Инсендио

Ветер шумит в ушах, а пальцы крепко держат древко метлы: Антон замер в воздухе, предвкушая матч. Руки уже почти не болят, браслеты привычно забирают всю лишнюю магию, и Шастун наконец чувствует, что он в порядке. Следующее испытание назначено на февраль, и у Антона полно времени, чтобы придумать, что с собой делать. Как любой среднестатистический молодой человек девятнадцати лет, Антон откладывает все самые важные дела напоследок. Как там, пока гром не грянет — русский не перекрестится? Шастун просто ходячая иллюстрация к этой чудесной поговорке. Паша с неделю назад сводил Антона в Косой переулок, где ему подобрали новую палочку. В процессе выбора Шастун снёс пару полок и до смерти напугал продавца, но остался доволен: тёплое дерево послушно откликается на магию, и Шаст до сих пор не спалил себе брови с ресницами, пытаясь поджечь сигарету. Достижение. Боль в руках постепенно начала стихать сама, и, едва это произошло, Антон вернулся к тренировкам по квиддичу. Теперь, замерев над трибунами, он наконец чувствует себя привычно во всей этой суматохе. Сегодня сборная Колдовстворца играет против Каармана, и Антон уверен, что они раскатают противников всухую. Несмотря на то, что большая часть родной команды осталась в России, здесь всё равно есть сильные игроки. Топольницкую, вот, точно стоит бояться: девчонка стала загонщицей ещё на втором курсе, в пятнадцать, и ни разу за два года не получила ни одной травмы. Это Антон постоянно ходит в бинтах после матчей, а Юля, благодаря своему небольшому весу и маленькому росту, юркая и быстрая, пусть и с тяжёлой рукой. В Колдовстворце все знают, что с ней лучше не связываться на поле, а вот в Каармане никто не в курсе, на что способна улыбчивая девчонка с битой в руках. Юля, зависшая в воздухе на другом краю поля, держится на метле даже лучше, чем на ногах: уверенная, радостная, перебрасывающая биту из руки в руку. Зрелище почти устрашающее. Юля играет за другую команду в Колдовстворце, но Антон только рад видеть её на поле — в этот раз на своей стороне. Дима, обычно исполняющий роль второго загонщика, сегодня выше: ждёт, когда выпустят снитч. На отборочных местная тренер настояла на том, чтобы Позов просто попробовал погоняться за золотым мячиком, а он неожиданно поймал снитч, когда никто из обеих команд даже гол забить не успел. Дима, конечно, поворчал ради приличия, что его заменили на девчонку, но на Юлю было невозможно злиться, да и ловец — едва ли не самая важная фигура на поле, так что Позов протестовал недолго. Небо над Хогвартсом пасмурное и норовит упасть вниз дождём, и Антон заранее спускает на глаза защитные очки, чтобы не отвлекаться на это во время игры. Юля показывает ему язык и поднимает вверх большой палец, Шастун отвечает ей тем же, и снизу наконец раздаётся долгожданный свисток. Для Антона перестаёт существовать всё, кроме игры. * Арсений, честно говоря, не слишком любит и понимает квиддич. Едва ли не единственная прижившаяся во всём магическом мире игра не вызывает у него никакого щенячьего восторга. В его комнате никогда не висели постеры с любимыми командами, потому что не было никаких любимых команд. Были «их» и «наши» на чемпионатах мира, но не более. В Хогвартсе квиддич любят так, что каждая игра плавно перетекает в бурное празднество, и неважно, проиграла ваша команда или выиграла. В этом году Хогвартские матчи между факультетами перемежаются с матчами между тремя сборными, — и это, наверное, событие, но Попову не понять. Арсений отпирается от похода на игру как может: замок в это время пустой, и бродить по нему одно удовольствие, — но Серёга всё-таки настаивает. Потому Арсений вынужден кутаться в свой слизеринский шарф и недовольно морщится в ответ на рёв толпы. Матвиенко держит бинокль