***
Так и случилось. Она вызвала скорую, а затем Томаса увезли на ней в больницу. Там у него взяли анализы, поводили по кабинетам, сделали рентген. Томас чувствовал себя ещё хуже, кровь так и не прекращалась, переходя в кашель. Его уже тошнило от её привкуса, но сколько не полощи рот, крови меньше не становилось. Он лежал уже в своей палате, но к нему зашёл врач. — Томас, что с тобой случилось? Почему у тебя кровотечение? Ты в курсе, что тебе придется делать операцию? От кровотечения люди умирают иногда, если не принять нужные меры вовремя. — Чёрт… я… я просто… упал с лестницы и ударился о перила… — парню не хотелось раскрывать истинную причину. Затаскают еще по учителям, к директору отправят, маму в школу вызовут… а надо ли оно? — Ты уверен? Я не могу заставлять тебя говорить, но… — врач скептически посмотрел на него, пытаясь выявить ложь. — Да, точно. — отмахнулся Томас. — Тогда подпиши документы и мы отвозим тебя на операцию, — врач протянул бумаги, а Сангстер же подписал их. Выбора не было. Либо умереть, либо операция.***
Дилан не помнил, как вышел из школы. Забрал рюкзак, Кая что-то говорила, он что-то ей ответил. Даже не сдерживал уже эмоций, просто было не до этого. Мысли перемешались в голове, хотелось кричать. Мама. Самый родной, единственный близкий ему человек просто взял и исчез. Её больше нет. Дилан не верил. Должно быть, это какая-то ошибка, мама жива и здорова, она должна быть на работе! Шьёт платья вместе с тетушкой Мэгз, но она должна быть там! С ней все хорошо, нет… Эти врачи просто ошиблись, обознались, это не может быть мама, просто не может быть!***
Дилан сам не заметил, как добрался до больницы, чем ближе он был, тем сильнее колотилось сердце. Пытался успокоить себя, читал как мантру слова «это не может быть мама, нет…» На входе его встретили врачи, сразу узнали парня. Да, так выглядеть может только мальчик, потерявший свою мать. Они что-то говорили, повели его по коридору. Шаги давались с трудом, парень бежал до больницы, но даже сейчас не чувствовал усталости. Он ничего не чувствовал. Лишь бы не она… Дилан зашёл в палату реанимации. Сердце будто проткнули стрелой. Это мама. Это она. В глазах потемнело. Дилан больше не слышал, что происходило вокруг. Врачи что-то говорили, кто-то положил руку на плечо, Дилан дернулся, хотел подойти к маме, его чуть придержали. Он снова рванулся, на сей раз уже падая коленями на пол возле её кровати. Она же спит, не более… Такая чистая, лицо спокойное, ровное, глаза закрыты. Медсестра убрала с лица кислородную маску, открепила капельницу, другие трубки. Дилан коснулся её руки. Холодная. У мамы растрепанные распущенны волосы, чистые, будто она только что после ванной. Лицо, руки, кожа… все такое родное, ровное, спокойное. Рот немного приоткрыт, губы бесцветные, как и вся кожа, грудь не вздымается. Мама не дышит. Она уснула навсегда.***
Дилан сидел в коридоре, пил воду из пластикового стаканчика, которую подсунул ему кто-то из врачей. Глазами парень уткнулся в пол, погрузился в свои мысли. Он молча, говорил врач, который сидел рядом. -… Постепенно опухоль расползлась на все остальные органы, в конце концов добралась и до сердца. Мы не смогли ее откачать, скорая довезла ее живой, но было очень поздно… — Опухоль? — охрипшим голосом переспросил Дилан, не отрывая взгляда от наполовину полного стаканчика с водой. — У неё был рак желудка. Вы разве не знали? Не знал… Дилан и правда не знал. До сегодняшнего дня он был уверен, что мама абсолютно здорова. Она никогда не жаловалась, пахала как проклятая, и что в итоге? Знала ли она сама о том, что болеет?***
Через пару минут врачи пришли за Томасом и везли его в операционную. Было страшно, было жутко, но мысли всё равно были заняты Диланом, который спас его от Уилла… сердце приятно кольнуло, а на лице появилась улыбка. Теперь парень останется приятным воспоминанием. Не надо из-за этого грустить. Но Тому всё равно хотелось позвонить ему и поделиться тем, что у него сейчас будет его первая операция, да вот только телефон юноша оставил дома у О’Брайенов. И вот, его завезли в операционную. Надвинули маску с наркозом… он уснул, а операция началась.***
— Эй, Томми, о чем ты мечтаешь? — спросил Дилан, лежа на поляне из желтых цветов, освещенная яркими лучами солнца. Он держал его за руку. — Знаешь, это понятие… а, к чёрту все это. Я просто хочу быть рядом с тобой, — юноша привстал и лёг на Дила сверху. — Хочу разделить с тобой каждую секунду своей жизни, хочу отдать тебе всего себя, полностью. Банально, правда? Но для меня это важно. Важно видеть тебя сонного по утрам или целовать на ночь в лоб и говорить, что завтра будет лучше; просыпаться и замечать, что ты оставил мне кофейный… черт, Дилан, я тебя просто очень сильно люблю… Дилан? Брюнет начал буквально расплываться под ним, пропадая, а на лице он успел заметить хитрую ухмылку. — Этого не будет… проснись, Томми. Очнись!***
