***
Когда очередной пациент закрывает за собой дверь, Кара тяжело, шумно выдыхает и откидывается на спинку стула. Прикрывает глаза. Это и остановится ошибкой. — Т-ш-ш, тихо, — лихорадочно шепчет она, зажимая расползающуюся на животе Су Линь рану руками. Наёмник мог выстрелить в голову или сердце, но вместо этого нарочно заставил сестру помучиться, пустив пулю в живот. Подонок. — Ну же, Су Линь, мы вас подлатаем, слышите? Всё будет хорошо. Но застилающие глаза слёзы говорят об обратном: рана слишком большая, крови слишком много. Времени — чертовски мало. На её руку ложится ослабевшая, ледяная ладонь — Кара крупно вздрагивает. Су Линь открывает рот, раз за разом пытаясь что-то сказать, но не выходит. Этого, впрочем, и не нужно. Всё видно по глазам. Она одними губами произносит: “Вы бы всё равно не смогли”. Не смогли помочь. Не смогли исполнить обещание. Верно. Когда пальцы слабеют и безвольно опускаются на пол, Кара не чувствует, как её бьёт дрожь, не чувствует крупных слёз на щеках. Кроме выгрызающей изнутри совести она не чувствует ни-че-го. — Кара? Кара! Собственное имя доносится издалека, точно слабое эхо. Постепенно оно слышится всё чётче и громче, и когда Кара открывает глаза, промаргивается, возвращается — понимает, что голос доносится совсем рядом. Прямо напротив неё. — Кара! — Да? — она выпрямляется в кресле, жмурится, пытаясь скрыть слезящиеся глаза. — Ральф? — Что-то случилось? Что? В чём дело? Вид у доктора Ральфа обеспокоенный, растерянный: взгляд каре-зелёных* глаз мечется по её лицу, отражает в сузившихся зрачках страх и какую-то даже детскую потерянность. — Я… Нет. Всё нормально. Всё хорошо, Ральф. — Ты не принимала пациентов уже почти час, — голос и выражение лица спокойнее у него не становятся. — И выглядишь неважно. Кто-то обидел? Кто? Кто это был? Кара жмурится ещё больше, мотает головой и слегка посмеивается: интонации у Ральфа до смешного реалистично принимают окрас угрозы. Но когда она вновь на него взглядывает, то умолкает в ступоре. Отчего-то создаётся ощущение, что он вовсе не шутит. Глупости. Конечно, шутит. — Никто. Честно. Меня никто не трогал. “Всего лишь пытались пристрелить прошлым вечером, но это мелочи”. — Я просто… Устала. Вымоталась, наверное. Давненько не работала в клинике, вот и отвыкла от нагрузок. — Ральф понимает. Иногда Кара забывает об этой крохотной особенности: в рабочее время, у всех на виду, Ральфу блестяще удаётся выстраивать слова и предложения таким образом, чтобы не упоминать себя в первом (третьем) лице. Каре приятно, что с ней он чувствует себя капельку свободней, и всё же… Всё же с этим надо что-то делать. Возможно, не сейчас. Позже. Когда их отношения выйдут на новый уровень и станут более доверительными. Тогда и только тогда Кара осторожно предложит провериться у психотерапевта. — Как насчёт кино? — внезапно предлагает он. — Что? — Кино. Завтра вечером. Отдохнуть, развеяться. Так как? Кара чувствует, как губы медленно, будто бы нехотя, растягиваются в улыбке. — Согласна.***
— Он связывался со своими людьми. — Что? Кара давно привыкла, что Коннор постоянно бормочет. Как правило, эти предложения бессвязны (на первый взгляд), как правило — никому конкретному не предназначены. Следовательно, откликаться необязательно. Но если Коннор хочет что-то обсудить, он ничего не предлагает — лишь увеличивает своё бормотание по громкости до того, что игнорировать уже не представляется возможным. И вот тогда, хочешь-не хочешь, приходится отвечать. Не то чтобы Кара была против. — “Паук” оставлял символы возле вокзалов для того, чтобы их увидели нужные люди. Информативно, безопасно, действует безотказно. Браво. — Хотите отправить хвалебное письмо? — Мы нашли достойного противника, Кара. Вы же понимаете, что это значит? — Что