Проблема

… … … — Наконец-то отпустили из рая для андроидов, а, Шефчик? Голос ворвался в мысли. Хриплый. Знакомый. — Наверняка тебе там дали миленькие металлические ангельские крылья. Кто-то усмехнулся. Кто-то печатал на клавиатуре, отчего голова наполнялась стуком клавиш. Что-то опустилось на лицо — ладонь. От неё по лбу неравномерно расходилось тепло. Кончики пальцев касались век. Тяжёлые. Тёплые. Успокаивающие. Ладонь с головы исчезла. Звук удаляющихся шагов. Спиной он чувствовал тепло. Тепло обволакивало ноги, щекотало ступни и бёдра. С каждым вздохом его кожи касался слой ткани. Харкнесс повернул голову на звук шагов, и его волосы примялись, а ухо погрузилось во что-то мягкое. Что-то упиралось в затылок. Не больно, но неудобно. Он только подумал о том, чтобы расправить плечи, и они расправились, он почувствовал под ними ткань. … Что-то было… Что-то было… не так. По-другому. Что-то было по-другому. Он открыл глаза. Было темно… Нет. Светло. Прямоугольные тени чередовались с лучами света, проникавшими сквозь отверстия в разбитых и заколоченных окнах. Он уже видел это раньше. Он здесь уже был. Это место было знакомым… Дерьмо. Что за хрень. Разве он не… Он подорвал себя. Себя и троих андроидов. Три импульсные гранаты уничтожили их. Всех. И он был… деактивирован. Деактивирован. Какого чёрта он здесь делает? Что это? Это невозможно. Это… Блядь. Если он здесь, значит, Буч… Буч. Дерьмо. Он подскочил было, но что-то дёрнуло голову назад. Резкий гул пронзил её. Ослепил на миг. Он посмотрел вниз. С края матраса сползала длинная красная трубка. Судя по ощущениям, она тянулась к его затылку и что-то в него вливала. На плечо опустилась рука. — Если ты научился бегать раньше, чем ходить, то это ещё не значит, что это хорошая идея. Он поднял взгляд и увидел усмешку во все тридцать два зуба. … Святой. Глаза уставились на него из-за пары защитных очков, на левую линзу которых был наклеен кусок изоленты. Рука на плече надавила сильнее. И тревога на душе чуть поутихла. Потому что усмешка Святого была обнадёживающей. Искренней. Знакомой. Он успокоился. Почувствовал себя немного разбитым. Он не думал, что когда-нибудь снова увидит Святого. — Погоди. Я тебя отсоединю, — сказал Святой. Ладонь Святого очень точно, но нежно двинулась вверх по плечу. Пальцы Святого задели что-то на коже, отчего в верхней части спины пробежали мурашки, и всё тот же резкий гул пронзил голову. Он застыл. Он ощущал, как натягивается кожа, чувствовал шероховатую текстуру перчатки Святого, удерживающего его. Святой без предупреждения выдернул что-то из его шеи. Он вздрогнул. Гул снова пронзил голову. Опустошил его. Затем гул покинул голову и помчался вниз, к кончикам пальцев ног. Это… настораживало. Что-то было не так. — Ты зарядился не полностью, — сказал Святой. Он может просматривать его систему? Руки ощупали его шею. — 99%. Дальше не заряжается. — 99%? Действительно. На какое-то время он же перестал заряжаться. Святой вытащил из кармана своего комбинезона моток хирургической ленты. — Ты знаешь, что случилось с этим оставшимся 1%? — Харкнесс не знал. — Он потерялся. Рассеялся по частям, к которым у твоей системы нет доступа. Так что, когда ты попал под импульсный взрыв… — Голос Святого затих. Он смотрел, как полоска ленты отрывается от катушки. Святой снова потянулся к нему и, приглаживая, наклеил хирургическую ленту на затылок. — В общем… Я тебя не воскрешал. Конечно, я заменил твои части