И Томас проснулся. В белой и жуткой палате. Один. Дилана не было. Но была жуткая боль в животе и слёзы на щеках и подушке.***
Врач ещё говорил что-то, но Дилан не слушал, погрузился в свои мысли. Мимо провезли кого-то на каталке, Дилан засмотрелся вслед врачам, которые везли очередного пациента на операцию или с неё. Парень взглядом проследил за каталкой, а потом заметил на ней знакомые светлые волосы. Дилан тут же подскочил со стула, направившись за врачами и догнал каталку. Томас. Это был он, без сознания, выглядел плохо. Только только парень пытался прийти в себя от известия о смерти мамы, как встретил своего Томми в этой же больнице. Он же не мог… Это дурной сон? — Что с ним? — резко спросил он, заставив обернуться одну из медсестер, которые сопровождали Сангстера. — Вы его знаете? — она даже не замедлила ход, только обернулась на парня через плечо. — Знаю, это мой парень! — выпалил Дилан, не отводя взгляд от Томаса. Бедный, что же с ним… О’Брайен осмотрел его с ног до головы. Раздетый, накрыт тканью, но не с головой. Дилан извернулся и взял его за руку, пытаясь нащупать пульс. Он был. Дилан судорожно выдохнул. — Хорошо, что вы оказались здесь, раз так. Томас перенес операцию, сейчас ему надо отдыхать, палата 215. Больше сказать ничего не могу, это вам надо будет обратиться к врачу. Молодой человек, отпустите его руку! Пациента не стоит сейчас тормошить. — Медсестра только сейчас заметила, что Дилан сжимал в ладонял тоненькое холодное запястье Томаса и отдёрнула руку парня. — А палата, к нему… — Сейчас нет. Потом. Два часа будет отходить от наркоза, после — можно будет навестить. — отрезала медсестра и остановилась, закрывая перед Диланом дверь в палату, куда завезли Томаса. Дилан остался один, нос к носу с дверью номер 215.***
Томас просто начал рыдать навзрыд. Рядом стоял стакан с водой, который он скинул. Какие-то провода были на нём, которые мешали двигаться. Кажется, психические болезни передаются по наследству, а Томас попал под крыло. Он болен. Не может отпустить человека из мыслей.***
Два часа сидеть на одном месте Дилан не мог. Мамино тело отправляли в морг, парень шел рядом с накрытой белой простыней каталкой. Проводил её до самого конца — до белого контейнера в стене, куда кладут все трупы. В Комнате холод. Как и в сердце О’Брайена. Слёз нет, есть только мучительная пустота внутри. Будто никакого сердца больше нет. Дилан не хотел осознавать, что мамы больше нет. Нет и никогда не будет рядом, никто не будет поддерживать, любить так же без оглядки, что бы Дилан там не натворил. Больше не будет этого родного голоса, прикосновений, её запаха, её чая, который она так мастерски заваривала, но очень редко. На кухню можно будет ходить хоть среди ночи, не боясь разбудить. И в доме пустота. Как и в жизни… Врачи говорили про бумаги. Время смерти зафиксировано, но теперь надо было придумать, как обустроить похороны, где мама будет лежать, опять-таки, возня с документами… Нужны были мамин паспорт, полис, свидетельство… А за ними — домой.***
Дома темнота. Непроходимая. Хоть солнце ещё не село, а всё равно здесь было холодно. Дилан не стал вслючать свет, раскрыл шторы. Лондон нынче дождливый, подстать настроению. Дилан отыскал в тумбочке документы. Пыльные, но не помятые, в папке. Рассортировал. Своё — в одну стопку на столе, мамино — в другую, а потом обратно в папку и в рюкзак. В коридоре споткнулся о сломанные мамины любимые туфли. Сел сам склеивать. Сейчас они ей не нужны, но она их любила. Томми обещал починить каблук… И не успел. Руки дрожали. Дилан буквально захлебнулся в отчаянии и слезах. Готовые туфли отложил в сторону. Пошёл на кухню. Здесь всё напоминало о маме. Запах чая, расправленный старенький диван, отодвинутый стол… Она часто торопилась на работу и не успевала заправить постель. На сушилке весят её кофты, блузки, которые она носила на работу. В раковине посуда, её мало, но она есть. Мама обычно пила чай только из одной кружки, да и в их доме никогда не водилось их много. Дилан достал кружку из раковины, осмотрел. Обычная, с принтом Английского флага. В любом сувенирном купить можно. Но сейчас эта кружка была сокровищем. Мамина. Дилан помыл её, поставил на место. Зашел в комнату. Заметил чужой телефон. Томми. Забыл тут. Не думая, Дилан взял его в руки и набрал контакт «мама». Пусть Анастейша тоже знает, где ее сын. Увидев слово на контакте, сердце снова больно сжалось. Но она не взяла рубку.***
Томас через пару минут успокоился и уже просто лежал и хныкал. Мамы рядом не будет, Дилан ушёл. Он один у него ничего нет, его никто не поддержит. От этого становилось лишь в разы больнее, а слёзы новым потоком стекали по щекам. Пусть Дилан хотя бы навестит его… разве он много просит?***
