Проблема

Внутри всё ещё было тихо. В его системе. C тех пор, как он пришёл в сознание, прошло два дня. Ничего не изменилось. Ни на что не нашлось ответов. О том, что прошло два дня, он знал лишь потому, что об этом ему сказал Святой. Его система утратила понятие о времени. Захоти он узнать точное время, ему пришлось бы заглядывать в чей-нибудь пип-бой. Харкнесс понял, что не хочет. Не особо. Вместо этого он решил смотреть в небо и наблюдать за тенями на земле. Чтобы замечать переход от ночи к дню без помощи цифр. Также он обнаружил, что провёл в деактивации почти три месяца. В одной из открытых разбросанных тетрадок Святого кто-то нацарапал аккуратные ряды чёрных линий. Он вручную насчитал восемьдесят семь чернильных царапин. Он предположил, что это означает восемьдесят семь дней. Примерно три месяца. Столько времени ушло безвозвратно. Система молчала. Не делала в ответ никаких комментариев. В течение этих потерянных восьмидесяти семи дней Рыжая и Святой работали над ранами пленников Гробовщика, после чего Сполох, Добряк и Коротышка проводили этих людей в их родные поселения. Также одну неделю из тех потерянных дней Буч провёл на крыше, вроде как стреляя по жителям Большого города после того, как они узнали о том, что Харкнесс андроид. Он не говорил с Бучем об этом. Или о чём-либо вообще. Даже о его пропавших вещах. Их последняя ссора случилась сколько-то часов, минут, секунд назад — вчера. Вчера Харкнесс случайно врезался в стол Святого, опрокинув при этом мензурку. Он сумел поймать её с неожиданным проворством. Она упала в его руки. А затем раскололась вдребезги: он сжал её слишком сильно. Буч грубо толкнул его на матрас, после чего разжал руки Харкнесса и вытащил из ладоней стекло. Буч уставился на него так, будто хотел сделать нечто большее, чем просто толкнуть Харкнесса, будто он хотел его ударить. Но вместо этого он вздохнул, от этого раздосадованного звука что-то стянулось в груди. Во взгляде голубых глаз всё ещё присутствовала лёгкая ранимость, но он твёрдо держал руки Харкнесса в своих ладонях. А когда Харкнесс просто смотрел за тем, как он работает, Буч бросил на него пристальный взгляд, и к шее прилил румянец. Святой, возившийся с какой-то жестянкой, хмыкнул и прокомментировал, а действительно ли отсутствие системы является такой уж проблемой. Разумеется да. Иначе он не врезался бы в столы. Сегодня, сейчас Харкнесс мог видеть, как говорит его система. Строки кода плясали на мониторе суперкомпьютера. Слова и числа огромной стеной зеленоватого текста бесконечно прокручивались на экране. Они двигались подобно каким-то новым видам диких существ. Извивались, мерцали и сверкали ему с экрана, на который передавались через красную трубку из затылка Харкнесса. Эти коды раньше были лаконичнее. Они представляли собой аккуратные обрывки слов и команд, которые менялись только тогда, когда в них вмешивался ёбаный мёртвый ублюдок Зиммер. Здесь, на экране, система корчилась. Это была неразбериха из двоичного кода и всего остального. Маленькие символы, которые он никогда прежде не видел, напоминали улыбающиеся лица. Ряды пустых скобок. Очевидно, его система всё ещё оставалась на месте. Всё ещё была здесь. Просто видоизменилась. Святой печатал что-то на компьютере. В ответ система выплёвывала новую порцию чисел и букв. — Ты всё это понимаешь? — спросил Харкнесс. — Нет. — сверкнул ему усмешкой Святой. На самом деле, это было не важно. Даже если Святой не понимал ни слова, Харкнесс доверял ему больше, чем тому мёртвому больному ёбаному ублюдку Зиммеру. — Я лишь хочу сделать так, чтобы она дышала. Вот о чём я думал всё это время. — Святой напечатал на компьютере что-то ещё. — Сделать так, чтобы Шефчик дышал. И Харкнесс действительно дышал. Он ощущал, как его грудь тяжелеет от глубоких вдохов. Ощущал, как отзываются в нём удары пульса. А ещё он ощущал пристальный взгляд. Знакомый и непрерывный. Буч