могут погибнуть ещё люди? — Что будет интересно. Кара шумно набирает носом воздух и тяжело вздыхает. Ей вспоминаются стекленеющие глаза Су Линь Яо, вспоминается тепло её крови на своих руках. Разговор с Диммоком после этого ощутимых результатов не дал, но, по крайней мере, теперь-то он признал, что в деле замешана преступная группировка. Да вот толку от этого никакого не было: человека не воскресить. — Для вас всё это — просто игра, верно? — голос кажется неожиданно упавшим, охрипшим. — А что же ещё? — Коннор, вы же осознаёте, что погиб человек, которого мы обещали спасти? Кара поднимает взгляд от пола, рассчитывая натолкнуться на равнодушный профиль, однако Коннор не смотрит на развешенные фотографии. Коннор смотрит на неё. — Обещали вы, Кара. Я — нет. Да и потом, — брови вздёргиваются в немом вопросе, — я думал, вам привычно видеть чужие смерти. Вы ведь военный доктор. — Это не отнимает ценность каждой жизни, которая угасает при мне, по моей вине, или которую отнимаю я. Теперь голос — сталь. Кара с шумом отбрасывает от себя газету на журнальный столик, поднимается с кресла и в два шага сокращает расстояние между ней и Коннором, который не сводит с неё своего сканирующего взгляда. — И вам бы, Коннор, пора научиться ценить людей и их жизни. Когда Кара вылетает из комнаты, попутно едва не сшибая Роуз с ног, она всё ещё чувствует на себе пронизывающий до подкожных нервов взгляд.***
В комнату внезапно раздаётся стук. Кара вздрагивает. — Можно? Коннор пришёл не извиняться. Вряд ли. Он попросту не тот человек, что будет всерьёз и искренне признавать свою неправоту: сгладит углы, да и только. Кара это понимает, как и то, что его наверняка несильно заботит её состояние, лишь выбивает из колеи. Коннор — человек, что привык чётко следовать программе и алгоритмам в своей голове. И всё же она делает вдох, а затем кивает, позволяя войти. — Полагаю, между нами произошло некоторое… Недопонимание, — сходу начинает он. — О, вы так думаете? — Кара, я лишь хотел сказать, что приму ваш… совет к сведению. На вашем месте не возлагал бы на меня много надежд, но… — Почему вы такой? — Что? — непонимающе моргает он. — О чём вы? — Вы прекрасно знаете. Знает, Кара уверена. Может, не хотел бы этого, может, смог убедить самого себя в собственной слепоте. Повисает напряжённая тишина, которая длится, кажется, чуть меньше вечности. И когда она уже не рассчитывает получить ответ, Коннор внезапно оживает: — Потому что так проще. И… потому что мне скучно. — Скучно? — Мой мозг предназначен для решения сложных задач, которые обывателям не под силу. Скромничает. — ...Поэтому когда подворачиваются дела вроде этого, это и вправду пробуждает азарт. Как я и сказал. — И вам никогда не бывает грустно? Стыдно? Никогда совесть не гложет? Кровать проминается под чужим весом, когда он садится чуть поодаль от неё. — Эмоции — это слабость, — уверенно выдаёт он. — Это помеха для трезвого взгляда на вещи. А весь лишний мусор из головы я предпочитаю выбрасывать. — Вот как. Кара закусывает губу, чтобы не сказать лишнего, потому что… Ну, потому что это, как оказалось, бесполезно. Всё равно, что взывать к совести ударивший током тостер. — Поэтому мне повезло, что вы меня сопровождаете во время расследований, — он хмыкает и усмехается уголком губ — но в усмешке иронии чертовски мало. — Не совсем понимаю. — Вы гораздо человечнее меня, Кара. Легче сходитесь с людьми. Способны на сострадание и всё прочее, что пробуждает в людях доверие. Это… несколько облегчает мне работу. — Не за что. Кара улыбается; всё ещё с крупицей прошедшей меланхолии, но теперь уже облегчённо. Коннор неуверенно и гораздо более блёкло улыбается ей в ответ. — Нужно выяснить, о какой книге говорила Су Линь Яо. Идёте? — Только не говорите, что нам нужно будет снова перебирать те книги. — Моё молчание вам не поможет: я знаю язык жестов. — Тогда я трижды подумаю, прежде чем присоединиться. — Что ж, воля ваша. Не нужно быть детективом, чтобы понять, что Кара спустится в гостиную следом.***