Дилан вернулся в больницу, ещё какое-то время угробив на документы. Голова раскалывалась, глаза слипались и болели. Было плохо. Домой не хотелось. Томас, наверное, уже отошел от наркоза. С документами ещё не было покончено, но Дилан ушёл якобы в туалет, сам выловил медсестру в коридоре выспрашивал у неё, что с Томасом. Узнал, что тот проснулся, что ему приносили еду, но ему надо отдыхать и пока к нему нельзя. Узнал так же, что операцию Томас перенес успешно, но пока — постельный режим, у него было внутреннее кровотечение. Дилан выдохнул. Хоть с Томасом всё обошлось.***
Сейчас парень сидел в коридоре напротив закрытой палаты. Все предсавлял, как оттуда выйдет Томас… Хотя, конечно, это было невозможно, ровно как и мама, которая могла бы ждать его дома и поддержать. Ходить парню пока нельзя. Дилан вертел его телефон в руках. Залез в фотки. Пролистал ленту. Нашел там и свои — не только те, где он без футболки пытался закрыться от Томми, но и другие. Вот он спит, ест, пытается стащить сыр с разделочной доски. Тут были даже фотки Томаса, скрины экрана с новостями о Человеке-Пауке… А начало ленты было забито фотками конспектов. Да уж. Томми очень изменился с их знакомства. Дилан буквально вытащил его из учебников, оба стали более открытыми, общительными. От прежнего зубрилки почти ничего не осталось, как и от прежнего Дилана, который так же менял своё хобби чуть ли не каждый месяц. Сейчас его хобби был Томас. Даже после разлуки… Трудно поверить, что теперь не будет как раньше. Никогда не будет. Мамы нет, Томаса не стоит вовлекать во всё то дерьмо, в которое вляпался Дилан. Теперь парень остался один. Совсем.***
За дверью вновь послышались крики и звуки разбивающейся посуды. Томас не хотел есть, не хотел пить. Ему вообще ничего не надо было. Врачи пытались впихнуть в него хоть что-то, но тот всё откидывал в сторону и кричал, мол, чтобы все ушли, что им всем плевать, ибо им за лечение платят деньги. — Я сбегу отсюда. Завтра, — тихо говорил юноша сам себе и спрятался под одеяло, свернув все трубки. Медсестра пыталась поднять его, но тот будто прирос к кровати. Девушка выскочила в коридор, оставив дверь открытой. Ей нужна была помощь.***
Дилан задремал на какое-то время, прямо в коридоре. Проснулся от криков в палате. Парень поднял голову, смутно соображая, где он и что вообще происходит. Реальность обрушилась на его голову волной. Головка всё ещё болела, он вспомнил маму. И вспомнил Томаса. О’Брайен кое-как поднялся на ноги и всматривался в открытую дверь палаты. Он огляделся по сторонам, врачей не было. А значит и преград войти в палату не было тоже. Пару шагов и он уже внутри. Может, Томми сейчас спит? Не стал его окликать, тихо подходил к кровати, где отвернувшись к стене весь в одеялах, видимо, лежал Томас. Дилан потер свои красные глаза, в которых все плыло, надавил случайно на синяк. Больно. Но большее от того, что он теряет близких, одного за другим. Дилан не совсем соображал, что делает, просто устал от всего, пытался сохранять рассудок и не разрыдаться. Получалось легко. Он просто молчал, смотрел на одеяло, а затем слегка коснулся его там, где должна была быть голова Томаса. Томас вздрогнул и приоткрыл одеяло. — Кто здесь?! — он поднял глаза и округлил их, увидев Дилана. — Т-ты здесь забыл?.. — уже спокойно спросил Сангстер, принимая сидячее положение. Дилан даже не сразу сообразил, что делает. Он достал из кармана телефон и протянул его Томасу, а уже потом осознал, что да. Он просто принёс ему телефон… Хотя нет, не просто. Но ему скажет, что просто. Чтобы не давать надежды. — Это подарок… оставь себе, пожалуйста. Он тебе нужен, ладно? — Томас разглядел лицо парня, а тот совсем был… мёртвый? Похоже. — Что-то… случилось? — аккуратно спросил он. — Нет… Не хочу говорить. Ты поправляйся только. — севшим голосом ответил Дилан и всё же положил его телефон на тумбочку. Прости, Томми, но таких подарков не приму. Томас смотрел на него и сжал одеяло в кулаках. Как же хотелось броситься к нему в объятья и забыть обо всем, лишь бы просто было хорошо. Парень слегка улыбнулся Дилану и расслабился. — Посиди со мной… знаешь, ты мне снился. Дилан только молча кивнул, уставясь на свои руки. Разговаривать совсем не хотелось. С Томми всё хорошо, это уже радует. Снился… Как Томас может вот так спокойно сейчас разговаривать с ним, говорить о каких-то снах, когда Дилан ясно сказал ему, что не нужна ему их дружба и уж тем более что-то большее? — Тебе лежать надо, — хрипло проговорил Дилан. — Без тебя знаю, — фыркнул он и отвернулся, а затем все же прилег. — Почему ты не хочешь даже общаться со мной? Я настолько противен? Может, мне вообще уехать? — рассуждал юноша. — Нет, всё нормально, — расплывчато ответил Дилан. На что-то большее просто не хватало сил. Не хотелось объясняться, мысли были только о маме. Которой больше нет. И не будет никогда. И больше никто не поможет пережить разлуку с Томасом. Никто больше не назовет Дилана «ребёнок» и не будет вместе с ним разделять тайну о Человеке-Пауке, не будет волноваться за него, когда