Проблема

— Серьёзно, чувак, — пронзил его систему голос Буча откуда-то справа. Неприятно громкий. Раздражающий до рези в ушах. Но не сказать чтобы нежеланный. Харкнесс моргнул, мир вокруг на миг окрасился в синий оттенок из его головы. Таким был цвет геля, в котором он впервые проснулся, в котором впервые просыпались все андроиды после активации. Голые. Парящие. В синем геле, название которого ему было неизвестно. Харкнесс не знал и его точный оттенок в RGB; ему не удавалось проанализировать воспоминания. Он предполагал, что ещё тогда этот цвет запятнал его зрение, и теперь каждый раз, когда он закрывает глаза, именно та синева заливает его. — Какой шериф спит на дежурстве? — Харкнесс вынырнул из абсолютной синевы, плескавшейся под закрытыми веками, и пришёл в полную боевую готовность; все системы в действии. — Что, если придут супермутанты? — вновь заговорил Буч. Очевидно, что Бучу было в общем-то всё равно, придут мутанты или нет. Он просто хотел донимать Харкнесса. — Стреляй в них, — ответил он. Его голос звучал хрипло, будто он только что проснулся. Но он не спал. Просто отдыхал. Заряжался. Если бы пришли мутанты, он бы засёк их куда раньше, чем Буч. И избавился бы от них быстро и эффективно. Он хотел было указать на это Бучу, но передумал. Незачем барберу это знать. Харкнесс проморгался от синевы. Теперь из синего в его поле зрения были только небо, вода под мостом и комбинезон Буча. И его глаза. Он повернулся к Бучу и отметил, что тот, как обычно, пристально смотрит на него. Легкая усмешка дёрнула его губы, искривив их слева чуть сильнее, чем справа. — Не я здесь начальник охраны, — сказал Буч, отчего-то развеселившись. — Точно. — Он встретился с ним взглядом на секунду, после чего нагнулся, чтобы взять бутылку воды под ногами. — Я вообще не понимаю, зачем ты здесь. — Буч хихикнул в ответ, будто в этом было что-то смешное. Но это не так. Он всё ещё не доверял барберу. Ну, во всяком случае, не полностью. По ночам Буч был, в общем-то, довольно дружелюбным. Поэтому он мог закрыть глаза ненадолго, 11 минут 54 секунды. Получается, в какой-то степени он доверял Бучу, раз позволял себе закрывать глаза вот так. Это было… нормально. Он мог бы к этому привыкнуть. Возможно, даже уже привык. В ту первую ночь, когда барбер сказал, что хочет навестить Харкнесса во время дежурства, Харкнесс ему не поверил. Он истолковал план Буча как попытку отвлечь внимание: что, как только Харкнесс окажется на мосту, Буч вломится в комнату Зиммера. Так что вместо похода на мост в своё обычное время, 1830, Харкнесс расположился на средней палубе, чтобы проследить за пронырливым ублюдком в комбинезоне Убежища. Он ожидал, что барбер полезет в комнату Зиммера, какими бы ебанутыми причинами тот при этом ни руководствовался. Он начал ждать в 1903. В 2103 он осознал, что никто не собирается никуда вламываться, и что Сестра прошёл мимо него трижды, Брайан Уилкс дважды, а Мистер Бекингем четыре раза за время его поста. Тут уже стало очевидным, что никаких барберов рядом с комнатой Зиммера не планировалось. Так что он поднялся на лестничную клетку, направляясь к мосту. И Буч был там. Стоял, прислонившись к стене. Играл со своим выкидным ножом. Он выглядел немного скучающим, немного злым, немного уставшим. «Наконец-то, чувак. Тебе шарниры надо смазать или что?» Затем открыл дверь, и они оба вышли на мост. То же самое произошло на следующий день, и Буч сказал: «Ну надо же, не прошло и недели!» Он был зол. Скучал. Бучу явно не слишком нравилось долгое ожидание. Когда