теми, что были у Дуболомов, немного тебя подлатал, но… — он усмехнулся. — Этот 1% помог тебе остаться в живых. В живых. Он закрыл глаза, испытав странную иррациональную необходимость удержать некое… чувство в груди. Под веками он видел лишь тьму, тьму с единственным проблеском синевы. В живых. Он моргнул, открыл глаза и увидел на коже новые отметины. Живот пересекали новые аккуратные красноватые линии, в дополнение к почти исчезнувшим и не столь аккуратным. Раны были искусно зашиты нитью, а не скреплены скобами. Он поймал себя на том, что водит кончиками пальцев по этим новым красным линиям, ощупывает гладкие бугры. Они казались… заряженными. Электрическими. Святой сказал, что заменил его части частями Дуболомов. Вот почему всё ощущается иначе? Он убрал руки от живота и посмотрел на свои ладони. Ничего не изменилось. Он перевёл взгляд на окно. Небо снаружи было оттенка R… R… … Ничего. Система ничего ему не говорила. Не называла ему точный эквивалент в RGB. Дерьмо. Он попытался вызвать время, день недели, дату, температуру. Никаких сообщений. Никаких чисел. Никакой информации. Никакого соединения. Ничего. Система не отвечала ему. Непрерывный поток данных исчез. Это было… нелогично. Не имело смысла. У этого должно было быть какое-то логическое объяснение. Безусловно, он всё ещё функционировал. Иначе он бы ничего не чувствовал, не был бы способен видеть и ощущать запах дыма в воздухе. Его система определённо была на месте. Но… Что ему теперь делать? — Святой, — начал он. Горло вибрировало, слово сорвалось с его губ, и он слышал его, но не видел это слово перед глазами. Что же делать? Когда он поднял взгляд, Святой поднял очки на макушку. Он, казалось, анализировал его и, судя по маленькой складке между бровями, явно что-то видел. Его взгляд посуровел, но выражение лица почти не изменилось, усмешка чуть дрогнула, лишь на миг. Затем нахмуренность исчезла. Усмешка Святого растянулась, потеплела. Стала ободряющей. Святой коротко взмахнул пальцами, жестом показав ему подняться с матраса. — Тебе надо научиться двигаться без твоих крыльев. Действительно. Начинать нужно с этого. Он свесил ноги с матраса. Медленно, осторожно ступил на пол в пятно солнечного света, просочившегося сквозь окно. Пятно под босой ногой было тёплым и твёрдым. Он собрался с силами и встал. Покачнулся. Прежде чем начать падать, он заставил себя встать ровно. Дезориентирован. Он выпрямился и поднял ногу до того, как подумал об этом. На секунду она бесцельно зависла над полом. Наклонив ногу в воздухе в наиболее естественном направлении, он поставил её на каком-то расстоянии от левой ноги. Он перенёс вес на неё, тело подалось вперёд, затем остановилось. Он попытался сделать шаг. Повторив процедуру, сделал ещё один. Затем ещё один. И ещё. Он чувствовал, как его тело приходит в движение без подсказок системы. Ходьба никогда не казалась такой… такой… Он никогда прежде не ощущал, как его тело ходит. Усилия, которые он для этого прикладывал, были неопределимы. Он поднял голову и увидел, что Святой изучает его c выражением глаз как у врача, его внимательный взгляд скользил по рукам и ногам Харкнесса. Святой анализировал, но ненавязчиво. На столе рядом лежали футболка и брюки. Он дотянулся до них, пальцы коснулись брюк, он ощутил шероховатость сплетённых нитей. Он стащил со стола сложенные брюки, и они развернулись. Он взял их. Удерживая равновесие, он поднял правую ногу, маневрируя ею таким