семьБЛя

      С тех пор, как Юра проиграл чемпионат России, оказавшись шестым, прошло уже пару лет. И прошли они не без помощи психотерапевта. В конце концов Юра признал поражение, хотя травма после этого осталась большая, однако это фиаско стало частью его истории, позорным листом, который он поспешил быстрее перевернуть, смять и закрыть победами.       Это привело его к тому, что он стал чаще уходить в себя, мусоля пиздец прошедших дней, однако это стало огромным поводом перестать выебываться на льду и взяться за работу над собой и своими навыками без всяких «я не могу».       Плисецкий пообещал себе, что не уйдет из спорта ровно до тех пор, пока его колено еще может выдержать нагрузку. Впереди был олимпийский сезон, и снова его просрать было бы самым глупым. Он планировал выйти снова на пик формы именно к нему, а как потом...       Между тем, дети росли, начинало формироваться их сознание и понимание, более того, на этот год, в январе, им уже стукнуло три.       — А ну, блять, кто спер пакет со стразами со стола? — Юра ударил ладонью по столу на месте, где раньше была его потерянная вещь.       С визгом и криком из комнаты выбежала Яна, тряся пакетиком страз в руке.       Эта пиздючка была очень падкой на все то, что блестит, и потому все ее вещи должны были иметь блестки. Проблема состояла только в том, что Виктору не нравилась вся одежда с блестками, которая была на Яну — на ее возраст и размер — потому что все это казалось ему какой-то деревенской хуетой, и он не мог позволить, чтобы его доча носила какое-то блестящее захолупное дерьмо с ромашками и бабочками. Витя желал для Яны все только самое лучшее, и не жалел никаких денег для этого, и именно поэтому у Яны было достаточное количество вещей с блестками от дизайнеров известных в узких кругах, которые были сделаны на заказ по «старой дружбе» за 20 и больше тысяч. Больнее всего Никифорову становилось, когда Яна возвращалась с прогулки в дорогущих вещах, засранных грязью и землей, потому ему все же пришлось одобрить покупку деревенской одежды с ублюдским принтом, чтобы Яна хоть в лужу могла в ней сигануть.       — А ну отдай! — как только Юра сделал шаг в ее сторону, она снова отбежала от него, прячась за ногами Юри.       — Хватит на нее кричать, — Юри опустился перед дочерью на колено, чтобы сровняться кое-как в росте, и продолжил. — Яна, солнышко, отдай папе стразы, они ему нужны.       — Зачем? — Яна прижала к себе маленький пакетик и надула нижнюю губу. — Мне нравится, я не хочу отдавать.       — Папе нужны они для дела, а тебе мы потом другие купим, ладно?       — На, — Яна протянула руку с блестками в сторону Юры и спокойно позволила забрать их у себя.       — Спасибо, — недовольно отозвался Юра. — Юри, ты просто бог какой-то? Почему они слушаются только тебя?       — Просто я спокойно с ними разговариваю, — ответил Юри, одергивая одежду Яны, которая задралась на ее пухленьком тельце. — Свободна.       С тем же визгом и криком Яна пронеслась до двери своей комнаты и впечаталась в дверной косяк. Однако даже это ее не остановило и, отойдя на шаг назад, прошла в комнату.       — Терминатор мелкий, — Юра закатил глаза и оперся о кухонный гарнитур позади себя, крепко сжимая стразы в кулаке. — Все тащит к себе, как сорока.       — Ох, она так любит блестящие вещи, — усмехнулся Юри, подходя к Юре.       — Это она еще до Витькиного хайлайтера не добралась.       — Надо ей купить будет блестяшки, — Юри задрал свои очки на макушку, потирая переносицу. — Не отстанет же.       — Она своими блестючками мертвого из-под земли достанет, — цыкнул Юра. — И вообще, она долго будет сопли раскидывать? Когда вы идете с ней к врачу?       Плисецкий посмотрел на Юри и вытянул руку, как бы прося о том, чтобы он за нее взялся. Намек был понят, и Юри сплел пальцы с ним, делая шаг вперед.       — В пятницу.       — Надеюсь, меня не заставите туда идти. Не люблю поликлиники.       — Не заставим.       Яна болела достаточно часто: как только она возвращалась в детский сад, через неделю снова возвращалась домой с температурой или соплями. Это было обусловлено тем, что из-за проблем со здоровьем в младенчестве, ее иммунитет крайне ослаб, и если, пока она была маленькой, это можно было контролировать хоть как-то, гуляя на балконе периодически, выхаживая как маленького птенца, то сейчас ситуация обстояла по иному.       Из-за того, что она не ходила в сад, Марту приходилось просиживать время и социализироваться в пиздюковом обществе одному. Почему его не оставляли дома? А на кой хер, когда он жив, здоров и не страдает от температуры? Он был и так очень закрытым, все надеялись, что в детском саду это пройдет.       Идея с детским садом пришла, когда детям почти стукнуло три. Это произошло потому, что все трое родителей должны ходить на работу, зарабатывать деньги, а не меняться через раз, как это было раньше. Виктор как-то завел разговор о дорогом, частном детском саду, на что Юра покрутил пальцем у виска и сказал, что они деньги не рисуют, чтобы бездумно выкидывать шестьдесят косарей на двоих детей за то, что могут дать и в сад попроще.       Юри неохотно принял эту идею с детским садом, но в результате согласился, ведь противостоять логической цепочке объяснений, что в России даже пиздюку выжить сложновато, от своих мужей он не мог.       Порой Юри сталкивался с проблемой культуры Японии и бескультурьем России, не понимал некоторых вещей и по сей день. Ему старались объяснить и Юра, и Витя, что здесь происходит и почему. Так он привык к тому, что дома есть пакет с пакетами, что в холодильнике маленькие ячейки на дверце — для лекарств, что все кладут хер на правительство и многое другое.       Конечно, Юри хотел было приобщить Яну к Японии и культуре страны, ведь Янка была его дочкой, и считал, что она должна хоть что-то знать, но вместо этого, без особого интереса разглядывая картинки в книжке, где все было на японском, она заявила:       — Скучно, — и закрыв ее, быстренько убежала в комнату.       — Да что ты будешь делать, — вздохнул Юри, поднимая книжку с дивана. — Ей бы только поиграть.       Он улыбнулся.       Юри понимал, что Яна не горит особым желанием касаться культуры страны, с которой она была связана лишь на пятьдесят процентов, в силу возраста и ужасной гиперактивности не принуждал ее. Он пытался заинтересовать ее три раза, и все три раза Яна говорила, что ей скучно и она хочет играть или есть, поэтому, после последней попытки, Кацуки уже подумал о том, чтобы перестать пытаться — все равно исход один. Однако, как только он взял книгу в руки, он увидел скромно выглядывающего из-за дивана Марта.       — Что-то случилось?       Мартин улыбнулся и подошел к Юри.       — А можно... — он замялся, неловко протягивая руку к книге. — Я посмотрю?       Юри стало интересно узнать, что же хотел этим показать сын, и отдал книгу.       — Держи.       