и рассказывает про матч едва ли не лучше, чем назначенный комментатор. Ну, ладно, может и не лучше, но уж точно экспрессивнее. — Блядь, у наших, по ходу, загонщик девчонка. Загонщица. Чем они думали? — У наших? — язвит Арсений. Серёжа отмахивается от него, оставляя выпад Попова без ответа, и протягивает бинокль Арсению. — Да ты посмотри, она же даже за метлу не держится. Попов ищет среди игроков в белой форме девчонку, о которой говорит Матвиенко. Она и правда не выглядит так, будто может отбить увесистый бладжер: излишне весёлая, непринуждённо перекидывающая из руки в руку небольшую биту. Она ловит чей-то взгляд и показывает в ответ большой палец — на её руках красуются светло-серые перчатки. Арсений следит за тем, куда смотрит девчонка, и находит Шастуна: тот как раз отпускает древко метлы, чтобы помахать сокоманднице. Он странновато смотрится в лётных очках, но Попову неожиданно нравится, как на нём выглядит сочетание белого и серого. Звучит свисток, и Арсений послушно отдаёт бинокль куда более восторженному Матвиенко. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что квиддич — жестокая игра, поэтому Арсения не очень удивляет скорость, с которой все носятся по полю. Ему интересно, как обычно неуклюжий Шастун вмиг собирается и следит за всеми игроками на поле сразу, успевая ежесекундно анализировать и оценивать ситуацию. Ни он, ни его напарница ни разу не дают бладжеру противника достать кого-то из собственной команды, зато сами действуют так агрессивно, что даже жалующийся на состав команды Матвиенко притихает. Девчонка-загонщица сбивает с метлы нападающего в опасной близости от ворот Колдовстворца, и толпа улюлюкает. Комментатор пытается выговорить фамилию, но сдаётся и просто называет девушку «Джулия». — Юля, значит, — хмыкает Матвиенко так, будто он и вправду впечатлён. Арсений закатывает глаза. Ни черта он не смыслит в этом вашем квиддиче, поэтому и за игрой следит едва ли не скучая. Он ожидал, что хотя бы Шастун будет как всегда выкидывать что-то интересненькое, но тот играет настолько безукоризненно, что Арс даже немножко разочарован. Он, конечно, никогда не скажет этого вслух. Арсений щурит глаза, следя за Антоном, и мысленно делает заметку: Шасту в небе комфортно. Невозможно так уверенно держаться на метле, если хоть сколько-нибудь боишься высоты. Вдруг его любовь к полётам удастся направить в нужное русло? Сравнить с этим поток магии, и… Арсений вздыхает. Они так и не возобновили тренировки, потому что Арс не предлагал, а Антон не просил. Он оправился от своей неудачи на первом этапе Турнира и пустил всё на самотёк. Попов даже немного завидует: он плохо умеет спускать всё на тормозах и забивать на насущные проблемы — постоянно хватается за свою тревогу и держится за неё, словно она спасает. Шаста, с его похуистическим отношением к некоторым важным вещам, можно понять: он всю жизнь живёт с проклятием переизбытка магии, и, должно быть, давно свыкся с мыслью что проще забить, чем пытаться решать не решаемую задачу с изначально неверным условием. Другое дело, что последствия начинают приобретать иные — более опасные — масштабы. То, с какой скоростью и ловкостью двухметровый Шастун носится по полю — завораживающее зрелище, и Арсений действительно не может отвести взгляд, даже несмотря на то, что Серёжа постоянно одёргивает его, пытаясь заставить следить за игрой. А игра выходит красивой: ребята из Колдовстворца белыми мухами снуют между соперниками, выбрав быстрый и резвый стиль, на который очень даже способны. Пусть Россия уже давно не брала первое место в чемпионате мира по квиддичу, юное поколение при должном упорстве ещё удивит весь остальной мир — так думает Матвиенко, следя за тем, как играют любители-школьники. Команда