образом, чтобы она ровно скользнула в штанину. Контролировал ли он это? Ткань обхватила его ногу, нога встретилась с поверхностью пола — и он уже был на полпути. Он делал это столько раз, тысячу, может, больше, но это ощущалось как нечто новое. Знакомое и незнакомое одновременно. Он обнаружил, что обе ноги плотно вошли в брюки, пальцы застегнули пуговицу. Затем он потянулся к футболке. Он схватил её с большей силой, чем было необходимо, и ослабил хватку. На удивление успешно он просунул голову в вырез, а руки в рукава. Он посмотрел вниз, на одетого себя, пытаясь затянуть бреши контроля. Не получилось. Он ничего не понимал. Святой закрыл зажигалку, звук заставил его перевести на неё взгляд, он не слышал, как она открылась. Святой ровно смотрел на него, взглядом, который, казалось, проникал сквозь кожу в самую душу. Усмешка медленно растаяла, и теперь Святой улыбался — такую улыбку Харкнесс впервые у него видел. — Буч снаружи. Буч. Снаружи. Живой. Улыбка Святого уже осталась позади. Он обнаружил, что направляется к выходу из дома. Быстро и решительно, будто не испытывал только что трудности с ходьбой. Он дошёл до двери. Толкнул её навстречу солнечному свету. И… И он был там. Отчётливая фигура прямо перед глазами. Буч. Это зрелище затронуло что-то глубоко внутри, и он остановился босыми ногами на песке. Первой его встретила змея на спине кожаной куртки. Буч повернул голову. Посмотрел через плечо. И застыл. Его взгляд был… был… неописуемым. Нечитаемым. Глаза Буча распахнулись, едва завидев его. Они скользили по его телу. Блуждали по нему. Синева в них сверкнула, поймав солнечный свет. Затем Буч шагнул вперёд. Пошёл к нему, спотыкаясь. Он окинул Буча взглядом, от потёртых ботинок до комбинезона. Буч прибавил шагу. Буч остановился перед ним, и Харкнесс не мог назвать точное расстояние между ними. Они были достаточно близко, чтобы можно было ощутить исходящее от него тепло. Взгляд упал на правую руку Буча, на шину, которая шла вдоль руки и была привязана к запястью. — …Харкнесс? — это прозвучало неуверенным шёпотом. Оно звучало… ново. По-другому. Сокровенно. От этого в груди что-то сжалось. До боли. Он почувствовал себя разбитым. Он отвернулся от шины и встретился со взглядом, изучавшим его лицо. Буч выглядел бледным, вокруг его глаз были тёмные круги. Причёска оставалась безупречной. На лице застыло это… нечитаемое выражение. Что-то уязвимое было в его взгляде. Что-то, что он видел много раз, но не мог до конца уловить. Сейчас это что-то было здесь. Оно не ускользнуло, даже когда его взгляд упал на руку Буча. Он смотрел, как искалеченная рука тянется к нему. Медленно и дрожа. Она взяла обнажённую руку Харкнесса. Прикосновение. От которого по телу словно пробежал ток. Оно ошеломило его. Сковало. Оно было другим. И в то же время нет. Там, где мягко касались кончики его пальцев, собралось тепло. Рука сжалась чуть сильнее, вминаясь пальцами в кожу. Они начали двигаться. Прошлись по предплечью, следуя вдоль вен, оставляя следы тепла на месте прикосновений. Харкнесс утопал в этих ощущениях. Всем своим существом. Внимательно и жадно следил за этим движением, выискивая следы остававшегося тепла. Он хотел впитать его всё до капли. Поглотить. Большой палец скользнул по запястью и остановился на пульсе, Харкнесс ощутил, как его пальцы сжимаются. — Буч, — сказал он. Буч резко вдохнул и поднял взгляд. Синева. Лишь синева перед глазами. Пальцы на коже дрожали. Харкнесс