Ощутив тяжесть в руке, Март подставил вторую руку, прижимая книгу к себе. Он разглядывал ее обложку с японскими иероглифами и так увлекся, что не заметил, как его подхватил на руки Юри и усадил на диван.       Такой исход событий Кацуки не ожидал, но ему было очень приятно, что сын потянулся к его родному языку, и с тех пор Юри стал обучать Марта языку, который тот старательно пытался запомнить и делал в этом огромные успехи. Никто не был против такого, потому что пиздюк-билингв в семье, да еще и с такими абсолютно разными языками, это редкость. Юра в шутку называл Марта виабушником, хотя на самом деле виабушником был сам Плисецкий.       Это увлечение Марта началось, когда ему было почти три, за месяц до трех лет, и продолжалось уже почти полгода. Все было нормально, пока воспитательница не предъявила родителям, что у их ребенка какие-то проблемы с речью.       Сначала никто не понимал, что происходит, и пару раз водили Марта к логопеду, но, когда тот сказал, что у него нет никаких проблем с речью — даже букву «р» он мог выговаривать в отличие от сестры, — стало ясно, что он просто разговаривал в саду на японском. Собственно, изучая этот язык, он быстро устранил проблему с произношением буквы «р», потому как в японском не было звука «л» в принципе.       Потом оказалось, что Март начал мешать языки, и если в его голове это выглядело нормально, — то, что он не знал на русском, говорил на японском, и наоборот — то для окружающих это было достаточно дико.       Со временем все привыкли к наличию детей, но не привыкли к тому, что за них нужно нести ответственность. И потому, когда пиздюк болел, его нужно было лечить. А лечить ребенка и взрослого человека это абсолютно два разных действия. Если взрослый может пить горькие таблетки, то пиздюк устроит скандал, пока не растолчешь таблетку в ложке и не зальешь водой, делая из обычного парацетамола какую-то героиновую смесь.       Когда Яну привели к педиатру снова, врач порекомендовала, что Яне не помешал бы морской воздух, поскольку в нем содержится йод, что способствует укреплению организма.       Идея была неплохая — поехать на море всей семьей — но проблема была лишь в том, что делать визы для блядских дорогих курортов не было времени, поскольку был уже июль месяц. Ехать в Адлер или в Геленджик особо тоже не хотелось как минимум потому, что с этими местами связаны не лучшие истории жизни и Виктора, и Юры. Да и ехать в блядское Сочи снова, это было «попробовать бедность на вкус» для Виктора.       По крайней мере, он не хотел возвращаться туда, где в 2008 году еще тусил в клубе «Утомленные солнцем», ибо это было одно из тех мест и воспоминаний о нем, от которого Никифоров испытывал редкое для него явление — стыд.       Ебать мозг долго не пришлось. Юра в шутку ляпнул про Турцию, мол, те же Сочи, но «как у всех», тем самым подъебывая своих мужей с их любовью до этой фразы. Он даже подумать не мог, что эту идейку поддержит Виктор.       Юра бездумно смотрел в потолок, сидя на диване, Виктор по-царски разлегся, сложив ноги на колени Юры.       — Нет, ты серьезно?       — Да, в чем проблема? — Никифоров уставился на Юру, листая что-то в телефоне. — Там есть такой отель, как титаник. Ой, помню, как в 2009...       — Заглохни, — Юра выставил ладонь в сторону головы Виктора. — Я слышал эту историю, больше не хочу.       Никифоров усмехнулся, легонько толкая Юру в ногу.       — Знаешь, думаю, Турция — самое лучшее место на данный момент. Туда и визы не нужно делать, если на пару недель съездить. К тому же, чем дороже выберем тур туда, тем меньше вероятность того, что мы встретим синюшное быдло, которое июль-август на последнюю зарплату там отдыхает, — Витя снова усмехнулся, растянул улыбку на лице и продолжил что-то искать в интернете.       — Этим быдлом могли быть мы с тобой, — Юра театрально всплеснул руками. — Но мы туда не вдвоем поедем.       — Я не знаю, что было бы, если бы мы оказались вдвоем в месте, где на каждом углу продают алкоголь...       — Почему не знаешь? — Юра ухмыльнулся, хлопнув Виктора по ноге. — Вспоминай 2018, когда мы в Сочи были. И как мы с тобой в два часа ночи бухие в море поперлись...       — А до этого 5 раз подряд в караоке «город Сочи». Такое сложно забыть, — Витя усмехнулся и с заботой в глазах посмотрел на Юру.       — Так, все, — отмахнулся Юра и засмеялся. — Напиши Юри, что мы придумали, че с морем делать, и одобряет ли он этот выбор. А когда он придет с работы, мы будем дальше думать.

***

      — В следующий раз я сяду у окна! — кричала Яна на весь аэропорт своим шепелявым детским голосочком.       — Будешь орать, я сдам тебя в отсек с животными, — ответил Юра, таща за собой чемоданы.       С этой сцены начинается их незабываемый курорт на 14 дней и 15 ночей в Турции в «Титаник Бич Лара».       Яна не могла усидеть на месте, постоянно вертелась и бесила родителей своим поведением. Ей больше всех хотелось увидеть море и надеть свой новенький купальник, который ей купили дня за два до вылета. Она же первая и залетела в огромный колонел-номер.       Все выглядело настолько красиво и дорого-богато, что вслед за Яной поплыл и Юра, тыкая в роскошные вещички пальцем. На мгновение Юра ощутил себя героем сериала, где его из деревни вытащили и привели в богатую жизнь. А вот Виктор воспринял эту обстановку с долей безразличия, во-первых, потому что обстановка была похожа немного на их спальню дома, в Питере, во-вторых, на своем веку Витя повидал столько роскоши, что его не удивляло уже даже отражение в зеркале.       У семьи был общий бюджет лишь для таких случаев, как поездка куда-либо, поскольку этого, для начала, требовала работа, плюс простая возможность выбраться на отдых. Эти деньги доставались им упорным трудом, откладывались в течение долгого времени и тратились в особые случаи. Конечно, семья не из бедных, но и просто так им все не доставалось — это результат слез, пота и крови.       — Пойдем, не бойся, — Юри держал сына за руку, стоя перед порогом номера. Мартин почему-то боялся туда заходить, и у Юри не осталось иного выбора, как взять дитя на руки и занести его туда.       Март прижался к Юри, устало потирая глаз кулаком. Он все никак не мог проснуться после того, как подремал в самолете, и он даже еле передвигал свои маленькие ноги и очень был рад, когда его взяли на руки.       — Ого, Вить, когда ты сказал, что будет «как всегда», я не мог представить себе эту красоту, — Кацуки огляделся вокруг, сощурив глаза, дабы разглядеть номер более детально, ведь сейчас на нем не было ни линз, ни очков.       Он прижал к себе сына покрепче и прошелся до балкона, чтобы посмотреть на вид из окна.       — Юри, а Мартин, что, уснул? — Виктор подошел к ним вплотную, касаясь плеча мужа.       — Нет, папа, я не сплю, — приподнимаясь с груди отца, мальчик потянул руки в сторону второго, чтобы он его обнял или вовсе забрал на ручки точно так же.       — Мое ж ты солнышко, устал, да? — Виктор осторожно взял с рук Юри сына и прижал к себе.       — Немножко, — Март потянулся и прильнул теперь к груди другого отца, но все еще не сводил взгляд с первого. Он выставил свою руку, касаясь Юри, как бы показывая, чтобы он не отходил от них и был рядышком.       Мартин был ручным ребенком, как кот. Он любил сидеть на руках у родителей, любил объятия и нежности. Даже Виктор со своей больной спиной мог его таскать за счет того, что Мартин был очень худеньким и легким.       Яна все рвалась к морю, но пришлось ограничиться пока одним бассейном, потому что вечером не было никакого желания куда-то переться за территорию отеля. На фоне своей семьи, Яна выглядела как пельмень, но ее это вовсе не волновало. Она шла к бассейну с видом королевы, задрав нос в потолок и шаркая шлепками по полу. Эта невозмутимость была ее лучшим качеством, и в будущем помогла бы ей избежать множества заебов.       Вечером аквакомплекс освещался ярко-белыми фонарями, и казалось, что вода тоже светилась, отражая свет. Большинство туристов расположились в ресторанах отеля, и только несколько подвыпивших людей толкали друг друга по очереди, срываясь на русский мат.       Утром первым проснулся Юра, и, залезши в мини-бар и достав оттуда бутылку, он направился в сторону балкона. Стоя в белом халате с бутылочкой бесплатной алкашки в руках, он смотрел вниз, на бассейны, и не успел он поднести бутылку ко рту, как его вдруг позвал Виктор.       — Знаешь, это предательство, пить втихаря от нас с Юри.       — Тебе нельзя, у тебя печень, — Плисецкий даже не повернулся и отпил.       — С утра уже начал? — Виктор шагнул на балкон, становясь рядом с Юрой.       — Это как лекарство, — усмехнувшись, Юра снова поднес бутылку ко рту. — Кстати, я видел тут рестик-бар, предлагаю вечером там посидеть.       — Ага, а детей куда? Одних в номере оставим?       — Тогда пойду я, — Юра глупо и хитро улыбнулся. — Я не собираюсь сидеть с этими двумя, я тоже отдыхаю.       Отпускать Юру одного в бар — это означало, что, в лучшем случае, он явится под утро бухой и с охуенным желанием поебаться. И ладно бы еще, если бы не было детей, хотя на самом деле они еще пока не понимают, чем занимаются родители и почему иногда так шумно дома по ночам.       — Хотя у меня есть идея, — Юра повернулся к Никифорову лицом, сунув ему в руки бутылку. — Что если двое из нас будут ходить бухать, а один сидеть с пиздюками? И так меняться до конца пребывания тут.       На секунду Виктор задумался, увел глаза в сторону, а потом кивнул и потянул бутылку, что отдал Юра, к губам.       — Неплохо.       День хоть и начался с маленькой попойки, но это не помешало дойти до пляжа. Наоборот, желание поплавать в море только усилилось.       Яна, казалось, не спала всю ночь, чтобы не проспать момента, когда они пойдут к морю. Когда они пришли на пляж, она с разбегу шлепнулась в воду, широко улыбаясь во все свои молочные зубы. Юра тоже не стал ждать, когда разберут пляжные вещички, и, скинув с плеча пляжную сумку, он ринулся к Янке, подхватывая ее с мелкоты и таща за собой на небольшую глубину.       Яна была очень пухлой, потому что сжирала все, что было на ее пути, и потому она была очень тяжелой, что ее еле-еле вообще мог поднять Юра. В воде же она казалась очень легкой, и он без труда смог ее таскать за собой. Но в какой-то момент она остановилась, нащупав под ногами песчаное мелкое дно, и стала упорно глядеть в воду.       — Па, че эта? — девчушка тыкнула пальцем в прозрачное и скользкое нечто, напоминающее желе.       — Че, где? — Юра подплыл к ней. — А, так это медуза.       — А че она такая желейная?       — Ну вот такая.       — А ее можно взять в ручки? — Яна продолжала гладить пальцем медузу, косо поглядывая на батьку.       — Если она не цветная, а такая прозрачная, то да, — поймав одну медузку, Юра положил ее на ладонь дочери.       — А почему она прозрачная?       — Потому что... Она как амеба и у нее нет мозгов.       — Как у папы? — очевидно, что дети действительно впитывают все, что слышат. Даже то, когда Юра возмущался на тупорылость Виктора в некоторые моменты.       — Ну, нет, — Юра задумался и усмехнулся. — У папы есть чуть-чуть мозга.       Яна уставилась на медузу, пожмякала ее в руках, а потом швырнула в море и засмеялась.       — Че ты медузами разбрасываешься? — Юра тоже усмехнулся, но медузу ему все равно было жалко, потому что она побывала в руках Яны.       — Так она желейная, мягкая, ей не больно! — Янка схватила отца за руку, начиная оправдываться, потому что ей стало стыдно.       — Швыряться можно только цветными и желательно в людей, которые тебе не очень нравятся. А этих в покое оставь, — покачав пальцем, Юра схватил Яну за руку и потащил в новое место. Наверное, искать цветных медуз.       В это время на берегу, на пляжных полотенчиках, расположились Витя и Юри с их вторым ребенком.       — Зая, иди сюда, — позвал к себе Марта Витя, чтобы намазать бледное лицо сына защитным кремом.       У Марта была одна проблема с нахождением на солнышке долго: вместо того, чтобы загореть, он краснел. Его кожа была нежной, и потому долгое нахождение на солнце без защитного крема одаривало его красными пятнами.       Витя до безумия обожал их сыну-корзину и готов был его опекать двадцать четыре на семь, но знал, что гиперопека может негативно сказаться на ребенке, и потому старался погасить свой родительский безумный пыл. Он видел в Марте маленького ангелочка с большими темно-голубыми глазками и добрым сердцем. Это был самый нежный и добрый ребенок, что нельзя было сказать о Яне.       Чем старше становился Мартин, тем красивее он начинал выглядеть. Он был весь светлый, как солнце, а его светло-мышиные волосы то и дело завивались в легкие кудряшки. Никто не знал, почему его волосы закручивались, потому что и у Юры, и у Виктора были прямые волосы, однако это могло быть вызвано арийскими корнями Никифорова, над этим все в семье подшучивали, но было прелестно, что родному сыну передалась такая милая особенность.       — Не уходи, подожди, — Виктор схватил сына за руку, когда тот уже намеревался вернуться на выбранное по приходу место. Никифоров аккуратно размазал крем по маленькому носу и, тыкнув пальцем в него, сказал: — Теперь иди.       Мартин не особо любил воду, а потому и остался на бережке строить замок из песка. Порой дома он устраивал истерики, когда его вели в ванну — а все из-за того, что, по его словам, вода была слишком мокрой. И затащить его в воду было сложно только по этой причине.       Мальчишка не питал особого желания окунуться в море, однако по щиколотку он туда зашел, но лишь для того, чтобы набрать воды в маленькое игрушечное ведерко, и ужасно испугался, когда увидел, как несколько маленьких рыбех быстро плавают там. Он отошел чуть дальше от места скопления рыб, зачерпнув воду в ведерко, как в него прилетела медуза.       — Янка, засранка! Я сказал не швыряться медузами! — где-то в стороне послышался визг Яны и ругань Юры.       