Эребор, Дракон и неудача

Когда ты счастлив, время бежит иначе — быстрее… Я убедилась в этом на собственном опыте. Мы были счастливы. Несмотря на то, что часто спорили и нередко ссорились. Смауг теперь обрывал мои возражения не рыком, а поцелуем. Еще потом и ухмылялся, мерзавец. И еще он будто задался целью осложнить мне жизнь, навешивая на меня целые горы украшений. Что скажешь, дракон. Долго злиться у меня на него просто не получалось. Смауг любил дарить подарки, но настаивал, чтобы я надевала их все разом. И все равно, что за всем этим золотом, драгоценными камнями, жемчугом, всем блеском, не видно настоящую меня. Когда мое терпение истощалось, я просто швыряла в дракона очередным подношением. И после ссоры просила чего-то простого: цветы, песню или рассказ. Этого мне не заменят и все сокровища Эребора. Смауг откровенно не понимал, как можно быть такой равнодушной к сокровищам. Но цветы мне преподнес — выковал в кузнице букет из золотых роз, серебряных лилий усыпал лепестки, как росой алмазами и был таков. Подарок я приняла, тем более, что этот хвостатый прохвост в точности воссоздал живую красоту цветка в металле. С тех пор этот букет занимал почетное место на столе в простом глиняном горшке. От многочисленных роскошных ваз я наотрез отказалась. На фоне коричневой глины драгоценные цветы сияли ярче.  — У тебя своеобразное виденье красоты, — задумчиво произнес Смауг, смотря на вазу. — Я же вижу ее в другом и по-другому. Драконы способны понять и восхититься красотой природы, красотой женщины. Но истинная красота для них в блеске камней и в мерцании залежей драгоценных руд. Их не удивит цветущий луг под сенью солнца, но извержение вулкана или ураган привлечет внимание. Драконы ценили размах, любили бросать вызов мощи природы. Может потому, что и сами были стихией и вызовом замыслам Эру? Их не было в Песне Сотворения, но они пришли в Арду по воле ее Величайшего Сотрясателя. Смауг презирал эльфов за их созерцательность и любование, но и сам вел себя не лучше, когда дело касалось золота. Пусть у эльдар это были звезды. Носитель бесконечной памяти, он был в такой же ловушке, как Перворожденные. Только мир не был так безжалостен к созданию Искажения, как к первым детям Эру. В драконах никогда не тух огонь и не умирала жажда жизни. Змеи Севера воплощали пламя, мощь и непокой своего Владыки.  — Время остроухих неумолимо приближается. Да сбудется то, что было предначертано: они уйдут в Валинор. А с их уходом угаснет магия, пусть притворно светлая, и Средиземье станет совсем серым. Я не буду скучать по эльфам, в основном они все заносчивые нытики, — едко сказал Смауг. — Тем более, те, с кем можно было действительно повеселиться, отдыхают до Последней Битвы в Залах Мандоса. Пусть нолдор — громадная заноза, но, в общем, боевые ребята.  — Такое ощущение, что ты по ним скучаешь, — я отложила гребень и пересела к дракону на колени. Смауг довольно вздохнул, поцеловал меня и только потом продолжил. И выражение его глаз было такое, словно он собирался снова меня шокировать. Я быстро привыкла к змеиным зрачкам, и они совсем меня не пугали.  — Не скажу, что это так… Большинство дырок на моей шкуре от мечей, копий нолдор. Ты знала, что клинки, откованные в Валиноре, способны пробить мои доспехи?  — И зачем ты мне это говоришь? — я как раз гладила затылок дракона пальцами. — Предлагаешь смотаться в Аман, постучаться в ворота Тириона и выпросить у кого-то кинжал, чтобы потом тебя во сне прирезать?  — Буйная у тебя фантазия, — рассмеялся дракон. — Но ты можешь попытаться придушить меня подушкой. Невыносимый тип! О чем я и сообщила дракону, чем его еще больше развеселила. Мы смеялись, целовались, ругались, гуляли, готовили вместе, спали в одной постели и не осознавали, насколько наше счастье хрупкое. И как мало нам осталось. Как быстро летит время для влюбленных: дни кажутся часами, месяцы днями… Если они, конечно, вместе. «Люблю» — я сказала первой и ничуть не обиделась на промолчавшего дракона. Как и любая, я хотела бы, желала бы больше всего услышать ответное признание. Но Смауг никогда мне такого не скажет. Пусть я была одурманена первым сильным чувством в моей жизни, но не забывала, кто он, а кто я. Смертная женщина и бессмертный дракон. Знала, что век в его бесконечно долгой жизни — всего лишь миг. И навсегда, до конца у нас не выйдет. Просто потому, что я умру, а он нет. И даже там, за пределом мы не увидимся — я, как атани, уйду туда, куда всем другим дорога закрыта. А мой дракон увидит своими глазами закат Арды и ее гибель. Горечь смертной жизни. Но я не желала размышлять об этом долго: было больно до крика от обреченности. Решила наслаждаться мгновениями любви, пока есть еще время и не заглядывать в будущее. Не травить душу.  — Вы счастливы, люди, — как-то сказал Смауг, глядя на Озерный город. — Вас миновали оковы вечности, и вы по-настоящему свободны. Вы уходите к Эру. А нам уготовано ждать конца Арды и гореть вместе с ней.  — Но ведь ты… — не решилась продолжить я. Смауг качнул головой и поцеловал мою ладонь.  — Нет, я не буду до Дагор Дагорат слушать упреки и увещевания от Намо… Слава Владыке, он избавил нас от этого. Но, умерев, я не увижу ни палат Мандоса, ни Валинора, ни Стен Ночи, только пустоту за ними. Одна радость — вновь лицезреть Мелькора…  — А что будет со мной?  — Ты теперь часть Арды, Яна, и, как человека, тебя ждет свобода… Но до этого еще очень далеко. По меркам людей десять лет — это долго, а по твоим, Смауг? Хотела спросить я. Но не спросила, не отважилась. Зачем делать больно ему и себе напрасно? Ведь все уже предрешено. Впервые пожелала стать кем-то другим. Раньше никогда об этом не задумывалась, а теперь хоть криком кричи — почему человек? Несправедливо! Лет через двадцать я буду совсем старой теткой. И сможет ли тогда любить меня вечно молодой дракон? А что будет дальше? Представила себя сморщенной старухой и рядом статного, красивого золотого воина. Зажмурилась и стукнула ладонями по воде — не хочу! Не позволю ему увидеть себя такой. Уйду сама, лучше доживу где-нибудь подальше, чем видеть отвращение и жалость в глазах Смауга. Просто не вынесу этого. Тогда, сидя в ванне, совершенно не задумывалась над тем, что до старости еще и дожить нужно. Не могла даже представить, что увижу смерть Смауга, а не сама угасну рядом с ним. Знала, что гномы, будь они неладны, скоро отправятся в свой судьбоносный поход, что скоро начнется война. Что покой временный, и нас ждут испытания. В наших безлюдных краях становилось неспокойно, это, конечно, не касалось самого Эребора: наличие дракона отпугивало всех. Но люди Озерного города жили в страхе не только перед Смаугом, но и перед тьмой, что наползала из Дол-Гулдура. Все чаще в окрестностях города видели орков. Напуганные эсгаротцы шептались о безымянном Ужасе из Великой Зеленой Пущи. Лихолесье все больше окутывала Тьма. Смауг, летавший над некогда великим Зеленолесьем, мрачно сообщал, что сила и власть Саурона растет. Подданные Лесного Короля едва сдерживают натиск зла из заброшенной крепости. Эльфы с каждым годом теряли власть над своим лесом. В сгоревшем Дейле поселились тени. Ночи становились холодней и опасней. Покой Одинокой Горы зло не тревожило. Но Смауг чувствовал, что Саурон не забыл их разговора. Он попробует отомстить, и дракон от меня этого не скрывал. Я и сама понимала, что Некромант не оставит нас в покое. Его Черная Длань желает захватить Гору. А для этого нужно убить моего дракона… Гортхаур Жестокий не прощал обид. Кроме того, у них со Смаугом были старые счеты. И они оба были до чертиков злопамятны. Дракон контролировал Эребор, здесь я была в безопасности, как в резной шкатулке. За его пределами только рядом со Смаугом. Попади я в лапы Саурона, думаю, моей участи бы не позавидовал никто.