Проблема

Лучи солнечного света грели обнажённую спину. Касались макушки. Проходили по позвоночнику. Между лопатками. Харкнесс смотрел, как свет пробивается сквозь трещины в крыше трейлера. Разглядывал его узор на полу. Тело позади зашевелилось. И Харкнесс оглянулся через плечо на своего всё ещё спавшего напарника. Увидел, как Буч ткнулся носом в куртку Туннельных Змей, сложенную под головой. Комбинезон был расстёгнут до пояса, открывая белую футболку. Его голая правая рука была подложена под голову, а левая, обтянутая рукавом, перекинута через колено Харкнесса. Харкнесс сидел, сгорбившись над этой рукой, над пип-боем. Он собирался читать заметки, но… никак не мог сосредоточиться. Снова. Взгляд блуждал по лежащему рядом человеку. Блуждал по касавшимся его лучам света. Они очертили линию челюсти. Переносицу. Горло. Мягкий изгиб приоткрытых губ. Харкнесс посмотрел на вход в трейлер. На Пустоши снаружи. Они находились где-то посреди проложенного пип-боем маршрута. В двух днях пути от Большого Города. Перед глазами всё ещё стояла сцена прощания. Сполох и Добряк одинаково усмехнулись и похлопали Харкнесса по спине. Лютик дала ему коробку 5.56-миллиметровых патронов. Кимба наградила тяжёлым взглядом, а затем отсалютовала ему, как и Порошок. Коротышка, чинивший в тот момент крышу клиники, кивнул ему оттуда. Рыжая и Динамит протянули ему несколько стимуляторов, и он взял их — не для себя. Липучка следовал за ними до самых окраин города, рассказывая нелепую историю о «Дуболомном Шефе и Бучмэне на Пустошах». Святой шёл позади, с вечной усмешкой и песком на лице: детки из Убежища попрощались, катаясь друг с другом по земле. Святой улыбнулся ему, знакомой, искренней усмешкой. У входа в город за ними наблюдали отремонтированные робот-охранник и Храбрец. Миновав табличку, Харкнесс увидел, что под надписью «Добро пожаловать в Большой Город» кто-то нацарапал «Мы созрели» и приписал «Мы обученные убийцы. Как и наши роботы». И Харкнесс почувствовал, как в груди свернулась глубокая боль. Пустошь не изменилась, но всё же стала другой. Более резкой. Холодной. Опасность в ней была примерно на том же уровне, что и во время нападения наёмников компании «Коготь» на Большой Город, только теперь ещё и не было известно, откуда ждать врагов, пока те их не настигали. Харкнесс уже успел получить несколько укусов, порезов, ударов, шлепков, выстрелов и даже плевков от рейдеров, собак, дутней, наёмников и радтараканов. Вчера на них напала стая болотников. Один ухитрился ударить Харкнесса о скалу, оставив глубокие порезы на спине. Харкнесс отбился от него голыми руками. Выхватил винтовку. Поразил остальных градом из пуль. Когда эхо от выстрелов затихло, он посмотрел под ноги. Врезавшийся в него болотник лежал на земле. Панцирь валялся в нескольких метрах от туши, на его внутренней части всё ещё оставались куски мяса. Это было… безрассудно. Опасно. Нескоординированно. Харкнесс ощутил, что не имеет контроля над ситуацией. Вообще ни над чем, на самом деле. Его система никак не помогала даже несмотря на то, что она всё ещё гудела в проводах. Так вот, каково это — выживать? Его размышления прервал громкий визг. Он подхватил с пола пистолет Буча и прицелился в… Кротокрыса. Всего лишь кротокрыс. Взгляд чёрных глаз пронёсся над Харкнессом, игнорируя его и наведённый пистолет. Существо присоединилось к своей семье, обнюхивавшей снаружи останки вчерашних ночных гостей. Рука Буча с пип-боем вытянулась чуть сильнее, пальцы коснулись живота Харкнесса. Харкнесс невольно сжал пип-бой и пистолет крепче. Убрав палец с курка, он опустил оружие на пол. Медленно. Осторожно. Внутренний прилив энергии чуть утихомирился. Харкнесс посмотрел на напарника и убедился, что тот всё ещё спит. Он перевёл взгляд на устройство, с которого улыбался Волт-Бой. Он сообщал состояние Буча. Частоту его пульса: 56 ударов в минуту, температуру тела: 37°С, уровень голода: 312 по шкале ЕДА, уровень жажды: 150 по шкале H20, и уровень радиации: 94 по шкале РАД. Устройство сообщало, что сейчас Буч находится в состоянии покоя. Спокойно спит. Ровно дышит. Харкнесс переставил пальцы, чтобы крепче удерживать устройство. Поначалу