Мартин невозмутимо посмотрел на упавшую медузу рядом с ним, поморщился и попятился назад.       Терроризм медузами на этом не закончился.       — О, па, па, цветная! — Яна подгребла медузку в руки и стала ее рассматривать. — Уже можно швырять?       — Брось ее быстро, — Юра выдернул Яну с места, заставив расцепить руки и отпустить существо обратно в воду. Он не знал, что они смогут наткнуться на мелкоте на цветную медузу. — Ты либо ее быстро кидаешь в кого хотела, либо в море. Они жгутся, пиздец.       Спустя время Яна нашла еще одну цветную медузу, скорей всего все ту же, и, не сказав ничего Юре, спокойно вышагала из воды и пошла прямиком к брату. Она уж прицелилась и хотела швырнуть ее в брата, как Юри дернул ее слегка за косу сзади.       — Чего делать собралась, а?       — Хе, — Яна улыбнулась и показала медузу в руке.       — Нельзя.       — Почему...       — Во-первых, — Юри схватил дочь за руку, заставив выронить медузу на песок. — Она либо тебя, либо Марта ужалит, и будет больно. Во-вторых, не надо швыряться медузами.       — А папа разрешил, — Яна улыбнулась еще шире и ткнула в сторону моря, где был Юра.       Юри просто закатил глаза.       Этого следовало ожидать.       Время близилось к обеду, солнце начинало сильно пригревать. Юра скучающе сидел на берегу, укутавшись в полотенце, и наблюдал, как в море Яна пытается учиться плавать от одного отца к другому. Он покосился на Марта, что сидел рядом и ваял из песка замок.       — Эй, не хочешь пойти поплавать?       — Что? — увлеченно стуча пластиковой лопаткой по песку, Март не услышал, что сказал ему папа, но повернулся.       — Ну че ты сидишь киснешь, — Юра сбросил полотенце с плеч и поднялся на ноги. — Пошли.       Глупое выражение лица Марта заставило Юру рассмеяться, и, не дождавшись какой-либо другой реакции, он схватил сына на руки и потащил в сторону моря.       — Пусти! Я не хочу! — роняя из рук лопатку, Март пытался выбраться из цепких батькиных рук. — Папа!       Раздался шлепок об воду, а следом за ним смех Юры.       До отеля рыдающего Марта на руках пер тоже Юра — в наказание за то, что он довел его до истерики.       — Прекрати реветь.       Они шли позади других, и все это время Плисецкий пытался успокоить сына, но он все продолжал плакать в плечо отцу, стесняясь показать свое опухшее от слез лицо другим.       — Я уже извинился, хватит.       — Не-ет...       Успокоить Мартина во время истерик было очень сложно, и удавалось это чаще всего Юри. Они разговаривали на японском, пока сынуля не заглохнет и не отвлечется. Хотя когда Юра обнимал сына, тот начинал успокаиваться, и никто не понимал, почему именно Юра.       Сейчас Плисецкий благодарил бога блять, что обиделся на него Март, потому что переть на себе Янку было бы разы сложнее и тяжелее. В конце концов, Март хоть и был под метр ростом, весил он всего лишь двенадцать килограмм, может чуть больше.       — Ну ты че такой тряпка, — Юра все надеялся, что хоть какой-то разговор успокоит сына и он перестанет мазать сопли по его плечу. — Вода как вода, че боишься?       — Она мокрая, — завывая, ответил Март.       — Господи...       Проблематично было не только успокоить ревущего от хуйни Марта, но и заставить его что-нибудь съесть. Поэтому в ресторане, где был шведский стол в обед, он вместе с Виктором за руку наяривал хер знает какой круг в попытках выбрать что-нибудь поесть.       — Зайка, ну чего мы уже третий раз по кругу тут ходим, — в своей большой ладони Виктор сжал крохотную руку сына. — Просто скажи, чего ты хочешь?       Немного подумав и потупив взгляд на высокие столы, мальчик наконец сказал:       — Хлеб.       Виктор стойко сдерживал себя, чтобы не завыть на все это огромное помещение от досады. Он не хотел заставлять ребенка есть что-то определенное, а-ля брокколи или тупые салатики из овощей, позволяя Марту самому выбрать то, чего ему больше всего хотелось, как и Яне.       Проблемы с питанием были у обоих детей, причем в абсолютно две разные крайности, которые контролировать вместе было очень сложно. Яна сметала все на своем пути, считала еду в тарелках отцов и на вопрос «почему ей меньше, чем другим» получала ответ «потому что нам 30, а тебе только 3». Мартин же не отличался таким аппетитом — более того, его у него вообще не было. Он мог не есть весь день, будучи в детском саду, тихо отдавая свою порцию сестре, тем более он не очень любил эту стрепню в саду — его фаворитами там были лишь компоты и печенье, которое каждый раз раздавали всем в чей-то день рождения из детей.       На этом мучения Марта и еды не закончились и после обеда.       — Почему у вас все одинаковое, а у меня нет?! — заливаясь слезами, выл Мартин, уткнувшись лицом в свои ладони и размазывая слезы и сопли по нему.       — Мартин, зайка, ты сам отказался, я же тебя спрашивал, — Виктор расположился перед Мартом, убирая его руки от лица и вытирая ему слезы. — Перестань плакать, пойдем тебе все тоже самое возьмем.       — Но я не хочу есть!       — Господи, блять... — Юра хлопнул себя по лицу, наблюдая за этой картиной. Яна повторила за ним жест, измазав свое лицо жирной ладонью.       — Яна, да что это такое?! — Юри сунул ей салфетку в руки, параллельно вытирая ее лицо. Однако Яна предпочла вытереть руки сначала об свои шорты, потом об футболку Юры, поскольку она сидела рядом с ним.       Мракобесия с детьми были вовсе не новы для отелей в Турции: очень много русских туристов посещали эти места. И нет бы забить хер как другие простые люди, ноет и ноет пиздюк. Родителям этих двух маленьких бесов было ужасно стыдно. Стыдно за дочь-свинью и за сына-истеричку.       Яна и Март не были избалованными детьми лишь потому, что их отцом был Юра, и он сдерживал все эти сюси-пуси и потакания от Виктора и Юри своим твердым "нет". Казалось бы, такой родитель мог бы стать врагом народа: запрещает, ругает и почти не проводит с ними времени, но он стал авторитетом для своих детей. И хер кто знает почему именно он.       Подобный темп жизни держался уже три дня, и за все эти три дня никто из взрослых не ходил бухать. А все потому, что за весь день выматывались так, что сил оставалось дойти до кровати и уснуть. Так что план Юры «два/один» мог пойти по пизде, если бы подобная хуйня продолжилась до конца отпуска.       Чтобы уж точно осуществить задуманное, семейство решило не идти на пляж, а разместиться около бассейнов.       Аквазона была ужасно огромной с абсолютно разными бассейнами и горками, на которые и отправился первым делом Юра. Желая походить на своего отца, Яна было тоже зашагала в сторону горок, когда ее поймали за руку и повели в пиздюковый бассейн вместе с братом — мочить жопки в лягушатнике с водой температуры ссанины.       — Почему мы здесь? — недовольно заявила Яна, стуча по воде рукой.       — В больших бассейнах холодно... — Март спокойно сидел около бортика, поглядывая то на сестру, то на других детей в бассейне. — Тут тоже есть горка.       