наблюдал, сидя на столе напротив них. Наблюдал за ним. Тяжёлый взгляд скользил по поверхности кожи Харкнесса. Будто наполненный словами. Взгляд словно говорил с ним, не произнося ничего. Харкнесс задумался, всегда ли так было. Потому что это ощущалось не слишком-то по-новому. Это ощущалось как обычный Буч. Обычный. Буч прекратил возиться с язычком молнии правой рукой, на ней всё ещё была шина. Харкнесс видел каждый жест. Каждое движение. Каждое мелькание взгляда. По всему этому читалось, что Буч всего в паре шагов от того, чтобы наброситься на Харкнесса, и осознанно выбирает не делать эти шаги. Осознав, что уже начал изучать изгиб ключиц, Харкнесс отвёл взгляд. Когда он вернулся к экрану, то увидел, что его коды пульсируют чуть быстрее. — Похоже, твоя система всё ещё дышит, — хмыкнул Святой. Он опустил защитные очки на глаза. — Возможно, она просто заблудилась. — Ободряюще похлопав Харкнесса по плечу, он сказал: — А пока, думаю, тебе придётся научиться быть человеком. Или… ну, научиться быть андроидом. Действительно. Что, чёрт возьми, ему теперь делать? Святой поднялся от суперкомпьютера и подошёл к столу для экспериментов, Харкнесс же продолжил смотреть, как слова и числа разной длины с разной скоростью бегают по экрану. Он не знал, как давно он тут сидит, лишь наблюдал, как его система мерцает перед ним. Она была знакомой. Она была частью него. Но она не давала ему никаких ответов. Он пытался достать их в своей голове, пытался пройти теми же путями, которые прежде проделывал, чтобы получить доступ к системе. Несколько раз ему показалось, будто его пронзает заряд. Слабый, но колкий. Он захватывал Харкнесса, а затем прекратился. Пути превратились в ничто, ведущее в никуда. Там было что-то ещё, Харкнесс это чувствовал. Но не мог найти. Не мог прикоснуться. Харкнесс дотронулся до трубки в затылке, на месте соединения с плотью холодный металл был горячим. Харкнесс ощупал трубку, определяя, под каким углом её следует выдёргивать; он не смог сказать. Он провернул штепсель, сквозь голову прошёл резкий гул, от которого потемнело в глазах. А затем на его собственных пальцах сомкнулись чужие, аккуратным движением выдернув трубку. Гул колебался под кожей, проходя через всё тело, пока не достиг кончиков пальцев ног. Харкнесс ощутил, как чья-то ладонь погрузилась в его волосы, проходя сквозь пряди, и большой палец потёр больное место на затылке. Успокаивая и… уговаривая одновременно. Харкнесс застыл, а затем расслабился под прикосновениями Буча. Он знал, что это Буч. Конечно, знал. И это… это не ощущалось иначе. Нет. Ощущалось. Но это было очень знакомо. Жар всё ещё вибрировал в проводах и плоти. Интенсивно и требовательно. Всегда ли это было так? Он ощущал, как грубые пальцы Буча растирают. Надавливают. Массируют, большой палец прошёлся вниз по затылку. Он приклеивал хирургическую ленту на то место, где была трубка. Это ощущалось совсем не так, как когда те же действия проделывал Святой. Это прикосновение обладало магнитной притягательностью, и пульс Харкнесса подскочил, споткнулся и понёсся вскачь. Перед ним распахнулась куртка Буча, обнажив веснушки на груди, идущие вверх по шее. И Харкнесс был поражён его запахом — его чистым, мужественным ароматом кожаной куртки и мускуса — Буча. Руки скользнули вниз по шее, помедлив на плечах, а затем покинули его, оставив следы жара на местах прикосновений. Буч впился взглядом в его лицо и прищурился. — Что? Ты в порядке? — Харкнесс кивнул. Буч сделал шаг назад, увеличивая расстояние. Харкнесс ощутил, как его тело дёрнулось в ответ. Глянув вниз, он обнаружил, что его руки сжимают край матраса. Так крепко, что кожа на костяшках побелела от напряжения, они выглядели почти полупрозрачными. Когда это произошло? Он медленно, медленно расцепил пальцы. Он почти ощущал, как суставы заскрипели в знак протеста, руки напряглись. Он натянул лежавшую рядом футболку, заметив, как Буч