парень в одиночку спасает город, не будет отчитывать, говорить, что вот, опять он подверг себя опасности и сунулся в самое пекло, а потом всё равно скажет, как гордится своим сыном. — Ты меня не слышишь. Что случилось, объясни мне! Почему я не могу быть частью твоей жизни, Дилан?! — Томас уже и сам не понимал, чего хочет. Его мнение расходится. Что-то происходит в голове, но Сангстер не понимал, что именно. Дилан повернул голову на Томаса, с непониманием и даже удивлением смотря на него. Что он несёт? Он же ведь сам ушел, сам настаивал на том, чтобы порвать все связи… — Ты как себя чувствуешь? — Не знаю, голова болит, — Томас тяжело выдохнул и взялся за голову. — Я разрываюсь в мыслях. — Наркоз, наверное, еще действует. Пей больше жидкости, — Дилан потёр лоб и выдохнул, оставив ладонь на своей шее. У самого сейчас в голове бардак. Попробовать, что ли, ещё раз дозвониться до Анастейши? Хотя… Пусть хоть где-то Томас будет в безопасности и она до него не доберётся. — Нет, так было до операции. Я словно разрываюсь между… чёрным и белым, понимаешь?.. Кажется, я что-то наследую от матери, — Томас засмеялся, причём в голос и просто так. Дилан снова с удивлением, и даже с каким-то испугом уставился на Томаса. Ему кажется? Нет, Дилану просто кажется, уже просто глюки начались от усталости и стресса. И всё-таки этот какой-то очень странный нервный смех в тишине… «Наследую от матери»… биполярное? — Я… наверное приведу кого-нибудь… Если здесь ещё работают психологи… — Дилан стал искать глазами часы. — Только попробуй, — Томас перестал смеяться и нахмурился. — Тебе лишь бы избавиться от меня. Что, так лучше, да? Дилан снова посмотрел на Томаса. — Хуже. Да уж, сейчас парень многословен, как никогда. Зато откровенен, хотя бы. — Тогда зачем ты это сделал? Ушел? Не обнял, не сказал, что все будет хорошо, а просто ушел? Ты боишься меня? — Томас, ты о чём… — Дилан чуть прищурился, он просто не понимал, о чем речь. Либо смерть мамы настолько выбила его из колеи, либо Томми несёт самый настоящий бред. — О своём, потому что это важно только мне, — Томас снова спрятался под одеяло и сжался в комок. — Прости… я и правда подвёл тебя, — у Дилана голова шла от вссего происходящего. Он действительно как-то очень плохо улавливал цепь событий. Сейчас лучшее, что он мог — пойти домой и просто выспаться. Но дома… там всё напоминает о маме… А здесь — Томас. Ты вроде бы один, но при этом разрываешься между двумя уже не существующими для тебя людьми. — Поешь. — бросил напоследок Дилан, вставая с кровати. — Сам ешь, — бросил Томас и глотнул воздуха. — Но не уходи. Мне так одиноко, Дилан. Я не нужен матери… мне жаль, что я тогда кинулся на тебя, ты был прав… только не уходи от меня. — Не могу, — только ответил Дилан, на последок взглянув на одеяло, под которыми лежал парень, — Всё будет хорошо.***
Дилан не помнил, как вышел. Встретил врача, заполнил документы, забрал мамины паспорт и другие бумажки. Пошёл домой. Не помнил, как добрался, на улице стемнело. Парень не ел с самого вчерашнего дня, даже в школе толком не позавтракал, но аппетит пропал. В доме пусто. Мучительно пусто. Дилан взял из комнаты одеяла и подушки и пошёл на кухню. Там сел на диван, который всё ещё пах мамой. Её запах, её свежесть. Раскладной диван прохладный. Одеяла сбил. Дилан просто кинул свои вещи поверх, снял с себя верхнюю одежду и в одной футболке закутался во всё постельное, плясь в темноту кухни. Без мамы тут всё другое. Пустое, чужое. Хочется умереть без неё. Мира, того привычного отныне больше нет. Мама бы не хотела, чтобы Дилан умирал. Она всегда говорила, что люди после смерти перерождаются, становятся кем-то другим. В момент смерти одного человека где-то на другом конце планеты рождается новый. И Дилан действительно надеялся, что где-то там сейчас родилась кареглазая девочка, которую родители назовут Джулия. И её судьба сложится лучше, чем мамина. Щеку обжигали жгучие слёзы. Дилан просто плакал. Сил больше не осталось, совсем. Плохо, пусто. И выхода нет вообще. Как теперь быть, как жить дальше?***
Мама бросила… Дилан бросил уже второй раз… есть ли смысл дальше быть тут? Нет, Томас, ты всегда был один среди уроков и учебников. Тебе надо было жить дальше, но… Дил разбаловал тебя, Том. Сделал тебя своим, показал все прелести жизни, а затем просто выкинул на улицу, мол, привыкай к уличной жизни снова. Та медсестра вернулась и сначала просто наблюдала за парнем, а затем вошла и вколола Сангстеру успокоительное. Ему поставили трубку для того, чтобы ему поступала в организм еда. Утром юноша чувствовал себя мёртвым, безжизненным, пустым. Ни одного звонка, ни одного посещения. Томас просто уткнулся в подушку и закрыл глаза. Как же он был слеп! Вокруг него были люди, которые бы помогли ему, а он избегал!***