он не знал, как спросить об этом. Не знал, что сказать, как намекнуть, как спросить, можно ли ему… получить к нему доступ. В конце концов Харкнесс так ничего и не сказал. Буч просто уселся рядом с ним. Сунул ему устройство. Хотел бы он знать, как, блин, его за это отблагодарить. Способен ли был Харкнесс предложить что-либо, что мог хотеть Буч? Он провёл большим пальцем по царапине на экране. …Ощущал ли это Буч? Когда Харкнесс вот так входил в его систему, мог ли он это почувствовать? Являлось ли это нарушением его границ? Вторжением? Оставлял ли Харкнесс какие-либо следы? Метки? Отпечатки? А ведь он и так уже был здесь. Все его шаги были перечислены в пип-бое в какой-то логической последовательности, которая не была ни хронологической, ни алфавитной. У Буча имелся даже его журнал из терминала охраны Ривет-Сити. И его медицинская карта из терминала доктора Престона. Должно быть, он скопировал — украл — эти записи незадолго до того, как они пришли в Большой Город. А может, и намного раньше. Харкнесс покрутил колёсико пип-боя. Пролистал список. Расшифровки. Журналы. Единственная аудиозапись со звуком его голоса. Он вспомнил всё — свой путь, себя. Он сумел собрать в единую картину все кусочки своей прежней версии. Той, что была охотником за андроидами. Сбежавшим андроидом. Харкнесс просто… похоже, уже не мог связаться с той версией. А его система точно так же не пыталась связаться с ним самим. Ни разу с того короткого визита при виде сгоревшего тела на земле. Она лишь гудела в нём, он ощущал это. Харкнесс пропустил все эти заметки о себе. Вместо них перейдя к тем, в которых был исключительно Буч. Его шаги, пути, следы, запечатлённые во множестве заметок, паролей, карт и кодов. Путешествие в информацию, которая отражала Буча. Харкнесс прочёл каждую имевшуюся заметку о поведении в Убежище. Прочёл каждый пароль — начиная с «Пароля от шкафчика Заморыша» до «Пароля от терминала Смотрителя». Каждую заметку из вкладки «Миссия Туннельных Змей», где содержались лишь расплывчатые задачи вроде «Украсть ключ» и больше ничего. Ещё там была «Записка от маман», которую Харкнесс каждый раз пропускал. Из всех заметок больше всего его внимание привлекали файлы, в заголовках которых встречалось слово «Мятеж». Некоторые из них представляли собой фотографии грубых граффити, изображённых на стенах поверх постеров и бюллетеней. В остальных были различные записи с кодами охраны Убежища, списками охраны, графиками патрулирования, паролями от тюремных камер, они содержали списки пострадавших и убитых в Убежище. В заметках из категории «Мятеж» не было задач. Не было протоколов сражений. Ничего, что напоминало бы стратегические планы. Но Харкнесс знал, о чём они. В Убежище были проблемы, частью которых стал Буч. Он сражался. Взбунтовался. Ушёл. Харкнесс мог это понять. — Серьёзно. — Харкнесс замер, когда его слуха коснулся сонный голос. Дерьмо. Он не заметил, как проснулся напарник. Теперь, когда его поймали на столь пристальном разглядывании пип-боя, он почувствовал себя немного неловко. Буч отвернулся от своей куртки, его тело плавно перетекло в лежачее положение. Открыт. Расслаблен. Футболка натянулась на его груди, очерчивая мускулы и задираясь на рёбрах. Обнажая яркий синяк на теле. Буч провёл правой ладонью по волосам, а затем сунул её под футболку и положил на живот, поднимавшийся и опускавшийся в такт дыханию. Сонный взгляд скользнул к лицу Харкнесса. Буч облизал губы, прежде чем заговорить. — Тебе эта штука нравится больше, чем я. — Она логичнее тебя, — ответил он. Буч придвинулся чуть ближе, пальцы левой руки сомкнулись на колене Харкнесса. Просто прикосновение. Его кадык подскочил, когда он сглотнул. — Но у неё нет всех ответов. — У тебя тоже. — Губы Буча искривились в ухмылке. — А ты проверь. — Он вытащил руку из-под футболки и приподнялся. При этом движении его колено коснулось спины Харкнесса, отчего к коже тут же прилил жар. Вытянутая рука с пип-боем поднялась чуть выше. Ближе. Как и Буч, уютно и тепло прижавшийся к нему. Харкнесс ощутил, как по его спине скользнули пальцы, а вслед за ними — грубый материал наложенной шины. Шлейф сильного жара медленно