начал кусать нижнюю губу. Взгляд снова устремился на изгиб этой шеи и напыление веснушек, и… Точно. Он начал идти. — Куда ты идёшь? — требовательно спросил Буч. Его рука вытянулась, намереваясь схватить Харкнесса за предплечье, но остановилась за миг до соприкосновения. — …Без понятия, — честно ответил Харкнесс. Сейчас, глядя на пальцы, зависшие над его рукой, он чувствовал себя удивительно заряженным. Ему захотелось пострелять. — Хочу пострелять, — выпалил он. — Хорошая идея, — вдруг раздался из-за стола голос Святого. Харкнесс обернулся и увидел, что он размешивает что-то пальцем. Огонёк в глазах Святого адресовался Харкнессу, хотя Святой на него и не смотрел. — Ты не сможешь быть шерифом, если не сможешь стрелять. — Верно. В этом был смысл. — И также не сможешь быть шерифом, если не будешь есть. Общий завтрак в Большом Городе был… шумным. То, что Харкнесса как андроида явно приняли, было… неожиданно, но не сказать, чтобы неприятно. Липучка уселся рядом с ним, безостановочно задавая вопросы с набитым ртом и плюясь крошками еды. Он спрашивал о Дуболомах и об ублюдках-хирургах, и о Стране Андроидов. Добряк и Сполох напротив них уставились на Харкнесса с каким-то открытым восхищением, разделываясь с шашлыком из белки. Коротышка избегал его с тех пор, как открылось, что он андроид. Кимба просто смотрела на Харкнесса какое-то время, а потом протянула миску жаркого из белки. Рыжая засыпала его вопросами о технологиях Содружества. Добряк предложил ему сигарету. Харкнесс взял её, зажал между губами и в тот же миг перед его лицом вспыхнули четыре языка пламени. Лютик, Сполох и Добряк выжидающе уставились на него, согревая пронизывающими взглядами и зажигалками. Четыре огонька от трёх людей, Добряк держал две зажигалки. Остальные присутствующие замерли в ожидании. Наклонившись к этому комбинированному пламени, он позволил сигарете загореться. Добряк, Сполох и Лютик засияли. Большой Город продолжил шуметь. Трое жителей Большого Города перед ним одновременно погасили зажигалки, но не отодвинулись. Они впились взглядами в его лицо. Лютик подняла руку и провела пальцами по его щеке. Нежно. Её кожа была мягкой и гладкой. Он едва ощущал исходящее от неё тепло. — Ты на ощупь как человек, Шеф, — мурлыкнула она, но тут же издала расстроенный возглас. Харкнесс осознал, что отвернул голову от её прикосновений. Она критически посмотрела на него. — Люди тебя не привлекают? Действительно. Он не знал. Он полагал, что ощущение руки на его щеке было… приятным. Или вроде того. Буч ощущался совсем не так — нет. Буч вызывал приятные чувства. Конечно, да. Но чувства, вызываемые Бучем, были куда более, чем просто приятными. Он ощущался как… Как всё… И больше, чем всё. Нелогично. Харкнесс обнаружил, что осматривает комнату, взгляд отыскал Буча, тот уже пялился на него. Его голубые глаза потемнели, взгляд пронизывал. Он не выглядел счастливым. Но Харкнесс почувствовал себя лучше, увидев его здесь. Почувствовал себя лучше в какой-то неизмеримой степени. — Может, Шефа именно ты не привлекаешь, Лютичек. — Харкнесс вновь повернулся к ним, он снова уворачивался от Лютик. Сполох фыркнул. — Добряк, заткнись, — сказала Лютик, закатив глаза. — Может, Шеф просто… — Мы идём стрелять или как, железный дровосек? — перебил Буч. Он теперь стоял рядом с Харкнессом, тяжёлый взгляд был направлен на Добряка, Сполоха и Лютик. Его голос был мягким и глубоким, где-то в этих словах таилась угроза. Его поза, казалось, внушала такую же враждебность. Лютик, Сполох и Добряк сбежали, едва ли сказав что-то большее, чем «Пока, Шеф». Но Буч был всё ещё напряжён, даже несмотря на то, что они ушли. Недолго думая, Харкнесс схватил его за руку. Прилив тепла к коже был… электрическим. Харкнесс замер. Его пульс зачастил. Тело гудело. Пальцы сводило судорогой, потому что они хотели потянуть, а он не позволял им, ведь… Он вспомнил матрас, в который вцепился, разбитую