Утром до школы Дилан бегал с документами, искал место кладбище. У него было всего 5 дней на то, чтобы найти хорошее место. В итоге, нашел. От входа далеко, но место и правдо хорошее — в лесу, под сосной. Наверное, мама была бы рада… господи, что за бред! Мама не была бы рада умереть… Как она вообще могла оставить Дила одного… Когда она так нужна, почему её нет? В итоге, за место заломили заоблачную цену. Для Дилана, по крайней мере. Денег таких не было. Плюс ещё за само захоронение, гроб, камень… На всё это не было средств. Дилан опоздал на занятие. Отсидел последние три урока, даже Уилл не сунулся к нему. Каи в школе не было. После уроков — дом. Пустой одинокий дом, Дилан перерыл всё, в поисках хоть какой-нибудь заначки. С горем пополам набрал треть суммы. Заходил к Мэгз, она дала сколько могла денег, но и этого всё равно было мало. Что делать Дилан не знал, нужно было срочно найти подработку. А ещё пока он разбирал хлам, нашел картонную коробку. Почти пустую, не пыльную, как все остальные. Там — одежда, которую Дилан не стал разворачивать и записка. Несколько листов, скрепленных булавкой. Мамин почерк. Письмо для Дилана. Парень осел на пол, не выпуская драгоценные бумажки из дрожащих рук.***
Томас лежал. Просто лежал. Он хотел сбежать, но боялся, но выбора не было… Том вытащил все трубки из тела, все капельницы и прочую хрень, которая не нужна была. Медсестёр не было. Повезло. Юноша нашёл свою одежду в тумбочке и снял нынешнюю. На животе была повязка, которая закрывала большой шрам. Сангстер переоделся и подошел к зеркалу, привёл себя в порядок. Вроде, на пациента не похож. Он взял телефон и решил набрать Дилану да узнать всё. Том набрал его.***
Дилан на звонок ответил сразу. Могли позвонить сейчас абсолютно по любому поводу, надо было держать телефон при себе. В этот раз он молился, чтобы это были не из больницы. Смерть Томаса он не переживет. — Да? Он ответил, но Томас не мог ему что-то сказать, а затем… — П-привет… — тихо сказал юноша. По голосу было понятно, что он волновался. — Томми, боже… — Дилан выдохнул, — Я так рад тебя слышать. — про себя подумал: «живой». — Рад? Я тебя тоже, — он улыбнулся и сел на кровать. — Я могу… прийти к тебе? — Нет, — резко ответил Дилан, — Я… не дома. Дела, да и тебе сейчас по лестницам скакать нельзя. Тебе вообще нельзя вставать. Томас, выкини из головы эту идею. Отдыхай, я сам к тебе приду, как только освобожусь. Договорились? — Я не в больнице, — юноша встал и вышел из палаты, уверенно идя к выходу. — Издеваешься? — зашипел в трубку Дилан, — Вернись живо в больницу! — Нет, я не могу вернуться. Просто не могу, я схожу с ума, Дил, — Томас быстро юркнул из больницы и за него даже никто не спросил. — Это я сойду с ума, если ты умеешь! — буквально крикнул в телефон Дилан. Сердце заколотилось. Неужели он не понимает, что внутреннее кровотечение это опасно, он мог умереть, а сейчас вот так запросто бегает по улице? — Дил, не драматизируй, я не умру, мне уже сделали операцию. Успокойся, пожалуйста. — Успокоюсь только после того, как ты вернёшься в палату. — Дилан попытался взять себя в руки. Сейчас он действительно боялся, что может потерять ВСЕХ, на каждом шагу ему чудилась чья-то смерть. — Значит так, где бы ты ни был, ложись и лежи. Говори где ты, я приду прямо сейчас. Томас вздохнул и сел на лавочку. — Дил, я жду. Иди к больнице. — Я хочу увидеть тебя. Прямо сейчас. — Томми, я не умею телепортироваться. Ну окей, 15. — Я подожду, со мной ничего не случится. — Подождешь в палате. — напоследок бросил Дилан и бросил трубку. 15 так 15, если бегом, то успеет. Кто знает, что сейчас Томас может выкинуть. Дилан оставил коробку на полу и взял с собой мамины записки. Прочитает у Томаса. Парень налил в термос остатки чая, увы, холодного, времени кипятить чайник не было, скинул в рюкзак кое-какую чистую одежду для Томаса, его футболку и свою, плюс домашние штаны. Взял свою и Томаса зарядки для телефона и газеты с объявлениями, которые следовало бы обзвонить. Кто знает, насколько он задержится у Томаса в больнице. Парень быстро вашел из дома. В любой другой день, он бы переоделся и воспользовался паутиной, за пять минут доскочил бы до нужного места… Но сейчас он просто хотел быть обычным.***
Томас не собирался идти в палату, так как не хотел этого делать. Совсем. Он просто сидел на лавочке рядом с больницей и наблюдал за больными людьми, которые прогуливаются. Юноша взял телефон и начал листать новости в ленте. Ничего интересного, Человека-Паука пока больше нет. Если новостей про героя нет, то кое-что другое из новостей все же есть:Сегодня на улицах Лондона новое происшествие, Лондонский Глаз был в буквальном смысле «снят с петель» в 15:09 часов по местному времени. Колесо обозрения остановилось, люди думали, неполадки, однако после колесо пошатнулось и упало в воду. Пострадали люди, трое пропали без вести, некоторых удалось спасти, пятерых вытащили из воды мертвыми. Сейчас на месте всё ещё работают спасатели и скорая, ФБР проводит расследование.
