Акутагавы и бесследно исчезали в глубине его темных глаз. Он степенно прошел по настеленному ковру, миновав сидящую на полу белокурую Элизу в окружении кокеши, и остановился в нескольких метрах от босса, черты лица которого были едва различимы в темноте. — Мори-кумите*, вы желали меня видеть, — поклонился Акутагава. В сумраке кабинета белизной блеснули перчатки. Огай сложил руки в замок и положил подбородок на сцепленные пальцы. — Все верно, — подтвердил он. — И, полагаю, ты и сам знаешь, с какой целью. — Догадываюсь, — уклончиво ответил Рюноске. Ни единого волнения, ни единой эмоции на лице — он неизменно был верен себе; все точно так, как нравилось Мори. — Я долго думал, стоит ли высылать на поиски Изуми целый отряд, — сходу начал оябун, и Акутагава враз уверился, что предположения Чуи были правильны без остатка, — но, в конце концов, пришел к тому, что будет достаточно вас двоих. — Вы имеете ввиду меня и Хигучи? — уточнил мафиози. Огай медленно опустил веки в знак согласия и тут же поднял их вновь. — Тебе, вероятно, уже известно, кто оказался похитителем Кёки. Акутагава кашлянул в кулак и коротко кивнул. — Да. Иностранец по имени Ремарк. — Мне доложили, что ты раз имел с ним дело. Благодаря информации Накахары-сана, а также личным свидетельствам очевидцев наши анализаторы составили о нем в определенной степени ясное представление; ознакомившись с ним, я заключил, что похититель не из тех, кого следовало бы «брать силой». По этой причине я отказался от идеи попусту расходовать резерв из двенадцати человек. — И решили отправить за ним меня и Хигучи? — нахмурился Рюноске. Он не имел склонности робеть перед начальством, хотя и почитал Огая, как лидера по старшинству в мафии. Мори снова прикрыл глаза, молчаливо соглашаясь. Акутагаву охватило недоуменное возмущение. — В таком случае, разрешите задать вам один вопрос. Оябун моргнул еще раз. — Спрашивай. — Почему вы приказываете найти Кёку именно нам? Огай прищурился, чего в окутывавшем его сумраке, впрочем, нельзя было заметить. Хищно засияли из темноты его фиолетовые глаза. — Против Ремарка должен выступить тот, кто уже однажды сталкивался с ним и прекрасно знает о последствиях его действий. — Тогда почему бы не отправить Накахару? — Акутагава искренне не понимал, почему должен так напрягаться из-за какой-то ничего не стоящей Кёки, и поэтому всеми силами пытался оградить себя от этой нелепой работы. Вероятность того, что Мори передумает, конечно, мала до крайности, но зато Рюноске хотя бы будет иметь представление о том, на каком основании именно ему нужно спасти бестолковую девчонку. Это вселяло в него по крайней мере какое-то желание заниматься поисками, которого сейчас у него, по правде сказать, не было и в помине. — Он тоже столкнулся с Ремарком, как и я, и наслышаны мы о нем примерно одинаково. — Накахара нужен мне здесь, — отрезал Огай. — Он защищает город и, в случае чего, вообще является единственным, кто способен противостоять Военной полиции… На лице Акутагавы изобразилось чрезвычайное недовольство. Он сердито закрыл рот рукой. — По-вашему, я не способен… — Не перебивай, когда я говорю, — оборвал его босс. Тот покорно осекся, прошелестев еле уловимые слова извинений. — Вы с Накахарой, бесспорно, достойны друг друга. Но Накахара — не тот, кому при любых стечениях обстоятельств можно покидать город. — Ремарк уже уехал из Йокогамы? — не удержавшись, торопливо спросил Акутагава. Мори раздраженно дернул плечом, но все-таки кивнул. — Разведка прочесала город почти сразу же, как Каджи доложил о похищении. Нигде от