— Что возьмёте: свинину или пасту? Блондинка вздрагивает и оборачивается: взгляд голубых глаз враз теплеет, загорается. — А, это вы. — Добрый вечер, Хлоя. Я бы всё же рекомендовал пасту: у свинины вид нездоровый. — Вы редко бываете в столовой. Присоединитесь? — К сожалению, не могу. Работа. — Так вы здесь по делу? — Нужно осмотреть пару трупов. — Кого же? — Брайана Лукиса и Карлоса Ортиса. — О, я… Минуту, — она отнимает от груди папку-планшет, что всё это время прижимала левой рукой. Скользит взглядом. Приоткрывает губы в недоумении. — Кажется, они у меня числятся. — Поможете мне? — Я… Я даже не знаю. Я их уже осмотрела, заполнила все бумаги вот, — кивает она на планшет. Глаза мечутся в нерешительности по документам, нарочно не пересекаясь с проницательными карими. Возникает заминка. — Вы сменили причёску? — Ч-что? — Пробор. Раньше у вас был другой. И помада другого оттенка, я прав? — Да, всё… Всё верно. — Правильный выбор. Вам так больше идёт. Щёки Хлои вмиг окрашиваются в оттенок, близкий к помаде. Она поджимает пухлые губы, невольно закусывая нижнюю, неловко улыбается и в самом деле не знает, куда себя деть от смущения.***
— Нам нужны ступни. Хлоя останавливается, держа собачку от молнии меж пальцами. — Ступни? — Да. Хлоя непонятливо моргает, но исполняет просьбу; молния со стороны ног вжикает, являя мертвенно бледные ступни. На одной из них, на пятке — татуировка чёрного лотоса. В точности такая же, какая была у Су Линь Яо. — Ну, что скажете? — Вы упоминали татуировку на ступнях у обоих людей, — хорохорится Диммок. — О, прошу. Хлоя, вы не могли бы? “Вжик”. Инспектор придирчиво осматривает вторую, идентичную татуировку на ступне у второго трупа, кривит губы и, видимо, до последнего не хочет признавать поражение. — Не думаю, что они пошли в один и тот же салон и сделали татуировки на одном и том же месте. — Ладно! Хорошо. Предположим, вашу теорию я приму, — сквозь зубы. — Но этого всё ещё недостаточно, чтобы закрыть дело. — Зато вполне достаточно, чтобы вы мне поверили. — И что же вы тогда от меня хотите, м? Коннор неспешно обходит стол с телами, нарочито медленно поправляя ворот пальто. И останавливает прямо напротив Диммока, нос к носу. — Максимального содействия. И чтобы никто не мешался под ногами. Я ясно выразился, инспектор? Повисает молчание. Хлоя с опаской переводит взгляд с одного мужчины на другого, чувствуя искрящее напряжение. — Вполне, — хмуро выплёвывает Диммок.***
— Где вы были? — не оборачиваясь, спрашивает Кара. — У меня уже буквы перед глазами мельтешат. — Добывал доказательства для инспектора, — Коннор закрывает за собой дверь и следом плюхается поперёк кресла, свешивая ноги с подлокотника. — И как? Успешно? — Полагаю, что да. Они умолкают: Кара вновь погружается в работу, рассчитывая, что с минуты на минуту Коннор придёт на помощь. Да, они разобрали по списку все одинаковые книги, что были и у Ортиса, и у Лукиса, но это по-прежнему мало что давало. Вот только Коннор отчего-то вовсе не спешил внести свой вклад в дело. Кара демонстративно откашлялась. Ноль эмоций. — Коннор? — Да? — Помочь не хотите? — А есть затруднения? Вздох. Скептический взгляд. Он это серьёзно? Карие глаза, полные искреннего непонимания, говорят, что да. Серьёзно. — Ну, в общем-то говоря, всё ещё неясно, о какой книге говорила Су Линь. И как цифры с ней связаны. — Числа всегда идут парами, — заметил Коннор. — Наверняка номер страницы и строчки. — Без книги нам это ничего не даёт, — с нажимом вторит Кара, недвусмысленно