Проблема

Семь секунд молчания. Харкнесс следил за тем, как Буч меняется в лице. Гнев. Это очевидно. Затем шок или удивление. И снова гнев. — Ты думаешь, что я мёртв, — сказал Буч, сжимая руку. — Мёртв, — еле слышно повторил он. Буч провёл ладонью по лицу. Пробежал пальцами по волосам. Взгляд метнулся на Харкнесса, в глазах был дикий блеск. Буч открыл рот и снова закрыл. Стиснул дрожащие ладони в кулаки, словно желая ударить Харкнесса. Но вместо этого он развернулся. Вышел — с трудом, спотыкаясь. Его ботинки стучали по полу сильнее, чем обычно. Спина была напряжена. Буч злился. Очень злился. Но проявлял сдержанность. Насколько мог. Он прошёл мимо лаборатории, не заглянув туда. Святой внутри затих. Войдя в гостиную, Буч пнул ногой стол. Саданул ладонью по лежащему там пистолету и со скрежетом протащил по столешнице к себе. Затем Буч вышел из дома. Харкнесс отправился за ним. Он пошёл следом, как только Буч потянулся к пистолету. Потому что Буч брал в руки пистолет и оставлял свой пип-бой лишь в моменты полного безрассудства. Когда хотел кого-нибудь убить. Либо причинить вред чему-то или кому-то. А значит, он направлялся не в Большой Город. Он собрался куда-то ещё. Когда Харкнесс вышел на улицу, Буч уже выкрикивал оскорбления в адрес Порошка и Добряка. Порошок посмотрел на них, в его взгляде читалась сильная настороженность, он, похоже, вообще не обращал внимания, что на него орут. Буч пошёл прочь. И в груди что-то сжалось. Потому что это выглядело так, будто Буч хотел исчезнуть из его поля зрения. И Харкнессу это не нравилось. Не нравилось видеть, как Буч пытается вот так исчезнуть. Он пошёл за ним. — Отвали, жестянка, — прорычал Буч. Он наклонил голову и устремил взгляд на Харкнесса. Он не перестал идти. Но немного замедлил шаг. — Куда ты, блин, идёшь? — Буч не ответил, и он продолжил: — Ты оставил свой пип-бой. — Да, да. Он не будет по мне скучать. — Буч вдруг замер. Он повернулся и уставился на Харкнесса, взгляд голубых глаз пронзал даже сквозь полуприкрытые веки. — А ты скуча… — он прервался, снова потирая лицо. — Ну да. Конечно. — В голосе слышалось разочарование. Кулаки Буча снова сжались. Он дрожал. Он посмотрел на Харкнесса, глаза опасно сверкали. Харкнесс отступил до того, как руки Буча коснулись его груди. Но контакт всё-таки произошёл. — Ты…. — начал Буч. Он не кричал, но говорил ровно. Решительно. Сквозь стиснутые зубы слова вырывались как шипение. — Всё это время… всё дерьмо, через которое мне пришлось… А ты… — он толкнул Харкнесса. — Ты просто… — его взгляд стал жёстче. — Для тебя всё было так легко, говнюк? «Легко»?! Какого хрена… Как он только мог подумать… Каждый день. Каждый ёбаный день всё в его системе становилось хуже и хуже. Образ сгоревших тел впечатался в его сознание. В его систему. Буч был мёртв. Убит. Сожжён. Слово «покойник» отпечаталось на его лице. Как Харкнесс должен был справляться с этим? Его система не умела понимать и разделять эмоции. Такая возможность не предусматривалась его программой. И всё это время Буч — что? Болтался по окрестностям? Играл? Дрался? Он мог бы вернуться. Мог бы не разбрасывать всюду своё барахло. Мог бы дать ему знать, что он, блядь, всё ещё жив. Он мог бы просто, блядь, остаться на корабле, в конце концов. Но он ушёл. И его призраки преследовали Харкнесса. Все эти копии Призрачного Буча играли с ним. Но оставались недосягаемыми. Искушали. Дразнили. На такое его не программировали. Нет. На всю эту хрень, которая вносила путаницу в его систему. И в его мысли. И на всё это эмоциональное дерьмо. Это? Это было легко? — Да пошёл ты. От такого ответа Буч широко раскрыл глаза. И бросился на него. От удара перехватило дыхание, и он повалился на землю. Система тут же пришла в боевую готовность. 