***
Дилан добежал, как и обещал через 15 минут. вернее через 16, всё-таки не расчитал немного время. Томаса заметил на лавочке, тот сидел, уткнувшись в телефон. Дилан закипал. Ослушался, значит. — Томас Сангстер! — тяжело дыша, налетел на него Дилан, поднимая парня с лавочки, а затем перехватил его ноги, подняв непослушного мальчишку на руки, — Что я тебе говорил делать? Томас обнял его, прижавшись ближе к парню. — Мне всё равно, правда все равно, Дил. Я так хотел поговорить с тобой. — И поэтому гробишь себя, да? — всё так же резко говорил Дилан, унося парня в палату, — Мозгов у тебя нет. — Зато ты есть рядом. Мне для этого мозги не нужны, — он слабо улыбнулся Дилан только закатил глаза. Спорить бесполезно. Дверь в палату открыл ногой, увидел бардак: кровать расправлена. трубки валяются, из котрых вытекает что-то. Дилан посадил парня на кровать, а сам отодвинул трубки в сторону и нашел вытащил из рюкзака одежду для Томаса, кинул рядом. — Выбирай что наденешь и переодевайся. Я пока позову медсестру. — Стой. Давай сначала поговорим, прошу. — Нет. Переодевайся, тебе надо обратно трубки вставить и лежать. Не будешь слушаться, попрошу закрыть тебя тут и уйду, — уже окончательно потеряв контроль пригрозил Дилан. Упрямый!» — хотелось крикнуть, но парень старался сдерживаться. Не к чему сейчас срываться на Томаса. — Ладно… — Томас снял с себя всю одежду, а затем взял футболку и шорты, которые надел. Он лёг в постель и посмотрел на трубки. И почему Дилан только помогает ему? — Вот так. — Дилан выдохнул и закрыл рюкзак, а оставшуюся. одежду сложил в шкафу. Он быстро сбегал за медсестрой и та пришла в кабинет, позвала уборщицу и помогла Томасу вдеть трубки обратно, себе под нос бурчала, дескать, на кой-снял. Дилан пока стоял в стороне Томас тоже бурчал, ведь ему это уже все просто надоело. Медсестра и уборщица ушли. — Теперь мы можем поговорить? Дилан кивнул, присаживаясь на кровать и снимая обусь, а позже забрался на неё с ногами, облакотившись о стену и открыл рюкзак, доставая термос. Он протянул его Томасу. — Чай. Будешь пить? — Расскажи мне, что случилось. С тобой явно что-то не так, Дил, я чувствую. Что ты маме сказал после моего ухода? — он взял чай и сделал глоток. — Много чего, — коротко ответил Дилан, отведя взгляд в сторону. — По порядку. У нас много времени. — Правду, — и снова немногословен. Дилана начинало потряхивать. Слёзы подступали к глазам, он старался переварить всю ситуацию со смертью мамы, но пока получалось слабо. — Дилан? — Томас убрал термос в сторону и заглянул в его глаза. — Что случилось?! — он обнял его, прижав поближе к себе, к плечу. — Всё нормально — буркнул Дилан, закрывая ладонями лицо. Нервы сдают, чем сильнее он пытается сдержать слезы, тем сильнее его трясет. Нельзя казаться слабаком… Мама бы поняла. Она бы точно так же сейчас сделала, обняла бы, позволила уткнуться в себя, как в детстве, сказала бы те слова, которые хотелось услышать больше всего и всё сразу бы стало хорошо… Она это умела. Но она умерла. Умерла. — Нет, не нормально, я же вижу. Дилан, прошу, мне тяжело видеть тебя таким, — Томас провел рукой по его волосам и чуть поправил их, чтобы эти растрёпыши не лезли в глаза. — Что бы ни случилось… я всё равно люблю тебя. Просто знай и помни о том, что есть такой человек в твоем окружении. — Она умерла, Томми… — Дилан зажмурился, не в силах посмотреть парню в глаза. Да, мама очень силлно сблизилась и с Томасом, за такое короткое время успела полюбить, как своего… И он тоже пару раз ошибался, называя её мамой. Для него это тоже будет ударом, — У меня нет больше мамы. Томас замер. Мама. Его мама. Джулия? Быть не может! Она же… была энергичная, веселая, забавная… — Черт… прости. Прости меня, Дилан, — слёзы сами начали стекать по щекам. Он укусил себя.за нижнюю губу до крови и уткнулся в его макушку. — Мне так жаль… так жаль, — прошептал Том, жмурясь. Дилан подался импульсивному чувству, как только заметил, что Томми снова прикусил губу. «Сколько раз ему говорил, его губы могу кусать только я!» А нет, стойте… Это говорил ему Человек-Паук. Впрочем, неважно. Сейчас была только горечь и вкус крови. И спасительный поцелуй, который одновременно забирал и весь воздух и не давал задохнуться. Томас запустил руку в густые волосы и слегка сжал их. Сердце забилось быстрее, чувство влюбленности будто вновь проснулось в нём. Он ответил на поцелуй, чуть поддавшись вперёд к парню. Дилан отстранился от его губ, все ещё тяжело дыша и пытаясь осмыслить то, что только что произошло, но в итоге сосредоточиться не мог совсем. Мысли о маме. Сейчас просто были слёзы, уже сами по себе, просто вырвались наружу. Дилан сдался. Просто не мог уже