ощущал, как его пульс стучит в подушечку большого пальца. Целует там кожу. Всасывает тепло. Он чувствовал, как его пульс ускоряется. Он знал, что Буч тоже чувствует это под своим большим пальцем. — Ты, — начал Буч. Он выдохнул это слово ему в щёку. — Ты меня помнишь. Его программой не была предусмотрена возможность… Нет. Он не смог бы забыть Буча, если бы попытался. А он пытался. Он раскрыл рот, чтобы ответить. Но с губ не сорвалось ни единого слова. — Ты помнишь, что произошло? — спросил Буч. В этот раз вопрос прозвучал с сомнением. Харкнесс без заминки кивнул. Буч беззвучно усмехнулся. Затем сделал шаг назад. Прочь от него. Харкнесс увидел кулак, а затем тот встретился с его челюстью. Резко. Шокировав. Обезоружив. Боль пронзила скулу и быстро разрослась. В глазах потемнело. Голова будто отделилась от тела. И боль… вся голова пульсировала болью. Он попытался проморгаться, чтобы избавиться от летавших перед глазами пятен. Во рту появился металлический вкус синтетической крови. Что-то врезалось в живот. Харкнесс согнулся, тело сжалось от этого удара. Он закашлялся. Было больно дышать. Всегда ли боль ощущалась вот так? Что-то налетело на него, и он упал на землю. Удар полностью лишил его дыхания. Всё тело горело. Когда он, наконец, смог сосредоточиться, то увидел Буча, который смотрел на него сверху вниз с опасным блеском в глазах и удерживал его бёдрами; его тело, крепкое и тяжёлое, прижимало Харкнесса к земле. — Ты, жестянка ёбаная, ржавое ведро, тостер… — Буч толкнул его, хотя он и так уже лежал на спине. — Понабрался всякой хуйни от Джонни, — выругался Буч. — Как думаешь, почему, блядь, я каждый раз его вырубаю? В один прекрасный день этот паинька убьёт себя и уже не очнётся, — теперь Буч шипел, слова выходили сквозь едва раскрытые губы. — А теперь ты делаешь то же самое… Что? Тоже хочешь быть героем? — Руки схватили его за футболку. Подняли голову Харкнесса с земли, чтобы снова ударить её о землю. В воздух поднялось облако пыли. — Никогда больше не делай такой херни, железный дровосек, — угрожающе сказал Буч, зло выплёвывая каждое слово. Он поднял правый кулак. — Или мне и тебя придётся вырубить. Ну да. Харкнесс сомневался, что Буч способен вырубить его. Но… Инстинкты его системы уже должны были взять верх и оттолкнуть Буча. Эта фигня не должна была занять и секунды. Но система по-прежнему молчала. И… позволяла избивать Харкнесса. И он не знал, что делать. Нет. Логически он знал, что он должен был сделать. Он должен был оттолкнуть Буча и прижать к земле, пока тот не перестанет бороться. Но насколько он контролировал своё тело в эту минуту? Что, если… Блядь. Чёрта с два он причинит боль Бучу, даже несмотря на то, что Буч явно хочет причинить боль ему. Жжение от ударов уменьшилось до слабого покалывания. Харкнесс обнаружил, что его пальцы роются в земле, взметая песок. Они неустанно желали коснуться, но он не позволял им. Он заставил себя прижать их к песку. Потому что понятия не имел, что они сделают. Заметив это движение, Буч прищурился, и кулак сжался сильнее. — Используй… левую руку, — потребовал Харкнесс. Потому что, если Буч ударит своей и без того искалеченной правой, он её просто разъебёт. Буч нахмурился. Кулак завис в воздухе. А затем со стуком тяжело упал на его грудь. Звук эхом отразился внутри. Кулак разжался, и к груди Харкнесса прижалась ладонь. Он чувствовал тепло, исходившее от кончиков этих пальцев, проникавшее глубоко в него. Его