12.3% повреждено. Кулак со свистом рассёк воздух и врезался сбоку в его лицо. 25.7% повреждено. А вот это было действительно больно. Буч стал намного сильнее с их последней драки на мосту. — Ага. А призраки могут так, ржавое ведро? — прорычал Буч. Нет. Очевидно нет. В ответ все мышцы Харкнесса разом напряглись. Импульс удара прошёл сквозь металл, пронзил до самых нервных окончаний. Перед глазами замелькали чёрные точки. Харкнесс мог уклониться от удара. Должен был. Он не знал, почему не сделал этого. Буч поднял руку для очередного удара, но на этот раз Харкнесс был готов. Он поймал запястье Буча, останавливая кулак за мгновение до того, как тот встретился с его носом. Потерпев неудачу, Буч выругался. Харкнесс отбросил его, судорожно пытаясь встать, но был резко сбит очень быстрым захватом. Вдвоём они покатились по грязи. Система пыталась сосчитать количество песчинок, прилипающих к телу. И непонятно к чему сообщала, что Буч всё ещё пахнет чистотой, несмотря на грязь. Неуместно. Буч снова оказался сверху, на его лице застыла слишком самодовольная ухмылка. Он схватил Харкнесса и ударил его лбом. Удар громко отозвался в черепе. 30.4% повреждено. Но Буч схватился за собственную голову и застонал. Кость не могла победить металл. Харкнесс столкнул его с себя. В этот раз Буч так и остался лежать, жалостно матерясь. Подняв взгляд, он обнаружил, что своими выходками они привлекли Порошка, Добряка и Сполоха. Плохо, что самые умелые бойцы Большого Города покинули свои посты. Добряк и Сполох весело усмехались. Порошок почему-то выглядел смущённым. Липучки, как ни странно, здесь не было. Не в том смысле, что он входил в число умелых. Но парнишка поклонялся Бучу как какому-то герою. Внезапный удар сбил его с ног. Харкнесс снова приземлился на песок, подняв облако пыли. В плечо вцепились пальцы. И Буч оседлал его. Потратив на это меньше секунды. Буч схватил его за воротник и презрительно усмехнулся в лицо. Харкнесс снова увидел кулак. Прежде чем тот достиг цели, Харкнесс перевернулся и впечатал Буча в песок. Быстро скрутил его руки за спину. Прижал Буча лицом к земле. — Слезь с меня, — Буч под ним брыкался. Извивался. Он попытался вырвать руки из хватки Харкнесса, но безуспешно. — Успокойся, — сказал Харкнесс, не зная, что ещё тут можно сказать. Ему не нравилось, что Буч пытается наброситься на него. И Харкнесс не хотел ему навредить. А он мог. Сейчас прикосновение точно не помогло бы успокоить Буча. Потому что Харкнесс и так касался его, но Буч всё ещё хотел и пытался ударить его. Харкнесс ощущал под ладонями сильные движения мускулов. Это… Хотел бы Харкнесс знать, какого хрена всё его недовольство вдруг куда-то испарилось. — Сам успокойся, — Буч поёрзал. — Говнюк. — Он пытался пинаться. — Тостер грёбаный. — Буч… — На помощь! На по-о-о-омо-о-ощь! Буч под ним замер. Харкнесс поднял голову и увидел бегущего к ним Липучку. Он бежал с северо-востока. Его огромные глаза казались ещё больше, чем обычно, и он на одном дыхании выкрикивал поток слов. «Дерьмодерьмодерьмодерьмодерьмо…» На его лице был явный страх. Коротышка бежал за ним. Прихрамывал. Но всё же бежал, словно подбитый радтаракан. Он бестолково размахивал своей винтовкой. От них было много шума. Почему Харкнесс не услышал их раньше? Блядь. Они направлялись прямо в сторону мин. Они должны были вот-вот достичь их. Дерьмо. Харкнесс отпустил Буча и попытался встать. Буч протянул руку и схватил его за плечо. — Мины… Слишком поздно. Липучка бежал через мины. Харкнесс отсчитывал секунды. Он высвободился из хватки Буча. Раз. Бросился вперёд на четвереньках. Два. Теперь он стоял на ногах. Пытался добраться до Липучки. Или Коротышки. Три секунды. Харкнесс приготовился к взрыву. Взрыва не последовало. Как… Невозможно. Сегодня утром он слышал, как пищали мины. Они неисправны? — Шеф! — закричал Липучка, наконец добравшись до него. — Человек, плохой человек и Коротышка… — затараторил он. — Заткнись и держись подальше, дурень, — пробормотал Буч. Он уже стоял на ногах. Расправил