вглядываясь в задумчивое лицо. Без толку. Даже не смотрит в её сторону. Всё, пока что с неё хватит. Нужно приготовить кофе. Или чай. Или всё-таки кофе. А перед этим заодно проверить, нет ли в кофеварке чьих-то засушенных пальцев или снятых скальпов. — Кара, вы не могли бы подать ноутбук? — Волшебная фраза? — Я не буду взламывать ваш пароль. — Принято, — усмехается она, пряча улыбку в кружке. — Он на столе, можете подойти и взять. — Вы абсолютно бесчеловечны. — Учусь у лучших. А зачем он вам сейчас, кстати? Какое-то время ответ не приходит, и Кара, озадаченно хмурясь, проходит обратно в гостиную. Что он там задумал? — Вы не задумывались о том, что Су Линь могла сказать не всё? — Что вы имеете в виду? Она подхватывает стул свободной рукой и ставит рядом с Коннором — тот занят просмотром сайта какого-то интернет магазина. На экране мелькают сервизы, вазы, украшения. Всё выглядит дорогим. И только после до Кары доходит, что все эти предметы по характеру своему сильно похожи на те, что они видели в музее с китайскими древностями. — Что это? — “Чёрный лотос” — это не простая шайка бандитов, — продолжает гнуть своё Коннор, игнорируя вопрос. — Это синдикат. Культ. Огромных размеров и влияния по всем странам. Найти дезертира для них не составило бы труда: поиски могли затянуться максимум на пару месяцев. Су Линь Яо упомянула пять лет. — Хотите сказать, что она нам солгала, и на самом деле продолжала работать на синдикат? — Кара задумывается, затем — мотает головой. — Нет. Тогда её не за чем было убивать. — В Джи Джу могли взыграть братские чувства. Он мог не убивать её продолжительное время, шантажируя. — Хороший брат, — хмыкает она. — Ну а что ему могло быть от неё нужно? — Вы опять плохо стараетесь, Кара. Вспомните, где и кем работала Су Линь. Кара ощущает, что почти привыкла к таким выпадам: игнорировать подтрунивания в свою сторону становится гораздо легче. Да и сейчас это не главное. — Международный музей древностей… — вслух проговаривает она. — Ну конечно. Если хочешь что-то спрятать — прячь у всех на виду, верно? — Су Линь специализировалась по древнему Китаю, — бормочет Коннор, щёлкая по клавиатуре. — А Китай — это сокровищница древних редкостей. Она вполне могла устанавливать подлинность и ценность украденных товаров, покуда её устраивали условия, — щёлк. — Вот, смотрите. Он выводит на экран изображение керамической вазы, расписанную иссиня-чёрным узором. — Анонимный поставщик. Дата… — ...совпадает с приездом Лукиса, — заканчивает за него Кара и с лёгкой улыбкой кивает на раскрытую записную книжку Лукиса по правую руку от Коннора. — Как и Ортиса. В этот день прибыло два экспоната, — кивает он. — А потом кто-то из них увёл с общего стола рыбу покрупнее, в надежде, что сразу не хватятся. — Ну, мужчины очень часто бывают слишком самонадеянными, — пожимает плечами Кара. Она делает глоток кофе, нарочно не обращая внимание на продолжительный взгляд, который улавливает боковым зрением. Главное — не рассмеяться, они тут, всё-таки, серьёзными делами занимаются. — Всё ещё не хотите приготовить мне кофе? — Не-а. — Что ж. Ладно. Кара никак не ожидает, что после этих слов у неё выцепят из пальцев её же, чёрт возьми, кружку! — Вы что творите, эй? А ну отдайте! — Вы себе ещё приготовите, — демонстративно отпивает он, громко сюрпая. — А мне — нет. — Боже, что за детские уловки? — Не забывайте, я вырос с братом, который не особенно любил делиться. — И я его прекрасно в этом понимаю. С вами я бы тоже не стала ничем делиться. Она подпихивает его локтём в бок, в ответ наблюдая, как Коннор картинно размахивает кружкой перед ноутбуком, якобы вот-вот готовый выплеснуть весь кофе. Коннор позволяет себе ребячества лишь когда чувствует, что дело близится к своему раскрытию.