Он указал на детскую горку высотой в метр с рисунком жирафа.       — Ага, больно на жопу падать с нее, — девчонка поморщилась, вспомнив о том, что в лягушатнике не так много воды, чтобы кататься с горки.       — Нельзя такие слова говорить! — Март покачал пальцем, будто бы ругая ее за «неприличное» слово.       — Эт еще почему? Папе можно, а мне нет?!       — Ой... Ну, не знаю.       — Ладно, это не беда, — Яна осмотрелась вокруг, стоя по колено в воде и поставив руки в боки. — Как отсюда уйти?       В лягушатнике не было ступенек, поэтому пришлось бы лезть через бортик, а телеса Яны делали это весьма проблематичным.       — Зачем идти? Тут так тепло-о.       — Я хочу во взрослый бассейн!       — Ну и иди, — Март отмахнулся от сестры, поджав под себя ножки. — Я останусь тут.       — Ну, ну Марти-ин, — протянула Яна.       Это был пиздюковый тандем — они в основном действовали вместе. Вернее, Яна заставляла брата делать так, как хочет она, а он всегда соглашался, поэтому пизды от родителей отхватывали оба.       Заподозрив что-то неладное у этих двоих, наблюдавший за ним Юри подошел к бассейну для детей и грозной тенью встал за их спинами, слушая диалог о побеге.       — Ну, и куда собрались? — Юри хитро смотрел на детей, сложив руки на груди, наблюдая, как они поворачивают головы в его сторону.       — Ой, папа, хе, — Яна улыбнулась и сделала вид, что она тут не при делах вовсе. — А че ты тут делаешь?       — Да вот, беглецов ловлю.       Яна глупо смеялась, пока Март с недовольным и грустным лицом смотрел на нее.       Яна умоляла забрать ее к папам, ведь она уже «научилась» плавать, но проблема состояла в том, что одного оставлять Марта было нельзя, и его пришлось взять собой, во взрослый бассейн.       Вода была ледяной, и пускать туда Яну никто не хотел, чтобы она снова не заболела, но сама Яна так не думала, потому и прыгнула с борта в воду, прям под руки Юры. А вот Март сначала опустил ножки в воду, сидя на бортике, а уже потом его взял к себе Юри, зашедший в воду.       Эта идиллия продолжалась всего пять минут. Все это со стороны напоминало старый мем, где одного пиздюка держали за руки, а второй шел ко дну, заливаясь слезами. В конце концов, Март не умел и не хотел учиться плавать, потому что он боялся воды и глубины.       Если бы его вовремя не вытянул Юри, Мартин точно бы захлебнулся.       — Так, нет, теперь ты будешь только в детском бассейне.       — Забери меня отсюда! — рыдая, кашляя и прижимаясь к Юри, провыл Март.       — Вытащи его, — уже с полотенцем в руках Виктор подошел к бортику бассейна. — Зайка, не плачь.       Отдохнуть рядом с Мартом было просто невозможно. Он не был именно капризным ребенком, ему просто не нравилось и пугало многое, и в силу своего детского разума, кроме как слез, он не знал, как выражать эти эмоции.       Вода слишком мокрая, солнце слишком яркое и бьет по глазам, жарко — все это Мартин не выносил, и в воду его тянули не потому, что хотели приобщить ко всему «страшному», а потому, что его не с кем было оставить в теньке, далеко от бассейна, ведь он не центр вселенной, с которым нужно проводить время в ущерб себе.       Из-за того, что сына страдал, Витенька, жертвуя своим загаром, проводил время с ним у шезлонгов. В какой-то степени его немного напрягало то, что он один должен сидеть с Мартом, хотя по итогу его все же сменил на этом посту Юри.       Мартин забрался на шезлонг с ногами, поджав их к себе и обнимая бутылку с холодной водой. Его лицо было покрыто розовыми пятнами то ли от стыда, то ли от жары.       Вообще Март — очень скромный ребенок, никогда ничего не требует от родителей, как Яна, тихонько сидит в сторонке и в принципе очень тихий, если его вообще не трогать.       — Мне грустно, — прошептал на японском себе под нос Март, когда на соседнем шезлонге расположился Юри. — Я хочу домой.       Юри только вздохнул и уткнулся лицом в полотенце. Он знал, что Март начинает говорить на японском рядом с семьей лишь в тех случаях, когда не хочет, чтобы его понял кто-то другой, кроме Юри.       — Мы скоро пойдем в номер, не грусти, — Кацуки улыбнулся и протянул руку к Марту, аккуратно потрепав его по мокрым волосам.       — Нет.       Несмотря на то, что Март разговаривал с Юри на японском, тот отвечал ему на русском. Возможно, это вызывало некий диссонанс в его маленькой голове, из-за чего он путал языки, но Юри не хотел бы, чтобы ребенок знал бы только японский язык, совсем позабыв про русский.       Грустный взгляд темно-голубых глаз был устремлен вдаль — Мартин смотрел на своих родителей и как Юра пытается в шутку утопить Яну. Он вовсе не ревновал родителей к сестре или наоборот, он просто не понимал, почему его называли нытиком, когда он испугался, что может утонуть.       Мартин — очень нежный ребенок, и к нему нужен был особый подход, который пока что нашел только Юри. Ребенок доверял ему больше, чем другим отцам, но это совсем не означало, что он закрывался от Виктора и Юры — он любил всех родителей. Просто Юри умел обращаться с детьми и находить с ними общий язык быстрее, чем кто-то другой: возможно, это было связано с тем, что он общался с семейством Нишигори, ведь когда у них появились тройняшки, Кацуки еще жил в Японии.       — Пап, я устал, — выдохнул Март уже на русском, поднимаясь со своего места и направляясь к Юри.       Юри аккуратно коснулся его лба ладонью, чтобы проверить, нет ли у него температуры и не вызваны ли красные пятна на его лице перегревом на солнышке. Убедившись, что все в порядке, Юри потянул сына, поднимая, ложась на шезлонг и укладывая Марта на себя.       — Ты холодный, — ребенок улыбнулся и протянул руки к лицу Кацуки, прикладывая свои горячие ручки.       — Еще чуть-чуть и мы пойдем уже. Ладно? — Юри обнял его крепче, не давая свалиться с него.       Март положил голову на плечо отца, обнимая его за шею, и улыбнулся. Ему нравилось, когда родители нежили его, обнимая или поглаживая по голове, но такое внимание он любил только от близких людей, шугаясь чужих, например, воспиталки в саду.       Когда наступил вечер, Юра трясся в ожидании путешествия в бар-ресторан примерно так же, как тряслась Яна в ожидании похода к морю. Между тремя счастливыми супругами была договоренность, что сегодня учесть няньки достанется Виктору.       — Юри, Юри, ну давай, давай уже, — Юра стоял рядом и чуть ли не прыгал, как маленький ребенок, стараясь поторопить Кацуки.       — Подожди, — копаясь в сумке, ответил Юри. — Я не могу найти свои линзы. Ну... Вот куда я их дел?       — Какая разница? — хмыкнул Юра, складывая руки на груди. — Надень очки.       — Нет-нет, ты что забыл, что со мной происходит, когда я пьяный? Я не хочу разбить эти очки, потому что они у меня единственные.       Юра закатил глаза и наигранно вздохнул. В конце концов, Юри так и не вспомнил, куда дел линзы, и потому пришлось идти в очках.