плечи. Гнев улетучился. Осталась только паника. Липучка побежал к Порошку. Всеобщее внимание было приковано к неисправным минам. За минами в их сторону бежал человек. Который, должно быть, и являлся причиной тревоги. Светловолосый. Крупный. Высокий. Безоружный. Он бежал механически. Прихрамывал механически. По спине Харкнесса пробежали неприятные мурашки. Он выхватил пистолет из кобуры Буча. И спустил курок. Он видел, как летят пули. Видел, как пули попадают в цель. Человек пошатнулся. Но не прекратил бежать. Ещё пять пуль в оба колена. Магазин опустел. Преследователь не останавливался. Волоча ноги при каждом шаге. Он едва взглянул на свои раны. Там, где пули пронзили плоть, остались отверстия. Но… где же кровь? Харкнесс сделал шаг вперёд. Буч потащил его назад. Преследователь пошёл через мины. И на этот раз Харкнесс услышал, что мины сработали. Одна секунда. Гудки участились, незнакомец остановился. Две. Гудки стали громче. Харкнесс сказал всем отступать, отступать нахрен. Три… Яркий. Оглушительный. Ослепляющий. Взрыв был нереально сильным. Шар электрически-голубого света, будто молния. Он полыхнул высоко, до самого неба. 10 метров в диаметре. И быстро разрастался по земле. Преследователь оказался в ловушке. Он застыл в центре голубого шара, разинув рот. Будто крича, но никакого звука не было. Он светился. Свет лился из его глаз. Острые и неровные голубые линии плясали по всему его телу. Беспорядочно. Он дёргался. Сверкающий шар расширялся. 11 метров. 13 метров. 15 метров. Касаясь земли, свет в ней таял. Рассыпался крошечными огоньками. Некоторые из них долетали до Харкнесса, и он чувствовал, как они легонько кололи его кожу. Шар был пульсирующим. Электрическим. Дерьмо. Система приняла командование на себя. Статус выживания для преследователя: 35.6%. 43,7%. 36,0%. Значит, он не собирался останавливаться. Ещё не падал. Ещё не истекал кровью. Казалось, ему никак не мешали дырки в ногах. Может быть, нанести серьёзный ущерб он уже не способен, но хватит и этого. Хватит, чтобы убить нескольких жителей Большого Города. И этот город не смог бы его остановить. Сквозь синеву, которая постепенно рассеивалась, Харкнесс увидел, что внимание преследователя переключилось на него. Харкнесс побежал вперёд. Харкнесс парировал удар, нацеленный ему в грудь. Резко опустил ногу на искалеченное колено и надавил. 98% от полной силы. Ломая любое сопротивление. Сустав хрустнул, звук был громким и болезненным. Преследователь упал, нога была сломана и неуклюже болталась. Преследователь совершенно никак на это не отреагировал. Харкнесс нацелился на вторую ногу, пытаясь лишить противника малейшей возможности встать. Но его тут же схватили сильные руки. Скрутив так быстро, что он потерял равновесие. Харкнесс упал, ударившись о землю, по спине и руке растекалась боль. 34.9% повреждено. Сильная тяжёлая рука стиснула его горло. 42.8% повреждено. Он дёрнулся. Преследователь придавил его к земле. Харкнесс ударил его в висок прикладом пустого пистолета. Рука на шее едва дрогнула, но голова преследователя мотнулась в сторону. Харкнесс замахнулся снова. И снова. Он услышал, как в этой голове что-то треснуло. Под слишком ярким глазом образовалась заметная вмятина. Когда Харкнесс отвёл пистолет, от края лица оторвалась кожа. Сжимавшая его рука опустилась. Харкнесс захрипел. В него летел огромный кулак. Слишком быстро, не уклониться. Кулак врезался в грудь. Система на мгновение отключилась. Ещё один удар в то же место, треск. 