Колдовстворца, разумеется, выигрывает, когда Дима ловит снитч всего на двадцать восьмой минуте матча. * — Это было очевидно, — смеётся Антон, едва они с Юлей приземляются бок о бок и идут встречать своего ловца с распростёртыми объятиями. — У этих индийцев просто не было шансов. Юля улыбается ему в ответ и отбивает пять, а потом налетает с объятиями на Позова, который очень даже ожидает такой прыти от нынешней сокомандницы, поэтому уверенно держится на своих двоих, вместо того чтобы завалиться на бок под чужим весом. Антон хлопает друга по плечу, команда подтягивается к эпицентру и обменивается одобрительными репликами. Всё это — привычный порядок действий. Трибуна Колдовстворца ликует и запускает в небо серебристые фейерверки из палочек: простецкое заклинание, доступное каждому первокурснику. Это своеобразный ритуал — так чествуют команду победителей дома, в России, и традиция сохраняется здесь. Это приятно, поэтому Антон, несмотря на усталость и мокрые до последней нитки шмотки, широко улыбается, когда они с ребятами машут трибунам. Душ в раздевалке — божье благословение, и Антон выходит оттуда почти заново родившимся человеком. У входа в замок их с Димой встречают Арсений с Серёгой, и последний как всегда задаёт вопрос без всяческих предисловий: — Кто такая эта Юля? — Ей семнадцать, — отрезает Шастун. — Тебя посадят. Матвиенко закатывает глаза и пихает его в бок, смешно хмурясь. — Тебе лишь бы всё опошлить, — бормочет Серёжа. — А если серьёзно? — Да хорошая девчонка, простая, не выделывается. Играет, как зверь, но не в нашей с Димой родной команде. Она достойный соперник. — Я заметил. Заканчивается всё тем, что Дима с Антоном решают позвать ребят в гостиную отмечать победу, но Антон самым наглым образом сливается с празднования, картинно зевая и жалуясь на недомогание. Позов отмахивается от него, и Шаст смывается в спальню — только пятками сверкает. Арсений падает в глубокое кресло в чужой гостиной с бутылкой сливочного пива в руках и делает единственный возможный вывод: Антон его избегает. Назревает один вопрос: какого чёрта? * Антон не специально. Серьёзно, правда, честное слово, видит бог, — не специально. Он просто не готов говорить с Арсением о возобновлении тренировок, не готов выслушивать новые предложения о том, как справиться с Турниром, не готов идти к нему в гостиную, чтобы глянуть на ту самую птичку, которую удалось заполучить Попову за первый этап. Не готов — и всё. Антон почему-то чувствует себя виноватым перед Арсением, и это странно, потому что он ему ничего не обещал. Арсений вообще должен радоваться, что за первый тур его противник получил минимальное количество очков — они, на секундочку, соперники, и оба слишком часто об этом забывают. Арсений хочет помочь, а Антон — ничего нового — всевозможными способами бегает от его протянутой руки, аргументируя это тем, что не хочет навредить. Арсений — первый человек, которого так надолго ранила магия Антона, а ещё он снится ему в каких-то ублюдских снах, где безжизненно пялится в небо своими голубыми глазищами. Это пиздец, ещё никогда Шастун не ощущал такой беспросветной безнадёги, как в своём сне: вокруг только снег, руки замёрзли, вся одежда мокрая, и Антон не может воспроизвести ни одно заклинание. Арсений — сам белый как снег вокруг, — смотрит в небо омертвевшим взглядом: губы приоткрыты, грудная клетка не двигается. Попов замёрз, блядь, насмерть, а Антон не смог ему помочь, потому что сколько бы не выкрикивал Инсендио — это не работало. Чувство полной беспомощности било по нервам, а минуты казались вечностью. В Антоне просто не было магии. Шаст не чувствовал её, он был абсолютно опустошён, и привычный зуд и желание выплеснуть лишнее отсутствовали. Он не мог колдовать, потому что у него не было