***

      Взор уже плыл, а громкая музыка перестала насиловать уши и казалась даже очень ахуенной. Русский клубняк был одним из популярных в любом турецком отеле из-за наплыва туристов из России, и обычно попсовые песенки ближе к полуночи сменялись шансоном и курортными песнями 2007 года в караоке.       Юра порывался в караоке пару раз спеть владимирский централ, но на тот момент еще не преисполненный сознанием Юри останавливал его от этой затеи, чтобы не привлекать внимание окружающих. И только к часу ночи, когда в сознании преисполнились все люди в этом заведении, Юра на пару с каким-то мужиком все-таки спел «Владимирский централ» три раза подряд и еще «Ветер с моря дул» четыре раза с какой-то дамой.       Юри смотрел на Юру, сидя за барной стойкой и подперев свою щеку кулаком, и бессовестно улыбался ему.       — Че ты ржешь? — шатаясь, Плисецкий рухнул на свое место, чуть не упав с барного стула.       — Знаешь, ты ни капли не изменился с тех пор, как мы познакомились.       — Че, хочешь, чтобы я снова зажал тебя в туалете? — Юра заржал в бокал и чуть не захлебнулся дорогим бухлом. — Или отпиздил? О-о, а давай бдсм с веревочками, как в медовый месяц?       — Так, — Юри отодвинул Юру, что приблизился слишком близко, от себя, приложив ладонь к его лицу.       — М-м, ну ясно, — Плисецкий лег на барную стойку, болтая в руке лед в бокале. — А раньше ты ваще с Крисом на пилоне бухой крутился. Или вспомнить нашу свадьбу и культурный шок твоей маман.       — Знаешь, есть два отрезвляющих фактора и, соответственно, две проблемы...       — Эти мелкие засранцы биба и боба?       — Они, — с какой-то грустью произнес Юри, запивая слово вискарем. — Какое ужасное состояние... Я теперь понимаю Витю и его попытки в запой.       — Ты тоже решил спиваться, как стукнуло тридцать? — издевательски произнес Юра, поднимаясь с барной стойки и убирая свои волосы с розового лица.       — Нет, я просто устал.       Юра протянул руку к очкам Юри, которые уже давно красовались на его макушке, и нацепил их на себя.       — Плывущий взор подстроится под твой минус, Юри.       — Это так не работает, — усмехнулся Кацуки и снова поднес бокал к губам.       Продолжение ночи никто больше не помнил, когда в дело пошел двойной виски безо льда. Сознание более-менее прояснилось только в тот момент, когда Юра упал в бассейн, потому что, как он заявил, лестницы — для лохов, когда Юри пытался вытащить его оттуда, потому что Юра был настолько в дрова, что не мог даже пойти на дно бассейна и перелезть через бортик обратно, и когда они шли вдвоем до номера, ебашись об каждую стену.       — Бля-ять, Юри, твои очки… — Юра снял со своей макушки разбитые очки и оценил их степень повреждения. — Все, пойдем в номер.       — Зачем… — Юри, шатаясь, остановился у стены и попытался собрать фокус на Юре, которого штормило не хуже.       Помолчав секунд десять, очевидно обрабатывая информацию, Юра наконец-то выдал хоть что-то:       — Я хочу ебаться.       — Так, — Кацуки вытянул руку вперед, сохраняя дистанцию между ними. — Все еще есть два минуса…       — Да, именно, два минуса, лупа и пупа, но, — Юра поднял указательный палец вверх, заржал и чуть не ебнулся, — а нахера нам тогда огромная ванна в номере?       Плисецкий отпихнул руку Юри, потянул мужа за собой, упираясь спиной в дверь их номера и стуча по ней ногой. Юра чуть было не упал, когда с той стороны Витя открыл им дверь. Потом нелепо засмеялся, ткнул в грудь Виктора пальцем, при том пьяно сказав:       — Ванна наша, — и повел Юри за собой, хлопая дверью.       — Не, ну мне все ясно, — Виктор драматично всплеснул руками и усмехнулся. — Я запомню.       Дверь ванной комнаты снова приоткрылась, и оттуда выглянула рука Юры, очевидно что-то требуя.       — Ну конечно, — намек был понят, и Виктор достал из первого ящика комода средненькую косметичку в зеленую полосочку и сунул в руку Юре.       Виктор усмехнулся снова и задвинул ящик комода обратно.