они облокотились на перила, Харкнесс, находясь под впечатлением, произнёс: «Спасибо». Потому что Буч сдержал своё слово. И даже не пытался проникнуть в комнату Зиммера. Это действительно впечатляло. Но это их… соглашение. Оно озадачивало. Прошла неделя, три ночные смены. Плюс те короткие случайные встречи на корабле. Эта слабая кривая усмешка, появлявшаяся и исчезавшая. Она теперь всюду следовала за ним. И барбер, сидевший на ограждении рядом с ним, потихоньку становился частью его обычного распорядка. С 18:30 до 05:00: дежурство на мосту с Бучем. Почему он был здесь? Не то чтобы Харкнесс в самом деле возражал. Раз Буч был с ним, значит, он не создавал неприятности где-то на корабле. Но почему он был здесь? Харкнесс изучал его, но разгадать никак не мог. Даже задав несколько вопросов и получив на них ответы, он не мог понять Буча. Не то чтобы Харкнесс мог вообще кого-то понять. Ох уж эти люди и их многочисленные странности; их так трудно прочесть. Но большинство людей всё-таки до определённой степени придерживается логики и практичности, здравого смысла. Буч же, похоже, следовал какому-то непонятному своду правил. Какому-то бессмысленному кодексу Туннельных Змей. Туннельными Змеями раньше называлась «самая крутая и страшная банда в Убежище». А теперь это была «самая крутая и страшная банда на Пустошах». На данный момент она состояла из одного лидера банды и из одного её члена. Оба являлись одним и тем же человеком. Кодекс, по-видимому, велел Бучу создавать как можно больше проблем, заёбывать шерифов-андроидов и приходить к ним по ночам. Потому что именно этим Буч и занимался. Бессмыслица. Открыв бутылку, которую держал в руке, Харкнесс приник губами к горлышку и сделал большой глоток воды. Тепловата. Но всё равно освежала. Он предложил бутылку своему спутнику. Барбер протянул руку и наклонил бутылку над открытым ртом. Глотал поток воды. Он выпил немного, восьмую часть бутылки, и вернул её Харкнессу. Буч начал насвистывать свою приедающуюся мелодию; он сказал, что это гимн Туннельных Змей. Точно. Ещё одна часть кодекса Туннельных Змей. Буч потянул вверх язычок молнии на куртке, убеждаясь, что она застёгнута до конца; нервный жест. Наклонился вперёд, глядя вниз, вода отбрасывала тени на его лицо, спина ссутулилась, он сжал перила чуть крепче. Один толчок. Всего один, совсем слабый — и Буч полетит в воду. Но Харкнесс не станет так делать. И Буч это знал, разумеется. Змея на спине его куртки будто глумилась над Харкнессом. — Шеф, — Буч слегка толкнул его локтем в плечо. Харкнесс посмотрел на него. На этом лице было неподдельное любопытство. И ещё какая-то нервозность. Или напряжённость. — Зачем тебе здесь торчать? Почему мы не можем сидеть внутри? — Харкнесс проигнорировал это обобщающее «мы». — Я на дежурстве. — Чувак, я в курсе. Но ты же знаешь… — Нет, не знает. Буч снова потянул молнию и прошептал что-то в небо, прежде чем снова посмотреть на него. — Тебя здесь что-то тревожит? — Что-то тревожит Проблему? Бред. Харкнесс осмотрел окрестности, проверяя, нет ли вокруг нарушителей. Ничего. — Не, — ответил Буч. Без колебаний. — Ты пялишься на… эту штуку наверху. — Он указал на небо. — Это что-то андроидское? — Что ж, вопрос оказался неожиданно безобидным. И в основном неожиданным. Буч потянул вверх свой и без того поднятый воротник, чтобы сильнее закрыть щёки. Харкнесс уставился на Буча, ожидающего ответ, и до него кое-что дошло. — Тебя тревожит небо, — заявил он. Взгляд Буча не дрогнул. Выражение его лица медленно изменилось на нечитаемое. Он