окраин префектуры Канагавы до Токио и Сайтамы не было замечено его следов. Предположительно, Ремарк скрылся вместе с Кёкой в тот же день. Где видели его в последний раз перед тем, как он оставил Йокогаму, можешь узнать у Мотоджиро. Хоть он и находится сейчас в больничном крыле — слишком сильные ожоги и контузия, — его сятей* взялся за организацию срочной погони. Они выследили похитителя в пределах города, но потеряли где-то в толпе. Это — насколько мне известно. Подробности уточняй у Каджи. Вероятней всего, Ремарк уехал с одной из станций Нака Варда. — Выходит, Каджи тоже видел Ремарка… — Акутагава задумчиво склонил голову. — Да, и получил от него страшные повреждения. Не только он — все старшие братья из его отряда, кто был с ним в момент похищения. К счастью, младшие и сятей участвовали в смене караула в камерах. — Каджи видел, как Кёку похитили? Огай еще раз кивнул. — Он и стал первым, кто сообщил об этом. По его словам, Мотоджиро не смог остановить Ремарка, так как не представлял, что тот окажется эспером. — … И атаковал, — мрачно закончил за Мори Акутагава. Он уже осознал, что, имея дело с типом вроде Ремарка, надо держать ухо востро и до мелочей просчитывать каждый планируемый удар, чтобы он не дай бог не обернулся разрушительной контратакой. И как жаль, что в среде Портовой Мафии пока что еще никто не привык к этому. — Да, — Огай ощерил белоснежные зубы, словно ему удовольствие доставляло говорить о неудачах подчиненных. — Ты ведь понимаешь: это стало его роковой ошибкой. — Понимаю. Мори убрал руки со стола и расслабленно откинулся на спинку кресла. Акутагава, увидевший со своего расстояния лишь какое-то неопределенное движение за столом, в напряженном ожидании смотрел на оябун. — Обратись к Каджи, он сообщит тебе точное время и место похищения. Затем проверь список и направления проходящих поездов. Я уверен, Ремарк оставил за собой какие-то зацепки. — Думаете, он мог рассчитывать, что мафия пустится по его следам? — Акутагава снова нахмурился. Огай усмехнулся. — Этого мы не знаем. Твоя задача в том и заключается, чтобы выяснить максимально много. А затем, если потребуется, — с боем вернуть Изуми обратно в Йокогаму. — Предлагаете мне побыть детективом? Я, как бы то ни было, все же убийца, а не следователь, — возмутился Рюноске. — Ты умный мальчик, Акутагава-сан, — Огай снова прищурился, и снова блеснули холодностью его пронзительные глаза в полумраке. — Я бы даже сказал, ты умнее большинства кобун в мафии. Так что в плане расследований никто, даже Накахара, не вправе составить тебе конкуренцию. — Поэтому вы и не хотели поручить это дело ему, — понимающе отозвался Рюноске. И впрямь — как это ему сразу не пришло в голову: Акутагава ведь идеально подходит для роли того, кто вырвет Кёку из лап Ремарка. Во-первых, он, без лести будет сказано, весьма умен, что поможет ему легко напасть на след, а во-вторых, обладает весьма губительной силой. Конечно, никто не мог сказать точно, будет ли этой силы достаточно для того, чтобы одолеть Ремарка, но ему ведь, в конце концов, и не нужно его одолевать. Раз этот урод покинул Йокогаму, для города он больше не представляет опасности, и можно со спокойной совестью о нем забыть. Другое дело — весьма обидно, когда за вышеуказанным Ремарком тебя посылают насильно за пределы Йокогамы, а то и целой Японии. Тут-то уж просто так забыть не получится. Акутагава ощущал, как зудит уязвленное этим приказом чувство собственного достоинства. Хотя и понимал: кроме него, отправиться за Кёкой некому. И совершенно иной вопрос: а зачем за ней, за