ресурсов — и это, оказалось, страшно. Антон не смог помочь Арсению, не смог придумать, как вдохнуть в него жизнь без магии, чем помочь и что предпринять. Он был беспомощным. Наверное, именно поэтому на испытании его Инсендио сработало так мощно: это был крик отчаяния без надежды на хороший исход, потому что во сне Антон охрип от собственных попыток что-либо сделать, но они ни к чему не привели. Шастун был уверен, что всех подвёл, а долбаные погребины только усугубили это ощущение. Магия, тем временем, никуда не подевалась и откликнулась на плачевное эмоциональное состояние хозяина, стараясь его защитить. Ценой целой площадки для испытаний. Спасибо, что хоть организаторы успели смыться раньше, чем Антон сжёг всё к чёртовой матери. И — он не готов видеть Арсения. Он боится стать пригретой на чужой груди змеёй, не хочет случайно причинить ему вред, поэтому и бегает от Попова, как смущающаяся девчонка. И даже после того перекура на крыше легче как-то не стало. Антон позорно сбегает в спальню и лежит, тупо пялясь в потолок и анализируя свои хаотичные действия с пару часов, прежде чем засыпает. Последняя мысль звучит в голове очень ясно: больше тянуть нельзя. Надо поговорить с Арсом и что-то для себя решить. Вернее, в обратном порядке. * Антон, разумеется, так ничего и не решает, потому что всё решается за него: Попов совершенно беспардонно ловит его в коридоре и без всяких объяснений тащит к себе в гостиную. Тащит — буквально. Обхватывает чужую руку цепкими пальцами и не отпускает до самого портрета, бормоча сквозь зубы пароль. Шастун так и остаётся стоять на пороге, неловко переминаясь с ноги на ногу, пока Арсений раскладывает по журнальному столику какие-то пергаменты и книги. — Да чего стоишь, я вообще-то хотел помощи у тебя попросить, — вздыхает Арсений. Антон заинтригован. Он подходит к столику, рассматривает пергаменты и вдруг вспоминает: руны и нумерология. Он совсем забыл, что обещал помочь Арсению. Как только Антон понимает, что никто не собирается его ни в чём обвинять и заставлять объясняться, он пускается в объяснения так бойко, что Попов едва успевает включиться в работу. Арсений улыбается. Его план сработал безукоризненно. * — Блин, Арс, ну это же самое лёгкое, — смеётся Антон. — Серьёзно, не можешь запомнить волшебные руны? Смотри, каждому числу присваивается животное… Видишь, здесь два кружка и две палочки косые над ними, а снизу точки? Это очень схематичное изображение демимаски, означает ноль. — Почему? Антон вздыхает. Арсений выглядит совсем беспомощно: руны и нумерология убивают его на глазах, прямо как погребины Антона недавно. — Потому что демимаски умеют становиться невидимыми. Они вроде есть, а вроде и нет, понял? С нулём так же, цифра есть, но, по сути, она ничего не значит. Арсений почему-то дёргается и смотрит на Антона совсем уж жалобным взглядом. — Давай завтра продолжим, — миролюбиво предлагает Шастун. — Я почти вижу твой мыслительный процесс. Арсений отмахивается от него, едва ли не со скрипом откидывается на спинку дивана и прикрывает глаза, складывая руки на груди. — Закрывай крышку, — монотонно гудит он, а Антон смеётся, вместо несуществующей крышки захлопывая книгу. — Не выпендривайся. Арсений снова поднимается, чтобы помочь Антону убрать со стола, а после они оба замирают. Шастун смотрит на ухмылку Арсения и каким-то шестым чувством понимает, что попал в ловушку. Что ж, он в любом случае намеревался всё решить, и сейчас, наверное, самое время, поэтому Антон набирает побольше воздуха в грудь и… — Давай потренируемся, — выдаёт он. Ебать. Ну просто решатель года, дайте Шастуну премию — он заслужил. Порешал, так порешал: Арсений аж опешил от такой прыти. Опешил. Прыти. Понабрался словечек от старосты… Впрочем, Арс быстро берёт себя