держать всё в себе, плакал, как ребёнок… Мамин ребёнок, она всегда так называла его. Не «зайка», не «солнышко», не «сыночек», а именно ребёнок. Обычно такое прозвище больше от отцов слышны, а здесь мама. Она была особенная, а Дилан потерял её… Томас уткнулся носом в его тёплую и влажную щеку, закрывая глаза. — Я рядом, Дил, рядом. Правда, не смогу заменить такого важного человека, как мама, но я все равно буду с тобой. Тшш, тише, — Сангстер вытер его слёзы своей ладошкой. — Не вздумай только сам губить себя. — сквозь всхлипы прохрипел Дилан. Как, однако, быстро последнее время у него садился голос… Парня будто подменили. Он почти не разговаривал, а если и приходилось, очень кратко выражал свою мысль, почии шёпотом или, если в голос, то севшим. — Не смей вообще с кровати подыматься, пока не разрешат врачи… Слышишь? Я не хочу, чтобы умер ещё и ты… — новая порция слёз, которая заставляет задыхаться. Ком в горле, в глазах мутно. Сердце в очередной раз протыкают тысячами иголок… Хотя было бы оно, это сердце. Давно там уже пустота… — Дилан… Дилан! Всё будет хорошо, ладно? Я буду рядом с тобой, я не брошу, клянусь. Я люблю только тебя, только ради тебя я буду жить, только не плачь, пожалуйста, только держись, милый, прошу тебя, я так люблю тебя… Томас целовал его в щеку, нос, лоб и куда только успевал попадать. — Я люблю тебя, слышишь? Я люблю тебя, видишь? Я люблю тебя, знаешь, Как тоскует мой дом. Я хочу тебя, слышишь, Увидеть на краю крыши И успеть крикнуть: Давай еще поживем! Томас тихо напевал песню и чуть покачивался, поглаживал любимого, пытаясь успокоить его. Хотя, как он вообще мог его успокоить? У человека умер родной человек, но и ты считал его родным… слёзы Томаса давно уже смешались со слезами Дилана. Им обоим было горько от потери, но Том знал, что О’Брайену намного хуже, что ему требуется чья-то поддержка. И этой поддержкой будет сам Сангстер. От песни пробило на слёзы только сильнее. Мама тоже пела в детстве, только очень очень давно. А так стеснялась своего голоса и в конце концов не пела даже дома при Дилане. Только когда была совсем одна, как тогда в первый раз, когда Дилан привёл в дом Томаса. Парень тогда и сам начал подпевать, а Дилан даже песню не знал… — Мне надо выйти, Томми… — через какое-то время Дилан принял сидячее положение, пытаясь хоть как-то успокоить голос и унять слёзы. Томасу сейчас вообще волноваться не стоило, а Дилан только и делает, что волнует. — Умоюсь… — Ещё Дилан вспомнил про записки. Он незаметно вытащил их из рюкзака. — Дилан, прошу… говори мне всё, потому что я волнуюсь. В каких бы отношениях мы не находились, я всегда готов оказать тебе поддержку, — Томас вытирал слёзы, сел, поджав ноги и обнял их, уткнувшись носом в колени. Дилан только кивнул и вышел в коридор. Даже не посмотрел на то, что в палате был отдельный туалет и раковина. До туалета не дошёл. Ему и не нужно было сейчас. Он только вышел из палаты и скатился по двери на пол, пытаясь разглядеть то, что в руках, но от слёз всё плыло. Мама оставила ему записку. Точнее даже несколько тетрадных листочков, которые Дилан успел помять. Писала от руки, этомерный почерк, который Дилан даже пытался подделать когда-то. В итоге всё равно не смог, мама спалила его за этим занятием. А потом всё же сама написала ему записку об освобождении от урока физкультуры. Она всегда понимала его… И доверяла. Дилан раскрыл листы и стал читать с самого начала про себя.Дорогой Дилан… Я надеюсь, ты ещё не скоро доберёшься до этой коробки и моих записок. Мне очень тяжело об этом писать, а сказать ещё тяжелее. Ты откроешь это коробку, когда меня не станет. Как бы я хотела встретить с тобой твоё девятнадцатилетие, но не доживу. Прости меня, я до сих пор не хочу оставлять тебя. Сегодня 11 сентября. Ты уже ходишь в школу, в новую хорошую школу в новый класс. Я очень надеюсь, что ты наконец найдёшь там себе друга и не будешь одинок после моей смерти. Ребёнок, жизнь не закончится после того, как меня не станет! Живи, пожалуйста, не загоняйся в себе, я этого не хочу. Сегодня я была у врачей, на платном осмотре. После планового ежегодного в поликлинике, нашли опухоль в желудке, сказали провериться у специалистов. Мне сказали, что у меня рак, болезнь запущена. Дали от силы пол года. Лечить денег нет. Я не хочу говорить тебе сейчас. Хочу прожить до конца достойно, без жалости. И чтобы ты до конца верил, что со мной всё хорошо. Хочу подольше быть твоей мамой и заботиться о тебе, а не наоборот. Не хочу, чтобы ты работал на износ и прогуливал школу ради того, чтобы заработать мне на лечение и просто оттянуть мой уход. Ты, наверное, не простишь меня за то, что умолчала, но по другому не могла.»