не придал бы этому большого значения, если бы не знал множество выражений лица Буча. Но он знал, и это лицо означало, что барбер пытается уклониться. Харкнесс поднял голову к небу, R17 G29 B26. Тут и рассказывать особо нечего, на самом-то деле. Просто одна из его ежедневных памяток. Безобидная. Это напоминало ему, как сильно он изменился с той поры, когда был А3-21. Но рассказать об этом Бучу означало бы посвятить его в свою тайну. Не то чтобы он ещё не был посвящён, всё же, чёрт, барбер и так знал, кто он. И Буч держал слово, не так ли? Так что… Да хрен с ним. — Там, в Содружестве… — Стране андроидов? — перебил Буч. Харкнесс кивнул. — Там небо всегда было R40 G40 B40. — Он посмотрел на Буча. — Я не замечал этого, пока не решил бежать. Потому что я не был запрограммирован смотреть на небо. — Потому что андроидов программируют только на выполнение программ, для которых они предназначены. Ничего более. Ничего менее. Смотреть в небо — это пустяк. Бесцельное действие. Оказалось, что так в общем-то и есть. Но тот первый миг, когда его взгляд скользнул выше, по облакам, означал для него наступление перемен. Харкнесс чувствовал, как начал перестраиваться, как что-то внутри него становилось более человеческим, менее машинным. Что-то в нём, казалось, освободилось. Мало того, что он действовал вне своей программы, он ещё и понимал, что небо не должно быть такого нездорового цвета. — Чё за R40 B40? — Буч заговорил резким шёпотом, будто они делились каким-то секретом. Впрочем, так оно и было. — R40 G40 B40, — Харкнесс повернулся к нему. — Ёбаный грязно-серый. — Буч хихикнул, позволяя ухмылке медленно расползтись по лицу. Напряжённые плечи расслабились, немного. Видя это, Харкнесс осознал, что он и сам напряжён. Не в его привычке рассказывать другим о своей андроидской природе. Это… впервые. И по ощущениям это… удивительно хорошо. Он не мог определить источник этого чувства, просто оно разливалось в груди теплом. Рассказывая Бучу об этом фрагменте своей жизни, он также почувствовал себя освобождённым, в какой-то степени. Он наблюдал за тем, как Буч начал играть со своим выкидным ножом, крутя его между пальцами над водой. Некоторое время его внимание было приковано к блеску света на лезвии, 7 минут 32 секунды, пока Буч не заговорил. — Знаешь. В Убежищах нет… этой штуки наверху. — Неба. Да. Знает. Он внимательно посмотрел на Буча. — Ну, то есть, я, конечно, ничего не боюсь. Но от этой штуки наверху… прямо жуть берёт. — Что ж… Редкое признание. И тема разговора, и сам факт того, что Буч поделился чем-то с Харкнессом, были одинаково… интригующими. А вот забавным — только первое. Буч передёрнул плечами и повернулся к нему. Что бы он ни увидел на лице Харкнесса, это заставило его перестать крутить нож. Харкнесс предположил, что на его лице, вероятно, промелькнула тень улыбки. — Заткнись, Шеф, — предупредил Буч, но ухмылка всё ещё была на его лице. Игривая. Он указал на Харкнесса: — Ты боишься пустой комнаты. — Она не пустая. И ты туда один не пойдёшь, — его тон тут же стал серьёзным. — Конечно, — Буч был невозмутим. Он посматривал уголком глаза, не переставая ухмыляться. — Хочешь, пойдём туда вместе? Что? А если поразмыслить, идея была не так уж и плоха, в самом деле. Если они отправятся туда вдвоём, один будет прикрывать другому спину. Если что-то случится, то вдвоём они лучше справятся. Это лучше, чем если кто-то из них пойдёт один, уж наверняка. …Дерьмо. Он что, всерьёз раздумывает о том, чтобы вовлечь во всё это Буча? — Я… подумаю об этом.