Кёкой, отправляться-то? Но тут уж он мысленно умывал руки и молча отступал, прекращая размышления. Какое ему дело до намерений босса? Он ведь всего лишь смертоносная пешка в его продуманной игре, цепной пес, которого на время спустили с привязи, и теперь он, как голодная ищейка, пойдет по следу иностранного эспера и по запаху отыщет Изуми. Живой или мертвой — теперь уже неважно, куда важнее выполнить приказ хозяина, то есть, Огая. И, словно прочитав мысли Акутагавы, Мори заговорил: — Я полагаюсь на тебя, Акутагава. Пожалуй, ты один среди прочих можешь справиться с этим поручением. Только, умоляю, условие: Кёку вернуть по возможности живой. Телефон, с которого осуществляется управление Снежным Демоном, остался у Коё, мы проверяли. Возьми его и используй, если понадобится. Да прибудет с тобой удача. — Благодарю, — сказал Акутагава и прокашлялся, несколько огорченный тем, что Кёка должна остаться в живых. По мнению Рюноске, было бы куда лучше, убей он её на обратном пути. Но боссу, как водится, виднее, поэтому мафиози не стал возражать. Акутагава еще подумает, что делать с трупом Изуми, если ей все-таки не повезет и Ремарк расправится с ней раньше. — Разрешите удалиться? Огай снова медленно опустил и поднял веки. Акутагава прокашлялся и бесшумно зашагал по ковру к дверям, чуть слышно шурша полами плаща. Проходя мимо Элизы, он заметил, что к её предыдущим куклам добавилась одна новая, и теперь у девочки было две кокеши в шляпах. Присматриваться к деталям Акутагава не стал — какое-то странное подозрение внушали ему все эти загадочные игрушки Элизы, так что иногда, глядя, как она с ними возится, по спине у самого безжалостного из безжалостных пробегался леденящий душу холодок. Двери разъехались и с оглушающим стуком сомкнулись вновь за спиной ушедшего Акутагавы. Нажатием кнопки Мори поднял шторы на окнах и затушил огонь в канделябрах. Потом вздохнул и, насладившись видом догорающего заката над Йокогамой, немного с грустью произнес: — Возвращайся скорее, бродячий пес. Мы будем ждать от тебя добрых вестей. На полу перед кокеши по-детски захихикала Элиза.***
Едва Акутагава оставил позади кабинет оябун, как тут же столкнулся с Чуей. То есть, как столкнулся — тот спрыгнул с потолка прямо перед Рюноске, обдав его потоками взволновавшегося из-за способности воздуха. Акутагава безучастно прикрыл рот рукой, чтобы всколыхнувшиеся пряди белых волос не лезли в лицо от ветра. После разговора с Мори от вида Накахары уже начинало подташнивать. — Принеси мне моти, — бесцеремонно заявил семпай, как ему казалось, снизу вверх очень грозно буравя Акутагаву синими глазами. На самом же деле благодаря росту он выглядел ничуть не страшнее ворчливой бабки, которую обсчитали на рынке. Акутагава равнодушно прошел мимо него по коридору, гулко стуча каблуками. — Еще одно слово про моти — и я тебя четвертую. Диалог с боссом оставил на душе у мафиози неприятный осадок. Меньше всего в своей жизни он хотел бы тратить время на поиски Кёки на пáру с каким-то Ремарком и ради этого покидать Йокогаму. Хотя приказ и был приказом, ослушаться которого равносильно смерти, Акутагава все равно считал, что подобные поручения совершенно не заслуживают того, чтобы их выполнял именно он. Он, безусловно, одарен и весьма догадлив, однако несмотря на это, все же достоин большего, чем беготня за всякими иностранцами, похитившими вдруг бестолковую девчонку из мафии. Наверное, если бы не Огай, черта с два бы Акутагава стал этим заниматься, а после пропажи Кёки и в ус бы не подул. Исчезла, — и то хорошо, скатертью ей дорога. Теперь