Дилан закрыл рот ладонью, мокрой от слёз. Он перевернул лист.«Сегодня ноябрь. Ты привёл в дом Томаса. Я рада, что у тебя наконец-то появился приятель. По твоим рассказам он очень хороший. Я уже давно знаю, что ты хранишь его фото в тумбочке. И верю, что раз ты выбрал его, то он чудесный. Надеюсь, после моей смерти он поможет пережить тебе это всё. Я чувствую, она не за горами. Симптомы проявляются намного ярче, хоть я и делаю всё, чтобы вы оба невидали того, что происходит со мной. Я почти не ем, мне больно. Блузки и юбки на мне висят, под ними я — спичка. Похудела. Постоянно чувствую тошноту, когда остаюсь одна в туалете лучше не становится. Прости, что пишу это. Я просто хочу, чтобы ты не винил в этом себя. Это просто рак, просто опухоль, которая в конце концов съест меня изнутри. »
Дилан убирает один листок за другой, уже даже не пытаясь сдерживать эмоции, просто беззвучно плачет, жадно вчитываясь в каждую букву, написанную маминой рукой.» 25 ноября. Неделю назад я всё-таки забрала твой подарок из магазина Мэгз. Благодарю судьбу, что дала мне закончить его. С тобой произошли очень странные изменения. Ты стал другим, стал настоящим супергероем. Знаешь, в лицо я говорю тебе, ругаюсь, что ты снова полез в самое пекло, говорю, что волнуюсь, но на самом деле, все ещё хуже. Мне просто страшно от того, что ты тоже можешь погибнуть в один день. Но это не значит, что я не горжусь тобой! Я безумно люблю тебя, мой маленький Человек-Паук. Очень боюсь дарить тебе подарок. Фактически, сама же отправляю тебя совершать подвиги этим. Каждая мать хочет ведь, чтобы её ребёнок был в безопасности. И всё-таки, я сшила тебе костюм. Настоящий, на это ушло много недель. В коробке — костюм и маска, чтобы никто точно не раскрыл твой секрет. Пожалуй, это лучшее сейчас, что смогу сделать для тебя. Если доживу, подарю тебе на 19 лет. Я очень хочу отпраздновать с тобой его. »
Последний лист. Исписан только с одной стороны.» Я чувствую, что конец близок. Не получается больше нормально жить, нормально есть, двигаться. Боль чувствую постоянно. Молюсь, чтобы ты не замечал этого. И Томми. Не бросай его. Я люблю вас обоих, как своих. А Томас… Он мне напомнил меня когда-то. Такой же светлый и открытый миру и всему новому. Ребёнок, такой лучик света нужен тебе в этом дождливом Лондоне, а ты нужен ему. Обещай не отталкивать. И расскажи правду. Прости, совсем не могу оставить никаких сбережений на мои похороны. Скажу лишь только, что всё равно, где и как похоронишь. Живи только сам, пожалуйста. Передай Томасу, что он стал для меня тоже вторым ребёнком. Люблю вас обоих, мои мальчики.
Мама.
В этот день Дилан много пролил слёз. После того, как прочитал письмо больше не мог сдерживаться, мысли были только о ней. Вспоминал прошлое, как она где-то достала шоколадный торт ему на 11 лет. Тогда казалось, что это было самое вкусное, что он ел в жизни. Как на 15 удалось сходить вдвоём в зоопарк, наелись самым дешёвым мороженным. Как мама заболела в своей день рождения и сорвались все планы, но даже тогда им удалось просто посидеть дома. Дилан таскал ей цветы. Выезжал за город, набирал полевых цветов и носил всё время, пока она болела. Ромашки и травы, которые какое-то время стояли на столе, а потом засушивались в чай. Мама делала вкусный чай. Научила Дилана искать нужные травы, лечила его руки от крапивы детским дешёвым кремом. И даже тогда они оба были счастливы. Но теперь так никогда не будет. Дилан и сам не заметил, как проплакал под дверью часа два, а потом просто уснул, неизвестно ещё насколько. Прямо на полу в коридоре под дверью.