в руки и пожимает плечами. — Давай. Только у меня к тебе предложение. Умоляю, выслушай сначала, а потом уже возмущайся. Антон с готовностью складывает руки на груди. — Ну давай, тренер покемонов, валяй. Арсений излагает свою сумасшедшую идею: советует Антону избавиться от браслетов и колец таким тоном, словно это проще, чем щёлкнуть пальцами. — Мне просто кажется, что они тебе только мешают, — говорит Арсений. — Они будто сбивают ток твоей магии, и шрамы, насколько я понимаю, разрослись именно с тех мест, где остались украшения во время первого этапа. — Ага, а если бы я их снял, я бы сам стал ходячим шрамом типа Дэдпула, ты этого добиваешься? Арс хмурит брови, явно не просекая отсылку. — Нет, — протестует он. — Просто… Давно ты пробовал без браслетов колдовать? Антон напрягает мозг и не может вспомнить. Ему почему-то кажется, что он вообще ни разу не пытался делать хоть что-то совсем без браслетов, и, может, за столько лет что-то изменилось. Шастун подрос, стал немного сильнее и, кто знает, вдруг… Но здравый смысл кричит Антону, что экспериментировать не стоит, так что он резко мотает головой, складывая руки на груди. — Это плохая идея. Просто нет, Арс, правда, не стану даже пытаться. Попов выглядит так, будто он ожидал такого ответа, и, что бесит ещё сильнее, знает, как Антона уломать. Но ничего не происходит, Арс смиряется, отступает, и они с Антоном тренируют простую магию ещё с час. Выходит плохо, однако Попов даже не пытается сделать из себя умника, выдав что-то вроде «я же говорил». Просто пожимает плечами и соглашается с тем, что можно продолжить в следующий раз. Антон выходит из его гостиной в смешанных чувствах и ещё полчаса жалуется Диме на то, какой Попов ебанутый. Дима говорит: — А то ты у нас так оплот здравомыслия. Антону нечем крыть, так что он просто спихивает Позова со своей кровати и закрывает балдахин. Бесят. * Паша не в восторге от Хогвартса. В отличие от родных стен школы, это место кажется ему скорее удручающим, нежели величественным: тёмные коридоры, по которым постоянно снуют школьники, не ремонтировали уже вечность, а двигающиеся лестницы выводят из себя. В Колдовстворце за такие выкрутасы никто бы по голове администрацию не погладил, а здесь причина для опоздания «простите, это всё лестницы» считается железным оправданием. Школа действительно огромна, и территория вокруг впечатляет, но у Паши, как и у большинства учеников Колдовстворца, стойкое ощущение, что он застрял в средневековье: замок плохо отапливается, вместо лампочек почему-то горят свечи, со внешним миром связаться можно только посредством писем, а трансгрессия возможна лишь в самых крайних случаях, как тогда на первом этапе Турнира. Паша справедливо полагает, что жить в таких условиях — пытка, поэтому и жалобы своих студентов понимает на все сто процентов. Он пишет Лясе письмо, говоря, что ни о каком заграничном образовании для детей не может быть и речи: Паша с ума сойдёт, если не будет слышать их хотя бы пару раз в неделю. Ещё Добровольский говорит жене, что рано или поздно Антон поймёт, как работает его магия, и тогда ему будет нужна помощь. Он не знает, но подозревает, что Шастун способен на многое, что если юноша найдёт способ колдовать по-настоящему, то может оказаться сильнейшим волшебником своего поколения. Паша не знает, правильно ли он поступает, поощряя внутреннее желание Антона оставить всё как есть, не давать себе развиваться. Шастун, может, и не понимает, что боится и себя, и общественной реакции, а вот Добровольский понимает отлично. Парню не нужны громкое имя и постоянные расспросы, ему нужна обыкновенная, нормальная жизнь, а с развитием магического потенциала перспектива осесть где-нибудь в маггловском районе Москвы и больше не показываться в волшебном