***

      Утро оказалось отвратительным по двум причинам: ужасно болела голова и Витя, как мамка над двумя подростками, стоял около кровати с бутылкой воды и таблетками.       — У меня чувство дежавю, — просипел Юра, вытянув руку в сторону бутылки и таблеток. — Похоже на наш медовый месяц на Бали.       — Конечно, только в этот раз я вас ждать не стану.       Плисецкий вяло оценил внешний вид Никифорова. Он уже был одет: белые шорты, красное выебистое поло в облипочку и солнцезащитные очки, висящие на воротнике.       — Мы пойдем на завтрак, — он прошелся до тумбочки, сняв телефон с зарядки. — Когда в себя придете, можете прийти.       — Ага… — тихо выдавил Юра, посмотрев на все еще спящего рядом с собой Юри. — Спасибо, Вить…       — Ох, ну не стоит, — Никифоров рассмеялся и отмахнулся от Юры, направившись в сторону детской комнаты. — Я буду оскорблен, если со мной вечером кто-то из вас двоих не пойдет бухать.       — О, боже, моя печень, — Юра усмехнулся и упал на подушку головой, пристраиваясь поближе к Юри.       Витя был похож на мамочку с двумя детишками. Удивительно, что когда дети были с ним, они вели себя абсолютно адекватно, не визжа и не истеря из-за какой-то хуйни. Он гордо вел по обе стороны детей в один из ресторанчиков отеля, в котором уже с утра было достаточное количество народа. Более того, он даже смог уговорить Марта взять что-то нормальное, а не давиться опять булкой и соком.       Виктор даже не чувствовал напряжения от того, что рядом с ним не было его любимых мужчин — для него это было обычным утром, в которое он повел детей, ну еще и себя, завтракать. Он лишь тихонько усмехнулся, когда вспомнил растрепанный и сонный вид Юры, а затем его взгляд перескочил на Марта, который орудовал вилкой в тарелке.       — Похожи, — подумал он и улыбнулся.       — Па, — Яна уставилась на Виктора давно, и спустя целых две минуты позвала его.       — Что? — с задержкой ответил Виктор, будто его выдернули из глубоких размышлений.       — А ты… Ты есть не будешь? — Янка хитро улыбнулась и опустила глаза на его тарелку.       — Буду, — Витя уставился на нее с не менее хитрым выражением лица.       — Ну если я чу-уть-чуть одолжу… — девчонка потянулась вилкой в его тарелку и отвернулась, будто это делает не она. Витя же в лице не переменился и просто отодвинул тарелку, чтобы Яна не смогла до нее достать.       — На, — вместе того, чтобы сестра пиздила еду у отца, Мартин придвинул ей свою тарелку.       — Нет, это твое, — по крайней мере, Яна понимала, что у брата отбирать еду точно нельзя, но никто не запрещал забрать ее из тарелки родителя.       — Янка, — сердито, но в то же время с некой усмешкой пригрозил Яне. — Будешь много есть, не влезешь в свой купальник.       О нет, Витя не манипулировал дочкой, он просто попытался остановить пухлую похитительницу еды из батькиной тарелки. Яна сначала недовольно хмыкнула и завизжала, закрывая свою тарелку рукой.       — Не надо, пожалуйста, — Мартин осторожно прикоснулся к руке сестры и положил на нее голову — так он вежливо попросил ее захлопнуть ебальник, потому что ее визг заебал даже его. Погуляв по столу взглядом, Март снова придвинул свою тарелку к Яне.       — Мартин, — точно таким же тоном, как и Яне, сказал Виктор, наблюдавший за двойняшками. — Почему ты сам не доел?       — Я наелся, — а чуть погодя добавил. — Я не хочу.       — Взял вилку в руку и доел, — перелезая через половину стола, Виктор вернул тарелку сына на место. — Давай. Мы отсюда не уйдем, пока ты все не съешь.       — А я думал, мы пап ждем, — весело протянул мальчишка и отлип от своей сестры, хватая вилку с салфетки.       — О нет! — пискляво выдала Яна, хватаясь за свои щеки руками. — А если они ушли без нас?!       — Нет, что ты, — детская наивность показалось Виктору милой, что он даже засмеялся. — Они точно… Раньше нас не уйдут… Если вообще куда-то дойдут, — последнее он процедил уже шепотом, как свои мысли. — Во всяком случае, это неважно. Важно, что если сейчас Март ничего не съест, то и не получит ничего вечером.       Он выставил указательный палец вверх, изображая из себя родителя со стажем более трех лет, и хитро покосился на сыночку, что еле-еле ковырялся вилкой в салате с таким выражением лица, будто вот-вот заплачет.       — Ты вообще сам ничего не ешь, — уводя глаза в сторону, произнес недовольно Мартин.       — Я не ем, потому что ты не ешь.       Ладно, Виктор чуть-чуть иногда любил манипулировать детьми, но никогда не перегибал палку. Он искал мягкий подход, который был бы универсален к двум разным по характеру детям. Для детей он был «папа-купи» и «папа-можно?», ведь говорить нет, тем более своим детям, Витя так и не научился, но за это они его и любили.       Во-первых, если Юра говорил «нет», то Виктор всегда скажет «да», хотя порой это вызывало проблемы в решении вопроса, потому дети обращались к Юри, как к самому адекватному родителю, как к золотой середине мнений. Во-вторых, Виктор никогда не ругал детей — он переводил это в шутку и любил читать лекции, решая все словами. Да, он казался занудой из-за этого, но любить его это детям не мешало.       Как и ожидалось, ни Юра, ни Юри не спустились к завтраку. Более того, они вдвоем снова заснули, как только Виктор и дети покинули номер. Проснувшись, они обнаружили только смску от мужа:       «Мы у бассейнов»       Время медленно, но верно приближалось к обеду, когда двое загулявших мужей соизволили прийти к другой части семьи. Картина, которая предстала перед ними слегка ввела их двоих в ступор.       — Вить, а какого хуя?       Виктор спустил солнцезащитные очки на нос, поболтал трубочкой в мохито и посмотрел на Юру и Юри.       — Что?       По обе стороны от него, на двух разных шезлонгах расположились дети, и своим видом они соответствовали отцу: у обоих небольшие шляпки на головах, солнцезащитные очки, курносые носы в белом креме и по бокалу мохито, но только безалкогольного, не то, что у Вити.       — Не бойтесь, у них обычное мохито, — улыбнулся Никифоров. — Вроде...       Яна посмотрела на отцов таким осуждающим взглядом, спустив очки на нос точно так же, как и Виктор, театрально закатила глаза, поправила очки обратно и, сложа ногу на ногу, уставилась в даль аквазоны, попивая свое мохито.       — Ты дурно влияешь на детей, — заметил Юри, сев рядом с Витей на его шезлонг.       — Разве? — Виктор нацепил очки на голову, поджимая ноги, что Кацуки смог нормально расположиться.       — Эй, — Юра коснулся плеча Мартина, потому что он единственный, кто не подал каких-то знаков внимания. Казалось, что ребенок немного отключен от реальности, потому что он в самом деле не заметил прихода отцов, задумчиво грызя соломинку из своего мохито. — Витя, ты дитя сломал.       — Нет, он просто задумался, — Никифоров посмотрел на сына, — Да, заюш?       Мартин медленно покачал головой и окончательно перестал залипать только тогда, когда Юра сел на его шезлонг и закрыл обзор на аквазону.