60.7% повреждено. Пистолет выскользнул из руки. Харкнесс схватился за запястье. Слишком яркие, слишком светлые глаза уставились на него. Они изучали. Анализировали. Знали. Что-то приземлилось и прокатилось по земле в пяти метрах от них. Оба обернулись. Граната… — Беги, Шеф. Святой. Он ударил преследователя локтем в грудь так сильно, как только мог. Отталкивая его, Харкнесс изо всех сил пытался встать. Он полз, вцепляясь в гравий. Поднажал… Его накрыло голубое сияние. Оно ослепляло. Порождало в голове пронзительные металлические крики. Вырубало. Оглушало. Было очень ярким. И вдруг перед ним возникло Содружество… Готов… И Ривет-Сити… И Пустошь… Они мерцали перед глазами… А3-21… Затапливали взор… Готов подчиняться… Затапливали его вены… Он… Парил… Невозможно… Невесомый… А3-21, я доктор Зиммер… Что за херня… Наконец-то, Шеф… А3-21, отвечай мне… Как поживает твоя проводка?… Харкнесс… Я проклят… Допустимые потери… Всё было слишком быстро… Устаревшие модели… Его тело, кажется, раздробило вдребезги… А3-21 был особенным… Умным… Оно разваливалось на кусочки… Харкнесс… Незаменимым… Оно горело… Самым продвинутым… Харкнесс… синтетическим гуманоидом, когда-либо созданным… Он разрушался… Хорошо, что ты здесь, Шеф Харк… Он не мог… Этот город только и ждёт, чтобы отправиться в ад… Его разрывало… Прикоснись к нему… Ты вздрагиваешь. Каждый раз… И он кричал… Так ты его успокоишь… Я готов отдать жизнь за… Но этот звук был в голове… кого угодно, и я до сих пор жив. Кто-то… Харкнесс… делает то же самое… И он был таким громким… для меня — и он труп… Таким громким… Свет лился наружу. И он раскалывался на части. Тело пылало. Горело. Он не мог. Он разрушался. Растрескивался. Каждый нерв был растерзан. Его парализовало. Раскалывало. На осколки. Оно вонзалось. Разрывало кожу изнутри. Ломало. Ломало… Эй, Харкнесс… Руки. Тянут за волосы. Шершавые ладони на щеке. Касаются. Тепло. Так тепло. Дыши. Ему не хватало кислорода. И система отчаянно боролась за каждый слабый вдох. Он хватал ртом воздух. Глотал. Снова и снова цепляясь за ниточки, пытаясь снова включиться. Руки притянули его ближе. Массировали шею. Гладили по щекам. Он шевелил губами. И не слышал собственный голос. А потом он снова начал видеть. Пустота перед глазами уступила место живому голубому цвету. Глубокому, тёмному голубому. Радужки. Он упивался этим цветом. Упивался тем, как эти глаза смотрят на него. Страх. Неприкрытое беспокойство. Раскрытые шепчущие губы. Говорящие ему дышать. Маленькая капелька крови на нижней губе. Царапина на скуле. Он сидел на коленях в песке. Они сидели на коленях в песке. Руки, касавшиеся его, переместились. Он заметил это. Скользнули к его горлу. Успокаивали. Ласкали. Большой палец покоился на пульсе. Он чувствовал его биение под кожей. Чувствовал, как пульс отвечает на прикосновение. Замедляется. Успокаивается. Он шевельнулся. Голубые радужки посмотрели вниз, затем опять на него. Теперь серьёзные. Смущённые. И… И нечитаемые. Он провёл ладонью по руке, державшей его. Услышал резкий вздох. Ощутил материал куртки. Гладкий и грубый одновременно. Затем кожу. Упругую. Скользкую от пота. Живую. Он держался за запястье, упиваясь ощущением отвечавшего ему пульса. Кровь стучала под его пальцами. Казалось, это сплетение пульсов способно было вот-вот его рассинхронизировать. — Ты раздолбан, Харкнесс, — раздался мягкий шёпот в крошечном пространстве между ними. Он ощутил это дыхание на языке. Он никогда прежде не слышал, чтобы его имя произносили так. «Как и ты», — ответил он мысленно, потому что голос не работал. Затем голубые глаза исчезли. Как и прикосновение. И в этот же миг его система будто включилась заново. Каждое покалывание, что он чувствовал, пронзило плоть. Вся собранная информация вернулась в полном объёме. 91.8% повреждено. Его система проводила оценку. Пыталась не отключиться. Он извивался. Дёргался. Пытаясь восстановить энергию. Он поднял взгляд на Буча, который снова был напряжён. Затем на неподвижное тело неподалёку. Мёртвые глаза уставились на него. И он знал. Знал, что было что-то, что он не учёл. Знал, что он должен был это увидеть. Должен был это выяснить. Но он был совершенно сбит с толку. — Прости, — сказал Святой, появившись рядом. Он впервые не усмехался. — Зиммер не мёртв.