мире тает на глазах. Он пишет Лясе, что чувствует себя виноватым, и просит совета, на что Ляся вскоре отвечает: «Он всё равно рано или поздно догадается». Ляйсан — обыкновенная волшебница, но зато потрясающая прорицательница, и Добровольский подозревает, что эти слова сказаны ей не просто так. Паша чешет подбородок, вчитываясь в ровные строки, и устало вздыхает, откладывая письмо. Рано или поздно Антон догадается, а следом догадаются и все остальные, и тогда Шастуну не дадут прохода. У Паши на сердце тяжело: грядёт что-то нехорошее. Муж и жена — одна сатана, и спустя столько лет совместной жизни Добровольский чувствует настрой жены даже на огромном расстоянии. Истинный дар прорицания, как и огромная сила, живущая внутри Антона, — скорее проклятие, нежели талант. Паша рад, что скоро наступят каникулы. Он очень хочет домой. * — И вы всё это время знали? — возмущается Антон, складывая руки на груди. — Раньше сказать не могли? — И что бы тебе это дало? — защищается Матвиенко. — Из Хогвартса не сбежишь. Антон только мрачнеет от такой формулировки. Будто он и без этих умников не знает, что отсюда хрен выберешься без сопровождения. — Да ладно тебе, это всего лишь один вечер, — пожимает плечами Дима. — Переживёшь. — Целый вечер унижения. — У тебя каждый вечер — вечер унижения. — Да ну вас вообще, — отмахивается Антон и угрюмо наливает себе чай. Завтрак проходит в напряжённой обстановке, потому что пару минут назад МакГонагалл распиналась о Святочном Бале, который должен пройти в канун грядущего Рождества. Для столь торжественного события необходимо найти парадную мантию и выучить основную связку вальса, а ещё первую минуту чемпионы вынуждены танцевать одни со своими партнёрами, пока все остальные будут наслаждаться их грациозностью и внешним видом. Из навыка танцев у Антона есть только выученная в началке макарена, и смешно двигать бёдрами, положив руки на бока, явно не прокатит на этом официозном мероприятии. Да и парадная мантия… как она вообще должна выглядеть? На неё придётся потратить деньги? А ещё нужно будет пригласить девчонку, и это уже совсем жестоко: кто захочет возиться с таким непутёвым танцором? Побег из Хогвартса начинает казаться Антону не такой уж плохой идеей. Вот бы найти фестралов, и… — Антон, — Дима щёлкает пальцами перед его лицом. — Не спи. — Да лучше бы я вечным сном уснул и больше никогда не просыпался. — Не драматизируй. Танцевать — это не от погребинов бегать. — Но от них можно убежать, а от этого говна — нет! — обиженно выдаёт Антон. Никто из ребят не может сдержать смеха, и Шастун закатывает глаза, нервно подхватывает сумку со скамьи и молча уходит. — Ушёл по-английски, — хмыкает Арсений, вызывая новый приступ смеха. Антон оборачивается на полпути и бросает на Попова самый озлобленный взгляд из всех, что есть в его арсенале. Арс улыбается — очаровательно. Дима покидает их компанию через несколько минут, отсмеявшись и доев свою порцию вафель, и Серёжа наконец замечает, что для раннего утра Попов выглядит слишком довольным жизнью. — Выкладывай. Арсений не строит дурачка, отпивает горячий шоколад и прокашливается. — Хочу позвать их к себе на Рождество, — пожимает плечами Попов. Серёжа откладывает столовые приборы. — Долбанулся? Родители будут против. — Я знаю, — Арсений пожимает плечами. — Поставлю их перед фактом. Серёжа горестно вздыхает, мысленно хороня друга, но идея ему по душе. Вчетвером традиционное рождество может превратиться во что-то весёлое. Стоит только представить выражение лица матери Арса, когда она увидит Антона… Матвиенко смеётся. — Шастуну они особенно будут рады. Арсений довольно кивает, поднимаясь с места. Осталось уломать Диму с Антоном, и настоящий праздник им обеспечен. * Раз-два-три, два-два-три, три-два-три.