мензурку, и разжал пальцы, сохраняя ощущения в ладони. Буч над ним смотрел с недоумением и чем-то ещё. — Точно, — сказал Харкнесс и вздрогнул: изо рта вырвался клуб дыма, всё это время он не дышал. — Стрелять. Они покинули ратушу. Харкнесс бросил сигарету на землю, Порошок и Динамит помахали ему у входа в Большой Город. Буч шагнул к нему, уже застегнув куртку до самой шеи. Они направились к пустому стрельбищу. Все аккуратно расставленные Святым предметы всё ещё были на месте, но пустых бутылок теперь прибавилось. Харкнесс поднял пневматическую винтовку, прислонённую к полке, она была заряжена, как всегда. Буч уже встал на позицию и нацелил пистолет на что-то на полке. Он переложил пистолет из раненой правой руки в левую. Нажал на курок. Пуля разбила одну из стеклянных бутылок. При виде этого что-то в груди Харкнесса дёрнулось. Он вернулся в тот момент, когда Буч застрелил Зиммера. Круто. Он так и не поблагодарил Буча за это. Харкнесс переключился на винтовку в руках. Щёлкнул предохранителем. Взвёл курок. Поднял винтовку в знакомую удобную позицию. Нацелил на пупса на одной из верхних полок. Затем спустил курок. Дробь пронеслась по воздуху… И не попала в пупса. …Дерьмо. Он снова взвёл курок. Спустил. Дробь задела край уха плюшевого мишки. Так. Он прицелился. Сделал ещё выстрел… Дробь отскочила от полки и зарылась в песок. — Что за… Ты ни во что не попал, — сказал Буч рядом с ним. Он звучал… напуганно. Шокированно. Обеспокоенно. — Действительно, — ответил Харкнесс. Он посмотрел на свои пальцы, сжимавшие винтовку. На дистанцию между ним и целями. На всё ещё стоявшие на полках предметы. Сцена перед ним оставалась нетронутой. С губ соскользнул шумный выдох, похожий на смешок. — Я никогда прежде не промахивался. — Он снова поднял оружие и взвёл курок. Он посмотрел на Буча. — По мишеням, во всяком случае, — уточнил он. Очередной выстрел в молоко. Пять — или десять — или больше выстрелов спустя он смотрел, как дробь врезается в край полки и рикошетит в песок, на котором она дважды подскочила, а затем покатилась и остановилась. Он взвёл винтовку, наблюдая за блеском солнечного света на металле. По конечностям бежал удовлетворяющий, приятный гул. Буч перестал неверяще хмыкать несколько выстрелов назад. Но выглядел так, будто до сих пор пребывает в неверии. — Развлекаешься, железный дровосек? — протянул Буч. — …Типа того, — ответил Харкнесс, повернувшись к полкам и спустив курок. Дробь идеально пронзила ничто. Буч выругался. У него закончился боезапас. Снова. Буч поднял один из контейнеров с шариками для пневматической винтовки из кучи коробок на земле. На миг они услышали звук металлической дроби, встающей на место. Когда оружие было заряжено, Буч убрал с него пальцы. Он стряхнул немного грязи со ствола и поднял его, целясь во что-то. Спустя несколько секунд он вернул оружие Харкнессу, так и не выстрелив. На его лице был… этот задумчивый взгляд, будто он размышлял о чём-то глубоком. Харкнесс уже видел этот взгляд раньше. Конечно, видел. Он был уверен, что его система категоризировала его где-то, он лишь не мог получить к этому доступ. Сейчас он видел и узнавал этот взгляд без помощи системы, и это было до странности захватывающе. Так он казался Харкнессу ближе, хотя он не смог бы объяснить, почему. Харкнесс снова повернулся к полкам. Но пока ещё не поднял винтовку. Он… Они оба смотрели на полки, а небо сверху смотрело на них. Тихо. Безмолвно. — На что она похожа? — начал Буч, его голос мягко донёсся до него. — Эта твоя… система. — Ты видел, — ответил Харкнесс, и по нему пробежала дрожь… беспокойства. Он повёл плечами, чувствуя, как накатывает неловкость от осознания, что Буч действительно видел его внутренности обнажёнными. — Ага. Но, знаешь… — Буч пожал плечами. Он перевёл взгляд на Харкнесса, наблюдая за ним. — Тебе она нужна, чтобы метко стрелять или типа того? — Что-то вроде того. — Он провёл рукой по