потянулся вверх по спине. Туда, где находилась перевязка. Харкнесс чувствовал, как подушечка большого пальца обводит её края. Чувствовал, как пальцы зарываются под её уголок, начиная отрывать. Липкий пластырь натянул кожу. Прохладный воздух поцеловал его теперь открытую рану, смешиваясь с горячим дыханием. Пальцы медленно погладили вдоль всего пореза. Острая боль пронзила до самого позвоночника. — Больно? — прошептал Буч, грубость из его голоса никуда не делась. — …Типа того, — ответил он. Это было больно. Но ещё это ощущалось как… электричество. Мощно. Как будто все провода внутри спутались друг с другом в одну кучу во внезапном порыве. От этого ощущения сжались пальцы ног. Харкнесс пошевелил плечами, чтобы немного сбросить напряжение. Буч в ответ промычал, пальцы с раны так и не сдвинулись. Колено снова коснулось спины, когда Буч потянулся за сумкой. Видимо, чтобы взять ещё бинтов или антисептика, хотя они оба знали, что Харкнесс не нуждается ни в том, ни в другом. Харкнесс посмотрел на пип-бой в своих руках. — Как ты, блин, залез в мой терминал охраны? До ушей донёсся смешок. — Тунельная Змея, — с гордостью ответил Буч. В его голосе слышалась ухмылка. — Я ж говорил, что знаю, как завести жестянку. — Действительно. Он такое однажды сказал. — Ты… — Харкнесс посмотрел на него через плечо. — …и меня так завёл? — Не. — Касание приостановилось. Голос Буча стал твёрже. — Ты не жестянка. — Да? — Его собственный голос прозвучал тихо. — Конечно. — Пальцы продолжили трогать. Массировать. — Ты, ну ты знаешь… мудила. — Действительно. Почему-то этого Харкнесс не ожидал, хотя чего-то такого и стоило бы ожидать от Буча. — Иногда ты крутой. Почти всегда… — Рука дрогнула. Остановилась на позвоночнике. — Ты мудила, даже когда ты крутой. — Не успел Харкнесс ответить, как подушечки пальцев побежали вниз и соскользнули с кожи. Жар остался. Буч уставился на него через плечо, глаза под закрученной прядью прищурились и потемнели. Казалось, Буч был… расстроен. Харкнесс видел напряжение в его позе. Ощущал в руке на своём колене. Видел проблеск ранимости в глазах Буча. Затем Буч отвёл глаза в сторону и снова коснулся раны. Харкнесс дёрнулся от острой боли. Буч наклеил на рану новую повязку. — Эй, как думаешь, на корабле по тебе скучают? — беспечно спросил он. Тьма в его глазах чуть сгустилась. И Харкнесс не мог его понять. — Не знаю. Оказалось, что Ривет-Сити и в самом деле по нему скучал. Как только Харкнесс ступил на мост, в него влетела Лана. Достаточно жёстко, пришлось сделать шаг назад, чтобы устоять на ногах. Она была нежной. Тёплой. Уютной. Буча Лана обнимать не стала. Вместо этого она ударила его в плечо. Буч поморщился. И это… Харкнесс осознал, что скучал по Лане. Она спросила, какого хрена его так долго не было, и сразу вслед за этим — какого хрена он не взял отпуск на целый год. Не дожидаясь ответа, она потащила их на среднюю палубу. Она открыла дверь на лестницу… Знакомая обстановка мгновенно сразила его. Вид металлических стен, ржавых болтов, тусклого освещения. Запах воздуха. Звуки осевшего корабля. Харкнесса пронзило глубокое чувство. Он… он и не думал, что с этим местом у него могла сформироваться настолько сильная неосязаемая связь. Они прошли вниз по лестнице, по коридорам. Добравшись до отеля Уизерли, они нашли Веру и Сигрейва, те ужинали. Вера тут же забыла про еду и вырвала сумку из его рук. Она обняла его, обняла их. Она сияла, её улыбка была искренней, ни следа от обычного кокетства. На этот раз Сигрейв тоже был рад его видеть. Вера дала Харкнессу ключ от комнаты Зиммера и сказала, что теперь этот номер принадлежит ему. Потому что из собственной постели его, похоже, выгнали. Харкнесс взял ключ, потому что теперь ёбаный больной ублюдок Зиммер наконец-то был по-настоящему мёртв. — Тебя долго не было, — сказала Лана, глядя на него. — Как думаешь, сможешь и дальше быть шерифом охраны Харкнессом? — Она сжала его плечо. — Увидимся в надстройке, ладно? — С этими словами Лана отпустила его и ушла. Оставила их в тусклом коридоре. Вера вернулась к Сигрейву, потому что тот ныл, что еда остывает. Часы на стене сообщали, что уже близится к двум часам ночи. Зрачки