***

      По итогу сегодняшних распределений ролей под вечер роль няньки досталась Юре, и как бы он не хотел сидеть с детьми, все равно рано или поздно бы пришлось это сделать.       Сначала дети не хотели укладываться спать, точнее Яна — она порывалась пойти спать вместе с Юрой, в одну кровать. И, может быть, Юра бы вполне разрешил обоим пиздюкам остаться с ним на ночь, но только не тогда, когда в любой момент ночи в номер могут ввалится два упитых тела.       На завтрак Плисецкий вел детей без энтузиазма, потому что пьяные мужья пришли ближе к пяти утра, и с тех пор Юра не смог больше заснуть.       — Да-да, бери вилку в руки и ешь…       — Почему каждый день двое из вас не идут с нами? — нелепо взяв вилочку в руку, Март ковырял свое пюре и грустно посматривал то на Юру, то на дурную сестру рядом с ним. — Скучно же.       — Понимаешь, Марти, — Юра активно возился со своей едой, жестикулируя прибором в руке, — мы хотим отдохнуть, по-взрослому, но за вами, пиздюками, тоже надо приглядывать. Вы же те еще криминальные двойняшки.       — По-взрослому — это как? — заболтавшийся Март уже и сам не заметил, как начал есть что-то больше, чем кусок хлеба.       — Это когда папы долго ругаются, а потом просыпаются без трусов, хе, — ехидно посмеиваясь низким голоском, Яна попутно еще захлебнулась в стакане сока и на всякий случай отодвинулась от Юры, грозно сверлившего ее взглядом.       — Так, — Юра шлепнул по столу ладонью. — Вот вырастите — узнаете, а пока жрите свое пюре.       — Все, — Март отодвинул от себя наполовину съеденную тарелку с завтраком в сторону Яны и Юры.       — Марти, вот у меня к тебе вопрос, — сказал Юра, указывая вилкой на сына. — Неужели ты действительно наедаешься мизерным количеством еды? Когда ты мелкий был, ты чаще Янки жрать просил даже.       — Ну...       Пока Мартин не успел ответить, Яна уже потянулась к его тарелке, пока Юра не хлопнул ее по руке.       — Куда тянешь ручонки, бурятка? — строго отвесил Юра и двинул тарелку к Марту. — А ты ешь.       — Да что ж вы меня заставляете, — пробубнил Март, взяв в руки вилку. — Пап, меня тошнит.       — Марти, а ну посмотри в мои глаза.       Мартин увел глаза в сторону, чтобы не встретиться со взглядом Юры, и грустно сунул вилку с пюре себе в рот.       — Вот и все... — Юра принялся за свою еду, но краем глаза увидел, как Яна потянулась к его футболке, намереваясь использовать ее вместо салфетки. — Если ты опять вытрешь руки об меня, я вытру свои об тебя.       — Хе, пап, — Яна хитро улыбнулась и потянулась за салфеткой на столе в подставке.       Юра вообще заебался каждый день проводить около бассейнов, поэтому сразу же после завтрака он потащил детей на море.       Плисецкий не очень любил песчаные пляжи из-за того, что этот песок оказывался везде, где только можно. Он предпочитал, как в детстве, каменные пляжи на русских курортах, где каждый шаг давался через боль и надо было покупать шлепки, чтобы не разбить себе ноги.       Яна была рада вернуться к медузам и сразу же хотела побежать в море, пока ее за руку не схватил Юра.       — Сегодня я — отец-одиночка, и поэтому вы оба будете слушаться меня. Я скажу «идем в воду» — значит идем в воду. Ясно? — Юра дернул Яну за руку, чтобы она вернулась на свое место.       — А почему папы до сих пор не пришли? — спросил Мартин, держа в руках зеленый надувной круг.       — Ну... Понимаешь, сына, это я здесь молодой и переношу все болезни и прочее гораздо легче, чем эти ваши отцы-старперы.       — А че за болезнь-то, па? — включилась в диалог Яна, сажая свою пухлую задницу на полотенце под зонтик.       — Старость.       К концу дня Юра все еще сидел с детьми на пляже, получая смски от Виктора о том, что им с Юри очень жаль, что они так и не вышли к ним, что проснулись только часа полтора назад, что им ужасно хуево из-за жары, и что их совместный поход с Юрой откладывается минимум на день.       Под вечер народу на пляже как-то поубавилось, перестали даже торгаши кукурузой ходить. О, как Юра возненавидел всех этих людей со всякой жрачкой, потому что каждый раз, когда кто-то из них проходил мимо их места, Яна ныла, что хочет есть. Еще в обед в море у них унесло детский мяч, из-за чего у Марта случилась истерика, и он не мог успокоиться до тех пор, пока они с Юрой не сходили к ближайшим сувенирным ларечкам прямо на пляже, чтобы купить новый.       Когда Юра стал собирать вещи, чтобы вернуться в отель, над его ухом загалдели сразу два пиздюка.       — Пап, пап, смотри! Быстро! Срочно!       — Че? — развернувшись, Юра застыл.       На фоне оранжевого заката где-то за буйками показались три дельфина: два больших и один маленький — что плыли четкой линией друг за другом.       — Ого, — Юра улыбнулся. Последний раз он видел дельфинов еще в детстве, когда был примерно того же возраста, что и его дети.       — А их можно трогать, как медуз? — Яна так и не дождалась ответа, подбежав к краю берега, потому что ей показалось, что так она сможет лучше разглядеть дельфинов.       Мартин остался на месте, смотря в морскую даль, на дельфинов, и, видимо, переваривал сегодняшнюю утрату надувного мячика.       — Слышь, Март, — Юра взял сына за руку. — Это они приплыли сказать тебе спасибо за твой мяч, который ты им подарил.       — Правда? — темно-голубые, как море, глазки посмотрели на Юру полные доверия в эту сказку.       — Конечно, — не задумываясь ответил Юра и сжал маленькую ручку в своей ладони.

***

Пару дней спустя.

      Недалеко от воды в песок была врыта табличка, на которой было написано «ночью в море не купаться» на английском.       В метрах пяти от нее Юра имитировал свою пьяную смерть в воде, чтобы заманить в воду еще и Виктора.       — Хуль ты ссышь, тут даже не камни, как в Сочи было… О-о! Витя, Вить, медуза! — сделав шаг с ощутимого дна до голубого, Юра шлепнулся в воду, ударяясь об медузу своим лицом. — Давай ее Янке заберем?       — Ну ты долго там еще, Юр? — скучающе сидя на берегу, Витя смотрел, как Юра отчаянно сражается с волнами, пытаясь поймать это железное существо.       — Я, между прочим, дочери медузу ловил, — Юра тяжелым шагом поплелся до берега, врезавшись в табличку. — Че за херня? А, похуй. Вить, вот скажи мне, почему только меня так разъебало с этих коктейлей, а ты трезвый, как мразь?       — Потому что ты не умеешь пить, Юр.       Шатаясь на месте, Юра все-таки оступился, когда волна ударилась об ноги, и он свалился назад в море, плашмя падая в воду жопой.       — Гори в аду, Никифоров, — а немного подумав, добавил, — ну или трахни меня.       — Прям здесь?       — Прям здесь. Я че зря в ванной корячился полчаса?       — Наебать меня решил? — Виктор поднялся с песка, подходя ближе к морю, не намереваясь даже снимать с себя верхнюю одежду, точно так же, как Юра.       — Не-а, — Юра потянул к нему руки, как только тот зашел наполовину в воду, стараясь окунуть его как можно быстрее, но Виктор первый схватил его за руку, добровольно и вместе с ним падая в воду. — Только одна просьба.       — Какая?       — Не заведи во мне еще одного пиздюка, а то Март хоть и красивый, но заебал меня, — и с этими словами Юра полез за поцелуем.