стволу, ощупывая царапины на металле. — В основном это факты. — Теперь он поднял винтовку, уперев приклад в плечо и прицелившись, не наводя её ни на что конкретное. Возможно, на пустую бутылку от виски. — Факты… какого плана? — снова спросил Буч с наигранной небрежностью, что означало, что для него это имеет какое-то значение. Харкнесс чуть опустил ствол, глядя на Буча через плечо. Буч сейчас смотрел только на него, с тем задумчивым выражением. Он сунул руки в карманы, явно ожидая ответ. — Обо всём, — ответил Харкнесс. — Под каким углом целиться. Насколько высоко держать ствол. Текущая температура. Цвет твоих… — глаз. — Комбинезона. — Буч одарил его долгим пристальным взглядом, от которого руки машинально сжались вокруг винтовки. — Голубой. — Действительно. — Он знал. Вдруг Буч схватился за ствол винтовки. Харкнесс застыл, глядя, как он делает шаг ближе. Он позволил Бучу приблизиться ещё, пока не почувствовал, как нога Буча упирается в его собственную. Бросив взгляд на мишени, Буч поднял винтовку выше. — Держи на такой высоте. — Он надавил ещё немного, теперь в сторону. Толкнул винтовку чуть левее. — Под этим углом. — Затем он посмотрел на Харкнесса. Поднял левую руку. Положил на плечо Харкнесса. И обхватил его пальцами. Прочно. Плотно. Неожиданный, сильный импульс пронзил тело, и Харкнесс повёл плечами; пальцы Буча сжались чуть сильнее. Притягивая его ближе. Он поддался. Прижался. Навстречу. Ближе. И он чувствовал… Его тело испытывало знакомые ощущения. Ощущения правильности. Он посмотрел вниз, на свои ноги, они сместились сами собой, медленно раздвинувшись врозь. Он поднял взгляд. На Буча. Мимо Буча. На прицел. На мишень. Бутылка на полке разлетелась вдребезги. Они оба застыли. Он нажал на курок. И дробь достигла цели. Дерьмо. Как он… Каким-то… каким-то образом Буч знал… — Что? — протянул Буч. Он убрал руку с плеча Харкнесса, жар отстранился. — Ты же знаешь, я видел, как ты стреляешь. — Он сделал шаг назад и посмотрел на мишень. Левый уголок его губ приподнялся. — Ты забыл про температуру, — выдал Харкнесс. Взгляд Буча вернулся к Харкнессу. А затем его губы чуть искривились. Ухмылка медленно растянулась на его лице. Дерзкая. Знакомая. При виде неё в груди заболело, Харкнесс не видел эту ухмылку с тех пор, как проснулся. — Жарко. — Буч скользнул по нему взглядом. Глядя на Харкнесса так, словно сейчас видит в нём коды, будто читает его. — Очень жарко. — Ухмылка стала шире всего на миг — а затем угасла. Буч уставился на него, взгляд пристальный. Открытый, искренний, голубоглазый. — Тебе не нужна никакая система, Харкнесс. Его имя. Оно… Оно прозвучало тепло. Сокровенно. Мощно и тяжело. Прозвучало значимо из уст Буча. Через мгновение Буч уже застёгивал куртку и отходил в сторону. В тот же миг Харкнесс ощутил, как его рука соскользнула с пушки. Взметнувшись, чтобы схватить Буча. Его пальцы замерли в последнюю секунду, скользнув по рукаву куртки. Буч остановился. Он смотрел на эти пальцы. Затем взглянул на него с лёгкой уязвимостью во глазах. Только тогда Харкнесс услышал позади них звуки борьбы. Услышал, как Порошок кричит что-то Добряку. Сполох кричит что-то ещё. А Липучка зовёт Буча. — Руку не разъеби, — сказал Харкнесс. На лице Буча промелькнуло недоверчивое выражение. Он фыркнул. Слабая ухмылка чуть тронула его губы. — Само собой, железный дровосек. Харкнесс развернулся к полкам, слушая удаляющийся звук шагов. Ему это не нравилось. Он поднял винтовку, принимая нужную позицию. Ставя тело в то положение, которое возвращало чувство правильности, которое он только что ощущал. Он взвёл винтовку. Нацелил на консервную банку. Спустил курок. Жестянка закрутилась, на миг покачнувшись, но не упала. Дробь задела только край. Дерьмо. Ему явно была нужна его система. Конечно, нужна. Он же андроид. А без своей системы… нет. Но и человеком он не был. … Действительно. Ему нужно было научиться быть… самим собой.