же, скрипя зубами, он должен был выполнять то, что приказали, и смиренно глотать уколы возмущения в груди. А тут еще этот треклятый Накахара под ногами путается, и без него на душе мерзко, хоть на стены лезь. Треклятый Накахара развернулся и точно так же, как под офисом Агентства два дня назад, крикнул Акутагаве вслед: — Я могу предложить деньги. Много денег. Я знаю, ты сейчас их ищешь. Акутагава замер, остановившись к Чуе спиной. Тот не видел, как озлобленно оскалился кохай, глядя перед собой. — Откуда ты знаешь? — процедил он. — Спросил Хигучи, — в тон ему ответил Накахара. — Гин нужно бабло, так? — Акутагава молчал. — Я верну тебе все, что задолжал, и проценты за выигрыш пари. И, сверх того, добавлю от себя лично за моти. Идет? — У тебя же «трудная жизненная ситуация». Чуя отмахнулся. — Она была такой этим утром. А теперь все изменилось. Акутагава медленно выдохнул и, все еще не поворачиваясь к семпаю, произнес: — Ты уже кинул меня однажды, так почему я снова должен тебе верить? — Потому что в этот раз я точно достану деньги, — твердо пообещал Чуя, однако немногие в мафии понимали, как бесформенны порой его обещания. Акутагава тоже входил в число этих знатоков. — Нет, — сплюнул он и направился дальше. Накахара чертыхнулся и, догнав его в одно мгновение, пошел наравне. — Но Гин вылетит из отряда, если денег не будет! — предупредил Чуя, сообщив очевидное. Акутагаве показалось, что он переживает за Гин больше него самого. Но только показалось. — Я прекрасно это знаю. — Мафия простится с ней навсегда, и ты никогда больше её не увидишь. — Да. Накахара нахмурился. Его настораживало извечное спокойствие кохая. И раздражало его извечное упрямство. — Просто «да»? Неужели тебе совсем наплевать на Гин? Ты же её брат, должно же в тебе быть хоть какое-то сострадание! Акутагава смерил Чую взглядом, полным холодного пренебрежения. — О каком сострадании ты мелешь, если мы все втроем работаем в мафии? Гин нужны деньги — это так, и я постараюсь сделать для того, чтобы она их получила, все, что в моих силах. Хигучи обещала помочь, и ей доверять у меня куда больше оснований, чем тебе. — Хигучи не отдаст всю сумму! Подумай, Рю: ты принесешь мне моти, и на следующее же утро я принесу деньги. Тебе всего лишь нужно сходить в тот парк, и все! Как по мне, цель оправдывает средства, причем премного оправдывает! Акутагава резко остановился и обернулся, посмотрев на семпая. В глазах его горела настоящая ярость. — Я не желаю идти на поводу у такого придурка, как ты, рыжий бухающий коротышка! Один раз я уже связался с тобой, чтобы не летать под люстрами, и наткнулся на эспера Ремарка, чуть не расставшись с жизнью! Повторять ту же ошибку я не намерен, так что о моти и деньгах забудь раз и навсегда! Мимо них неторопливо прошествовали двое кё дай*, и с подозрением покосились на одаренных. Чуя сердито нахохлился, Акутагава, тут же умолкнув, в негодовании закрыл рот рукой и, кашляя, пошел дальше. Казалось, вокруг него так и сыпятся искры раздражения. Когда старшие братья отдалились на достаточное расстояние, Накахара ожесточенно прошипел ушедшему кохаю в спину: — Ну и иди, болван, раз тебе не нужна простая человеческая помощь! Для него стараешься, хочешь сделать, как лучше, а ему плевать! Да чтоб ты подавился этой своей гордостью и издох, псина дворовая! — Отвали, — послышалось с другого конца коридора, и Чуя раздосадованно сплюнул, в сердцах едва не бросив шляпу на пол. Потом подумал, надел её поровнее и полез за сигаретами. Покурить всегда оставалось лучшим решением, когда что-то шло не по плану.