пульс забарабанил от этого прикосновения. Он ощущал, как тепло распространяется по нему там, где соприкасаются их тела — стойкий, плотный и полностью захватывающий жар, пышущий рядом с ним. Он знал, что это должно было пугать. И это пугало. Но присутствие Буча было также… умиротворяющим. И обжигающим. Это были противоположные чувства одной категории. Харкнесс не знал, что это за категория, и система не предлагала никаких вариантов. Он знал, что он… теперь он не знал, чего хочет. Не знал, что ему делать. Посмотрев на Буча, Харкнесс увидел, что его голубые глаза потемнели, взгляд стал ещё более решительным. Более целеустремлённым. Более… манящим. Более взволнованным. В нём всё ещё был оттенок уязвимости. Харкнесс видел блеклые веснушки на носу, блеклые шрамы на коже. Видел румянец на его шее. Чувствовал прерывистое дыхание на своих щеках, на своих губах. Выбивавшаяся змеевидная прядь волос вычерчивала на лбу и переносице неопределённые узоры. Харкнесс почувствовал, как рука на его груди надавила сильнее. Как пальцы вцепились в его футболку и плоть. Схватили. Потянули. Затем Буч соскользнул с его тела, плавным, текучим движением тепла. Харкнесса бросило и в жар, и в холод. Вспышки охватили всё его тело. Он… дёрнулся в ответ. Мир теперь ощущался слишком чётко. Слишком чётко и слишком… заряжено. Кончики пальцев снова начали рыться в песке. Перед глазами возникло чьё-то перевёрнутое лицо. — Вставай, Дуболомный Шеф, — возбуждённо воскликнул Липучка. Дуболомный Шеф? — Хочу увидеть, как ты побьёшь Буча. — Ты в порядке, Шеф? — с явным беспокойством спросил Порошок. Липучка навис над лицом, сияя от волнения. — Ага, — ответил он. Харкнесс пошевелил руками, чувствуя, как зернистый песок под ним расползается от этого движения. Он повернул ладони к земле и, оттолкнувшись, сел. Он успешно справился с задачей не приземлиться лицом в песок. Боль уже практически исчезла, он и не заметил этого. Но приятный гул всё ещё двигался по телу. В поле зрения появилась чья-то левая рука. Он скользнул по ней взглядом и увидел Буча, чьи тёмные глаза напряжённо смотрели на Харкнесса, будто Буч всё ещё собирался наброситься на него. Харкнесс знал, что не должен принимать эту протянутую руку, потому что своим весом лишь утянет Буча вниз. Но он обнаружил, что сжимает пальцы вокруг этой руки, и, вместо того, чтобы дать подтянуть себя вверх, он выпрямился сам. Буч смахнул песчинки с ладони. Они оставили на его коже крошечные отпечатки. — Эй, — Липучка ткнул другую руку Харкнесса. — Можно посмотреть на твои провода? Дерьмо. Липучка знает, что он андроид? Харкнесс собрался было возразить, но Буч ответил вместо него. — Конечно, — невозмутимо сказал Буч. — Он высрет их специально для тебя, тупица. — Ты срать умеешь? — не успокаивался Липучка, разулыбавшись ещё шире. — Ты дебил. — Рядом с Порошком появился Сполох, он указывал пальцем на Буча. — Теперь, когда Шеф пришёл в себя, ты хочешь его побить? Ты, блядь, стрелял в нас, когда мы про него узнали. — Стрелял? О нём знает весь Большой Город? — Да, да. Пофиг, — протянул Буч, думая о чём-то другом и подталкивая Харкнесса ко входу в дом. Харкнесс уже шёл внутрь, оставляя Большой Город позади. Он обнаружил, что направляется в лабораторию Святого. Святой ждал его. — Ты знал, что это случится, — сказал Святой с дружелюбной и извиняющейся усмешкой. Наматывая хирургическую ленту на указательный палец, Святой протянул Харкнессу комок ваты. Взгляд Святого