Буча в полумраке казались огромными. Он устал. Обессилел. Это читалось в его взгляде, в том, как он прислонился к стене. Харкнесс медленно протянул ключ от комнаты Зиммера… Нет, от своей комнаты. Он блеснул в руке. Буч посмотрел на протянутую ладонь. Харкнесс открыл рот, чтобы заговорить… и не стал. Харкнесс хотел что-то сказать. Хотя бы попросить его. Попросить… остаться. С ним. Потому что не хотел… он хотел… Он… Буч протянул руку. Обхватил пальцы Харкнесса и сложил их в кулак, внутри которого оказался ключ. — Туда, куда мне надо, я и так проберусь, — он ухмыльнулся, — шериф Харкнесс. — Из его уст это обращение прозвучало очень убедительно. Совсем как ухмылка. — …Действительно. В надстройке Харкнесс обнаружил, что кто-то и впрямь занял его кровать. И его сундук. На полу были расстелены матрасы, чтобы разместить больше жителей. Лана схватила его за руку и повела к терминалам и файлам на столе. Она показала журналы охраны корабля. Рассказала о том, что произошло, пока его не было. Случилось не так уж много нападений, практически ничто по сравнению с Большим городом. Но нападавшими на корабль были наёмники компании «Коготь». Какого хрена им было нужно? Они всё ещё искали Джонни Святого? Самым большим нововведением стали камеры наблюдения на мосту, наведённые на Пустошь. «Пробный запуск», пояснила Лана. Потому что большинство охранников избегало ночных смен на мосту. Харкнессу вспомнились те ночные дозоры, что он разделял с Бучем. Интересно, смогут ли они и дальше так делать. Интересно, смогут ли они делать и другие вещи. Интересно, чего он хочет на самом деле. Харкнесс встал из-за терминала. — Ты всё? — спросила Лана. Она посмотрела на терминал, Харкнесс закончил обрабатывать лишь около трёх четвертей данных. — Ты в порядке? — снова спросила Лана, забеспокоившись. За столь долгое время Харкнесс так привык к невербальным разговорам с Бучем, что удивился, услышав этот вопрос вслух. — Всё хорошо, — ответил он. И осознал, что так оно и есть. Харкнесс покинул надстройку в 3:47, если верить настенным часам в комнате охраны. На корабле было тихо. Не так, как в Большом Городе. Но всё же тихо. Он обошёл коридоры. Затем патрульные маршруты. Заново познакомился с проходами и направлениями. Заново запомнил схему корабля. Ощущения были такие, будто он вернулся к самому себе. Подобрал себя там, откуда каким-то образом исчез. Харкнесс почувствовал себя чуть менее разъединённым. Дойдя до своей комнаты, он замешкался. Всего на миг. Затем он повернул ключ и открыл дверь. Внутри было темно. Единственным источником света являлась настольная лампа. Она отбрасывала мягкий свет на всё вокруг. На Буча, уже спавшего в одной из коек. Он был без куртки, без футболки и ботинок. Его белая футболка лежала на другой койке, рядом с курткой и сумкой. Ботинки Буча были аккуратно поставлены на пол у двери. Харкнесс расстегнул и сбросил собственные ботинки, пол под босыми ногами был холодным. Буч лежал в той же самой позе, что и утром. Правая рука зажата под головой, левая свисала с края кровати. Его пип-бой всё ещё был закреплён на ней. Это значило, что он снял его, а потом опять надел после того, как избавился от куртки. Харкнесс наклонился к кровати. Коснулся пип-боя, чтобы снять его с руки. Устройство послушно разделилось на две части. Осторожно, насколько мог, Харкнесс стянул его. Сегодня он не собирался использовать гаджет. Взяв пип-бой, Харкнесс поднялся, и… Его схватила рука. Он обернулся и увидел, что Буч смотрит на него. Этот взгляд и эта хватка насквозь пронзили его жаром. Они оба замерли так на какое-то время, взгляд не отрывался, пока Харкнесс не положил устройство на пол. Он сел на койку. Стащил футболку, а Буч тем временем подвинулся ближе к стене, освобождая место для него. Харкнесс опустился на тот же матрас, чувствуя тепло. Он знал, что здесь немного тесновато. Знал, что у него болит спина. Знал, что это было… нелогично. Не имело никакого смысла. Особенно учитывая, что у противоположной стены есть ещё одна койка. Особенно учитывая, что это… всё в нём перемешало. Всё перепутало. Это чувство было незнакомым. Иным… новым. Он… хотел, чтобы завтра было так же.