пробежался по Харкнессу, как обычно, анализируя. Его усмешка стала шире. — Ха, — выдохнул он так, будто был поражён. — Теряешь хватку, Туннельная Змея? Ты сдерживался. — Отвали, Заморыш, — прошипел Буч в дверях. Буч прошёл к столу, копаясь в своём пип-бое, его правая рука всё ещё дрожала. Он поднял взгляд на Харкнесса. — Он не бил меня в ответ, — сказал Буч, это прозвучало несколько расстроенно. Харкнесс начал протирать лицо мягкой материей. Он задел что-то у рта, было больно. Он прижал к этому месту вату. Он слышал, как Буч срывает свой пип-бой. Слышал, как Святой играет со своей зажигалкой. Когда он убрал вату от лица, та оказалась пропитана синтетической кровью. Красной. Система всё ещё не подсказывала ему эквивалент в RGB. Действительно. Он был разъёбан. А ещё он был… утомлён. По идее, он не должен был чувствовать усталость. Даже несмотря на то, что его система молчала, он осознавал, что энергия у него находится на достаточном уровне. Как бы он себя ни чувствовал после ударов Буча, из предыдущего опыта он знал, что пострадал не сильно. Но он чувствовал себя таким истощённым. И всё ещё таким заряженным. Он чувствовал непрерывное потрясение. Он не мог контролировать это. Не мог понять это. Харкнесс подошёл к матрасу и сел на него. Мягкий и твёрдый одновременно. Одеяло всё ещё было на полу, где он его и оставил. Харкнесс осторожно изменил положение своего тела, подтянув ноги и перевернувшись так, чтобы лечь. Он ощутил, как матрас промялся от его веса. — Шефчик, — позвал Святой. — Ты входишь в спящий режим? — Разве? — …ага, — ответил он, закрывая глаза навстречу тьме с голубым оттенком. Когда он проснулся, солнечный свет исчез. Снаружи было темно. Сквозь разбитые окна он увидел проблески неба. Синее. Ночь. На стенах и потолке отражался дикий свет пламени. Харкнесс медленно повернулся. Осмотрел лабораторию. Справа от матраса стоял огромный компьютер. Он напоминал один из тех, что были в лаборатории ёбаного мёртвого ублюдка Зиммера. К этому компьютеру была прикреплена красная трубка, та, которую Святой отсоединил от шеи Харкнесса, когда он проснулся сегодня утром… или днём, или вчера — он не знал. Напротив был длинный стол, Святой сидел на нём и пристально вглядывался в стакан со светящейся зеленоватой жидкостью. Святой с громким звоном начал размешивать жидкость стеклянным стержнем. — Буч на крыше, — поприветствовал его Святой. Ну да. Ещё раз он на эту удочку не попадётся. Не сейчас. Харкнесс собрался с духом и сел. В этот раз он проделал это без проблем. — Святой, — сказал он. — Который час? — Святой перестал размешивать. — Ночь. — Святой встал со своего места и поднял очки на голову. Он посмотрел на свой пип-бой. — Около десяти вечера, — снова ответил он, потянувшись к карману и доставая пачку сигарет. Святой взял из пачки сигарету и зажал в зубах. Затем он бросил пачку сигарет Харкнессу. Она врезалась ему в грудь и упала на колени. Харкнесс не поймал её. Не уклонился. Даже не попытался. Дерьмо. Харкнесс поднял пачку, как раз когда Святой подошёл к нему. Он открыл её, достал сигарету и прикусил, глядя, как Святой поджигает её конец. Харкнесс вдохнул. Выдохнул. Он смотрел, как дым клубится из его рта. Это, как ни странно, не ощущалось по-новому. Это совсем не ощущалось иначе. Святой взял пачку и вытащил ещё одну сигарету. Он поместил её между губами, рядом с другой зажжённой сигаретой. — Итак, поведай мне, насколько сейчас разъёбана твоя система.